Антиохийская истолковательная школа и ее значение для православной экзегетики. Подход антиохийской школы в соотнесении в Александрийской. Не толкование Писания иоанном златоустом.

 

Антиохийская христианская богословская школа возникла несколько раньше аналогичной школы в Александрии. Ее начало христианское предание возносит к самому апостолу Павлу. Здесь христианство с момента своего возникновения нашло себе тихий и благосклонный приют. Авторы новозаветных книг не без гордости отмечает, что именно в Антиохии последователи Иисуса Христа «впервые начали называться христианами» (Деяние, 11:19-30). Есть также предание, что основателем антиохийской богословской школы был пресвитер Дорофей. Достоверно же известно, что одним из первых преподавателей и руководителей школы был знаменитый Лукиан, пресвитер, мученик и святой[31]. Если посмотреть церковными глазами на сущность и деятельность антиохийской школы, то часть ее представителей были после своей смерти возведены в ранг святых (Евсевий Антиохийский, Иоанн Антиохийский, Иоанн Златоуст и другие), другие не менее знаменитые деятели христианской церкви сначала были причислены к лику святых, но после обнаружения у них некоторых еретических мыслей, исключены из этого ранга и посмертно отлучены о церкви (Феодорит Кирский, Ива Эдесский, Феодор Мопсуэтский и другие) третьи при жизни были объявлены еретиками и осуждены соборными постановлениями (Несторий, Диодор Тарсийский и другие). Впрочем, такие же категории святых, заблуждающихся и проклятых еретиков выходили из стен александрийской школы. Так, Климент, Кирилл и Афанасий александрийские и сейчас в православной и католической церкви считаются святыми. Крупнейшего, образованнейшего и плодовитейшего Оригена (185-254) три столетия после его смерти церковники хвалили и учились у него, а потом, на 5 Вселенском соборе (553). Видных учителей александрийской школы Аполлинарий и Евтихий церковь обвинила в ереси монофизитства, прокляла и отправила в ссылку. Здесь же следует сказать, что на судьбу церковного учение и догматы церкви еретики и заблуждающиеся оказали никак не меньшее определяющее влияние, нежели те, которых церковь причислила к лику святых. А поэтому мы не будем входить в детали церковных разборок. Нас интересует роль антиохийской и александрийской школ в развитии христианского богословия и средневековой философии.

 

3.2. Аристотелизм в антиохийской богословской школе.

В своих исходных философских позициях антиохийская христианская богословская школа исходила из Аристотеля, точнее перипатетиков и стоиков начал нашей эры. Социально исторически это было обусловлено местоположение и культурой известного со времен античности города Антиохии. Во-первых, Антиохия в начале нашей эры уже не была в центре или хотя бы на пересечении торгово-экономических путей. В нем уже не кипели идеологические, национальные и социально-политические страсти, как то наблюдалось в современной Антиохии Александрии. Но в духовной культуре Антиохии еще с 3 столетия до нашей эры безраздельно господствовал перипатетизм, то есть правоверные последователи философии Аристотеля[32]. Аристотель же оказал решающее влияние на философскую и богословскую мысль деятелей антиохийской школы. Именно антиохийская богословская школа первой проложила Аристотелю дорогу в средневековую философию.

Характерной особенностью философской и богословской мысли представителей антиохийской школы был реализм и рационализм, конечно, реализм и рационализм в их богословском преломлении. Не надо забывать, что мы ведем речь не о философских, а о богословских школах. Но все же, все же, отличие богословствования антиохийцев от богословствования александрийцев с достаточными основаниями можно уподобить отличию философствования Аристотеля от философствования Платона. Интересно: если сравнивать мистические в целом построения сирийских (антиохийских) гностиков с мистическими же построениями гностиков александрийских, то и здесь их различия можно уподобить различию между философствованием аристотеликов (перипатетиков) и философствованиями платоников (академиков). Представители антиохийской школы, как замечают исследователи, «усердно занимались изучением философии Аристотеля и славились своим искусством в диалектике… Современные им писатели замечают, что они любили и умели спорить, что свое учение они раскрывали при помощи категорий Аристотеля и форме силлогизмов»[33]. Антиохийцы стремились к ясности и четкости своих выражений, при помощи диалектики и логики Аристотеля они стремились приблизить все представления и понятия, даже о представлениях и понятиях сверхъестественных, к человеческому познанию.

В области гносеологии антиохийцы четко следовали Аристотелю и приписывали реальное бытие только индивидуальным, конкретным предметам, а не общим концепциям и понятиям, как то присуще платоникам, а отсюда и александрийцам. Не отрицая понятий всеобщего, антиохийцы вслед за Аристотелем считали, что идеи всеобщего раскрываются только при рассмотрении совокупности единичных вещей. При этом они всегда пользовались индуктивным методом, восходя «от простого и чувственного – к вершинам абстракции»[34]. Антиохийцы, как последователи Аристотеля, в первую очередь предметами исследования брали конкретные предметы и явления. Даже в изложении «высших религиозных истин», церковных догматов, они большее внимание обращали внимание и делали более упор на конкретные представления, чем на их абстрактную сущность. Так, например, в учении о Боге антиохийцы преимущественное внимание сосредотачивали на наличии в Боге трех ипостасей, чем на их таинственном единстве; в учении о лице Иисуса Христа (в своем христологическом учении) они обращались прежде всего к раскрытию конкретной человеческой и конкретно божественной природы богочеловека, чем о единстве двух природ в нем. Вообще, в области философской и богословской гносеологии они больше говорили о раздельности, единичности и обособленности, чем на таинственном единении, как то присуще александрийцам. Естественно, что исходные гносеологические позиции антиохийцев привели их к всеобщему заключению, что ни в мире естественном, ни в мире сверхъестественном для человека нет ничего абсолютно непостижимого. Выходец из антиохийской школы, непосредственный ученик Лукиана, Аэтий заявлял: «Я так отлично знаю Бога и так разумею его, что на столько не знаю самого себя, как знаю Бога». А объявленный еретиком выходец из этой же школы Евтихий говорил: «Я знаю Бога так же достоверно, как и сам Боа знает самого себя»[35]

 

3.2. Тождество веры и знаний, науки и религии.

Стремление антиохийцев к ясности представлений и понятий, высокая оценка ими возможностей человеческого познания приводило их к тому, что они стирали грань между религией ни наукой, между верой и знаниями, отождествляли религиозное чувство с разумом. Причем делалось это не в пользу разума, а в пользу разума и науки. Орудием познания они объявляли исключительно разум. В их школе разуму открывался широкий и свободный простор. В области религиозного мировоззрения и церковных догм антиохийцы при помощи разума стремились достичь такой же ясности, как и в изучении материального мира.

Конечно, не признавать таинственного и непостижимого в области христианского учения они не могли, но даже при этом антиохийцы стремились осветить эти области «разумным пониманием»[36]. Так, например, по свидетельству современников (епископа Епифания), антиохийский богослов «Аэтий с утра до вечера сидел над занятиями, стараясь излагать представление о Боге при помощи геометрических фигур»[37]. Видный знаток эпохи вселенский соборов профессор богословия А. Лебедев пишет, что «антиохийцы доверяли разуму великую миссию: изъяснять истины христианской веры для мышления человеческого»[38].

Воспитанные на философии Аристотеля, антиохийцы были достойными оппонентами александрийцев и их системы богословствования. Если александрийцы, своими выводами пытались, как правило, привести слушателей в изумление и заставить их умолкнуть и принять на веру их утверждения, то антиохийцы старались все подвергнуть анализу и прояснить все разумом и для разумения. Антиохийцы считали, что правильная формулировка и правильное понимание сущности христианских истин дается не слепой верой, а «знаниями и испытанием веры разумом»[39]. Александрийцы, восхваляя разум и философию Платона, в исследовании христианской веры так далеко не заходили и предпочитали провозглашать неизреченные глаголы и употреблять силу против своих оппонентов. Так, на третьем Вселенском соборе (431 год) столкнулись между собой александрийцы и антиохийцы по вопросу о сущности соединения во Христе двух природ: человеческой и божественной. Александрийцы, как и на следующем, «разбойничьем», соборе в Эфесе (439), действовали силой. Антиохийцы защищались. Присутствовавший на 3-м Вселенском соборе патриарх Антиохийский Иоанн (канонизирован церковью как святой) упрекал председательствующего патриарха Александрийского Кирилла (тоже канонизирован церковью как святой) в том, что он и его единомышленники «не допускали, чтобы заняться исследованием догмата о природе Иисуса Христа»[40]. А папа Целестин гневно писал по адресу антиохийцев, которые богохульно «прилагают усилия, чтобы постичь величие Бога способом человеческого исследования»[41].

 

3.3. Толкование Библии антиохийцами.

Усвоив рационально-аналитический метод Аристотеля, деятели антиохийской школы применили этот метод и к исследования священного писания, то есть Библии. При этом они во главу своего исследования ставили буквальное понимание библейского текста. С точки зрения антиохийцев, в частности Блаженного Феодорита, аллегорический метод толкования слова божьего является пустым фантазерством, лишенным всякого смыла. Все аллегорические рассуждения, который якобы исходят из текста священности писания – это, заявляет Феодорит, «мифы», «бред упившихся старух», «басни неразумных», «вымыслы», «бессмысленные сновидения»[42]. Для раскрытия истинного смысла священного писания антиохийцы употребляли историко-грамматический метод исследования.[43] При этом они обращали внимание на контекст речи, повод к высказыванию автора священного текста, рассматривали синтаксис построения речи, их логическую последовательность, устраняли сомнительность и двусмысленность значений слов; определяли смысл писания из дидактических, грамматических, лексических, этимологических, риторических и логических элементов. Вот образец толкования антиохийцами священного писания: «Не сказано в слове божьем то-то и то-то, но так-то и так-то, а поэтому…»[44]. Такие образцы истолкования священного писания сплошь и рядом используют авторитетные и ныне антиохийцы: Евстафий Антиохийский, Феодор Мопсуэтский, Иоанн Златоуст и другие.

Разумный подход к пониманию священного писания приводил к тому, что антиохийцы нередко отвергали таинственный, мистико-пророческий смысл библейского текста, не признавали не только боговдохновенности ряда откровенно мифических библейских рассказов, а и целых книг. Так, например, Феодор Мопсуэтский отрицал каноническое достоинство и мистико-пророческий смысл библейской книги «Песнь Песней». «Не надо хвалить эту книгу, - писал он, - как будто бы содержащую в себе пророческое изображение блаженства Церкви, но должно знать, что книга «Песнь Песней» - брачного содержания, что она есть застольная песнь, подобно тому как Платон впоследствии написал диалог пиршества любви… Она, книга, есть домашнее брачное песнопение на пиршестве Соломона»[45]. Книга Иова, по словам того же Феодора Мопсуэтского, не только не боговдохновенная, но даже и не еврейского происхождения: «эту книгу написал человек, мудрствующий по-язычески»[46]. Если в некоторых текстах Библии и есть таинственно скрытое содержание, то «отыскание этого смысла должно производиться не путем произвольного толкования текста Писания, как это делают аллегористы, но через тщательное исследование текста, логической связи и параллельных мест»[47].

Впоследствии церковники вынуждены были воздать должное александрийским богословам, положившим начало подлинно научному изучению Библейских текстов. Уже упоминаемый нами церковный историк П. Гурьев пишет: «Не кому иному, как только антиохийцам библейская герменевтика была обязана введением в нее научного метода исследования историко-грамматического смысла с помощью разного рода вспомогательных средств и методов… Многочисленные комментарии антиохийцев к священному писанию постоянно служили и доселе продолжают служить для экзегетов прекраснейшим руководством к изъяснению текста Библии»[48].

 

3.4. Против дуализма духа и материи, тела и души.

По проблемам онтологии александрийская школа не разделяла дуализма александрийцев. Для первых между духом, богом и миром сверхъестественного, с одной стороны, и материей, действительным миром, с другой, существует тесная и органическая связь. Мир материальный своим бытием, устройством и гармонией свидетельствует о том, что он является созданием Творца и отражением его Премудрости. Следовательно, никакого противоречия между духом и материей нет и быть не может. Между ними есть только различия, но нет диаметрально противоположной несовместимости. Материя, в свою очередь, не является сама по себе злом или причиной зла. А то, что люди называют злом, то это по недомыслию, ибо и такое зло, если его принимать благоразумно, служит благу.

Кроме вещественного мира Бог, учили александрийцы, создал еще и мир духовный – мир ангельский. Мир ангельский также является отражением Творца и находится в тесном контакте с миром материальным.

Оптимистический онтологический взгляд антиохийцев отразился на их трактовке сущности человека. Тело и душа, по их учению, являются равноценными составными частями человека. Именно в единении души (духовного начала) и тела (начала материального) находится достоинство и величие человека: «Образ Божий заключается не в духовности человека, потому что и ангелы – духи, но о них не сказано, что они сотворены по образу божьему. Образ божий состоит, прежде всего, в преобладании человека над природой, над всеми тварями… Человек является венцом мира; в человека существует гармоническое объединение духа и материи, и он как микрокосмос, возвышается над всей природой»[49]

Для антиохийцев было неприемлемо учение о теле, как греховном начале, и они открыто порицали таковое учение александрийцев. Блаженный Феодорит, например, с особым рвением обличал Оригена за его презрение к плоти и за учение о злополучных «кожаных одеждах». Тело человека, учили антиохийцы, смертно не потому, что дано человеку вследствие грехопадения, что является результатом проклятия божьего, что оно само по себе – грех, а потому, что оно таким создано самим Богом. Бог дал человеку смертное тело, чтобы он достойным образом ценил дарованное ему в будущей жизни бессмертие[50].

 

З.5.Нравственное учение и учение о спасении

Много внимания уделяли антиохийцы проблемам реализации в жизни нравственного христианского учения. Не отход от мира, чему учили алекандрийские богословы, а практическая борьба со злом за торжество в мире христианских идеалов было основным содержанием нравственного учения антиохийцев. Именно эта школа дала христианскому миру много активных деятелей и моралистов. Результатом этого появились такие высоко моральные и деятельные личности, как Диодор Тарсийский, Феодор Мопсуэтский, Блаженный Феодорит, Иоанн Златоуст.

Не следует думать, что антиохийцы отрицали ценность проповедуемых христианством аскетических подвигов. Так, например, Иоанн Златоуст провел четыре года подвижнической иноческой жизни в одной из монашеских обителей Антиохии. Излишняя ревность к подвигам даже несколько расстроила его здоровье. А Диодор Тарсийский от аскетических подвигов стал таким тощим, тощее которого не было во всем тогдашнем христианском мире. Византийский император Юлиан (331-363), прозванный Отступником за попытку ликвидировать христианство и восстановить в империи язычество, однажды сказал, что «худоба Диодора Тарсийского есть результат гнева и наказания великих богов»[51]. Однако аскетизм принимался антиохийцами только как действенный метод самовоспитания и подготовки к делу практического утверждения в мирской жизни христианских идеалов.

Будучи носителями и выразителями религиозного христианского мировоззрение, представители обоих богословских школ, конечно, выше временной земной жизни ставили райскую, небесную вечную жизнь человека. Но путь в небесное царство каждая школа выдела по-разному. Александрийцы считали, что Иисус Христос, как богочеловек, своей смертью на кресте искупил прошлые и будущие грехи каждого человека, который глубоко поверил в него, находится в ограде земной церкви Христовой, правильно исповедует догматы христианства, - то для спасения своей духи остается только верить всему написанному в Библии. Это учение получило название сотериологического максимализма, в котором нераздельно доминирующее место принадлежит только Спасителю, Сотеру, Иисусу Христу, а не человеку. Антиохийцы отвергали такое учение о спасении. Они считали и учили, что человеку, прежде всего, необходимо точно узнать, что в процессе спасение дает христианину Христос и его искупительная смерть, а что требуется от самого христианина. Постигать христианскую истину и неуклонно следовать ей было твердым убеждением и правилом поведения антиохийца. Если человек все это выполняет, он обязательно спасется, попадет в царство божье. Таким образом, по учению антиохийцев, искупительная смерть только примирила человека с Богом, но добиваться спасения – это дело уже самого человека. Феодор Мопсуэтский говорил, что следование правильно понятому учению Христа так же гарантирует человеку царство небесное, как правильное использование знаний физики гарантирует предвидимые последствия. Такое учение о спасении в христианском богословии получило названия сотериологии антропологического максимализма.

Билет.