Еще раз о высшем замысле и особенностях характера

Предисловие

К Алексею Дидурову я относился с безусловным уважением и огромным интересом. Рискну утверждать, что наши отношения были обоюдно уважительными. Но дружескими, доверительными – нет, не были. Я никогда не приносил ему стихов, чтобы узнать мнение мэтра, каковым он, безусловно, являлся, не просил послушать тет-а-тет новую песенку, прежде чем предложить ее вниманию публики, он, хвала Господу, никогда не объявлял меня гением. Мы почти не беседовали - между нами всегда была определенная дистанция – и человеческая, и, с позволения сказать, художническая (отчасти это объясняется тем как исторически непросто складывались наши отношения, о чем будет немного сказано дальше, но были и принципиальные несовпадения).

Сии записки не есть результат серьезного литературоведческого исследования жизни и творчества поэта, а тем более не есть его биография. Все, о чем узнает читатель дальше – результат наблюдений за жизнью литературного рок-кабаре Алексея Дидурова, коего автору сиих записок случилось быть участником с 2003-го года по 2006 год, т.е. до момента смерти его создателя и руководителя (рок-кабаре на удивление многих и сейчас продолжает жить, но уже в несколько ином качестве, что неизбежно).

И все-таки, несмотря на отсутствие литературоведческой составляющей и некоторую бессистемность изложения, простительную, надеюсь, для жанра записок, я надеюсь, что частичку живого А.А.Д. читатель почувствует. И может быть откроет стихи Алексея Дидурова, или достанет книгу его прозы, или найдет и послушает его песни. Тогда можно будет сказать, что цель записок достигнута.

Впервые

Фамилию «Дидуров» я впервые услышал от одного знакомого рок-музыканта в телефонном разговоре, который случился, если я ничего не путаю, в 1995 г.. «Есть такой человек – Дидуров, - сказал знакомый музыкант. - У него своя тусовка, которая кочует по Москве с места на место, но собирается регулярно – каждое воскресенье». И сообщил телефон. Я собрался с духом и однажды позвонил. Мужской голос на другом конце провода довольно сухо сказал мне что-то вроде «приезжай с гитаркой, посмотрим» и сообщил адрес.

В назначенный день и час я пришел на Большую Пироговскую, где в то время проживало рок-кабаре (тогда я еще не знал этого странного словосочетания). Если подвести итог той давней нашей неровной беседе, Алексей Дидуров сказал, что выступать мне рановато, и приглашал походить в рок-кабаре, посмотреть как «ребята работают на сцене» (его слова). Я отказался. Я был уставший и расстроенный – школьными оценками, поставленными мне сидящим передо мной человеком, которого я воспринимал как руководителя некой неформальной тусовки и только, его манерой держаться, которая показалась мне заносчивой, его поучительным тоном. Отягощающим обстоятельством было то, что за моими плечами на тот момент уже были годы и годы творческого затворничества, множество кассет с песенками, записанными на магнитофоне «Весна-205», блокноты и тетрадки, исписанные стихами и прозой. И долгое одиночество, к которому, я возможно даже привык, освоился. Я приехал за помощью, мне предложили помощь, я от нее отказался. Помню, Алексей Алексеевич после моего решительного «нет» как-то переменился в лице и поспешил пригласить ожидающую пару со стихами, давая понять, что аудиенция окончена.

Теперь, спустя много лет, я понимаю, в чем была системная ошибка многих и многих встречавшихся с Алексеем Дидуровым: все видели перед собой человека, говорящего в лицо малоприятные для авторского самолюбия вещи, и мало кто видел Поэта, имеющего на то некоторое – как минимум - право.

Спустя много лет, в феврале 2003-го благодаря уникальному стечению обстоятельств (многие предпочитают слово «судьба») я оказался в рок-кабаре в качестве автора-исполнителя, допущенного к микрофону. Помню, послушав страстные монологи Алексея Дидурова, я вышел в коридор Еврейского культурного центра, где в ту пору проводилось рок-кабаре, и в нетерпении раскрыл книжку его стихов. На специальном столике в коридоре всегда были разложены стихи, кассеты поэтов, музыкантов. Мне захотелось немедленно убедиться в том, что этот человек имеет право говорить так ярко, образно, мощно. Говоря попросту - я все еще не знал кто такой Дидуров и опасался стать жертвой краснобая – такие случаи бывают. Открыл первое стихотворение, второе, третье… и вернулся в зал. Я не помню, что это были за стихи, но помню свое чувство изумления перед точностью, четкостью, чувственностью, образностью, одним словом - мастерством стиха. И еще помню, что именно тогда, прочитав несколько стихотворений А.А.Д. в коридоре ЕКЦ, я окончательно решил, что буду приходить на его литературное рок-кабаре.

Судьба Поэта

Алексей Дидуров был великолепнейшим, грандиозным оратором. Порой казалось, что его страстное, исполненное какой-то первобытной силы Слово может подвигнуть с места горы, обратить в новую веру целые народы. К несчастью или к счастью, но ни того, ни другого произойти не могло – зала Еврейского культурного центра на Большой Никитской, где проходило рок-кабаре с 2003 по начало 2006 года, не вмещала и пятидесяти человек, а частенько была и вовсе полупустой. Публика, как правило, слушала внимательно, но по-разному – впервые оказавшиеся на этом магическом действе слушали несколько ошалело, завсегдатаи – чуть утомленно, даже снисходительно, порой улыбаясь и переглядываясь между собой как будто с неким пониманием происходящего, но в сущности ни те, ни другие не понимали что происходит.

Меня же всегда поражала и страшно напрягала эта несообразность, несопоставимость неимоверной силы удара и практического отсутствия точки его приложения. Именно поражала и напрягала, а ни в коем случае не смешила (если и возникала порой ирония – то единственно как средство самозащиты от огромной и как мне порой ощущалось – разрушительной энергии). Моментами же мне казалось, что маленький человек у микрофона, заряженный энергией как шаровая молния, на какую бы тему ни говорил, кричит одно непрерывное, страстное «по-мо-ги-те!», «да по-мо-ги-те же, … вашу мать!», но никто этого потаенного крика не слышал, а даже если и ощущали что-то такое, то не знали что с этим делать. А живой человек у микрофона продолжал любить и ненавидеть, смешить и раздражать, клеймить и каяться…

Порой отчаяние обнажалось, всплывало на поверхность как подводная мина, страшная, невзорвавшаяся: «Если бы вы знали, сколько во мне пропало, прогоркло из-за вас! - вдруг гневно и горько бросал он в притихшую аудиторию. – Сколько стихов осталось ненаписанными, сколько романов не созданными!». И было очевидно, что это - наболевшее. Или вдруг, печально и тихо: «Я тоже когда-то был юн… И у меня впереди были целые вечности…».

Откуда у Алексея Алексеевича была такая невысказанность и такая потребность высказать все, до последней капли, хотя бы и почти в пустоту?

Смею утверждать, что для Алексея Дидурова, как для каждого сознающего свой Талант поэта, широкая известность и общее признание были чрезвычайно важными вещами. И дело не столько в лавровом венке, которым тебя увенчают, и ты будешь победно сиять с экранов телевизоров. Намного важнее понимание того, что ты – услышан, читаем, что если и не каждое твое слово или работа, но многое из созданного регулярно публикуется, замечается читателями, критиками, становится предметом широкого общественного обсуждения. Да, появляются издержки в виде обилия пустых и ненужных знакомств, встреч, на которые напрасно тратится драгоценное время поэта, но в конце концов это обязательные издержки известности и даже щекочет тщеславие, в котором Алексей Алексеевич открыто признавался («Я очень тщеславен» не раз и не два подчеркивал он в своих речах). Поэт получает главное – общественное внимание, свое Слово он ощущает востребованным, нужным, что сильно облегчает трудное его существование.

Вот этого самого – Большой Славы и Перманентного Успеха у Алексея Дидурова не было. Талант, достойный широкого признания, был, а широкого признания – не было. И я думаю, что один из внутренних надрывов Поэта был именно из-за этой великой несправедливости. Ведь он уже столько сказал им! И столько еще может сказать! А они ничего не слышат, не читают… Или почти ничего (как тут не вспомнить Писателя: «Они ничего не желают знать. Они только… жрут!»).

Переживать это, думается, было тем более сложно, что большие перспективы Алексею Дидурову открывались еще в юности. Он мог и должен был стать не просто известным, а одним из известнейших поэтов Союза. Чуть ли не в пятнадцать лет Алексей стал корреспондентом «Комсомолки», как поэт был ценим Булатом Окуджавой и многими другими признанными и состоявшимися поэтами и писателями (и, что очень важно - широко известными людьми). Но – что-то не сложилось. Бывает. А ведь Алексей Дидуров всю жизнь много и качественно («качество» - одно из любимых его слов) работал - писал стихи, прозу, даже создал рок-группу «Искусственные дети». На его стихи исполняли песни известные эстрадные исполнители. Он написал замечательный гимн выпускников школы, самый лиричный из всех гимнов на свете, который услышала, запомнила и до сих пор поет вся страна («Когда уйдем со школьного двора»). Песня фактически стала народной, потому что мало кто знает автора. И еще наверняка много чего важного и интересного сделал Алексей Дидуров, о чем я просто не знаю. А что в результате? Полупустой зал, в котором сидят девочки и мальчики, дяденьки и тетеньки разных возрастов, которые подчас благодарно слушают его, верят каждому слову, но большинство, увы, забудут, едва придут домой, и вспомнят в лучшем случае только в следующее воскресенье. Почему так получилось?

Бескомпромиссность Алексея Дидурова известна каждому, кто хоть однажды сталкивался с ним. Если Дидурову нравилось, то, что делал в поэзии или шире - в Слове человек, он возносил его на небеса, сажал на престол и увенчивал лавром, не нравилось – низвергал в бездны, в выражениях не стеснялся и порой бывал жесток (возможно – оправданно). Наверное, эти качества действительно были серьезным препятствием на пути к прижизненной Славе, особенно – в достопамятное советское время, которое было весьма специфическим.

Свободное слово Поэта, его свободная мысль (здесь я употребляю слово «свобода» в художественном смысле, а не в политическом) во все времена и у всех народов претила и будет претить Власти и обывателям, советским же поэтам и писателям по понятным причинам приходилось особенно тяжело.

Вообще-то, изгоем очень легко стать в любом обществе – достаточно повести себя особо, «отдельно» от общей массы, а если еще начнешь регулярно высказывать свое нелицеприятное мнение о неприличном поведении соседа ему в лицо – будешь многократно бит, а в итоге точно окажешься в бочке на городской площади как когда-то бедняга-счастливец Диоген. Возможно, такой вот «бочкой на городской площади» и было для Алексея Дидурова его знаменитое в узких кругах литературное рок-кабаре – место, где он был у себя дома, мог высказывать любые мысли, общаться с тем кругом избранных, которых он сам избрал для общения.

И все-таки, как мне кажется, главная причина отсутствия прижизненного Успеха поэта Алексея Дидурова была в другом – то самое банальное «не сложилось» или просто «Не Судьба». Почему один замечательный поэт получает при жизни и Славу и Успех, а другой – нет? Я не уверен, что дело здесь только в таланте или, например, в склонности к компромиссам одного и бескомпромиссности другого. Иначе придется допустить, что такие мелкие в сущности обстоятельства как чье-то задетое самолюбие, мстительность и обидчивость могли серьезно вмешаться в Высший Замысел. Разве это возможно?

Хотелось бы, чтобы судьба стихов поэта Алексея Дидурова была куда более счастливой. Они глубоки и прозрачны, умны и предметны, чувственны и точны. Кто знает, может, в скором времени его стихи будут в обязательной школьной программе? Как песня «Когда уйдем со школьного двора».

 

Стать московской легендой

Несчастная, раздерганная, во многом несостоявшаяся, но безусловно настоящая жизнь Алексея Дидурова имеет все основания стать московской легендой, ибо Дидуров – вынужденно или сознательно – неважно - прожил свою жизнь в самых ее низах – до последнего времени играл с дворовыми мальчишками в футбол, с неизвестными музыкантами, поэтами и литераторами – в рок-кабаре, в его жизни был даже такой стремный период, довольно продолжительный, когда коренной москвич бомжевал и кормился за счет сданной стеклопосуды, о чем не раз с горечью рассказывал. Чем было литературное рок-кабаре Алексея Дидурова по сути? Попытка создать свою среду обитания, свой микрокосмос. И он необычайно сильно дорожил этим СВОИМ местом. Здесь уместно рассказать о таком эпизоде из жизни рок-кабаре.

Однажды Алексей Дидуров задумал реформу (подробнее об этом см. далее) и в числе прочего речь зашла о названии рок-кабаре – вернуть старое (когда-то, на заре рок-кабаре, оно называлось «Кардиограмма») или все-таки оставить «литературное рок-кабаре Алексея Дидурова». Самое странное началось, когда откуда-то возник вариант просто «литературное рок-кабаре», без приставки «Алексея Дидурова». По-моему никто всерьез к такому варианту и не относился, в силу само собой разумеющегося огромного авторитета Дидурова, да и вообще полной бессмысленности – все прекрасно осознавали значение А.А.Д. и снять его имя с виртуальной вывески рок-кабаре было бы как минимум глупо. Но я был поражен, как близко к сердцу принял Алексей Дидуров даже теоретическую возможность исключения своего имени. Когда соответствующий вопрос (о названии без упоминания Дидурова) был задан сидящим в зале, возникла некоторая неловкая пауза, вызванная, по всей видимости, именно незнанием публики как реагировать на подобные априори непроходимые и вообще ненужные предложения. Но надо было видеть в этот момент Дидурова. Он переменился в лице. Он сделал в тесном пространстве между первым рядом и зеркалами танцкласса несколько упругих, напряженных как у тигра в клетке шагов. Он смотрел в зал остро и напряженно. И вообще, похоже, был перетянут как готовая лопнуть первая струна. Казалось, это вопрос жизни и смерти. Возможно, так оно и было.

Грозное дыхание Мира

Многим пришедшим в рок-кабаре слушателям Алексей Дидуров давал почувствовать грозное дыхание Мира. Там, наверху, текла обыкновеннейшая московская жизнь - тянулись по Большой Никитской пешеходы, катились по площади Восстания иномарки, шел дождь или светило солнышко, многоглазыми великанами разного роста и калибра застыли дома из камня и железа, глубоко под землей гудело метро поездами в темных гулких тоннелях, тихо плыли по небу облака… А в подвале ЕКЦ маленький человек у микрофона мощными мазками рисовал перед воображением сидящих перед ним обитателей Арбата и Пречистенки, Бирюлева и Капотни Картину Мира, Человеческой Истории во всей ее протяженности, почти невозможном по широте охвате и, увы, трагичности. Не в хронологическом, а в ассоциативном и замысловато-логическом порядке сменяли друг друга Времена Петра Первого, Александра Третьего, татаро-монгольского ига, Гражданской войны и многие другие времена и страны. Одна тема плавно и органично перетекала в другую - особенности английского языка, сделавшие его органичным для рок-музыки, специфика русского, история белого движения и красного террора, невероятная сложность взаимоотношений мужчины и женщины, превратности человеческих судеб, реалии современного русского шоу-бизнеса, нюансы социальной политики современного русского правительства и многое-многое другое. Список тем был просто неисчерпаемым. Непривычного к такому масштабу слушателя такой разброс кидал из жара в холод, из холода в жар. Поводом для фантастически искусных импровизаций по вопросам литературы, всемирной истории, музыки, поэзии могла стать строчка из прозвучавшей песни или стихотворения, неосторожное слово из зала или особенная реакция публики на прозвучавшее выступление.

Благодаря Дидурову сидящие в зале имели возможность почувствовать себя гражданами Мира, живущими на планете Земля, а не просто обитателями престижного Арбата или заштатного Бирюлева. И, возможно, это было одним из самых ценных качеств литературного рок-кабаре Алексея Дидурова. Не просто концерт, в котором один номер сменяет другой, а – как это ни дико прозвучит для такого маленького, затерянного в глубинах Москвы местечка как подвал Еврейского культурного центра – перфоманс почти мирового по широте охвата масштаба. Алексею Дидурову это на самом деле удавалось – силой своего воображения, ораторского таланта, поэтической страсти и необыкновенной эрудиции. И, думается, что многие были благодарны ему за это.

Праздники души

Один-два раза в год проводилось большое рок-кабаре. Как правило, это случалось в день рождения Алексея Дидурова (17 февраля) и еще по какому-нибудь значительному поводу – например, выход из печати его книги. Места проведения бывали разные. В 2003-м году это был, кажется, Дом кино на Васильевской, позже - большой зал Еврейского культурного центра, что на Б. Никитской. Большое рок-кабаре было праздником души для Алексея Алексеевича, да и для «дидуровцев». Народу приходило много, зал бывал полон, а сам Дидуров бывал радостно взволнован, благодушен и приветлив. В такие дни на рок-кабаре появлялись и люди известные, те, кого сейчас принято называть «медийными» личностями, которым Алексей Алексеевич был очень рад.

 

Поколения рок-кабаре

Или

Отношение к мату

Я ни разу не слышал, чтобы Алексей Дидуров использовал бранные слова в своей речи – ни в частной беседе, ни от микрофона рок-кабаре. Но использование мата в качестве художественного выразительного средства в литературе (и в песнях) он вполне допускал – и в своем творчестве, и в чужом. И когда к микрофону рок-кабаре выходили поэты или барды, использующие в текстах данное энергетически беспроигрышное выразительное средство воздействия на аудиторию, аргументировано выступал в защиту мата. А уж если кто-то демонстративно выходил из зала во время исполнения бранной песенки… Надо было видеть каким выразительным взглядом его провожал Алексей Алексеевич, и можно было быть уверенным, что когда выступление очередного брутального автора закончится, последует как всегда страстный спич в защиту мата с довольно-таки ядовитыми уколами в адрес не желающих его слушать.

С позицией Алексея Алексеевича нельзя было не согласиться – русская литература давно и вполне освоила мат. Другое дело, что мат, увы, настолько прочно и помимо нашей воли вошел в повседневную российскую жизнь, что по-человечески очень хочется, чтобы литература, песня и кино обходились без него. Но это чисто человеческое, возможно даже мещанское желание сродни желанию бытового комфорта, не имеющее отношения к Литературе и Искусству, которому был верен Алексей Дидуров.

 

День рождения Булгакова

Это был день рождения М.А. Булгакова, 15 мая, кажется, 2004 года (со временем очевидным становится такой фокус памяти – год события установить сложнее, чем дату). Литературное рок-кабаре во главе с Алексеем Дидуровым пришло во двор дома на Большой Садовой, д. 10 с тем, чтобы провести вечер в Булгаковской квартире-музее и отметить тем самым день рождения Мастера. Но случилось непредвиденное – в музей-квартиру нас не пустили нынешние жильцы дома. Просто встали у подъезда пара добрых молодцев атлетического сложения и бабенка неопределенного возраста и отказались впустить в подъезд. Сначала с ними пытались договориться, что называется, по-доброму, потом вызвали милиционера – удивительно, но даже участковый не помог. Вот уж поистине булгаковская мистика: в первый раз я был свидетелем, как родная милиция уходит ни с чем. Жильцы стояли мертво. На Алексея Алексеевича смотреть было просто больно – настолько он был … не расстроен, а – убит всем происходящим.

Рок-кабаре все-таки состоялось - прямо во дворе, перед подъездом. Спичи Алексея Алексеевича в адрес мещан как наипервейших врагов Искусства были настолько выразительны и ядовиты, что физиономии крепких пареньков, продолжавших охранять подъезд и без особого труда догадавшихся кого оратор имеет ввиду, пошли пятнами и заиграли желваками. В общем, это было еще то зрелище - рок-кабаре Алексея Дидурова в день рождения М.А. Булгакова во дворе дома на Большой Садовой, дом 10 - и грустное, и комичное, и торжественное одновременно.

 

О гениях и гениальности

В определенном смысле каждый поэт, литератор, музыкант – единственный в своем роде, уникальный – гений, т.е. рождающий Нечто новое почти также естественно как женщина ребенка. Я здесь намеренно пишу - «поэт», «музыкант», а не «настоящий поэт» и «настоящий музыкант», потому как если поэт/музыкант ненастоящий, то это уже вовсе не поэт и не музыкант, а не знамо кто.

В рок-кабаре попадали большей частью действительно талантливые люди. Возможно, есть и гении. Алексей Алексеевич, как всякий любящий отец, любил подчеркивать исключительную одаренность своих детей – поэтов и музыкантов рок-кабаре – «людей, о коих не сужу, затем что к ним принадлежу». Вместе с тем очевидно, что изрядное количество интересных современных русских поэтов, авторов-исполнителей никогда не бывали в рок-кабаре и даже не подозревали о его существовании, что, разумеется, не мешает им быть интересными и значимыми для русской культуры. Иначе и быть не может, ведь основной источник творчества – Жизнь, она течет повсеместно и беспрерывно мощным всеобъемлющим потоком. Человек может почувствовать этот ток жизни, находясь где угодно, для этого совсем не обязательно приходить куда бы то ни было. Что касается привычки Алексея Дидурова присваивать звания «гений», «великий поэт» или «великий бард» и т.д., то ведь ничего особенного в этом не было. В любой творческой среде это было, есть и всегда будет: «Старик – ты гений!». Ничего плохого в этом нет, а объяснение сего явления мне представляется простым: большинство поэтов, литераторов, музыкантов обделены вниманием публики, хотя и заслуживают его не меньше чем те немногочисленные счастливчики, кто регулярно его получают, так что время от времени прием допинга в виде звания «гений» или «великий» просто необходим для поддержки существования.

Позволю себе еще одно небольшое отступление от темы записок в развитие темы гениальности. Гений от Слова в постреволюционной России – дело невозможное. Самые талантливые из талантливых – в лучшем случае самородки. При всем моем уважении к русским советским поэтам, а к некоторым из них – сильной симпатии, разве кого-то – по силе сказанного слова, глубине мысли, точности и силе образов, культуре поэтической речи, а главное (главное!) – великой внутренней свободе, которой дышала бы каждая строчка каждого стиха, - можно поставить рядом с Тютчевым? С Пушкиным, Фетом, Батюшковым, Лермонтовым, Буниным? Или, может быть, с кем-либо из последней звездной плеяды, рожденной и воспитанной в дореволюционной России, – Блок, Хлебников, Есенин, Маяковский, Гумилев, Ахматова, Пастернак, Цветаева? Нет. А причина до жестокости проста: не в той атмосфере росли - не ту речь вокруг себя слышали, не те книги читали, не так и не тому учились.

Гениев отличает величайшая внутренняя свобода созидания в сочетании с величайшей же природной одаренностью. Я не думаю, что природа настолько оскудела, чтобы гении перевелись по ее вине. Одним из главных «антигениевых» свойств атмосферы в русском советском обществе была новейшая идеология, именовавшая себя сначала пролетарской, потом - коммунистической. В чем-то это название «пролетарская» было оправданным – как пролетарий с городской окраины, идеология была груба, примитивна и абсолютно уверена в том, что ее представления о жизни человеческой единственно правильные, а кроме того – обязательные к применению поголовно. Это был ядовитый смог такого мощного проникающего действия, что уберечься от него совсем, даже в самом в укромном уголке бабушкиной библиотеки с дореволюционными раритетными книжками, было невозможно. Таким образом, на самой восприимчивой стадии формирования мировосприятия – в детстве - растущая душа получала мощные ограничители роста, преодолеть которые, видимо, невозможно.

 

Творческие портреты

Все-таки период творческих портретов и не одного, а нескольких ведущих в истории рок-кабаре заслуживает отдельного рассказа хотя бы по той причине, что ни до, ни после ничего подобного в жизни рок-кабаре не было. Всегдашний формат был таков: Алексей Дидуров – ведущий, он выдает монологи на самые разные темы, он же представляет публике музыкантов, поэтов, выходящих к микрофону, единолично выстраивает очередность выступлений и предваряет каждое характеристикой выступающего. Иногда эта характеристика бывала краткой, чаще - развернутой.

Так вот, однажды привычное течение жизни рок-кабаре было нарушено. Его основатель, бессменный руководитель решился на эксперимент – чтобы заседания рок-кабаре по очереди вели избранные им поэты и музыканты и кроме того, каждое воскресенье один час отводился бы на творческий портрет кого-то одного из постоянных участников рок-кабаре. Почему Алексей Дидуров задумал это нововведение, я могу только догадываться. Возможно, заметил, что стало меньше приходить публики, поэтов, музыкантов, возможно – что лица в зале стали какими-то тусклыми. Скорее же всего, как мне теперь думается, стало сдавать здоровье. Тогда я, конечно, и подумать на это не мог, ведь Алексей Алексеевич вел исключительно здоровый образ жизни. Не курил, не выпивал, регулярно занимался физкультурой, играл в футбол. Но жизнь непредсказуема и порой любит пошутить скверно.

В любом случае я уверен, что изменение формата заседаний делалось во имя спасения любимого детища всей его жизни – рок-кабаре или по крайней мере придания ему нового животворного импульса. Так или иначе, но однажды Алексей Дидуров торжественно провозгласил уход от «диктатуры» (его выражение) и переход к республиканской форме правления. Звучало это как-то по-детски, но кто такие поэты, музыканты как не взрослые дети?

Нововведение это стало большой неожиданностью для абсолютного большинства «дидуровцев», поскольку Алексей Дидуров всегда был не просто основателем и ключевой фигурой рок-кабаре, на которой держалось все действо, а – буквально всем, чем рок-кабаре было. В сущности, большинство слушателей приходили именно «на Дидурова», а не на выходящих к микрофону поэтов и музыкантов, сколь ни прискорбно для самолюбия авторов это прозвучит. И дело здесь, конечно же, не в отсутствии талантов, каковых было множество, как я уже неоднократно подчеркивал, а в уникальности Алексея Дидурова, который как личность был на порядок интереснее – фактурнее, темпераментнее, ярче – любого автора, когда-либо выходившего к микрофону рок-кабаре, включая знаменитостей. И сей факт был настолько для всех очевиден, что, по-моему, многие растерялись и не знали, что делать с таким предложением, как реагировать. Период творческих портретов и появления некоторого количества ведущих, как мне теперь видится, - это была еще и мужественная попытка Алексея Дидурова уйти от монолога, который был ему привычен и прийти к диалогу. Возможно, эта потребность в диалоге была попыткой самоограничения. «Дидуров талантливый человек, но его слишком много» - так говорили многие – его друзья, почитатели, женщины, и сам Алексей Алексеевич это, похоже, понимал, потому что порой с горечью говорил об этом. Вообще все рок-кабаре 2003-2006 года – горькая публичная исповедь Алексея Дидурова. В своих наивысших, пиковых точках - жесткая до изуверства, бескомпромиссная до палачества, откровенная до бесстыдства, сентиментальная до плача о самом себе. Исповедь уходящего человека, как оказалось впоследствии.

Так или иначе, некоторое время – на протяжении осени 2004-го, кажется, творческие портреты проходили регулярно, каждое воскресенье, но потом как-то все само собой сошло на нет – Алексей Дидуров вернулся в свое великое одиночество, снова став «диктатором», единолично ведущим свое литературное рок-кабаре. Думаю, все восприняли это как должное.

 

Кулуары рок-кабаре

Кулуары рок-кабаре Алексея Дидурова – это было место благодатное. В танцевальной зале с большими зеркалами полным ходом шло Действо. Оттуда, из-за стеклянной двери доносились песни, слышался голос Алексея Алексеевича, реже – спокойный, добродушный, ироничный, чаще – страстный, напряженный, сатиричный… Там, за тонкой стеклянной дверцей подчас бушевали воистину вселенские страсти, а здесь, в вестибюле Еврейского культурного центра как в некой тихой заводи, было тепло, мирно и по-домашнему уютно. На специальном столике в уголке стоял электрический чайник, одноразовые стаканчики стопочкой, так что в любой момент можно было заварить чайку или кофейку. А если у чайного столика вдруг оказывались кто-нибудь из замечательных девушек рок-кабаре, они по доброте душевной всегда были готовы поставить новый чайник, заварить свежего чайку-кофейку, как вновь прибывшему с улицы человеку, так и вышедшему в кулуары после выступления музыканту. На том же столике всегда были аккуратно разложены по тарелочкам разные сладости – печенье, конфетки, рахат-лукум и прочие вкусности. На масленицу девушки пекли блины и приносили сюда, на этот столик. Так что, если кому-нибудь из музыкантской братии случалось оказаться в рок-кабаре в голодном состоянии, что случалось и нередко, там всегда было чем поживиться.

Попивая чаек-кофеек можно было мирно беседовать о разном или негромко бренчать на гитарке, напевая новую песенку. Этот особенный уют кулуаров рок-кабаре существовал под защитой Алексея Дидурова, и был возможен, как я сейчас понимаю, только благодаря ему.

 

Курилка рок-кабаре

Как известно, рок-кабаре начиналось примерно в час дня и заканчивалось поздно вечером, в разное время (в зависимости от планов администрации Еврейского культурного центра на танцевальный зал). При этом в районе 4-х часов объявлялся перерыв минут на 20-25. Зал проветривался, народ выбредал в кулуары, кто к чайному столику, кто в курилку. Объявляя перерыв, Алексей Алексеевич порой говорил, что можно попить чайку и добавлял иронически «принять никотинчику».

Курилка рок-кабаре находилась на ступеньках лестницы. Там можно было подымить, поиграть на гитарке, поболтать. Порой мимо проходили дяди и тети - посетители ЕКЦ, уборщицы, а то вдруг пробегали малыши и малышки, пришедшие на свои детские занятия. Временами курить на лестнице почему-то не разрешалось и приходилось выходить на улицу, во внутренний дворик. А потом опять на лестницу. С чем была связана миграция курилки мне неизвестно, но на улице как правило было зябко, ведь рок-кабаре проходило в прохладно-холодные времена (осень-зима-весна).

 

Новички у микрофона

Отношение Алексея Алексеевича к новичкам у микрофона (это называлось «дебют») было разнообразным – от трепетно-возвышенного безусловного признания до нетерпимо-категоричного отрицания, но никогда это отношение не было равнодушным, безразличным.

Вокруг выходящего к микрофону человека возникало поле повышенного внимания и напряжения, в котором было очень сложно освоиться. Казалось бы - сущая ерунда: выйти к микрофону, спеть две-три песенки, которые исполнялись много раз в самых разнообразных местах, ан нет. Особое силовое поле, порождавшееся по моим ощущениям пристальнейшим (если не сказать - хищным) вниманием Алексея Алексеевича, мешало «просто выйти и спеть» - коленки дрожали-с порой даже у очень опытных музыкантов, особенно же это чувствовали новички, впервые вышедшие к микрофону рок-кабаре. Приведем пример.

В одно из воскресений я привел в ЕКЦ своего друга, рок-музыканта, чье творчество Алексей Алексеевич после прослушивания оценил высоко. Для полноты картины следует пояснить, что мой друг на момент появления в рок-кабаре уже имел большой стаж, объехал с концертами огромное количество фестивалей, ну и вообще прошел рок-н-рольную школу жизни по полной программе – концерты, гастроли, запись в профессиональных студиях и прочая. И вот этот повидавший виды музыкант садится к микрофону рок-кабаре и… сбивается на первых же тактах исполняемой песенки (которую, я уверен, он спел бы, разбуди его среди ночи) и вообще заметно волнуется на протяжении всего выступления. Такое вот паранормальное явление. Да и я сам, как представляющий нового потенциального участника рок-кабаре, волновался не меньше. Такова была судьба каждого, кто рисковал представить на суд рок-кабаре и Алексея Дидурова интересного человека.

 

Навеки пятнадцатилетний

Анна Ахматова сказала однажды Фаине Раневской, что ей «одиннадцать лет и никогда не будет двенадцать». Алексей Дидуров по «ахматовской шкале» - навеки пятнадцатилетний.

 

Клеветникам Дидурова

Как-то, лазая по Интернету, я наткнулся на огромнейшую статью об Алексее Алекеевиче (это было еще при его жизни), суть которой сводилась к одному – Дидурову место в больнице им. Кащенко. Кто автор – не знаю, не помню, да и неважно. Важно то, что это, конечно же, неправда. И описанный выше случай с предновогодним рок-кабаре ничего не меняет. Да, Алексей Дидуров был страстной, увлекающейся натурой, не всегда склонной к объективности. У микрофона Алексей Дидуров порой мог противоречить самому себе, излагая и отстаивая перед неведомым оппонентом далекие, порой - противоположные точки зрения, причем – с огромным ораторским и артистическим искусством. Но это же был всего лишь Театр Одного Актера.. Порой – драма, порой – трагедия, иногда даже – великолепная клоунада, но никак не клинический случай. По сути все это проистекало от избытка у Алексея Дидурова артистизма, художнического темперамента (который является, как известно, одним из главнейших признаков таланта) и еще, пожалуй, от сознания собственной невостребованности и интеллектуального одиночества.

Мой опыт личного общения с Алексеем Дидуровым (в фойе рок-кабаре, по телефону) ясно свидетельствует – это был приятный собеседник, с развитым чувством юмора и острым умом. Если читатель не доверяет моему мнению, на что имеет полное право, - пусть посмотрит фильмы, снятые об Алексее Дидурове и показанные по каналу «Культура».

И потом, если уж на то пошло, кто из нас, пишущих и творящих нормален? Разве так называемый нормальный человек будет слагать слова в строчки, зарифмовывая окончания, просиживая за этим непотребным занятием ночами, болея рифмами и строчками по дороге на работу, в душном метро или в переполненном троллейбусе? Или, может быть, нормальный человек способен написать роман «Война и Мир», создав на листах обыкновенной белой бумаги даже не параллельный реальному Мир, а новую планету в Солнечной системе, пусть и виртуальную? Нормальный человек предпочитает использовать бумагу исключительно для других надобностей. А разве нормальны поэты, музыканты, писатели, пишущие, сочиняющие, болтающиеся по всей стране бесплатно, выходящие на сцену только за возможность быть услышанным? И все это происходит в современной России, в которой вполне реально делать успешную карьеру, зарабатывать большие деньги. Да - просиживая днями в офисах, да - тратя свою жизнь на малое, но получая за это солидную компенсацию в виде беззаботных путешествий, благополучной жизни, уверенности в завтрашнем дне.