Глава 31. The Sum of All Fears

 

— Отлично, Икари-кун, — из динамиков в монотонный гул внутри контактной капсулы ворвался непоколебимый голос доктора Акаги, — ещё полчаса — и ты свободен.

Ещё тридцать бесконечно долгих минут мариноваться внутри «Евы-01». В пограничной синхронизации, когда центральные нервные системы объединены, но доступ к телу исполина отключён. И не работает ни один симулятор, поэтому вокруг ничего, кроме холодных стенок капсулы и приглушённого света, нет. Без движений, наедине со своими мыслями, с единственной задачей — почувствовать «Евангелион». Одним словом, синхротест.

И так уже третий битый час. А что почувствовать должен Икари, по мнению научного отдела? Именно почувствовать, а не ощутить. Ведь ощущения тела «Евы» ему и так передавались легко благодаря отлично налаженной связи. У Синдзи не возникало никаких проблем во время пилотирования при том уровне синхронизации, который он имел. Но по словам доктора Акаги и майора Кацураги, пятьдесят семь процентов — мало. В идеале необходимо стремиться к семидесяти процентам, чтобы уменьшить задержку и увеличить точность в отклике «Евангелиона». Ибо в бою бывает дорога каждая секунда.

И вот для того, чтобы повысить этот самый уровень синхронизации, необходимо проводить синхротесты. А точнее, почувствовать «Еву». Но что именно он должен почувствовать? Никто не мог сказать ничего вразумительного, ссылаясь на то, что Синдзи, в общем-то, первопроходец. У него иногда складывалось впечатление, что NERV порой и сам не понимает, что за технологии использует. Если взять во внимание тот факт, что «Евангелионы» являются по сути клонами Ангелов, о которых известно с гулькин нос, — не удивительно.

«Почувствовать, почувствовать», — повторял про себя Синдзи, как бы прося подсказку у «Евангелиона». Единственное, что он получал в ответ: тепло, безопасность и что-то родное. Эти ощущения неизменно возникали каждый раз, когда он синхронизировался с «Евой-01», с самого первого раза. Они не менялись ни на йоту: не становились сильнее или слабее, не преображались и не перемешивались. Так любимое Икари абсолютное постоянство. И он не покривит душой, если скажет, что никогда не прочь лишний раз залезть в «Еву». Нет, ему до сих пор не нравилось само пилотирование и необходимость время от времени развешивать подзатыльники монстрам размером с небоскрёб. Удовольствия не приносило, но и какого-то негатива не было. Синдзи точно знал: в «Еве-01» он в полной безопасности, как в лоне матери.

А может, для «Евангелиона» Икари как персональное божество? Потому что биомашины без пилотов работать не могут, даже не заводятся. И только с наличием пилота в них вдыхается какая-никакая «жизнь». При этом нельзя запихнуть первого встречного — ничего не получится. Нужны специфические люди, в которых есть тот необходимый элемент, который заставляет оживать «Еву». Пресловутый ген? Но как он может влиять, если прямого физического контакта нет? Майя определённо что-то недоговаривала или же сглаживала углы, чтобы не так сильно травмировать впечатлительного юношу. Например, умолчала, что у биомашины есть зачатки сознания. Конечно, неприятно, что Синдзи врут на голубом глазу, да и ещё такая милая сотрудница научного отдела. Но она всего лишь подчиняется приказам сверху. Например, отца. А значит, от юноши вполне могли сокрыть и тот самый элемент, из-за которого «Евангелионы» действительно оживают.

Как бы там ни было, но «Ева-01» не сможет «жить» (если такое выражение к ней применимо) без стремления защитить своего пилота. И это объяснимо: человек, как и любой другой организм, тоже старается защищать то, от чего зависит его выживаемость. «Евангелион», конечно, не человек, да и полноценно «живым» назвать нельзя, однако в какой-то мере тоже является хоть и своеобразным, но всё же организмом.

Вот почему Синдзи ощущает себя в полной безопасности, как только садится в «Еву-01».

Однако в полной ли? И в безопасности ли вообще?

«„Ева-00“ пыталась прикончить своего пилота» — сами собой всплыли слова Мисато.

Да, это было всего лишь её предположение. Но часто ли Мисато ошибается? Её интуиция и проницательность иногда поражали.

Нет, Синдзи уверен в «Еве-01» и убеждён, что она никогда не причинит ему зла. Даже если заставить. Настолько сильно исходящее от неё чувство безопасности. Бросало в дрожь только от понимания, что «Евангелион», помимо каких-то базисных инстинктов, может обладать достаточным уровнем сознания, чтобы хотеть или не хотеть причинить кому-то зло. Конечно, это ещё не самосознание, но… Успокаивало, что конкретно «Ева-01» более чем благосклонна к своему пилоту и воспринимает его как того, кого необходимо защищать любой ценой.

Всё просто как дважды два: Синдзи вдыхает жизнь в «Еву-01», она же в благодарность бережёт своего пилота. Кто при этом в большем выигрыше — неясно. Радоваться или пугаться таким симбиотическим отношениям, Икари-младший не знал и пока просто воспринимал как должное.

А вот взаимоотношения между «Евой-00» и Аянами Рей носили, вероятнее всего, куда более сложный характер.

Если принять на веру, что все «Евангелионы» в своих пилотах, так сказать, души не чают, то как тихая Рей умудрилась разозлить «нулевую»? Эмоциональная нестабильность? Конечно, Икари об Аянами знал ничуть не больше, чем о «Евах», но при всей своей необычности она не кажется конфликтным человеком.

Другой же вариант ещё хуже: может статься, что «Евангелионы» по своему характеру бывают разными. И Синдзи просто повезло получить «добрую» «Еву», тогда как Рей досталась «агрессивная».

И ведь какой вариант ни выбери — каждый тянет за собой кучу неприятных, но закономерных цепочек. В первом случае: Рей не такая, как кажется, и ему её стоит… остерегаться? Глупость, казалось бы, но логика указывает именно на это. Во втором же случае опасаться стоит уже самих «Ев», даже собственной. Ибо, если каждая из них обладает не просто минимальными зачатками сознания, но и уникальным характером, они, получается, уже не просто биомашины, а нечто б о льшее. И тут вызревает закономерный вопрос: NERV-то понимает, что в их ведомстве создали?

От мыслей Синдзи отвлёк звуковой сигнал и вспыхнувший интерфейс, сообщающий о завершении синхротестов и новых результатах.

— Молодец, Икари-кун, на сегодня всё, — хотя на словах доктор Акаги его хвалила, но в её голосе звучала только будничная усталость. — Пятьдесят восемь и три десятых процента — твой новый рекорд.

— Мне стоит радоваться?

Но он не дождался ответа от учёной — в эфир ворвалась Мисато, да так, что у Синдзи в ушах от непривычки зазвенело:

— Ст о ит! Как минимум из-за вечерней пирушки!

— А что празднуем? — Синдзи недовольно потирал ухо.

— Всё и сразу!

«Всё и сразу» несколько пугало — Икари не очень любил большие вечеринки, массовые гуляния и подобное. Просто так получалось, что ему там никогда особо места не находилось, и в итоге он весь вечер сидел где-то в стороне со своими мыслями. Короче говоря, вечеринки для него были скучными. Конечно, многое зависит от того, какая компания соберётся. Но уже точно можно сказать — Тодзи и Кенске там не встретишь.

Пилот тяжело вздохнул и почесал затылок, надеясь, что всё будет не так плохо.

После душа и привычного обхода врачей Синдзи случайно пересёкся с лейтенантом Аобой, который заметно оживился, завидев пилота:

— Эй, Икари-кун, ну что, как сам?

— Даже после тяжёлого дня Мисато-сан никак не даст мне перевести дух, — пожаловался он.

Шигеру по-доброму усмехнулся.

— Да, майор это умеет — ты уж держись там, как же мы без тебя.

— Постараюсь, — простонал Синдзи, желая как можно быстрее вернуться домой и наконец-то помучить виолончель. В этот момент его осенила идея, показавшаяся заманчивой. — Кстати, Аоба-сан, вы вроде говорили, что играете на гитаре?

— А, точно, я уже и забыл! Надо будет как-нибудь собрать народ, побренчать немного.

— Я вот о чём подумал — я тоже вполне неплохо умею играть, правда на виолончели.

— Серьёзно?! Круто! — Шигеру неподдельно заинтересовался.

— Ну да, есть такое, — улыбнулся Синдзи. — Можно вместе что-нибудь сыграть, хотя не особо представляю как.

— Да легко! — непосредственный лейтенант положил руку на плечо пилоту. — Электрогитара и виолончель спокойно уживаются, особенно если скрепить вокалом.

— Я пас, из меня певец как балерина.

— Это не проблема — у нас вон Майя-чан умеет петь.

— Правда? — удивился юноша. Он слабо представлял скромную и милую сотрудницу научного отдела, поющую хотя бы что-нибудь лёгкое и простое. Ему всегда казалось, что такие девушки слишком стеснительные, чтобы петь перед публикой.

— Ага! — Шигеру уже размечтался. — Если выгорит, сколотим свою банду!

— Э-э-э, Аоба-сан… — Синдзи откровенно сомневался в этой затее.

— Не-не, предоставь всё мне! — показал гитарист большой палец. — Я уговорю нашу милашку, и мы как-нибудь соберёмся, чтобы порепетировать! Найти бы кого на барабаны… Может, ещё басуха?..

— Э-э-э… я пойду?..

— Симфометал или готик-метал? Не-не, лучше симфо…— погрузился в свои мысли длинноволосый мужчина. — А, Икари-кун, давай-давай, я с тобой потом свяжусь, как всё улажу, окей?

— Ага.

«Какая ещё банда?» — задавался вопросом Синдзи. Идея, конечно, интересная, особенно симфонический метал подкупал… Однако примешивать сюда ещё и Майю? Похоже, Шигеру немного хватил. И скорее всего, этот замысел с музыкальной группой так и останется замыслом, споткнувшись о камень в виде отказа Ибуки участвовать в чём-то подобном. «А если не откажется? — поймал он себя на мысли. — Не-не-не, как пить дать откажется!»

Синдзи хотел просто вместе «побренчать», а не устраивать целые концерты. Но в любом случае ему сначала надо вернуться домой и попрактиковаться на виолончели.

Мисато подобрала своего подопечного, размышляющего о вечном, то есть о музыке. Она ему растормошила волосы, чтобы не витал в облаках, и утащила на парковку. А там их ждала расслабленно покуривающая женщина в чёрной офисной юбке и блузке белого цвета. Синдзи с трудом признал в ней знакомую учёную. Редкое зрелище: Рицко без лабораторного халата в самой обыкновенной женской одежде. Да и ещё с дамской сумочкой! Где такое видано! «И когда она успела переодеться? — поражался Синдзи. — Живёт она тут, что ли?»

— Долговато, — постучала доктор пальцем по своим наручным часам.

— Прости-прости, — Кацураги беззаботно выставила руку в знак извинения, а потом пригласила в свою машину.

Акаги мастерски пульнула окурок куда-то далеко на асфальт и без зазрения совести уселась на переднее пассажирское место.

— Доктор Акаги, вам никто не говорил, что мусорить — плохо? — ворчал юноша, пролезая назад через водительское сиденье.

— Знаю, — усталым голосом она ответила, — а ещё знаю, что, когда всё закончится, за такой маленький грешок никто из людей не будет с меня спрашивать. Тем более Ангелы, в случае если победят они.

— Накопите так много мелких грехов…

Сев за руль, Мисато не упустила шанса подколоть подругу:

— О да, — рассмеялась она, — представляю, как Ангелы будут спрашивать на смертном одре за окурок, а Рицко им — про дифракцию АТ-полей.

— Я могу и про конвергенцию гармоников при интерференции потоков в А10, вследствие фрустрации…

Не успела учёная договорить с совершенно невозмутимым лицом, как её перебили:

— Не начинай, а, — попросила майор, — твой любимый муженёк остался во-он там.

— Вот, даже ты меня не всегда можешь выдержать, Мисато, — Акаги плотно застегнула ремни безопасности, — а какими-то Ангелами меня пугаешь.

Кацураги беззлобно взвыла, после чего завела машину, пробудив битурбированного монстра. Он ласково отозвался на нажатие педали газа, и женщина тронула авто с места.

Сегодня Синдзи впервые предстояло ехать на заднем сиденье Alpine. Кто-то бы сказал: «Новый экспириенс!», но сзади был установлен стандартный диван без толковых ремней безопасности. Если Мисато снова решит погонять, то юношу будет болтать там, как на американских горках. К счастью, женщина прекрасно понимала изъян своего автомобиля для задних пассажиров, поэтому ехала аккуратно.

— Кстати, Мисато, — Рицко на редкость была оживлённой, — мы всё же смогли понять, что из себя представляет S2! Уже завтра я положу отчёт на стол командующего, но решила обрадовать тебя первой.

— Ого-го, и что с меня причитается?

— Обижаешь.

— Хорошо-хорошо… Так что оно из себя представляет?

— Ты не поверишь, но оказывается, ответ всегда лежал перед нашим носом. — Акаги на секунду замялась, что-то обдумывая. — Если вкратце, то это не совсем двигатель, а, скорее, преобразователь… «некой» энергии в электрическую. И наоборот. На следующей неделе начнём набрасывать первый дизайн установки, я тебя с ним ознакомлю.

— В полку поводов отметить прибыло!

— Насчёт этого редко бываю с тобой согласна, но не сегодня.

— Так что это за пирушка? — решился спросить Синдзи, когда они выехали из-под земли. На улице была уже непроглядная тьма. И если бы не огни Токио-3, они смогли бы где-нибудь припарковаться и полюбоваться ночными звёздами. А сейчас им остаётся довольствоваться разве что ярко светившейся молодой луной.

— К уже услышанному, Синдзи-кун, добавь, что весь основной завал по Ангелу наконец-то закончился, — от голоса Мисато так и веяло весёлостью. Её рука постоянно лежала на коробке передач, еле сдерживаясь от того, чтобы втопить газ в пол.

— Плюс завтра реактивация «Евы-00», — добавила Акаги, стараясь поудобнее устроиться в спортивных сиденьях — они явно ей не нравились, — поэтому я всех причастных сегодня отпустила пораньше домой, чтобы отдохнули и выспались как следует.

— И со свежей головой снова в бой! — поддакивала подруга.

— Сегодня закончился один большой день, а завтра начинается новый, — заключил Синдзи, — а между ними — пирушка.

— Зришь в корень! — Мисато вывернула машину на окружное шоссе, где сновали туда-сюда и другие водители, спешащие домой к своим семьям. Вторыми по численности были фуры, доставляющие стройматериалы на новые линии обороны города-крепости.

— Кстати, — голос Акаги даже вне стен Геофронта и её работы оставался таким же, как всегда, — мы решили с командующим, что завтра на реактивации неплохо бы в качестве подстраховки использовать «Еву-01».

— Хорошая идея, — согласилась Кацураги. — Если что-то пойдёт не так, то Синдзи-кун вполне уже может минимизировать возможный ущерб. Ты ведь справишься?

— Думаю, да, — пилот представил, как ему придётся останавливать в «Еве» другую «Еву». Нонсенс, казалось бы, однако какие ещё варианты? — Но ведь реактивация назначена на одиннадцать утра…

— Это не проблема, — перебила его Мисато (вечно она это делала), — завтра можешь в школу не идти. Не забыл? Свободное посещение.

— А если «Ева-00» задействует АТ-поле?

— В прошлый раз не использовала, — заверила его Рицко, — а если использует, то тебе придётся его нейтрализовать как можно скорее, иначе массовых разрушений не избежать.

«Перспектива, однако», — подумал Синдзи. Применение АТ-поля в замкнутом пространстве по всем регламентам не то чтобы запрещено, но крайне не рекомендуется. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы представить масштабы разгрома не только ангара и комнаты управления, но и сопутствующей инфраструктуры Геофронта. А уж сколько людей пострадает… Даже нахождение рядом с активированным АТ-полем ближе чем в нескольких метрах человеку запрещено, а уж что с ним будет, если оно ударит по нему… У Синдзи засосало под ложечкой от того, что он нечаянно может чьи-нибудь мозги превратить в фарш. Икари рассчитывал, что использовать эти сверхъестественные силы «Евы-01» не придётся.

— Кстати… — Синдзи очень захотел сменить тему разговора, лишь бы избавиться от неприятного наваждения, поэтому отчаянно начал перебирать в голове мысли, силясь найти что-то подходящее. — А почему взрослые так не любят тему Кашмирского ужаса?

«Шило на мыло, молодец», — отругал он себя.

— Я-то думала, ты хорошо историю знаешь, — удивилась Мисато и посмотрела на него через зеркало заднего вида.

— Ну, чисто по датам я, конечно, знаю, — Синдзи уже жалел, что у него в голове первой попавшейся темой оказалась именно эта, — и то, что тогда впервые произошла атомная война. Я просто не совсем понимаю, почему эти события так нервируют даже тех, кого они не задели. Ведь, если рассудить, Удар был куда страшнее.

В салоне воцарилось молчание. Обе взрослые и умные, в какой-то степени бесстрашные женщины не спешили отвечать на вопрос. Даже весёлая Кацураги посерьёзнела, нервно отстукивая пальцем по рулю.

— Тех, кого не задело… Да? — как-то отрешённо произнесла Акаги.

— Знаешь, Синдзи-кун, просто в то время…

— Давай я, Мисато. Незачем тебе ворошить то время, — перебила её подруга и достала сигарету.

— Слушай, тачка после ремонта, вообще-то, — без привычного огонька пороптала Кацураги.

— А я аккуратно.

Блондинка открыла окно, и тут же снаружи в машину хлынул горячий ветер, растрепав ей причёску. В неравной борьбе с природой кондиционер очень быстро стал сдавать свои позиции, и температура в салоне начала заметно повышаться. Рицко, поправив чёлку, зажгла сигарету самой обыкновенной и дешёвой зажигалкой.

— Я тебе счёт пришлю, — беззлобно отозвался водитель, не одобривший такое издевательство над своим автомобилем.

— Присылай, — отмахнулась курильщица.

Рицко сделала затяжку и осторожно выдохнула в окно. Не очень метко, ибо Синдзи почувствовал неприятное зловоние табачного дыма.

— Икари-кун, что ты знаешь о Кашмирском ужасе?

— Ну, — Синдзи начал вытаскивать отдельные факты из своей памяти, чтобы сложить в более-менее целую мозаику, — после Удара между Пакистаном и Индией разразилась большая война, в которую потом втянулся Китай. Кто-то взорвал атомную бомбу в Кашмире, в результате чего, собственно, вспыхнула атомная война между этими странами.

— Как учебник прочитала, — сделала затяжку Акаги и свесила руку с сигаретой за дверь. — В названии «Кашмирский ужас» главное слово не «Кашмирский», как думает молодёжь, а «ужас».

Ещё одна затяжка. Долгая.

— Что вы хотите сказать?

Учёная пустила в окно струйку дыма, наблюдая за проплывающими фонарными столбами, а также за соседними машинами, мчащимися по своим делам.

— На картину надо смотреть в целом. Что там твой учебник истории говорит про Европу в это время?

Синдзи напрягся, вспоминая недавний материал и то, что видел в различных телепередачах.

— Ну, в Европе вспыхивали бунты и революции. Царила анархия, если быть точным. Да?

— В целом верно, — кивнула женщина. — Европейские страны были полностью поглощены своими внутренними разборками и оказались парализованными, — Акаги вновь попыталась поудобнее устроиться в ненавистных спортивных сиденьях, но тщетно.

— А Штаты?

— А у них, помимо всего остального, своя головная боль была.

— Какая же? — Синдзи немного подвинулся вперёд.

— Россия.

— Не понимаю.

— В Москве власти поделись на две группировки: одна считала, что Россия, как наименее пострадавшая из-за своего географического положения крупная страна, должна быть созидательной силой в регионе и мире, а другая же — реваншисты — считала, что это исторический шанс для возвращения статуса сверхдержавы и надо просто взять ранее ей принадлежавшее. В итоге бардак, хаос и стреляющие танки в столице.

Об этом Синдзи знал лишь вскользь, ибо не сильно интересовался, что там происходило в большой и непонятной северной стране. Более того, это всё ненавистная ему политика. Тем не менее он никак не улавливал саму суть.

— Я всё ещё не понимаю, при чём тут американцы.

— Они во всём при чём, в каждой дырке затычка, — покачала головой Рицко. — В какой-то момент к власти в Москве чуть не пришли сторонники радикальных мер. В Вашингтоне этого до жути испугались и всерьёз планировали нанести обезоруживающий удар. Да только все прекрасно понимали, — женщина глядела на тлеющую сигарету, — что многотысячный ядерный боезапас русских за раз не прихлопнуть. Представляешь последствия для всего мира, если бы Штаты рискнули?

А вот это он уже понимал более чем, благодаря различным постапокалиптичным книжкам и фильмам. Будущее там всегда рисовали в самых тёмных тонах в случае войны между этими странами. И, насколько он мог знать, правда была не так уж и далека. А представить последствия сразу же после Удара… Это был бы натуральный последний гвоздь в крышку гроба человечества.

— Даже я понимаю, что это полный бред! А значит, понимали и все остальные, если такого не случилось.

Мисато хмыкнула в ответ, но ничего не сказала.

Тем временем Рицко, нервно испустив табачный дым, продолжила:

— А теперь вспомни, Икари-кун, что в мирных городах Индии, Пакистана и Китая уже рвались бомбы в десятки и сотни килотонн. Как думаешь, много ли осталось людей, верящих в хороший исход? Мне тогда было ещё каких-то восемнадцать, но до сих пор помню, словно вчера: мы почти каждый чёртов день в течение месяца бегали в бомбоубежище и молились всем, кому можно было молиться, лишь бы пронесло, — очередная тяжёлая затяжка. — Но не пронесло — и вот оно настало: практически собственными глазами видела, как старый Токио сгорает в термоядерном пламени, как монолитные небоскрёбы складываются словно карточные домики. Как люди превращаются в бесформенную массу.

— Вы тогда там были? — похолодел Синдзи.

— Я сравнительно легко отделалась, ибо повезло оказаться далеко от эпицентра, — когда всё произошло, я была в одном из кампусов Токийского технологического: узнавала, что надо для поступления, — она недобро усмехнулась. — Подумать только, была глупенькой старшеклассницей, которой несказанно повезло…

Синдзи таращился на неё с широко открытыми глазами. Ему так хотелось услышать, что она просто его разыгрывала… Но это доктор Акаги, не в её стиле.

— Как говорится, из первых рук знаю, как большой город умирал, агонизировал. А вместе с ним и мы, ибо были уверены, что это только начало конца. — Рицко сделала на минуту паузу, будто собиралась с мыслями. — Бессилие сковало нас по рукам и ногам. А остатки разума пожирал страх. Страх, который пробрался глубоко в сознание и пустил свои корни, в итоге перерос в ужас.

— Надежда всех покинула, — подала голос Мисато.

Наступило молчание в салоне. Синдзи ещё раз упрекнул себя, что поднял эту тему. С другой стороны, теперь он немного лучше начал понимать ту боль взрослых, когда речь заходила о Кашмирском ужасе.

— Вот это да… — только и смог он вымолвить.

— Ещё думаешь, что кто-то считал наступление конца света невозможным? — Рицко уже докурила сигарету почти до фильтра. —Тогда люди во всём мире удостоверились, что бесконечное ожидание смерти во много раз хуже самой смерти.

«Так вот оно что», — задумался Синдзи. Множество факторов совпали и создали у людей иллюзию неминуемого конца. Он это ранее не понимал, потому что не видел всей картины. Неинтересны ему были все эти дела минувших дней, которые связаны с ненавистной ему политикой. Теперь благодаря Акаги он мог частично прикоснуться к тому кошмару, который они испытывали в то время. Ему стало не по себе от попытки представить, что же на самом деле люди чувствовали…

— Поэтому и ужас, — подытожила Мисато, — Кашмирский ужас.

— Да, ужас без конца.

— И что потом? — нервно усмехнулся Синдзи. — Боги услышали молитвы?

— Если кто и оттащил мир от края пропасти, то возобладавший у людей разум. А боги? Боги и не могли ответить.

— Вся наша работа, Синдзи-кун, и заключается в том, чтобы не допустить повторения того безумия. Чтя прошлое, лучше ценишь настоящее, тем самым больше прикладываешь сил, чтобы наступило будущее.

В салоне автомобиля снова воцарилось молчание. Ласковые звуки двигателя и горячий ветер, хлеставший из открытого окна, нарушали безмолвие, вместе с проносившимися другими машинами на шоссе. Но они никак не могли заглушить скрип поворачивающихся шестерёнок в голове Икари.

Как взаимосвязаны уничтожение Ангелов и события шестнадцатилетней давности, Синдзи, в принципе, догадаться мог. Кашмирский ужас последовал сразу после Удара. Явление же гигантских монстров, похоже, каким-то образом связано с катастрофой 13 сентября 2000 года. А значит, если обе главы отделов стремятся не допустить повторения уже однажды произошедшего, то вывод напрашивается неутешительный.

Правда, у него всё ещё оставался гигантский пробел в знаниях о причинах нападения Ангелов именно на Токио-3. Но эта информация явно крайне секретная, раз Кацураги его до сих пор не посвятила. Значит ли, что он ещё не готов? Или недостаточен его допуск? Скорее последнее. Ему сразу вспомнился отец, который утвердил только второй допуск, а не третий, как того хотела Мисато. «Опять он», — проскрипел зубами юноша.

Однако, как бы Синдзи ни хотел узнать истину, смысла сейчас об этом расспрашивать нет. Можно только нарваться на заговаривание зубов, попытки увести тему… А у него пока не было столько жажды разобраться, чтобы устраивать тщательный допрос двух глав отделов. Которые намного его умнее и опытнее. Икари был уверен: когда время наступит — тогда ему расскажут. А сейчас не стоит заморачиваться.

Синдзи откинулся на спинку и усталыми глазами следил за дорогой. Они уже свернули с шоссе и проезжали мелкие улочки окраин Токио-3. На удивление голова не гудела от переизбытка информации, никакого беспокойства от новых подробностей не было. Как не было и апатии. Синдзи просто научился принимать всё происходящее вокруг него как должное.

— Что мы всё о грустном, давайте о весёлом! — Кацураги попыталась развеять тягостное уныние. — Сегодня вечером ужин готовлю я!

— Мисато-сан, я не думаю, что это хорошая идея, — взмолился Синдзи.

— И правда, — согласилась Акаги.

— Да ну вас, — нарочито надула губки Мисато. — Сегодня я угощаю своим фирменным блюдом! Пальчики оближете!

Женщина-майор обладала просто невероятной решимостью: если она что-то задумала, то отговорить её было невозможно. Поэтому следующие полчаса спора с ней — как выстрел в молоко. Конечно же, Синдзи мог ликовать, что сегодня ему не придётся возиться на кухне, и порадоваться за своего опекуна, которая всё-таки решила что-то сварганить. Да только он уже достаточно хорошо знал Кацураги, чтобы сдаться без боя за право постоять у плиты. Акаги, напротив, как раз знала свою подругу как облупленную, поэтому очень быстро смирилась с участью своего желудка. А беспокоиться определённо было за что.

— Всё необходимое я куплю сама, а вы пока посидите тут, — настояла Мисато, пока парковала машину у маленького продуктового магазинчика, после чего пулей вылетела из «рено».

Рицко тяжело вздохнула, отправив в свободный полёт очередной бычок.

— Доктор Акаги, — неуверенно начал Синдзи, лишь бы нарушить неловкое молчание, — можно задать вопрос?

— Если хочешь спросить, бывает ли свободное время у твоего отца, Икари-кун, то ответ — нет. Командующий, по-моему, и во сне работает. Благо спит прямо в кресле в своём кабинете.

— Нет-нет, я не про него хотел спросить, — отмахнулся юноша, хотя послушать поподробнее о своём отце он, в принципе, был не прочь.

— А, если тебе нужен телефон Майи, то записывай, — она это говорила своим чересчур будничным голосом без всякой издёвки, поэтому сложно было понять — шутит она так или всерьёз.

— Да нет же!

— Тогда что?

— Я хотел спросить, насколько давно вы знакомы с Мисато-сан?

Рицко обернулась и бросила оценивающий взгляд на Синдзи. Её глаза ничего не выражали, кроме привычной снисходительности.

— Давно это уже было, — развернулась она обратно и достала очередную сигарету.

— Просто сложно поверить, что вы подруги, — он осёкся, — какие-то очень разные, словно с разных планет.

Женщина хмыкнула и закурила:

— Мы впервые пересеклись чисто случайно, где-то через час после бомбардировки старого Токио.

— Ого! — ахнул Синдзи и пододвинулся поближе. — Мисато-сан, наверное, сломя голову бежала всех спасать?

Доктор на секунду замолчала, наблюдая, как тлеет сигарета.

— В чём-то ты прав, Икари-кун, но знаешь, — она тяжело вздохнула, — тогда Мисато была другой: хладнокровной, убийственно спокойной и молчаливой.

— Мисато-сан — и молчаливая? Не верится даже.

— Да, мне по прошествии стольких лет тоже. Но неудивительно, жизнь её потрепала намного сильнее, чем тебя или меня.

Снова молчание в салоне автомобиля. С каждой секундой Икари становилось не по себе. Ему казалось, будто история Акаги не закончена, но она не знает, как продолжить вытаскивать из себя воспоминания. И ей нужна какая-то зацепка. Зацепка, которую ждала от собеседника. Или ей нужен сам собеседник, просто чтобы он был.

— И вы тогда стали подругами?

Рицко усмехнулась. Синдзи мог поклясться, что впервые видит её улыбку. Хотя она далеко не искренняя, но всё же…

— Что ты, нет, — выпустила она клубок дыма. — Так получилось, что она помогала нам эвакуировать раненых из Токудай[24]. А потом пинками всех нас выводила из объятого пламенем города. Шутка ли, но, по-моему, только она в тот момент не была в шоке, словно всё происходящее для неё не в новинку…

Женщина застыла, смотря на магазинчик, куда забежала её подруга. Она там носилась с корзинкой, сваливая в кучу различные полуфабрикаты, пиво и сладости. Другого от неё ожидать и не стоило.

— Если бы не её самообладание, мы бы, наверное, пропали в том аду: или сгорели бы заживо, или получили бы критическую дозу облучения, — наблюдая за своей гиперактивной подругой, Рицко даже не обратила внимания на то, как сигарета в её зубах уже выгорела до фильтра. — Нет, это не самообладание, — вернулась из прострации Рицко и выкинула окурок. — Безумие. В её глазах было только безумие, которое она еле сдерживала. Я никогда у неё об этом не спрашивала, но, думаю, она нам помогла не из доброты душевной: просто ей необходимо было на что-то отвлечься, забыться. Убежать от чего-то.

«Мисато — и убежать?!» — не верил ушам юноша. Это казалось невозможным, не укладывалось в голове. Икари считал, что уже достаточно хорошо знал Кацураги, чтобы вот так просто поверить на слово… Однако это Акаги, напомнил он себе.

— Надо же, — Синдзи отклонился на спинку сиденья, — мне страшно представить, что я бы делал.

— То, что должен, — незамедлительно ответила Акаги, зажигая очередную сигарету. Она, видимо, хотела возместить дефицит никотина в своём организме, образовавшийся за весь день.

Юноша очень сомневался, что в ответственный момент не растеряется или не впадёт в панику. Ведь одно дело — пинать большого Ангела, находясь в относительной безопасности, а другое — когда собственными руками необходимо спасать десятки, а то и сотни жизней.

— А когда вы всё-таки подружились? — Синдзи всё ещё хотел услышать ответ на вопрос.

— Это уже не так интересно, — махнула она рукой, — более года спустя, в Киотском университете. Часть факультетов и лабораторий Токийского технологического туда переехала, поэтому мой выбор вполне очевиден. А что Мисато туда потянуло — известно только ей самой.

— Там вы и пересеклись?

— Мягко сказано, — слегка улыбнулась Рицко. — Мисато за это время радикально изменилась и стала живой, позитивной, до скрипа в зубах болтливой. Увидит она знакомое лицо — моё лицо — я обречена слушать её часами напролёт. Было ощущение, что она старалась выговориться за все те годы, что молчала.

— Так, значит, вы её подруга поневоле? — развеселился Синдзи.

Но Акаги ничего не ответила, только иронично улыбнулась и покачала головой, глядя, как её подруга выходит из магазина с набитым пакетом.

— Эй, Риц! Салон уже пропах, хватит пыхтеть! — Кацураги плюхнулась на водительское сиденье и махом закинула продукты на колени Икари.

Акаги только развела руками и закрыла окно.

— В пакет не смотреть! — пригрозила пальцем Мисато, прежде чем тронуться в путь.

Синдзи улыбнулся и отложил продукты в сторону, после чего устроился поудобнее.

Дорога за окном медленно плыла, монотонно сливаясь в единую протяжную массу. Никакого резкого ускорения, никаких обгонов. Только спокойная езда по идеально прямым и ровным дорогам, которые почти не отличались друг от друга.

— После всестороннего анализа, — произнесла Рицко своим фирменным тоном и потянулась к автомагнитоле, — я пришла к умозаключению, что нам не хватает музыки! Как ты, Мисато, вообще можешь без неё водить?

— В этом и кроется весь успех — я не отвлекаюсь на посторонние шумы!

— Да, «шумы»… Ты просто неправильный водитель, — буркнула Акаги, прокручивая плей-лист. Она издала протяжный вздох: — Такое ощущение, что роюсь в кассетах отца…

— Отличный у него, наверное, был вкус!

Рицко смерила взглядом свою подругу:

— Будь он жив, вы бы нашли общий язык.

— Да, может быть, — меланхолично улыбнулась Мисато. — Замечательно как получается — с моим отцом ты бы тоже нашла общий язык. Нас случайно не подменили?

— Я тебя умоляю, с профессором Кацураги половина научного мира хотела бы пообщаться.

— Ясное дело, слишком многое он унёс с собой.

— Если бы ты могла хоть что-нибудь вспомнить… — Рицко осеклась, глянув мельком на Синдзи. Однако того скорее заинтересовало не то, кем был профессор Кацураги и что Мисато могла помнить из его работы, а то, что его, оказывается, нет в живых. С учётом того, что женщина как-то упоминала о проблемах со своим отцом, получается, у Мисато уже нет никаких шансов помириться с ним. А у Синдзи со своим — ещё есть.

— У тебя же вроде было что-то посовременнее, — Рицко постаралась сменить тему. — Из музыки.

— Есть, во втором списке.

Акаги помучила магнитолу и наконец-то вышла на нужные ей песни. Включила первый трек — и из динамиков полилась тоскливая музыка, которая медленно нарастала, переходя из обволакивающих тонов с мягкими басами в более продуманную и сложную композицию. Но при этом не теряя мелодичности.

— Тебе понравились эти завывания? — недоумевала Мисато. — На религиозную бунтарку или депрессивную девочку ты не очень-то похожа.

— В женщине ведь должна быть загадка.

— Надо было удалить этот альбом…

— Не смей — мне нравится.

Подруги быстро разговорились о своём, женском. Синдзи и не пытался вникать, предпочтя меланхолично созерцать пролетавшие огоньки фонарей и слушать приятную на слух песню. Из динамиков в салон вливался тонкий печальный женский голосок, повторяющий на английском один и тот же куплет про Бога и спасение от грехов. Грустью и тоской повеяло от музыки — Синдзи начало клонить в дрёму. Мелодичные звуки двигателя и проезжающих машин, музыка, а также два звонких голоса разговорившихся женщин слились в единую неразборчивую массу. Она перемешивалась, порождала удивительную какофонию из различных ярких и гулких отзывов. Тарабанила, давая новое звучание привычным вещам. Всё это повторялось вновь и вновь, пока ничего общего с изначальными звуками не осталось. Только режущие громыхания и изнурительные крики.

 

 

Глава 32. [Интроект III]

 

Что-то или кто-то резко потряс Синдзи, отчего он встрепенулся и резко открыл глаза. Вокруг всё плыло, гудело. Тело ватное, не слушается — само двигается.

— Нам надо спешить, — эхом раздался голос Каору, который был в каких-то странных обносках. Его блондинистый цвет сошёл на нет, явив миру такие привычные для японца чёрные как смоль волосы. Но вместе с тем настолько необычные, что Синдзи пристально вгляделся — а его ли это Нагиса? Помимо всего остального, он какой-то серьёзный и озабоченный: нет той обворожительной улыбки, которая так успокаивает, нет того лоска и шарма, которые ставили его на ступеньку выше остальных. Сейчас он меньше всего походил на самого себя: уставший, с растрёпанными волосами, чумазый, в ссадинах и ранах.

— Где мы? — Синдзи пришлось сделать усилие, чтобы выдавить из себя пару простых слов.

— У нас нет времени, — схватил его Каору, — я должен с ней поговорить!