Послание к старикам о природе

 

Пишу для тех поэму эту,

Кто до преклонных дожил лет

И, верен юности обету,

Свободных дум хранил завет.

Из строя выбыло уж много

Борцов гражданственной борьбы,

И одного они лишь бога

Теперь усопшие рабы.

А из живых, готовый скоро

В могилу лечь, иной старик

Изменой памятник позора

Себе сознательно воздвиг.

Пускай, мол, ведают потомки,

Что могут быть и старики,

Ходячим мненьям вопреки,

То гибки нравственно, то ломки.

Ах, не один из нас погиб!

И долго мы еще могли б

Вести беседу в этом роде,-

Но мне пора уж о природе.

 

Всегда природу я любил;

Да и она меня любила.

Наглядна мне, средь прочих сил,

В ней притягательная сила.

И мнится: в душу я проник

Ее явлений, их язык

Своеобразный понимая.

Метелей буйный бред и вой,

И грохот гроз, и тишь немая,

И слезы осени больной,

И молодые ласки мая -

Все перечувствовано мной.

С возникновения вселенной

Наш дух меняли времена;

Но красотою совершенной

Была земля одарена

И пребывает неизменной.

Все на земле и все над ней,

Чем семьянин пленялся древний,

Не устарев до наших дней,

Пленяет жителя деревни.

Узор древесного листа,

Пахучесть розы и сирени,

Воздушной радуги цвета,

Полудня блеск, ночные тени

Живут в веках без изменений.

Леса, и нивы, и луга

Являют нам картину ту же,

Не лучше древней и не хуже,

И звуки те же. Берега

Волна ласкает с тем же плеском;

Не изменяет соловей

Живой мелодии своей.

И меж собой беседу треском

Ведут и в наши дни таким,

Как в дни Гомеровы, цикады,

Упоминаемые им

В одной из песен Илиады...

Природа родины моей,

Издавна бывшая мне другом,

Теперь, когда на склоне дней

Томлюсь я старости недугом,

Еще мне ближе и милей.

Ведь я не буду в тягость ей,

Хотя бы я, больной и хилый,

Шаги замедлил пред могилой.

Живые тени старины

Лишь людям в тягость поневоле,

Но, не играющему роли,

И мне уж люди не нужны,

А люди новые - тем боле!

 

Да! Под конец минувший век

Суть жизни всю переиначил,

И современный человек,

Как чудо, старцев озадачил;

Он прежде мерою ума

Явленья жизни строго мерил;

Но шутникам теперь поверил,

Что хочет родина сама,

Чтобы в умах царила тьма.

И вот, уж нет подъема духа

И нет гражданственных начал...

Как скуден ум! Как сердце сухо!

Как современник измельчал!

Меж тем в нем гордости не меньше,

Чем в ницшеанском Ubermensch'e*,

И я предпочитаю дуб

Времен теперешних герою.

Он - дерево, но он не глуп;

В нем сердцевина под корою.

Прожить бы мне остаток дней

Подальше от таких людей!

Они в родимом пейзаже

Как будто близки чересчур.

О, если б он был вовсе даже

Без человеческих фигур!

Без них приятнее в отчизне,

К тому ж, толпясь пред сценой жизни,

Все тот же видим мы сумбур.

Ведь мы скучали бы, не так ли,

Когда бы в оперном спектакле

Нам распевали каждый день

Средь живописных декораций,

Но монотонно, без варьяций

Одну и ту же дребедень?

 

О, никогда еще, как нЫне,

Мирской мне не был труден гнет!

И зов таинственный влечет

Меня, усталого, к пустыне.

Как хорошо, как тихо там!

Теперь бы время, старцы-братья,

Уйти от уз, несносных нам,

В ее широкие объятья,

Друзей отечественной тьмы

Не слышно будет и не видно.

А пред уходом нашим мы

Им на прощанье скажем: "Стыдно!"

О старцы! Смерть уже близка.

Уйдем, уйдем, еще пока

Нам не поются панихиды

В затишьи новой Фиваиды.

_________

* Сверхчеловеке (нем.).

 

Сентябрь 1901

Ильиновка - Тамбов

 

ПРИ СВЕТЕ ВЕЧЕРНЕМ

 

Как на землю вестник ночи

Сходит тихий свет вечерний,

И потом, с прощальной лаской,

Он ее на сон грядущий,

Уходя, благословляет,-

Так желал бы я пред смертью,

Мирной думой успокоен,

Оглянуть духовным взором

Долгой жизни путь пройденный

И проститься с ним любовно.

 

Помню детство, помню юность

И все жизни переходы

Через мужественный возраст

Вплоть до старости глубокой.

Впечатлительной душою

Как любил я жизнь земную!

Как пред ней бывал я весел

И порой как плакал горько!

Если б жизнь уму и сердцу

Ничего не даровала,

Кроме слез и кроме смеха,-

И тогда б воскликнуть можно:

Стоит жить на этом свете!

А меня она, благая,

Награждала свыше меры...

Не богатством, не почетом

И не тем показным блеском,

Что веков седая мудоость

Называет суетою;

Нет, она мне указала

В сферах духа непрерывный

Наслаждения источник;

И я радости земные

Из него обильно черпал...

 

1901

Петербург

 

РАЗДУМЬЕ

 

Всю жизнь от юности и вплоть

До самой старости преклонной,

В борьбе подчас ожесточенной

Не мог в конце я побороть

Ни плотью дух, ни духом плоть.

Как мне для мысли облик нужен,

Так мысль под формой мне нужна;

Мой ум с веселым смехом дружен,

И грусть душе моей родна.

То грезой как во сне утешен,

То строго мысля наяву,-

Не потому ли я живу,

Что я еще уравновешен?

 

1904

Ильиновка - Тамбов

 

 

РОДНАЯ ПРИРОДА

 

Посвящается

Oльге Алексеевне Баратынской

 

О, город лжи; о, город сплетен,

Где разум, совесть заглушив,

Ко благам нашим беззаботен

И нам во вред трудолюбив;

Где для утробы вдоволь пищи,

Но не довольно для ума;

О ты, веселое кладбище!

О ты, красивая тюрьма!

Давно мне воли было надо;

Просторный нужен был мне вид -

И вот уж стен твоих громада

Ни дум, ни взора не теснит.

О, леса шум; о, шорох нивы;

О, жизнью веющий покой!

С меня мгновенно, как рукой,

Сняла деревня гнет тоскливый.

Как лет уж несколько назад,

Опять, среди родной природы,

В глубоко старческие годы

Я жизнь люблю, я жизни рад.

Опять ищу уединенья

В глубоком, милом мне лесу,

Куда обдумывать несу

Дней пережитых впечатленья.

Сперва заросшую межу

Пройду всю вдоль между овсами,

И в лес усталыми шагами,

Но с духом бодрым я вхожу.

Здесь, в тишине его глубокой,

Людских помех я не боюсь;

Теперь свободный, одинокий,

Я созерцаю и молюсь.

Как счастлив я моей свободой

На этом пне, в лесной тени,

Когда бесед моих с природой

Дубы - свидетели одни!

Мне стих становится потребен,

Чтоб ей воздать хвалу мою,

И я слагаю и пою

Ей благодарственный молебен.

 

Июль 1901

Ильиновка

 

СЕМЬДЕСЯТ ПЯТЬ ЛЕТ

 

Два "древних" периода;

Один уж мной воспет;

Тот - семьдесят два года;

Вот - семьдесят пять лет.

 

Три года пережиты;

И все пока - поэт,

Хоть с прозвищем "маститый"

Я в семьдесят пять лет.

 

Под тяжестью их груза

Один-другой куплет

Сложи, старушка муза,

Про семьдесят пять лет.

 

Устал я жить в надежде

На умственный рассвет;

Хоть меньше тьмы, чем прежде -

За семьдесят пять лет.

 

Все ждал; то опасался,

То верой был согрет...

Чего ж, гляжу, дождался

Я в семьдесят пять лет?

 

В пародиях Пруткова

Весь смысл иных газет;

Но в этом мне смешного

Нет в семьдесят пять лет.

 

"Законность - враг порядка..."

Я старый правовед*,

И это - только гадко

Мне в семьдесят пять лет.

 

Для разной светской встречи

Мой заперт кабинет,

Скупиться я на речи

Стал в семьдесят пять лет.

 

А пышные чертоги,

Где соль земли и цвет,-

От них давай бог ноги

Мне в семьдесят пять лет.

 

Вдруг спросят там наивно:

За розгу ль я иль нет...

Мне с новыми противно;

Мне - семьдесят пять лет.

 

Иль скажут: "Ты - отсталый;

Лелея старый бред,

Все носишь идеалы

Ты в семьдесят пять лет".

 

Прибавят бюрократы:

"Готов давать совет,

Сам годен же куда ты -

И в семьдесят пять лет?!

 

К тому ж тебе, по справке,

Судить совсем не след:

Чуть не был ты в отставке

Все семьдесят пять лет".

 

Вам был бы враг я кровный,

Хотя б в мундир одет;

Имел я чин сановный -

И семьдесят пять лет.

 

Таков я спозаранку;

И мне охоты нет

Явиться наизнанку

Вдруг в семьдесят пять лет.

 

Я так бы им ответил;

Но крепок мой ответ,

Покуда разум светел...

Ох, семьдесят пять лет!

 

Ведь этот срок - не шутка!

Хоть мил еще мне свет,

Шагнуть мне как-то жутко

За семьдесят пять лет.

 

Лишусь, пожалуй, мозгу:

Узрю в ученье вред

И стану славить розгу

Сам в семьдесят пять лет.

 

Мольбу сложить бы в гимне:

- Господь! Храни от бед

И честным помоги мне

Быть в семьдесят пять лет!

 

Я силы в распре с веком

Прошу не для побед:

Остаться б человеком

Мне в семьдесят пять лет!..

________

* Я кончил курс в Училище правоведения в 1841 г.

(Примеч. автора.)

 

10 февраля 1896

Петербург

 

* * *

 

Сидючи дома, я в окна взгляну ли,

Вижу: декабрь перемену принес;

С дня Спиридона уже повернули

Солнце на лето, зима на мороз.

 

Долго ждать солнцу намеченной встречи;

Времени много пройдет до тех пор...

Пышут теплом изразцовые печи,

С окон не сходит морозный узор.

 

Солнце меж тем повернуло на лето,

К дням пробужденья лесов и полей.

Чижик наш, в клетке почуявши это,

Пробует петь и глядит веселей.

 

Пусть свирепеют морозы, метели,

Солнцу - причине благой бытия -

Мы уже с радости песни запели,

Оба затворники, чижик и я.

 

5 января 1897

Тамбов

 

СТАРАЯ РАКИТА

 

Часто грезится мне, что стоит средь полей,

Долгий век доживая, ракита,

Ей живется еще, но чувствительно ей,

Что могучею жизнью забыта.

 

Не нужна никому; далеко от жилья;

На просторе родном одинока,-

Она, ветви свои к долу низко склоня,

Ожидает последнего срока.

 

Но чутка и теперь, она в ясные дни

И в грозу, среди бурной тревоги,

Для себя лишь самой вдохновенно свои

Шелестит иль шумит монологи.

 

А порой из нее крик идет по земле,

Всю окрестность от сна пробуждая;

Словно сердце в груди, в ее старом дупле

Громко бодрствует птица седая.

 

Может быть, этот крик, в тишине, по ночам

Поздних путников за душу тронет:

Средь покоя и сна отчего кто-то там

То смеется, то плачет и стонет?

 

1898

Тамбов

 

* * *

 

Так прочен в сердце и в мозгу

Высокий строй эпохи прошлой,

Что с современностию пошлой

Я примириться не могу.

 

Но я, бессильный, уж не спорю,

И, вспоминая старину,

Не столь волнуюсь и кляну,

Как предаюсь тоске и горю...

 

Что я?.. Певец былых кручин;

Скрижалей брошенных обломок;

В пустынном доме, в час потемок,

Я - потухающий камин.

 

То треск огня совсем затихнет,

Как будто смерть его пришла;

То дрогнет теплая зола,

И пламя снова ярко вспыхнет.

 

Тогда тревожно по стенам

Толпой задвигаются тени

И лица прежних поколений

Начнут выглядывать из рам.

 

1898

Тамбов

 

* * *

 

Уж было так давно начало,

Что для конца пришла пора...

Мгновений больше миновало,

Чем листьев осень бы умчала,

Бушуя до ночи с утра.

 

И вот в игре лучей и тени

Теперь мелькает пред умом

Черед отрад и огорчений -

Вся эта цепь живых мгновений

Между началом и концом.

 

Сентябрь 1901

Ильиновка

 

В НАШИ ДНИ

 

Опять известий ниоткуда;

Просвета нет средь нашей тьмы...

И сердце чует близость худа,

Какого не знавали мы.

 

Не видя смысла смуты дольной,

Мы взор возводим к небесам -

И вспоминается невольно:

"Мне отомщенье; аз воздам".

 

21 ноября 1905

Тамбов

 

 

ВОЗВРАЩЕНИЕ ХОЛОДОВ

 

Опять погода стужей дышит,

Зато на окнах, сквозь лучи,

Мороз опять узоры пишет

Своей серебряной парчи.

 

Хотя природою отсрочен,

Казалось, близкий ледоход -

Но нет причин пенять мне очень

На мерзлый снег, на прочный лед.

 

Меня приятно греют печи;

И хоть старик, но не больной,

Без нетерпенья жду я встречи

С еще далекою весной.

 

На солнце в комнатах не чахнут

Азалий нежные цветы,

И гиацинты сильно пахнут,

Как словно кудри завиты.

 

Когда бы сердце не щемило

От этих ужасов войны,

Как бытие мне было б мило

Без всяких прелестей весны.

 

О, бытие!.. Мне в нем отрада,

И сознаю я, и дивлюсь,

Как человеку мало надо,

Покуда чуток жизни вкyc.

 

Февраль 1904

Тамбов

 

ЗА ШЛАГБАУМОМ

 

Одна статья теперь поэтов сосчитала

Живых известных - пять. Меня в числе их нет.

Не потому ль, что счет ошибочен? Пять - мало.

Зачем я не шестой, седьмой, восьмой поэт?

На это звание прошу мне выдать нумер.

Меня молчанием нельзя же обойти.

Мне место надо дать среди живых пяти,-

Ведь я еще пока не умер.

"Тот за шлагбаумом,- цитирую статью,-

Кого именовать не вспомнили с пятью".

Но я "известным" быть себя считаю вправе,

Доверчиво пойду к опущенной заставе;

И при писательской почетной братье всей,

Пред теми, от кого действительно зависит,

Впустить иль нет, скажу: "Подвысь; я - Алексей

Жемчужников". И страж подвысит.

 

18 ноября 1898

 

 

ЗАВЕЩАНИЕ

 

Меж тем как мы вразброд стезею жизни шли,

На знамя, средь толпы, наткнулся я ногою.

Я подобрал его, лежавшее в пыли,

И с той поры несу, возвысив над толпою.

Девиз на знамени: "Дух доблести храни".

Так, воин рядовой за честь на бранном поле,

Я, счастлив и смущен, явился в наши дни

Знаменоносцем поневоле.

 

Но подвиг не свершен, мне выпавший в удел,-

Разбредшуюся рать сплотить бы воедино...

Названье мне дано поэта-гражданина

За то, что я один про доблесть песни пел;

Что был глашатаем забытых, старых истин

И силен был лишь тем, хотя и стар и слаб,

Что в людях рабский дух мне сильно ненавистен

И сам я с юности не раб.

 

Последние мои уже уходят силы,

Я делал то, что мог; я больше не могу.

Я остаюсь еще пред родиной в долгу,

Но да простит она мне на краю могилы.

Я жду, чтобы теперь меня сменил поэт,

В котором доблести горело б ярче пламя,

И принял от меня не знавшее побед,

Но незапятнанное знамя.

 

О, как живуча в нас и как сильна та ложь,

Что дух достоинства есть будто дух крамольный!

Она - наш древний грех и вольный и невольный;

Она - народный грех от черни до вельмож.

Там правды нет, где есть привычка рабской лести;

Там искалечен ум, душа развращена...

Приди; я жду тебя, певец гражданской чести!

Ты нужен в наши времена.

 

1897

Тамбов