Путеводитель по опасностям и надеждам духовной жизни

Книга известного американского писателя, психотерапевта, мастера медитации Джека Корнфилда посвящена теме продвижения человека по духовному пути самопознания и самосовершенствования. Основу предлагаемой в книге системы внутренней работы над собой составляет буддийская медитативная практика. Книга написана в простой и доступной форме, с учетом проблем, стоящих перед современным человеком, не отрывающимся от реальности и стремящимся обрести гармонию в потоке жизни.

Опытный психолог, Джек Корнфилд, подробно излагая медитативные методы самоконтроля и бодрствования, центральное место отводит понятию любви и сердца, без которых, по его мнению, любая система совершенствования теряет смысл.

Несомненно, эта увлекательная книга, излучающая сердечность и любовь к людям, будет интересна и полезна не только тем, кто интересуется буддизмом, но и всем, кто стремится изменить свою жизнь к лучшему.

Посвящается

моей жене Диане, от которой я столь многому научился, за её любовь, мудрость, дух глубокого исследования и искреннюю поддержку и за благословение нашей совместной жизни,

Хамиду Али за его поучения, в которых так глубоко сливаются воедино жизнь, любовь и священное, духу новшества ачаана Ча, Далай-ламы, Махаси-саядо, бхикку Буддхадасы, Чогьяма Трунгпа, Махагхошананды, У Ба Кхина и столь многих отважных современных мастеров.

«Хотел бы выразить благодарность...»

Эта книга не вышла бы в свет без помощи Ивлин Суини; старшая ученица, друг и помощница, Ивлин помогала мне во всех аспектах подготовки рукописи. Это неутомимая труженица, которая в свои семьдесят три года остаётся опорным столпом нашего сообщества и источником энергии для предлагаемой книги как и для книг нескольких других учителей медитации випассаны. Спасибо вам, Ивлин! И да принесёт вам пожертвованная вами дхарма новые и новые блага, новое и новое счастье.

Мне хотелось бы выразить благодарность Джейн Хиршфилд за кристальную ясность и глубокую мудрость дхармы. Джейн – поэтесса, прозаик и проницательная ученица дхармы; её помощь неоценима. Будучи моим главным редактором и советником, она оказала благотворное влияние на структуру и содержание книги.

Барбара Гейтс, писатель, редактор и друг в дхарме, также оказала значительную помощь в работе над рукописью, пробиваясь сквозь содержание нескольких ранних глав, создав из густых зарослей моих бесед о дхарме чистый и упорядоченный сад. Приношу ей мою благодарность.

Книга была начата в 1986 году в виде бесед в Сети Неотложной Духовной помощи. Неотложная Духовная помощь представляет собой группу психологов и духовных советников, оказывающих поддержку тем, кто испытывает затруднения тягостных духовных переходов, находящих слабое понимание в нашей культуре и часто принимаемых за душевные болезни. Выражаю глубокое уважение этой работе.

Важно признать тот факт, что в течение ряда лет большая часть моей дхармы была усвоена от коллег-учителей. Многим я обязан моим добрым друзьям, в особенности Джозефу Голдстейну, Шэрон Зальцберг и Стивену Левину, а также Станиславу и Кристине Гроф, выражаю им почтение как источникам некоторых важных тем книги.

Сверх того я получил благословения многих великих учителей в Азии, Европе и в Северной Америке. Я безмерно им благодарен.

Благодарю всех своих многочисленных учеников и коллег, учиться у которых я имел привилегию все эти годы. Использованные в книге их истории истинны. Однако из уважения к частной жизни отдельных лиц их имена и некоторые подробности подверглись изменениям.

Наконец хочу выразить своё уважение Лесли Мередиту из «Бантам Букс», бывшему великолепным редактором, знающим читателем и дружеской опорой в течение всего периода работы над книгой.

 

Джек Корнфилд

Центр Спирит Рок,

Вудэйкр, Калифорния,

1992г.

Часть первая. Путь с сердцем: основы.

Начало.

«Начиная эту книгу, я сделал упор на собственном личном путешествии, потому что величайший усвоенный мной урок состоит в том, что для осуществления в нашей духовной жизни универсальное должно быть неразрывно связано с личным».

Летом 1972 года я вернулся в дом родителей в Вашингтоне, округ Колумбия, с обритой годовой и в облачении буддийского монаха после первого пятилетнего периода обучения в Азии. В то время в Америке ещё не был основан ни один монастырь буддизма тхеравады; но мне хотелось увидеть, каково это будет пожить монахом в Америке хотя бы неделю. После нескольких недель, проведённых у родителей, я решил посетить своего брата-близнеца и его жену на Лонг-Айленде. В монашеском облачении и с чашей для сбора подаяния я сел на поезд, шедший из Вашингтона на Большой Центральный Вокзал Нью-Йорка; билет мне купила мать, потому что, дав обет отречения, я сам не должен был пользоваться деньгами или даже держать их в руках.

Я прибыл в Нью-Йорк в тот же день после полудня и пошёл пешком по Пятой Авеню, чтобы встретиться с невесткой. Я всё ещё был очень спокоен после стольких лет практики – и шагал, как бы медитируя, обращая на магазины, подобные тем, где продаются изделия из шёлкового газа, и на толпы прохожих, не больше внимания, чем на ветер и деревья своего лесного монастыря. Мы должны были встретиться с невесткой перед центром Элизабет Арден. Невестке было дано свидетельство о рождении с правом на обслуживание, производившееся в этом учреждении в течение полного дня; обслуживание включало массаж лица, причёску, маникюр и прочее. К четырём часам, как было обещано, я прибыл в центр Элизабет Арден; но невестка не появлялась. Подождав некоторое время, я вошёл. «Разрешите вам помочь», – воскликнула шокированная регистраторша, когда я вошёл. «Да, я ищу Тори Корнфилд». «О, – отвечала сотрудница, – она ещё не закончила». Она сказала мне, что на четвёртом этаже есть комната для ожидания, и я поднялся туда на лифте. Выйдя из камеры, я встретился с другой сотрудницей; она также спросила меня с оттенком недоверия: «Могу ли я вам помочь?» Я сказал ей, что жду невестку, она велела подождать.

Я уселся на удобном диване и, подождав несколько минут, решил скрестить ноги, закрыть глаза и медитировать. В конце концов, я был монахом, и что ещё мне оставалось делать? Минут через десять мне послышались смех и шум. Я продолжал медитировать но в конце концов услышал голоса и громкое восклицание из холла по другую сторону комнаты: «Это он всерьёз?» Восклицание заставило меня открыть глаза, и я увидел восемь или десять глазевших на меня женщин, одетых в «ночные рубашки» Элизабет Арден (халаты, которые там дают на день). У многих волосы оказались уложены волнами или были укреплены с помощью множества хитроумных приспособлений в форме рыболовных бредней. Казалось, что щёки некоторых из них вымазаны чем-то вроде мякоти зелёного авокадо; другие были покрыты грязью. Я в свою очередь уставился на них, не будучи в состоянии понять, в каком мире родился, – и услышал собственные слова: «Это они всерьёз?»

С этого момента мне стало ясно, что нужно как-то найти способ примирить чудесные древние учения, полученные мною в буддийском монастыре, с путями современного нам мира. В течение нескольких лет это примирение стало одним из самых интересных и неотложных предприятий для меня и для многих других людей, стремящихся жить подлинно духовной жизнью в преддверии двадцать первого столетия. В большинстве своём американцы не хотят жить в традиционном стиле священнослужителей, монахов или монахинь; однако многие из нас желают внести в свою жизнь подлинную духовную практику в собственном мире. В этой книге мы поговорим о такой возможности.

Моя духовная жизнь началась внезапно, когда мне было четырнадцать лет, и я получил в подарок книгу Т. Лобсанга Рампы «Третий глаз» – полуфантастическое описание мистических приключений в Тибете. Книга оказалась волнующей и наводила на размышления; она предлагала моему вниманию особый мир, и попасть туда казалось гораздо лучше, чем оставаться в том мире, обитателем которого я был. Я вырос на Восточном побережье в семье занятых наукой интеллектуалов. Отец, биофизик, разрабатывал искусственное сердце и искусственные лёгкие, работал в области космической медицины для программы исследований космического пространства и преподавал в медицинских школах. Я получил «хорошее образование» и поступил в один из старейших колледжей Новой Англии. Меня окружали многие блестящие и творческие личности. Однако несмотря на успехи и интеллектуальные достижения многие из них были несчастны. Мне стало ясно, что интеллигентность и положение в жизни имеют мало общего со счастьем или здоровыми человеческими взаимоотношениями. В моей собственной семье это обнаруживалось с чрезвычайно болезненной очевидностью. Даже в состоянии одиночества и смятения я знал, что мне придётся искать счастья где-то в другом месте. И вот я обратил взоры на Восток.

В Дартмуском колледже в 1963 году я имел счастье учиться у мудрого старого профессора, доктора Вэнь Сит Чжана, который, читая лекции о Будде и о китайских классиках, сидел на столе, скрестив ноги. Вдохновлённый им, я прошёл специализацию в области азиатской культуры и по окончании немедленно отправился в Азию (с помощью Корпуса Мира), чтобы в каком-нибудь буддийском монастыре найти учение и получить посвящение. Я начал практику; когда в конце концов я получил посвящение и удалился для уединённой практики в тайский лесной монастырь Ват Ба Пон, которым руководил молодой, но впоследствии достигший широкой известности мастер ачаан Ча, я был удивлён. Не ожидая, чтобы монахи непременно левитировали, как они делали это в историях Т. Лобсанга Рампы, я всё же надеялся на особые состояния восторга, на необыкновенные переживания. Но не это предложил мне мой учитель в первую очередь. Он представил особый образ жизни, путь пробуждения в течение всей жизни, внимание, отречение и самоотверженность. Он предложил счастье, которое не зависело от каких-либо изменчивых условий этого мира, а исходило из собственного трудного и сознательного внутреннего преображения. Вступив в монастырь, я надеялся оставить позади боль своей жизни в семье и трудности этого мира, но, конечно, они последовали за мной. Мне потребовалось много лет, чтобы уяснить себе, что эти трудности были частью моей практики.

Мне достаточно повезло в том, что я нашёл мудрые наставления и прошёл древнее традиционное обучение, которое всё ещё предлагается в лучших монастырях. Это обстоятельство повлекло за собой жизнь великой простоты, когда практикующий владеет лишь немногим более, чем одеждой и чашей для подаяния; мне ежедневно приходилось шагать по пять миль, чтобы собирать подаяние для единственного приёма пищи, происходившего в полдень. Я провёл долгие периоды медитации согласно традиционным практическим методам – я сидел целые ночи в лесу, наблюдая, как горят тела на площадке для сожжения трупов; я прошёл курс безмолвного уединения в одной комнате в течение года, когда я сидел и шагал по двадцать часов в сутки. Мне были предложены превосходные учения в крупных монастырях, руководимых Махасисаядо, Асабха-саядо и ачааном Буддхадасой. В эти периоды практики я усвоил чудесные знания – и вечно благодарен этим учителям. Однако интенсивная медитация в экзотическом окружении оказалась всего лишь началом практики. С того времени у меня возникали невыразимые переживания в медитациях во вполне обычных местах; они появлялись просто в результате самозабвенной систематической тренировки. Во время моей ранней подготовки я не знал, что мне предстоит в будущем, – и покинул Азию, всё ещё оставаясь сильным идеалистом, ожидая, чтобы особые переживания в медитациях, найденные мной во время практики, разрешили все мои проблемы.

В течение следующих лет я возвращался для дальнейшего обучения в монастыри Таиланда, Индии и Шри-Ланки; затем я учился у некоторых известных тибетских лам, мастеров дзэн и индуистских гуру. За девятнадцать лет учительства я имел счастье сотрудничать со многими другими западными учителями буддизма в целях создания в Америке условий для практики медитации прозрения – буддийской практики внимательности. Я осуществлял руководство периодами изолированной практики, продолжавшимися от одного дня до трёх месяцев, я работал совместно со многими центрами – христианскими, буддийскими, трансперсональными и другими. В 1976 году я получил степень доктора философии в клинической психологии и с тех пор всё время работал как психотерапевт и учитель буддизма. И вот, в течение всех этих лет я старался ответить на вопрос: как могу я жить, погрузившись в свою духовную практику, как могу привести её к расцвету в каждый день жизни?

С самого начала учительства я увидел, как много других учеников подходят к духовной практике с ошибочным пониманием, сколь многие из них надеются воспользоваться ею для того, чтобы ускользнуть от своей жизни, сколь многие пользовались её идеалами и языком как способом избавиться от боли и страданий человеческого существования, как пытался поступать и я, сколь многие входили в храмы, в церкви и монастыри в поисках этих особых результатов.

В противоположность тому, что мы обычно думаем о своих духовных переживаниях, моя собственная практика оказалась странствием сверху вниз. Все эти годы я обнаруживал, что работаю, прокладывая себе путь по чакрам, т. е. центрам духовной энергии, вниз, а не вверх. Первые десять лет моей систематической духовной практики происходили, прежде всего, посредством ума. Я учился, читал, затем медитировал и жил как монах, всегда пользуясь силой ума, чтобы приобрести понимание. Я развил сосредоточенность и самадхи (глубокие уровни душевной поглощённости); ко мне приходили многообразные прозрения. У меня были видения, откровения и различные глубокие пробуждения. По мере того, как развивалась моя практика, весь способ понимания себя в этом мире оказался у меня перевёрнут с ног на голову, и я увидел вещи по-новому, с большей мудростью.

Я подумал, что это прозрение было главным пунктом практики, и чувствовал удовлетворение своим новым пониманием.

Но увы, когда я вернулся монахом в Соединённые Штаты, всё это распалось. В течение нескольких недель после посещения центра Элизабет Арден я снял монашеское одеяние, поступил в аспирантуру, нашёл работу водителя такси, а по ночам работал в психиатрической больнице Бостона. Я также вступил в интимные взаимоотношения. Хотя я вернулся из монастыря с ясным умом, широкими взглядами и возвышенными чувствами, очень скоро в своих взаимоотношениях с людьми в общежитии, где я жил, и в аспирантуре я обнаружил, что медитация оказала мне весьма малую помощь в моём общении с окружающими. Я всё ещё оставался эмоционально незрелым, действуя исходя из тех же самых болезненных стереотипов порицания и страха, приятия и неприятия, которые существовали у меня до буддийского обучения; только весь ужас теперь был в том, что я начал видеть эти стереотипы с большей ясностью. Я мог распространять медитацию любящей доброты на целую тысячу существ, живущих где-то в другом месте, но испытывал чрезвычайные трудности в близких взаимоотношениях с одним человеком здесь и сейчас. В медитации я применял силу ума, чтобы подавить болезненные чувства, но чересчур часто даже не признавал тот факт, что сержусь, печалюсь, грущу или испытываю разочарование; это происходит лишь спустя долгое время. Корни моих несчастий во взаимоотношениях не подверглись рассмотрению. Я обладал лишь очень небольшим уменьем справляться со своими чувствами, действовать на эмоциональном уровне или проявлять житейскую мудрость с друзьями и любимыми людьми.

Мне пришлось переместить всю свою практику вниз по чакрам от ума к сердцу. Я начал длительный и трудный процесс использования своих эмоций, внесения осознания и понимания в структуры своих взаимоотношений; я начал учиться тому, как почувствовать свои чувства, что делать с мощными силами человеческих связей. Я делал это с помощью групповой и индивидуальной терапии, с помощью медитаций, центрированных на сердце, с помощью методик трансперсональной психологии и целой серии взаимоотношений, как удачных, так и бедственных. Я делал это, пересматривая историю возникновения своей семьи и её раннего периода; я вносил это понимание в свои нынешние взаимоотношения. В конечном счёте это сначала приводило меня к трудным взаимоотношениям; но сейчас они превратились в счастливый брак с женой Лианой; на свет появилась прелестная дочь Кэролайн. Постепенно я пришёл к пониманию того факта, что работа сердца оказалась полностью интегрированной частью моей духовной практики.

После десяти лет сосредоточенности на эмоциональной работе и на развитии сердца я понял, что ранее относился к своему телу с пренебрежением; подобно эмоциям, в мою раннюю духовную практику тело было включено лишь поверхностно. Я научился вполне осознавать дыхание и работать с болями и телесными ощущениями; но в большинстве случаев я пользовался телом, как им мог бы пользоваться атлет. Я был одарён судьбой здоровьем и силой, достаточными для того, чтобы взбираться на горы или сидеть на берегу Ганги, подобно йогину, преодолевая жгучую боль и не двигаясь в течение десяти или двадцати часов; я мог есть раз в день, подобно монаху, ходить босиком на далёкие расстояния; но тут я открыл, что пользовался своим телом, а не жил в нём. Оно было орудием, и его нужно было питать и двигать, чтобы осуществлять свою эмоциональную, душевную и духовную жизнь.

Когда я с большей полнотой вновь поселился в своих эмоциях, я отметил, что тело также требует любящего внимания к себе, что до сих пор я видел его, понимал и даже чувствовал с недостаточной любовью и недостаточным состраданием; мне пришлось двигаться по чакрам ещё ниже. Я уяснил, что если мне нужно вести духовную жизнь, необходимо быть способным воплощать её в любом действии: в том, как я стою и как хожу, в том, как я дышу, в той тщательности, с какой я ем. В эту духовную жизнь должны быть включены все виды моей деятельности. Жизнь в этом драгоценном животном теле на этой земле – такая же большая часть духовной жизни как и всё другое. В начале повторного вселения в своё тело я открыл новые области страха и боли, которые отделяли меня от моего истинного «я», – точно так же, как раньше я находил новые области страха и боли при раскрытии своих ума и сердца.

По мере того, как моя практика продолжала двигаться вниз по чакрам, она становилась всё более глубокой и более личной. Она требовала большей честности и осторожности на каждом шагу пути; она также стала более интегрированной. То, как я обращаюсь со своим телом, неотделимо от того, как я отношусь к своей семье, неотделимо от моей приверженности жизни в мире на нашей земле. Так что, когда я пробивался книзу, моё виденье практики расширялось и включало не только собственное тело, но и всю жизнь, взаимоотношения, которых мы придерживаемся, окружение, которое нас поддерживает.

Я увидел, что в этом процессе углубления и расширения моей приверженности духовной жизни сильно изменились как мои усилия, так и их мотивация. Сначала я занимался практикой и учительством исходя из ситуации огромной борьбы и усилий. Я применял напряжённые умственные усилия, чтобы удерживать тело в спокойствии, чтобы сосредоточиваться и приводить в порядок душевную силу во время медитации, чтобы превозмочь боли, чувства и отвлечения. Я пользовался духовной практикой, чтобы добиваться состояния ясности и света, добиваться понимания и виденья; вначале я и учил таким образом. Однако постепенно мне стало ясно, что у большинства из нас сама эта устремлённость увеличивает наши проблемы. Там, где мы склонны к осуждению, мы в своей духовной практике больше осуждали самих себя. Там, где мы оказывались отрезаны от самих себя, отрицая свои чувства, свои тела и свою человечность, стремление к просветлению или к некоторой духовной цели только увеличивало это разделение. Всякий раз, когда исходной позицией было чувство ничтожности или ненависти к себе – проявлявшееся в боязни своих чувств или в осуждении своих мыслей, – это чувство усиливалось духовным устремлением. Однако я знал, что духовная практика невозможна без великой преданности, энергии самоотверженности. Откуда всё это должно было прийти, если не от устремления и идеализма?

Такое открытие оказалось для меня удивительной новостью. Чтобы глубоко раскрыться, как того требует подлинная духовная жизнь, нам нужна громадная смелость и сила, особый вид воинского духа. Но место, где находится эта воинская сила, заключено внутри сердца. Энергия, самоотверженность и смелость нужны нам не для того, чтобы бежать от жизни, не для того, чтобы прикрыть её какой-либо философией, материалистической или духовной. Нам требуется сердце воина, которое позволит нам прямо взглянуть на свою жизнь, на свои боли и ограничения, на свои радости и возможности. Эта смелость позволяет нам включить в свою духовную практику каждый аспект жизни – наше тело, нашу семью, наше общество, политику, экологию земли, искусство, воспитание. Только тогда духовность сможет по-настоящему интегрироваться в нашу жизнь.

Когда я, начал работать в государственной психиатрической лечебнице, продолжая занятия в аспирантуре и работая над диссертацией на степень доктора философии, я наивно полагал, что мог бы учить медитации некоторых из пациентов. Но скоро стало очевидным, что медитация не была тем что им нужно. Эти люди обладали малой способностью направлять уравновешенное внимание на свою жизнь; большей частью они уже заблудились в глубинах ума. Если для них и полезна какая-то медитация, то такая медитация должна быть земной, покоящейся на прочной основе, – как йога, садоводство, тай-чи, активные виды практики, способные связать практикующих с их телами.

Но затем я открыл в этой больнице целую большую группу людей, крайне нуждавшихся в медитации: это были психиатры, психологи, социальные работники, медицинские сестры и санитары психиатрической службы и прочие сотрудники. Они ухаживали за пациентами и часто управляли ими, пользуясь антипсихотическими средствами; такие работники действуют исходя из страха, опасаясь энергий, скрытых внутри пациентов и внутри самих себя.

Как будто немногие из обслуживающего персонала обладали знанием из первых рук, т. е. познанием в собственной душевной жизни тех могучих сил, с которыми встречаются их пациенты; однако эта способность смело смотреть в лицо собственной жадности, собственной ничтожности, ярости, паранойе и напыщенности и открыть за ними мудрость и бесстрашие – сама она представляла собой весьма основательный урок медитации. Весь штат мог бы извлечь большую пользу из практики медитации, которая представляет собой способ прямо увидеть внутри самих себя те психические силы, которые развязаны у их пациентов. Из практики они могли бы вынести новое понимание и сочувствие к своей работе и к своим подопечным.

Необходимость включить духовную жизнь в уход за больными и в их лечение начинает получать признание и среди профессионалов психиатрии. Осознание необходимости интегрирования духовного зрения распространилось также и на такие области, как политика, экономика и экология. Однако для того, чтобы оказаться благодетельной, духовность должна основываться на личном переживании. Для читателя, желающего учиться на личном опыте, главы этой книги предлагают целую серию традиционных практических методик и современных медитаций. Упражнения представляют собой способы непосредственной работы с предлагаемыми здесь учениями, способы глубокого вхождения в собственное тело и в сердце в качестве средства духовной практики. Сущность представленных здесь медитаций взята из традиций буддизма тхеравады, распространённого в Юго-Восточной Азии. Такова практика медитации прозрения, называемая также сердцем буддийской медитации; она предлагает систематическое воспитание и пробуждение тела, сердца и ума, неразрывно слитых с окружающим нас миром. Именно этой традиции я следовал в своём учительстве многие годы, именно это центральное учение формирует основу почти всех видов буддийской практики в целом мире.

В то время как эта книга будет опираться на мой опыт в буддийской традиции, я полагаю, что принципы духовной практики, которых она касается, универсальны. Первая половина знакомит читателя с почвой целостной духовной жизни – со способами практики, общими опасностями, с техническими приёмами, предназначенными для наших неприятностей и затруднений, а также с некоторыми буддийскими картами духовных состояний человеческого сознания; здесь объясняется, как эти необычные переживания можно обосновать с помощью здравого смысла. Вторая половина книги скажет более прямо об интеграции этой практики в нашу современную жизнь, предложит вниманию читателя такие предметы, как взаимозависимость и сострадание, возведение перегородок и психотерапия, медитация, преимущества и затруднения встреч с духовными учителями. Мы закончим книгу общим взглядом на духовную зрелость – на созревание мудрости и сострадания, на лёгкость и радость, которые эта зрелость вносит в нашу жизнь.

Начиная книгу, я обратил особое внимание на собственное личное путешествие, потому что величайший усвоенный мной урок состоит в том, что для осуществления в нашей духовной жизни универсальное должно быть неразрывно связано с личным. Мы – люди, и человеческие врата к священному – это наши собственные тело, сердце и ум, история, из которой мы пришли, и самые, тесные взаимоотношения и обстоятельства нашей жизни. Если не здесь, где же ещё могли бы мы сохранить живыми сострадание, справедливость и освобождение?

Интегрированное понимание духовности считает, что если нам нужно внести в мир свет, мудрость или сострадание, мы прежде всего должны начинать с самих себя. Универсальные истины духовной жизни могут оживать только в каждом отдельном и личном случае. Этот личный подход к практике относится с уважением и к уникальности нашей жизни, и к её обыденности; он уважает вневременное качество великого танца между жизнью и смертью, однако относится с почтением и к нашему отдельному телу, к нашей отдельной семье, к нашему сообществу, к личной истории, радостям и печалям, которые были нам даны. Таким образом наше пробуждение оказывается весьма личным явлением, которое также влияет и на все другие создания на земле...

 

Глава 1. Хорошо ли я любил?

«Даже самые возвышенные состояния и самые исключительные духовные свершения оказываются неважными, если мы не в состоянии быть счастливыми самым основным и обычным образом, если мы не в состоянии прикоснуться друг к другу и к жизни, которая была нам дана вместе с нашим сердцем».

В деле духовной жизни имеет значение простая истина: нам необходимо удостовериться в том, что наш путь связан с нашим сердцем. На современном духовном рынке нам предлагается множество других представлений о практике. Великие духовные традиции предлагают рассказы о просветлении, о блаженстве, о познании, о божественном экстазе, о высочайших возможностях человеческого духа. Из широкого диапазона учений, доступных нам на Западе, нас зачастую прежде всего привлекают эти чарующие и в высшей степени необычные аспекты. В то время как обещание достижения таких состояний может оказаться истинным, ибо эти состояния в некотором смысле действительно представляют сами учения, такое обещание также оказывается одним из приёмов рекламы, принятой в духовной торговле. Необычные состояния не являются целью духовной жизни. В конечном счёте духовная жизнь не есть процесс искания или приобретения некоторого особого состояния или особых сил. Фактически такое искание может увести нас от самих себя. Если мы не проявляем осторожности, мы легко можем обнаружить в своей духовной практике повторение крупнейших неудач современного нам общества – его честолюбия, материализма и индивидуальной изолированности.

В начале подлинного духовного странствия нам придётся оказаться гораздо ближе к домашней жизни, сосредоточиться непосредственно на том, что находится прямо перед нами, удостовериться в том, что наш путь связан с нашей глубочайшей любовью. Дон Хуан в своих поучениях Карлосу Кастанеде так высказался об этом:

«Смотри на каждый путь внимательно и обдуманно. Испытывай его столько раз, сколько считаешь необходимым. Затем задай себе – и только себе одному – один вопрос; этот вопрос задаёт себе только очень старый человек. Мой благодетель однажды сказал мне о нём, когда я был молод, когда моя кровь была слишком бурной, чтобы я мог его понять. И вот теперь я действительно понимаю его. Я скажу тебе, что это за вопрос: обладает ли этот путь сердцем? Если не обладает, он бесполезен».

Учения, представленные в данной книге, говорят о том, как найти такой путь с сердцем, как вступить на путь, который преображает нас и который соприкасается с нами в центре нашего существа. Вступить на него – значит найти некоторый способ практики, который позволяет нам жить в мире, целиком и полностью исходя из сердца.

Когда мы спрашиваем: «Следую ли я пути с сердцем?», – мы обнаруживаем, что никто не в состоянии с точностью определить за нас, каким должен быть наш путь. Вместо того мы должны позволить тайне и красоте этого вопроса резонировать внутри нашего существа. Тогда где-то в глубине перед нами появится ответ, возникнет понимание. Если мы спокойны и серьёзно вслушиваемся, даже на одно мгновенье, мы узнаем, действительно ли мы следуем пути с сердцем.

Возможен прямой разговор со своим сердцем. Это знает большинство древних культур. Мы способны по-настоящему беседовать со своим сердцем, как если бы оно было нашим добрым другом. В современной жизни мы оказались настолько заняты повседневными делами и мыслями, что забыли это существенное искусство – найти время поговорить с сердцем. Когда мы спрашиваем его о нашем текущем пути, нам необходимо взглянуть на те ценности, которые мы избрали для того, чтобы жить. Во что мы вкладываем своё время, свою силу, свои творческие способности, свою любовь? Нам необходимо посмотреть на свою жизнь без сентиментальности, без преувеличения или идеализма. Отражает ли избранное нами направление то, что мы ценим выше всего?

Буддийская традиция учит своих последователей считать всякую жизнь драгоценной. Покидающие Землю астронавты также заново открыли эту истину. Одна команда русских космонавтов так описывает подобное настроение: «Мы взяли на космическую орбиту для кое-каких исследований маленьких рыбок. Нам предстояло пробыть на орбите три месяца. И вот приблизительно через три недели рыбки начали умирать. Какую жалость к ним мы почувствовали! Что мы только ни пробовали, чтобы их спасти! На Земле мы с большим удовольствием ловим рыбу; но когда вы пребываете в одиночестве вдали от всего земного, любая видимость жизни особенно драгоценна. Вы просто видите, как драгоценна жизнь». В том же духе действовал один астронавт, когда его капсула приземлилась: он открыл крышку люка, чтобы вдохнуть влажный воздух Земли. «Я действительно опустился на землю и припал к ней щекой, склонился и поцеловал её».

Для того, чтобы видеть, как драгоценны все вещи, нам необходимо обращать на жизнь полное внимание. Духовная практика может привести нас к этому осознанию без помощи путешествия в космическое пространство. По мере того, как в нашу жизнь всё более и более начинают проникать качества присутствия и простоты, начинает проявляться и оживотворять наш путь глубинная любовь к Земле и ко всем существам.

Чтобы понять глубже, что именно вызывает это чувство драгоценности и как она придаёт смысл пути с сердцем, давайте поработаем со следующей медитацией. В буддийской практике нам настоятельно рекомендуется задуматься над тем, как хорошо жить, размышляя о собственной смерти. Традиционная медитация для этой цели состоит в том, чтобы сесть спокойно и ощутить преходящий характер жизни. Прочитав этот параграф, закройте глаза и почувствуйте смертность этого данного вам тела. Смерть для нас неизбежна, предстоит только открыть время смерти. Вообразите себя в конце своей жизни – на следующей неделе, в следующем году или в следующем десятилетии, словом, когда-то в будущем. Затем обратите память назад через всю свою жизнь и припомните два своих добрых поступка, два действия, которые были добрыми. Им не нужно быть грандиозными; пусть всплывет то, что хочет показаться.

Вызывая в памяти эти хорошие поступки, осознайте также, как подобные воспоминания, когда вы их видите перед собой, воздействуют на ваше сознание, как преображают чувства и состояние сердца и ума.

Закончив это размышление, посмотрите очень тщательно на качества ситуаций, на то, из чего состоял момент доброты, выбранный из всей жизни слов и действий. Почти каждый, кто способен вспомнить такие поступки во время медитации, обнаружит, что они были удивительно просты. Едва ли это будут поступки, которые мы пожелали бы вынести в общий итог жизни. Для некоторых людей моментом доброты оказался просто тот, когда кто-то из них сказал отцу перед смертью, что любит его или, находясь в самой гуще деловой жизни, примчался к своей сестре, чтобы присмотреть за её детьми, когда та лечилась после автомобильной аварии. Одна учительница начальной школы увидела простую сцену – утренние часы, когда она держит на руках плачущих детей, переживающих трудные минуты. В ответ на вопрос об этой медитации одна женщина как-то подняла руку, улыбнулась и сказала: «Когда мы с кем-нибудь подъезжаем одновременно к местам стоянок на людных улицах, я всегда уступаю место другому человеку». В её жизни это были хорошие поступки.

Другой женщине, медицинской сестре на седьмом десятке, вырастившей детей и внуков и прожившей весьма полную жизнь, пришёл на память такой случай. Ей было шесть лет, когда прямо перед её домом разбился автомобиль; из-под капота вырывались клубы пара. Из автомобиля выбрались двое пожилых людей и смотрели на машину; один из них свернул за угол и заплатил за телефон, чтобы позвонить в гараж. Они вернулись в машину и просидели в ней большую часть дня в ожидании буксировки. С любопытством шестилетнего ребёнка она вышла поговорить с ними; увидев, как они ждут в жаркой машине, она вернулась в дом и, даже не спросив их, приготовила на подносе чай со льдом и сэндвичи и вынесла поднос им на обочину.

Самые важные вещи в нашей жизни не бывают фантастическими или великими; это – мгновенья, когда мы соприкасаемся друг с другом, когда присутствуем здесь с наибольшим вниманием и заботливостью. Эта простая и глубокая близость и есть любовь, которой мы все жаждем. Мгновенья касания и чувства соприкосновения могут стать основой пути с сердцем; и они происходят в высшей степени непосредственно и прямо. Мать Тереза выразила это таким образом: «В этой жизни мы не можем делать великие дела, мы можем делать лишь малые дела с великой любовью».

Некоторые люди находят это упражнение очень трудным. Им не приходит на ум ни одного хорошего поступка; или же могут прийти весьма немногие, которые немедленно оказываются отвергнуты, потому что осуждаются как поверхностные, или мелкие, или нечистые, или несовершенные. Означает ли это, что среди сотни тысяч поступков в течение целой жизни нет даже двух хороших мгновений? Едва ли. У всех у нас их много. Но здесь имеется и другой, более глубокий смысл: в таком отношении отражён тот факт, что мы суровы к самим себе. Мы судим себя так сурово, что только какой-нибудь Иди Амин или Сталин поручил бы нам председательство в своих судах. Многие из нас открывают, что мы проявляем мало милосердия к самим себе. Мы едва способны признать, что из наших сердец могут исходить подлинная любовь и доброта. Однако это так.

Жить на пути с сердцем означает жить так, как нам показано в этой медитации, позволить аромату доброты проникнуть в нашу жизнь. Когда мы вносим в свои действия полное внимание, когда проявляем любовь и понимаем драгоценность жизни, внутри нас возрастает чувство доброты. Простое заботливое присутствие может начать проникат