Новая вариация на старую тему

Послание к публицисту ретроградной печати

 

Положим - ты умен; допустим даже - гений;

Коль мало этого, решим,

Что ты в суждениях своих - непогрешим;

Но мы-то, прочие,- ведь также не без мнений;

И худо ль мыслим, хорошо ль -

Ты наши мнения нам высказать дозволь.

Друг друга выслушав, поспорим и посудим,

Как образованным приличествует людям.

Одерживать меж тем победы любишь ты,

Нам просто зажимая рты.

Так спорить, может быть, легко, но неучтиво,

Да и к тому ж едва ль умно.

Я знаю: приобресть у нас немудрено

Привычки дерзости кичливой.

Твоя наставница - московская печать,

Себя провозгласив главой газетной знати,

Учила от нее брезгливо отличать

"Разбойников пера, мошенников печати".

Я знаю: ты пленен тем в жизни наших дней,

Что ни одной черты в ней резкой не откроешь...

Я вспомнил скромную природу нашу: в ней

Бывает вечером спокойствие такое ж.

Недвижный пруд заснул под отблеском зари;

Порой лишь зарябит поверхность круг случайный,

Да изредка со дна всплывают пузыри -

Немые вестники какой-то жизни тайной,

Всплывут и лопнут, и опять -

Как мертвая, тиха темнеющая гладь.

Тебя смиренностью такой же привлекают

Скрижали бледные доверчивой души:

На них что хочешь, то пиши,-

Все с благодарностью покорной принимают...

Не верь, не верь себе, мечтатель зрелых лет

И бойся с жизнию расплаты!

В послании к тебе благой подам совет

Я - старец, опытом богатый.

 

Нередко слыхивал я в детские лета

Рассказы о творце военных поселений.

Вот он действительно казарменный был гений,

Не вам, теперешним, чета.

Казался б между вас колоссом средь пигмеев

Казенный нигилист, свирепый Аракчеев.

Он рассуждал: "Хоть будь семи пядей во лбу,

Не потерплю противоречья!"

Ему - то зверю, то рабу -

Была неведома природа человечья.

Ни жалоб, ни борьбы он не встречал ни в ком;

И на судьбу людей не мог взирать иначе,

Как на судьбу почтовой клячи,

Всегда безмолвной под кнутом.

Жестокость в нем росла, как в час прилива море,

И воля вьюгою гуляла на просторе...

Желанье выразил раз деспот в старину,

Чтоб голову имел народ его одну;

Желанье странное пришло к нему недаром:

Он обезглавил бы его одним ударом.

Но не был фантазер российский наш герой

И не давал притом потачки;

Охотно весь народ прогнал бы он сквозь строй,

Не торопясь, поодиначке.

Должно быть, часто он вздыхал: "Кабы мне власть,

Уж я потешился бы всласть!"

Вошла нам в плоть и в кровь им созданная школа.

Дух аракчеевский, дух дикий произвола,

Средь детских игр моих пугал меня не раз;

Вот почему о нем продлил я мой рассказ.

И юности во мне так живы впечатленья!..

Какой-то серый тон... немая тишь да гладь...

Лишь громко заповедь звучит: "Не рассуждать!"-

Основа главная отечеству служенья.

Та жизнь мне чудится как плесень и застой,

Как пруд, о коем здесь сейчас упоминалось,

Но только с разницею той,

Что даже пузырям всплывать не разрешалось.

 

Вот с временем каким знакомы были мы.

Уж, кажется, чего решительней и строже!

Все знали, что запрет наложен на умы;

И что же!

Не обходилося, однако, без беды,-

Порядка и тогда случались нарушенья.

Все гладко, чисто... Вдруг то здесь, то там следы

Проявятся мышленья -

И засоряется метеная стезя.

Запретов много есть, их всех не перечислить;

Все можно выполнить, лишь одного нельзя:

Коль мысли есть,- нельзя не мыслить.

Ты возразишь мне: "Да, но можно онеметь.

Нам думать про себя никто не воспрещает.

Не мысль, а просто речь свободная прельщает,

Пред суетной толпой звенящая, как медь".

Нет! Недействительна людская мысль без слова,

И только смерть кладет безмолвия печать;

Сегодня мысль нема, а завтра будет снова

Во всеуслышанье вещать.

Бывает, что врагу сдается ум без бою,

Не ведая стыда, не мучимый тоской,

Без вынужденья, сам собою

Он удаляется от жизни на покой.

Идут события - в порядке ли согласном,

В судьбу ли родины неся переполох -

Ум, обессиленный покоем безучастным,

Не видит - он ослеп; не слышит - он оглох.

Сменяется гоньбой за выгодою личной

Великодушие, так дружное с умом;

И слово глупое бесчинствует публично;

Ему и лесть, и ложь, и подлость нипочем.

Бывало так не раз; теперь, пожалуй, будет...

Но аракчеевым причины все же нет

Венчаться лаврами побед.

Что, если совесть ум разбудит?

Ведь он тогда, наперекор

Их ожиданьям и надежде,

С себя стряхнув наносный сор,

Воспрянет смел и чист, как прежде.

Так снова на стене являются порой,

В былой красе и в прежнем блеске,

Когда-то грубою рукой

Заштукатуренные фрески...

 

Но я в высокий слог пустился. Извини.

Потребны для тебя лишь доводы одни.

Чтоб дани не платить невольной увлеченью,

Я прямо приступлю теперь к нравоученью...

А впрочем, ежели ты логики не враг,

Обоим без него нам обойтись возможно;

Придешь ты к истине простой и непреложной

Без помощи чужой, сам рассуждая так:

"Походит наш народ на прочие народы;

Подумать, посудить не прочь подчас и он.

Хоть это в нем порок, но вместе и закон

Людской его природы.

Уму для жительства пределов не дано;

Ему лишь был бы мозг, а чей он - все равно.

Хоть в этом-то и вред, хоть я вполне уверен,

Что миновала бы нас всякая беда

При разделении труда:

Я буду умница, ты будь благонамерен...

Тогда бы все дела пошли не на авось,

А к благу общему бесспорно;

Хоть нам без критики задорной

Едва ли хуже бы жилось;

И образ мыслей быть превратен

Без мыслей мог ли быть едва,-

Но ведь как солнце не без пятен,

Так не без мыслей голова".

 

10 января 1892

Стенькино

 

* * *

 

Они как звезды в мутной мгле,

Иль будто в сумраке виденья -

Те годы мира на земле

И меж людей благоволенья...

 

Меня сподобила судьба

Тогда узреть в моей отчизне

С освобождением раба

Преображение всей жизни...

 

Той светлой жизни в старом зле

Пришла пора исчезновенья...

Как звезды гаснут в мутной мгле,

Как меркнут в сумраке виденья.

 

К делам добра затерян след;

В сердцах опять - вражда и злоба...

Чего ж мне ждать на склоне лет,

Уже вблизи, быть может, гроба?

 

О, годы мира на земле

И меж людей благоволенья!

На быстром времени крыле

Вы мчитесь к пропасти забвенья.

 

1889

Рунторт

 

ПАМЯТИ ШЕНШИНА-ФЕТА

 

Он пел, как в сумраке ночей

Поет влюбленный соловей.

Он гимны пел родной природе;

Он изливал всю душу ей

В строках рифмованных мелодий.

 

Он в мире грезы и мечты,

Любя игру лучей и тени,

Подметил беглые черты

Неуловимых ощущений,

Невоплотимой красоты...

 

И пусть он в старческие лета

Менял капризно имена

То публициста, то поэта,-

Искупят прозу Шеншина

Стихи пленительные Фета.

 

1892

Стенькино

 

ПАУЗА

 

Морозный, тусклый день рисует предо мной

Картину зимнюю красы необычайной;

Покрытый инеем, недвижен сад немой.

Он замер, весь объят какой-то белой тайной.

 

Движенья ищет взор, переходя вокруг

С предмета на предмет; но тщетно: сад не дышит;

И, силясь уловить хоть мимолетный звук,

Слух напрягается, но ничего не слышит...

 

1893

Стенькино

 

ПЕСНИ ОБ УЕДИНЕНИИ

 

Уединение в деревне - мне отрада.

Хотел бы, чтоб сюда заглохли все пути.

Свободы, тишины, безмолвия мне надо;

От современности подальше бы уйти.

 

Сама, в наш грубый век, Европа одичала.

Средь важных мелочей и хитроумных дрязг

Безмолвствуют добра великие начала,

И угрожающий железа слышен лязг.

 

На родине еще мне ближе и знакомей

Дела и помыслы героев наших дней...

Их торжествующих здесь нет физиономий,

И, слава богу, здесь не слышно их речей.

 

О, современник наш как жалок зачастую!

Он свежей новизны обид не перенес

И обратился вспять на старину гнилую,

Как на блевотину свою нечистый пес.

 

Мне опротивели и толки, и сужденья,

И эта суета, и праздный этот дух

Коль не ребяческой потехи истребленья,

То кропотливости помешанных старух.

 

Переливанье же в пустое из пустого

(Занятье русское) уж мне невмочь: я стар.

Мы без беды могли б лишиться дара слова -

Для высших дум теперь не нужен этот дар.

 

Мой опыт жизни все надежды уничтожил;

Не верю ничему в отечестве моем...

И вот я до чего, живя на свете, дожил!

Уединение - отрада вся лишь в нем.

 

Обитель мирная, приют благословенный,

Обетованная мне господом земля!

Мне краше и милей, о вы, во всей вселенной -

Мой сельский дом, и сад, и роща, и поля.

 

Здесь от житейских бурь я в старческие годы

Себе убежище нашел. Так ветхий челн

В затишье пристани, во время непогоды,

Спокойно зыблется в соседстве шумных волн.

 

За все, что есть в тебе, за все, что слышу, вижу,

За тихий твой простор, за красоту твою,

За то, что нет в тебе того, что ненавижу,

Родимый угол мой, тебя я так люблю.

 

Прими же ты меня под сень свою радушно.

Покой целительный дай сердцу и уму!

На людях, как в тюрьме, становится мне душно;

Мне хочется пожить на воле одному.

 

Свободы, тишины, безмолвия хочу я.

С природой бы родной прожить остаток дней

В уединении! Потом, конец почуя,

Хотел бы хоть в окно успеть проститься с ней.

 

А ты, природа-мать, и светлых дней лучами,

И тьмой, и звездами, и красками зари,

И всеми чудными твоими голосами

Со мной, пока живу, немолчно говори!

 

Октябрь 1889

Павловка