Почему милосердный Бог допускает страдание?

Может быть, где-то в мире и есть кто-то, кто ни разу не страдал. Мне такие люди незнакомы, и подозреваю, что ни один из читателей тоже не отнесет себя к этой категории. Страдание — переживание, общее всем людям, и многие поэтому сомневаются в Божьем милосердии. К.С. Льюис в своей книге «Боль» формулирует проблему так: «Если бы Бог был благ, Он желал бы, чтобы Его создания были абсолютно счастливыми, и если бы Бог был всемогущ, Он мог бы сделать то, чего желал. Но Его создания не счастливы. Поэтому Богу недостает либо благости, либо могущества, либо и того, и другого».

Эта дилемма может быть разрешена несколькими способами, одни объяснения легче принять, чем другие. Во-первых, необходимо признать, что источник тех страданий, которые испытываем мы сами и окружающие нас люди, — в значительной мере наши собственные поступки по отношению друг к другу. Люди, а не Бог, изобрели ножи, стрелы, ружья, бомбы и всевозможные орудия пыток, известные нам из истории. Вряд ли можно возложить на Бога ответственность за трагедию ребенка, задавленного пьяным водителем, юноши, погибшего в сражении, девушки, убитой шальной пулей в криминальном районе современного города. В конце концов, мы обладаем свободной волей, т. е. способностью поступать так, как нам нравится, и очень часто пользуемся этим, нарушая Нравственный закон. И когда мы так поступаем, нам не следует винить Бога за последствия.

Должен ли был Бог ограничить нашу свободную волю, чтобы предотвратить такого рода злодеяния? Рассуждая в этом направлении, мы быстро приходим к логически неразрешимой дилемме. Снова цитирую Льюиса: «Если вы скажете: "Бог может дать существу свободную волю и в то же время лишить его свободы воли", вы фактически ничего не сказали о Боге, — бессмысленная комбинация слов не обретет внезапно смысла потому лишь, что вы предпошлете ей два других слова: "Бог может"».

И все же трудно согласиться с рациональными доводами, когда ужасающие страдания выпадают на долю ни в чем не повинного человека. Я знаю молодую женщину, которая училась в медицинском колледже, готовилась стать врачом и во время летних каникул жила одна, проводя исследование по своей специальности. Как-то ночью она проснулась и обнаружила, что в ее квартиру вломился чужой человек. Он приставил ей нож к горлу и, не обращая внимания на ее мольбы, завязал ей глаза, изнасиловал ее и скрылся. Она осталась, опустошенная, обреченная многие годы потом снова и снова переживать этот кошмар. Преступник так и не был пойман.

Эта женщина — моя дочь. Зло в чистом виде никогда не было явлено мне более наглядно, чем в ту ночь, и никогда я не желал сильнее, чтобы Бог как-то вмешался и не позволил совершиться злодейству. Почему Он не поразил насильника ударом молнии или по крайней мере приступом мук совести? Почему не возвел вокруг моей дочери защищающую ее незримую ограду?

Может быть, в редких случаях Бог действительно творит чудеса. Однако по большей части порядок вещей в физической вселенной и свободная воля человека — непреложные факты. Нам хотелось бы, чтобы чудесное избавление от зла происходило чаще, но это привело бы к полному хаосу.

Что можно сказать о стихийных бедствиях — землетрясениях, цунами, извержениях вулканов, наводнениях, засухах? Или о несчастьях, не столь масштабных, но ничуть не менее горьких, — болезнях, таких как детские формы рака, причиняющих жестокие страдания ни в чем не повинным людям? Англиканский священник и выдающийся физик Джон Полкинхорн обозначил этот тип событий термином «физическое зло», в противоположность «нравственному злу», творимому людьми. Как оно может быть оправдано?

Наукой установлено, что вселенная, наша планета и жизнь на ней участвуют в эволюционном процессе. Отсюда — и непредсказуемость погоды, и подвижки тектонических плит, и нарушения нормального процесса деления клеток, приводящие к раку. Если в начале времен Бог решил использовать эти силы для создания человеческих существ, то тем самым были предопределены и все болезненные последствия. Частые чудеса в физическом мире привели бы в нем к такому же хаосу, как вмешательство в поступки людей, обладающих свободной волей.

Многие вдумчивые искатели веры не видят в этих рациональных выкладках оправдания тем мучениям, с которыми связано человеческое бытие. Почему наша жизнь — более долина слез, чем сад наслаждений? Многое было написано об этом явном противоречии, и вывод непрост: если Бог любит нас и желает нам добра, то Его план, по-видимому, не совпадает с нашим. Эту идею трудно воспринять, особенно если нас систематически кормили с ложечки примитивным пониманием благости Бога, согласно которому Он хочет только одного — чтобы мы постоянно были счастливы. Опять из Льюиса: «Нам, по сути, нужен не столько Отец Небесный, сколько небесный дедушка — этакий благожелательный и расслабленный старичок, который, как говорится, "любит смотреть, как веселится молодежь", и чей план Вселенной состоит просто в том, чтобы можно было искренне сказать в конце каждого дня, что "все погуляли на славу"».

Если принять, что Бог добр, то Он, очевидно, хочет от нас большего. Не говорит ли о том же и ваш опыт? Какие периоды жизни помогли вам лучше узнать себя — те, в которые дела шли хорошо, или когда вы столкнулись с трудностями, разочарованием, страданием? «Бог шепчет нам посреди на­ших удовольствий, вслух говорит с нашей совестью, но Он кричит в нашей 6оли — это Его мегафон, чтобы слышал оглохший мир». Не сделаемся ли мы без этого опыта неглубокими эгоцентричными созданиями, не утратим ли в итоге полностью чувство собственного достоинства, стремление помогать ближнему?

Подумайте о следующем: если из всех решений, какие мы должны принять в своей жизни, самым важным является решение о вере, а из всех отношений, какие мы должны выстроить, — отношения с Богом, если наш духовный опыт не исчерпывается тем, что мы можем узнать сами и с чужих слов в течение земной жизни, то человеческие страдания обретают совершенно новый смысл. Может быть, мы так и не сумеем вполне осмыслить те причины, по которым нам посланы тягостные переживания, но начнем принимать идею о том, что такие причины могут существовать. В моем случае я могу считать изнасилование дочери испытанием, ниспосланным мне, чтобы я научился прощать в чудовищных обстоятельствах. Откровенно говоря, я до сих пор не справился с этой задачей. Я получил, кроме того, шанс осознать важную истину: не в моих силах уберечь дочерей от всей боли и страданий, а потому мне следует уповать на Божье милосердие, и это — не стопроцентная защита от зла, а лишь обещание, что их страдания не будут напрасными. Действительно, моя дочь могла бы сказать, что пережитое дало ей возможность и стимул помогать советом другим жертвам подобного насилия, утешать их.

Непросто принять идею о том, что Бог может действовать с помощью несчастий, для этого нужна поистине глубокая вера. Принцип возвышения через страдание в действительности почти универсален в великих мировых религиях. Так, первая из Четырех благородных истин Будды, провозглашенных им в проповеди в Оленьем парке, гласит, что жизнь есть страдание. Для верующего это понимание может парадоксальным образом служить источником великого утешения.

Скажем, женщина, которую я лечил, когда был студентом медицинского колледжа, и которая заставила меня устыдиться моего атеизма, спокойно принимала факт своей смертельной болезни и смотрела на эту последнюю главу жизни как на опыт, приближающий ее к Богу, а не отдаляющий от Него. Если обратиться к истории, можно вспомнить Дитриха Бонхёффера, немецкого теолога, который во время Второй мировой войны добровольно вернулся в Германию из Соединенных Штатов, чтобы сделать все возможное для сохранения истинной церкви, — официально христианская цер­ковь в Германии поддерживала нацистов. Брошенный в тюрьму за участие в заговоре с целью убийства Гитлера, Бонхёффер провел в заключении два года и затем был повешен. Униженный, лишенный свободы, он ни разу не поколебался в вере. Незадолго до казни и всего за три недели до освобождения Германии он написал следующие слова: «Потерянным я назвал бы то время, в котором мы не жили как люди, не собирали опыт, не учились, не созидали, не наслаждались и не страдали».