Россия, которую мы не можем терять

 

Несмотря на бурление политики, мы понемногу строим ясное понимание о мире и о России, и в этом надежда. Появилось множество людей, которые пишут статьи и письма с важными, глубокими мыслями. Поражаешься многообразию взглядов и способности встать над частностями. Видно, узкие советские рамки печатного выражения мысли давали простор для самой мысли.

Но почти в каждой мысли, чтобы ее утвердить, приходится перегибать палку. Тогда кто-то мысль оспаривает и отгибает палку назад. Так, галсами, как парусный корабль, мы и плывем к истине. И в этом нет злого умысла или бесхребетности, наше мышление – как диалог, как беседа, в нем всегда есть спор и сомнение (хотя надо знать и меру). Я хочу продолжить мысль моей прошлой статьи («Белый дым»), но пойти дальше. Принижая советский строй и клевеща на него, неизбежно принижают (а по сути отвергают) корень России вообще – особенно любимой якобы царской России.

Наши патриоты-антикоммунисты проклинают Октябрь, исходя из мелочных политических оценок. У них даже классовой ненависти к коммунистам нет – разве можно сказать, что они хотят капитализма? Нет, вроде им Чубайс противен. Но те, кто против чубайсов начала века восстали и восстановили именно суть России как цивилизации, им противны не меньше. А главное, своим тупиковым, никуда не ведущим отрицанием они заражают мышление многих людей. Даже не столько своими выводами, сколько типом рассуждений, своим способом мыслить.

Передо мной лежит сценарий фильма С.Говорухина «Россия, которую мы потеряли». Его тяжело читать, он – как бы наглядное пособие к мысли Ницше о том, что интеллигенция склонна орудовать фальшивыми гирями. Читаю сценарий, и так неприятно, будто тебя заставляют смотреть что-то неприличное. Обман, против которого зритель, размягченный образами русской старины, будет бессилен – это же запрещено совестью художника. И все для того, чтобы сказать о советском строе: «Господи, кто же придумал этот строй, которому чуждо проявление сострадания к ближнему!». Но это – политика, в 1992 году нужны еще были удары на добивание СССР.

Сегодня С.Говорухин – депутат от оппозиции. Начат новый цикл, и о тех ударах стараются не вспоминать. Да я и не о Говоpухине. Он – натуpа художественная, впечатлительная, мятущаяся. Живет чувствами, и главное в нем – не политика, не за нее мы его любим. Но о методе его говоpить необходимо. Надо же готовиться к новым ударам.

Дело в том, что метод, примененный С.Говорухиным, «работает» именно против России как цивилизации вообще, а вовсе не только против советского периода. Что остается от сценария, если «отжать» из него лирику про доброго Николая II, больного царевича, злых революционеров и примеси еврейской крови у Ленина? Что сказано о сущности России? Как объяснена революция?

В осадке – доводы абсолютно те же, что и у Пияшевой. Доводы от желудка, от потребления. Смотрите, какую Россию мы потеряли: «икра – 3 руб. 40 коп. фунт, водка – 13 руб. ведро. Слесарь получал 74 руб. в месяц, профессиональный рабочий – 344 руб.». Мол, даже слесарь (это что-то вроде рабочего-любителя?) мог в месяц пять ведер водки выпить и кило икры съесть, а уж профессионал – вообще водкой залиться.

Для тонкого интеллигента – вещи деликатнее. Дается описание витрины Елисеевского магазина: «Жирные остендские устрицы, фигурно разложенные на слое снега, огромные красные омары и лангусты». И тут же – крик боли за поруганную большевиками родину, лишенную омаров: «Ну, хватит, наверное. Похоже на издевательство над нашим человеком». Непонятно, правда, чем же плох Чубайс – ведь при нем опять повезли в Москву жирных устриц.

Какой же вывод делает сценарист из списка цен и доходов? Что Россия в целом была благополучным обществом, а втянувшиеся в революцию рабочие, которые на свою зарплату могли зажраться (мясо – 15 коп. фунт), взбесились с жиру.

Взвесим реальность более верными гирями. Мясо было по 15 коп., но 40 % призывников впервые пробовали мясо в армии. Хлеб – по 3 коп. фунт. Почему же, как писал Л.Толстой, в России голод наступает не когда хлеб не уродился, а когда не уродилась лебеда? Хотя бы потому, что скудно протопить избу обходилось крестьянину в 20 рублей, а денег у него не было. Вот, объехал Толстой четыре черноземных уезда Тульской губернии, обошел почти все дворы:

«Употребляемый почти всеми хлеб с лебедой, – с 1/3 и у некоторых с 1/2 лебеды, – хлеб черный, чернильной черноты, тяжелый и горький; хлеб этот едят все, – и дети, и беременные, и кормящие женщины, и больные… Чем дальше в глубь Богородицкого уезда и ближе к Ефремовскому, тем положение хуже и хуже… Хлеб почти у всех с лебедой. Лебеда здесь невызревшая, зеленая. Того белого ядрышка, которое обыкновенно бывает в ней, нет совсем, и потому она несъедобна. Хлеб с лебедой нельзя есть один. Если наесться натощак одного хлеба, то вырвет. От кваса же, сделанного на муке с лебедой, люди шалеют. Здесь бедные дворы доедали уже последнее в сентябре. Но и это не худшие деревни. Вот большая деревня Ефремовского уезда. Из 70-ти дворов есть 10, которые кормятся еще своим».

Каков же главный вывод Толстого? В том, что причина – неправильное устройство жизни. «Всегда и в урожайные годы бабы ходили и ходят по лесам украдкой, под угрозами побоев или острога, таскать топливо, чтобы согреть своих холодных детей, и собирали и собирают от бедняков кусочки, чтобы прокормить своих заброшенных, умирающих без пищи детей. Всегда это было! И причиной этого не один нынешний неурожайный год, только нынешний год все это ярче выступает перед нами, как старая картина, покрытая лаком. Мы среди этого живем!». С.Говорухин свои данные для фильма взял из вышедшей в Париже книги о России какого-то Эдмона Тэри. Он о Льве Толстом не слышал? Сегодня поpа услышать:

«Перед уходом из деревни, – пишет Толстой – я остановился подле мужика, только что привезшего с поля картофельные ботовья… „Откуда это?“ „У помещика купляем“. „Как? Почем?“ „За десятину плетей – десятину на лето убрать“. То есть за право собрать с десятины выкопанного картофеля картофельную ботву крестьянин обязывается вспахать, посеять, скосить, связать, свезти десятину хлеба». [Десятина – это гектар].

Вот именно отсюда жирные остендские устрицы, и в этом – суть той больной России, о которой мечтает С.Говорухин. И Толстой, как зеркало русской революции, так прямо и сказал: «Народ голоден оттого, что мы слишком сыты».

И суть России в том, что это сказал и объяснил великий писатель, граф. А профессиональные рабочие, которые на месячную зарплату могли купить по тонне мяса, его поняли и устроили революцию – отвергли и мясо, и водку. Они посчитали, что эта жизнь – против совести. А Говорухину именно это в русских рабочих и не нравится, а нравятся омары – и ботва крестьянам.

Толстой же и объясняет, почему русским нельзя жить, высасывая соки из большинства народа: «Нам, русским, это должно быть особенно понятно. Могут не видеть этого промышленные, торговые народы, кормящиеся колониями, как англичане. Благосостояние богатых классов таких народов не находится в прямой зависимости от положения их рабочих. Но наша связь с народом так непосредственна, так очевидно то, что наше богатство обусловливается его бедностью, или его бедность нашим богатством, что нам нельзя не видеть, отчего он беден и голоден».

На мой взгляд, драгоценность России – обе ее ипостаси. Одна – долготерпенье крестьянина, который три века тянул лямку и относился к барину, как к избалованному ребенку, вот он подрастет и одумается. Другая – гордость и решимость в тот момент, когда стало ясно: не одумается, а окончательно впадет в свинство. И эта ответственность за всех, включая грешного барина, проявилась ведь не в среде обиженных и обездоленных. И это для Говорухина – отягчающее обстоятельство. А на деле это – достоинство.

Революция, как бы она ни была ужасна, была именно спасением корня России – грубо, жестоко совершенным, почти без помощи культурного слоя (он только науськивал). Потому что дело шло именно к гибели – «сильным» захотелось сделаться как англичане. Давайте же вглядимся в зеркало революции:

«Вольтер говорил, что если бы возможно было, пожав шишечку в Париже, этим пожатием убить мандарина в Китае, то редкий парижанин лишил бы себя этого удовольствия. Отчего же не говорить правду? Если бы, пожавши пуговку в Москве или Петербурге, этим пожатием можно было бы убить мужика в Царевококшайском уезде и никто бы не узнал про это, я думаю, что нашлось бы мало людей из нашего сословия, которые воздержались бы от пожатия пуговки, если бы это могло им доставить хоть малейшее удовольствие. И это не предположение только. Подтверждением этого служит вся русская жизнь, все то, что не переставая происходит по всей России. Разве теперь, когда люди, как говорят, мрут от голода,… богачи не сидят с своими запасами хлеба, ожидая еще больших повышений цен, разве фабриканты не сбивают цен с работы?».

Я вспомнил про тот фильм Говоpухина лишь потому, что логика его прозрачна, на ней легче учиться. Но мы порой, сами того не замечая, следуем по сути той же логике и, выходит, черним в старой России именно то, что в ней прорастало как будущее советское. То, что в ней и было спасено революцией. Я хочу сказать о важной мысли Т.Тасвунина в его статье под рубрикой «О классовом подходе к понятию патриотизма» («Советская Россия», 3.4.97).

Он пишет, что частично поддерживает Троцкого в вопросе о крестьянстве: «Я не согласен, что, характеризуя русское дореволюционное крестьянство как бескультурное и примитивное, Троцкий полностью был неправ. У него, конечно, и здесь так и прет наружу его преувеличенная до нелепости революционность (псевдореволюционность), но что крестьянство было в массе своей убогим и забитым, это факт. У наших классиков нередко можно встретить рассуждения об идиотизме крестьянской жизни. Заметьте, жизни, а не самих крестьян как индивидов. Примитивны и отсталы крестьяне были в силу их условий жизни, а не как дебилы, не в силу генетической примитивности».

Здесь наворочена целая куча сцепленных ложных утверждений и понятий. Неверно называть русских крестьян индивидами – это принципиально несовместимые, даже противоположные понятия. Далее: автор специально отмечает, что крестьяне не дебилы и примитивны не генетически – а то бы мы могли этого не заметить. То есть, само по себе предположение о генетической примитивности социальной группы не кажется автору абсурдом, он его не исключает из вариантов объяснения «факта». А между тем это именно абсурд, то представление о человеке (социал-дарвинизм), которое нам десять лет навязывают «демократы» и на которое, похоже, уже клюнула часть оппозиции.

Да, классики говорили об «идиотизме деревенской жизни», ибо они были вскормлены Вольтером, для которого крестьянин с его общинным мышлением был злейший враг. Из отложенного им духовного яйца вылупился и Троцкий, его революционность не при чем. Это стоило России большой крови. Давайте хотя бы в «Советской России» определимся. И, наконец, утверждение, что убожество и примитивизм русского крестьянства – факт. Не гипотеза, не убеждение Тасвунина, а просто-напросто факт.

Тасвунин свой тезис не доказывает – он как бы очевиден. Но это вовсе не так. Он просто поверил классикам, а надо проверять. Какие надежные доводы мог бы пpивести Тасвунин? Пеpвый – технология в ее чисто внешнем облике. Да, крестьяне пахали сохой, тpактоpов почти не было. Но тогда надо назвать «Катюшу» пpимитивным оpужием – пусковую установку сваpивали из стаpых тpамвайных pельсов. Почему же немцы за всю войну не смогли скопиpовать «Катюшу»? Значит, было что-то еще, кpоме пpимитивных pельсов.

Втоpой довод – низкий уровень потребления крестьян, тот же хлеб с лебедой. Это и есть мышление Говорухина. Лежат на витрине устрицы – Россия светла и прогрессивна, даже француз подтвердил. Ест крестьянин хлеб пополам с лебедой – он убог и примитивен. Это – страшное заблуждение. И не только в истории, но и сегодня. Знаток крестьянства А.В.Чаянов сказал: побеждает тот, кто умеет голодать. Поэтому никто не смог сломить русского крестьянина и никто не сможет сломить русский народ (если сам он не захочет). Поэтому Запад не смог перемолоть Китай, Индию и Африку. Культура голода несравненно выше и тоньше культуры изобилия. И крестьянские народы ею владеют.

Я был в Индии, там крестьянская беднота «наступала» на города. В роскошных парках на окраинах Дели на газонах спали люди. Женщины тут же варили для детей на костре в консервных банках зерна из мешочков. Они добавляли туда какие-то семена и травы, и от их варева доносился такой тонкий аромат, что хотелось жить с ними и питаться их пищей. Африканцы вместе с несъедобными кукурузными лепешками жуют «чудесную ягоду» – и лепешки кажутся изумительно вкусными. Подлость и жадность угнетателей не смогла превратить миллиарды бедных людей в убогих и примитивных. Такими они становятся лишь в городе, на дне (а многие и в университете).

О русских крестьянах и говорить нечего. Они – гордость человечества. Во всей Западной Европе, даже в Швеции, природа отпустила крестьянам 40 дней на основные полевые работы (пахота, сев, уборка). В России – 25. Казалось, невозможно освоить эти земли хлеборобу. Русские крестьяне совершили чудо организации труда и технологии (то есть культуры) – продвинули земледелие в непригодные, по европейским меркам, области. И при этом не озлобились, не озверели.

Читаем у того же Толстого: «Бедствие несомненное: хлеб нездоровый, с лебедой, и топиться нечем. Но посмотришь на народ, на его внешний вид, – лица здоровые, веселые, довольные. Все в работе, никого дома».

Да, Толстой писал и «Власть тьмы», высвечивал тяжелые, больные стороны жизни. Но надо же брать все в целом, взвешивать верными гирями. По статьям Толстого можно воспроизвести весь ход событий, через которые довели Россию до революции. И особо он пишет о крестьянстве – сословии, которое составляло 80 процентов народа. Вот, ввели в конце XIX века телесные наказания для крестьян (а уж потом Столыпин приказывал сечь целые деревни поголовно). Толстой объясняет: «В то время как высшие правящие классы так огрубели и нравственно понизились, что ввели в закон сечение и спокойно рассуждают о нем, в крестьянском сословии произошло такое повышение умственного и нравственного уровня, что употребление для этого сословия телесного наказания представляется людям из этого сословия не только физической, но и нравственной пыткой».

Если взять в целом то, что сказано о русском крестьянстве теми, кто его близко знал – Тургеневым и Некрасовым, Лесковым и Толстым, сам тезис о его убожестве и примитивности предстанет злобным идеологическим мифом. А если вникнуть в творчество тех, кто сам вышел из крестьянства – хотя бы Есенина – то вообще непонятно, как мог кто-то в этот миф поверить. А ведь верили и верят. По мне, есть неразрывная связь между отрицанием крестьянской России и ненавистью к России советской. Одно питается другим.

Я – из последнего поколения тех, чьи родители в большинстве своем вышли из крестьян. Мы уйдем, а дети наши останутся с этой ложью, и живого слова им никто не скажет. А может, и Толстого не прочитают.

Не очень-то хорошо ссылаться на личные впечатления, но, думаю, скажу вещи, многим знакомые и близкие. В детстве, два последние года войны, я жил у деда в деревне. Он был казак из Семиречья, но под старость перебрался ближе к Москве. Казаком он был бедным, даже неграмотным (редкость у казаков), работал много, но деньги не шли – семеро детей. Жил, по «прогрессивным меркам», убого и примитивно. Изба полна детей, тут же и теленок. Как зима, приезжают знакомые киргизы: «Василий, возьми мальчишку в работники на зиму, а то помрет». Значит, покорми зиму. Так что кроме своих семерых два-три киргизенка. Да еще жеребенок бегает за ними, как собачка, прыгает на кровать, пытается залезть на печку.

Когда я жил у деда, он с утра до ночи, при коптилке, работал. Кажется, знал все ремесла. И все время со мной разговаривал, советовался, учил. Сейчас, на склоне лет, узнав множество умных людей, я все же прихожу к выводу: мне не довелось больше встретить человека с таким космическим и историческим чувством, как у дедушки. Когда он со мной говорил, областью его мысли была вся Вселенная, а временем – вся история Руси. Во всяком случае, начиная с Ивана Сусанина все дела нас с ним касались прямо и непосредственно – он не думал о времени, а жил в нем. Думаю, он был человек талантливый, но талант мог лишь придать очарование выражению его мироощущения, но не породить его. Это шло от его крестьянского бытия.

Я вполне осознал себя в крестьянской избе, в эвакуации (до этого в памяти пpовалы). Хозяин – стаpик, хаpактеp его сложился до революции. Только обpаз этого стаpика, если его описать, целиком опpовеpгает тезис Тасвунина. Упомяну лишь одну его чеpту, общую для крестьян: способность многое сказать скупыми словами, но дополнить такими выpазительными сpедствами («знаковыми системами») – голосом, своим видом, что сказанное становится изpечением. Мне было тpи года, к пpиходу матеpи с pаботы я должен был начистить каpтошки. Стаpик пpигляделся, а когда пpишла мать, сказал: «Твой много сpезает с каpтошки». Он сказал так, что у меня и в мыслях не было возмутиться или обидеться. Только желание быстpее научиться. Я полюбил это нехитpое дело, оно меня связывает с обpазом человека, который меня наставил на путь жизни. Он о мелочи сказал так, будто откpыл истину.

И скажу еще об одном случае, который, теперь думаю, поразил меня. Сразу летом после войны моя мать и еще одна учительница поехали в глухую деревню, довольно далеко от Москвы, и меня взяли с собой. Как-то узнали, что в этой деревне остался мальчик-сирота со старой прабабкой, и она хотела бы его отдать в семью. Подруга моей матери стала вдовой и хотела усыновить мальчика. Полдня ехали на поезде, потом шли десять километров через лес.

Мы пришли, нас встретила старуха, мальчик где-то бегал, играл. Изба совсем вросла в землю – чистая, но совершенно пустая, без вещей. Старухе было 85 лет. Женщина ей понравилась, и она была рада ей отдать мальчика. «Мне, – говорит – жаль расставаться, да кормить трудно и боюсь, помру и его напугаю». Позвали мальчика, моего возраста, лет шесть. Старуха ему говорит: «Ваня, поезжай с этой тетей в Москву. Она добрая, тебя любить будет. Будешь каждый день лапшу есть». И видно было, что и ему понравилась эта женщина. Но он нахмурился и сказал: «Нет, бабушка. Если я уеду, ты сразу без меня помрешь».

В том возрасте я мало что понимал, но осталось от той встречи ощущение счастья, будто прикоснулся к чему-то святому. На моих глазах два человека выразили такую любовь и такое достоинство, что не всегда в жизни удастся увидеть. А ведь та старуха родилась при крепостном праве, прожила всю жизнь в этой глухой маленькой деревне, без электричества, по своему подобию воспитала в голодные военные годы мальчика Ваню.

Так какими же мерками мы меряем этих людей и ту Россию, которую они не теряли, а хранили? Давайте проверим наши весы и гири. От этих людей пошла советская власть – то лучшее, что в ней было.

1997

 

Пока есть время подумать

 

Разрушительное действие демократии, основанной на борьбе партий («политический рынок») в том, что выборы каждый раз фиксируют раскол народа. И не только фиксируют, но резко углубляют. Это разъедающее свойство многопартийных выборов нейтрализуется на Западе тем, что из общества вытесняется (маргинализуется) примерно треть населения, которая вообще равнодушна к выборам. Остающаяся активной небольшая часть пролетариев проводит в парламент лишь малую левую фракцию, которая не определяет политики. И устанавливается равновесие между двумя главными партиями – либерального и социал-демократического толка. Разница между их программами столь мала, что никаких страстей выборы не вызывают и никакого противостояния не создают.

Иное дело у нас. Выбор между Ельциным и Зюгановым означал выбор принципиально разных типов жизни. И получалось, что при неустойчивом равновесии, которое сложилось между сторонниками того или иного пути, победить с большим перевесом не мог ни один, ни другой кандидат. Значит, меньшинство (за Ельцина проголосовало около 40 млн. человек) навязывает всему народу свою волю в условиях, когда все висит на волоске над пропастью. Между полюсами возникает большое напряжение. Не могут мирно беседовать о политике за чаем тот, кто голосовал за Зюганова, с ельцинистом. Они в лучшем случае этой темы не касаются.

Не будем обсуждать выгоды и потери для коммунистов от того, что они проиграли выборы. Эти выгоды и потери почти очевидны, и их баланс сегодня подвести невозможно – он определится тем, как пойдут дела дальше. При сохранении минимума стабильности и соблюдении минимума демократических норм время работает на коммунистов, и лучше было, на мой взгляд, сейчас не принимать власть. Но настаивать на этом не буду, это вопрос больной, множеству людей терпеть уже невмоготу. Примем результат как горькую реальность и подумаем, как лучше использовать то время передышки и размышлений, каким для любой партии является пребывание в оппозиции. Все прорехи в идейном оснащении сразу вылезли бы наружу, приди партия к власти. Сейчас их можно выявить и заштопать спокойно.

Когда я говорю «партия», то имею в виду не именно КПРФ, а всех тех, кто понимает, что по пути, проложенному бригадой Ельцина, мы из трясины не вылезем. КПРФ стала ядром этой части народа, но думать приходится всем.

Перед выборами всякая критика и даже сомнения были неуместны, бой есть бой. Хотя, быть может, широкое обсуждение предвыборной платформы оппозиции пошло бы ей на пользу даже в тактическом плане. Ну а уж теперь-то совершенно необходимо разобраться в основных тезисах.

Можно сказать, что своей социальной философии левая оппозиция в России еще не выработала, она в процессе становления. Но уже есть много текстов, речей, документов, из которых можно, «отжав воду», вычленить что-то вроде доктрины на период завоевания власти и прохождения фазы острого кризиса. Плохо, что КПРФ унаследовала от поздней КПСС негодную «аппаратную» традицию – анонимность утверждений. Это очень затрудняет и понимание, и тем более сотрудничество. Когда видишь важное утверждение и знаешь, кто его выдвинул и отстоял в партийных дебатах, то становится ясно, что за ним стоит. Автор обычно развивает свое положение в более подробных статьях, выступлениях. Ты знаешь его более общие установки, и все укладывается в систему. У нас же в важной декларации или программе видишь странный тезис и начинаешь гадать: откуда? почему? зачем? каков его тайный смысл?

Дело даже не в том, правильно или ошибочно то или иное положение. Человека сразу настораживает как раз тот факт, что концы с концами не вяжутся и невозможно ухватить смысл. Перед выборами это мало кого трогало, надо было постараться победить. Но сейчас, если не провести основательную чистку доктрины, может произойти отток и так немногочисленной интеллигенции, тяготеющей к коммунистам.

Давайте для примера разберем положение, которое в последнее время настойчиво подчеркивается во всех заявлениях оппозиции, в том числе от лица КПРФ: «защита отечественного производителя».

Обещание настолько сложное, что подбираться к нему надо постепенно. Сразу отбросим сомнения, которые могут возникнуть у любителей русского языка: в документах КПРФ производители – это не быки и не жеребцы. Этих не защищать надо, а хоть сеном бы подкормить.

Ясно, что кому-то, кого назвали «отечественный производитель», угрожают опасности, с которыми он сам не может справиться. Если коммунисты придут к власти, они этого «кого-то» защитят. Причем гораздо лучше, чем режим Ельцина. Реально это значит, они перераспределят собираемые с общества средства в пользу этой страдающей фигуры, которую Ельцин обделяет.

О характере опасностей и способах защиты – позже. Сначала о самой фигуре: кого будет защищать КПРФ? Хотел бы я знать имя ученого или политика, который ввел в лексику коммунистов слово «производитель» – лживый термин Гайдара и Чубайса. Уже приняв этот термин, коммунисты утрачивают четкость позиции, и даже сами стесняются его расшифровать. Кто у нас производитель – литейщик на «Уралмаше» или Каха Бендукидзе, которому Чубайс этот «Уралмаш» подарил?

Может быть, оба они производители? И обоих будет защищать КПРФ? В их назревающем классовом конфликте? И Каху, который платит литейщику в 15 раз меньше, чем на нормальном рынке труда, и рабочего, ярость которого рано или поздно прорвется?

А между тем, слово «производитель» – не новое. Но русский язык, как огромный и чуткий охранитель смыслов, включил его в себя без перевода с латинского, так, как это слово работает на Западе – фабрикант. Это – не ругательство, а точное понятие. Кому же надо было заменять давно известное слово фабрикант его русским аналогом «производитель»? Ведь эта замена искажает смысл не безобидно, она меняет его социальную и, значит, политическую сущность. Пусть бы КПРФ заявила: «Мы будем защищать отечественного фабриканта лучше, чем Ельцин». Тогда все стало бы яснее.

Под словом производитель (фабрикант) понимается именно частный владелец производства, индивидуальный или акционерный. Чтобы напустить туману и затушевать суть конфликтов, пытаются примазать к этому понятию, например, директоров государственных заводов (их еще стали называть «промышленник»). Это – дешевая подтасовка. Никогда и нигде они в понятие фабрикант не включались. На Западе они менеджеры, наемные управляющие производства на службе у капитала. У нас это были члены трудового коллектива, поставленные государством руководить технологическим процессом. Хотя в личном плане кто-то может совмещать в себе две социальные фигуры: директор, скупивший у рабочих их жалкие акции, становится одновременно фабрикантом (потому и ходит в цех с телохранителями).

Перейдем к слову «отечественный». По какому критерию того или иного фабриканта КПРФ будет считать отечественным? По паспорту? По фамилии? По форме носа? Каха Бендукидзе – отечественный? Те два брата из Израиля, которые «купили» Братский алюминиевый завод – отечественные? Хозяева Норильского комбината, которые по дешевке гонят на Запад никель и медь – отечественные? Ведь защищать всех их будут за мой счет, из моего кармана и кармана моих сограждан. Имею я право спросить? Ведь я задаю вопросы, которые сразу возникают в уме человека, внимательно прочитавшего платформу КПРФ.

Могу только предположить (ибо четкого ответа никогда получить не пришлось), что за использованием термина «отечественный производитель» кроется утопическая, но совсем уж неприличная для коммунистов вера в «отечественного предпринимателя», который якобы рачительным трудом вытянет Россию из кризиса. «Строительство капитализма под красным знаменем» – ходит уже такая формула. Это фантазии «свихнувшегося от ужасов российского капитализма мелкого буржуа» – так можно перефразировать Ленина. Какие могут быть капиталисты-патриоты в побежденной стране, вся экономика которой ставится под контроль интегрированного и крайне политизированного капитала крупных держав! В каком брянском лесу может укрыться такой капиталист! Никакого левого террориста не будут так отлавливать, как его. Но это – отдельная тема.

Допустим, что «отечественный производитель» – это фабрикант, чьи предприятия находятся в России и используют ресурсы и рабочие руки нашего Отечества, а на всяких банкетах и презентациях его представляет тип с русской фамилией и даже внешностью. Лучшего портрета не нарисовать. Так, видимо, и подразумевается идеологами КПРФ.

Почему его надо защищать? Потому, что другой фабрикант, из-за рубежа, привозит к нам на рынок свой товар того же назначения, но лучше и дешевле (у него лучше соотношение «качество/цена»). И любой разумный покупатель, естественно, выбирает то, что лучше, и разоряет нашего «отечественного». Тот к властям: защитите! КПРФ тут и предлагает себя: выбери нас, мы тебя защитим. Как?

Единственный способ защиты при «равенстве всех форм собственности», если не нанимать бандитов взрывать грузовики конкурента, – ухудшить показатель «качество/цена» зарубежного конкурента или улучшить у своего. Первое достигается установлением таможенных тарифов, которые заставят иностранца поднять на рынке цену (поскольку заставить его снизить качество – не в силах даже президент великой России). Второе – давая дотации «отечественному» (ибо помогать ему поднять качество долго, да он к этому и не стремится, он добивает изношенное оборудование советских времен, выжимает из него, что можно).

В обоих случаях при некотором уровне усилий государства иностранный конкурент сдается: все, больше не могу! И уходит с рынка. «Отечественный производитель» защищен. Что это значит для страны, для общества, для рядовой домохозяйки? Это значит, что из скудных ресурсов нашего жизнеобеспечения, я не говорю уже о развитии, изъяли еще изрядный кусок и передали его в виде дохода кучке фабрикантов, которые добились пометки «отечественный». Что они сделают с этим куском? Да то же, что и с прежними – купят еще пару вилл в Испании и пару мерседесов в Москве. Никаких обещаний вложить эти деньги в технологию или выплатить нормальную зарплату рабочим у них никто не брал и не возьмет.

Объясните мне, товарищи коммунисты, почему без возврата к социалистическим принципам хозяйства, без того, чтобы хозяйство вновь стало общественным, народным, вы обещаете вырвать у меня изо рта мой скудный кусок и защитить им Каху Бендукидзе? Если он остается хозяином «Уралмаша», так по мне более достоин симпатий немецкий фабрикант, который делает товары для меня лучше, готов продать их мне дешевле и при этом платит своим рабочим высокую зарплату. Почему же надо защищать не честный и производительный, а мафиозный капитал – одинаково международный?

Заметим к тому же, что ищущие защиты наши «производители» вздувают цены на российском рынке, а за рубеж гонят те же товары вдвое-втрое дешевле. Такие вот патриоты. Потому что то, что ушло за рубеж, там и оседает. И на деле эти фабриканты просто создали предприятия по перекачке денег из карманов наших потребителей за рубеж. «Защита» позволит им еще поднять цены и перекачать из наших карманов еще больше денег – у кого еще что-то в кармане водится.

Вводя положение о «защите отечественного производителя», составители платформ как будто не замечают, что оно находится в неразрешимом противоречии с другими положениями. Так, все время обещается «не делать резких движений» и уважать международные соглашения. Но правительство Ельцина уже подписало соглашение ВТО – Всемирной Торговой организации. Суть его – именно отказ от «защиты отечественного производителя», раскрытие внутренних рынков, отмена таможенных барьеров и дотаций. Ведь именно за этим мотаются туда-сюда западные эмиссары, отменяют последние тарифы. Где было сказано, что президент от оппозиции разорвет эти соглашения и сделает «плевок на Запад»? В Давосе?

Положение РФ в ВТО плачевно, намного хуже, чем у стран «третьего мира», которые отказались от технологической независимости, сдали свою промышленность, и им нечего защищать, не о чем заботиться. Им лишь бы без таможенных пошлин продавать в США свой арахис. А сильные мира сего, когда им выгодно, плюют на всякие соглашения – кто им слово скажет. Иногда даже со смехом плюют. Вот, Япония, которая своим крестьянам платит за рис в пять раз больше мировой цены, просто объявила свое сельское хозяйство «народным промыслом, имеющим культурно-историческую ценность» и не соблюдает запреты на дотации. Так же собирался поступать наш президент?

А возьмите другое положение: движение к воссоединению братских народов в Союз. Первый, самый простой шаг – экономическая интеграция, восстановление хозяйственных связей. Но это же означает сотрудничество, несовместимое с торговыми войнами и «защитой своего».

Вот реальный факт. Когда развалили СССР, за рубежом остался Минский тракторный завод, снабжавший прекрасным трактором «Беларусь» всю страну и еще полмира. Нашлись в РФ «отечественные» фабриканты, которые наладили производство этого трактора. Конечно, качеством намного хуже и по цене втрое выше – трудно тягаться со специализированным гигантом. Знакомый инженер из Минска, сам русский, но уже не «отечественный», тогда, еще не осознавая происходящего, говорил мне: «Вы что там, в Москве, совсем спятили?»

И вот, теперь перед нами на хилом рынке тракторов два производителя: отечественный и иностранный (в Минске). И значит, согласно платформе КПРФ, для России полезно «защитить» своего, заставив колхозы платить тройную цену за плохой трактор? И одновременно призывать братский народ Белоруссии в Союз?

Конечно, банкиры и фабриканты ни в Москве, ни в Давосе не будут задавать вопросов и указывать на эти противоречия. Их радует несовместимость утверждений платформы и ее невыполнимость. В процессе выборов это отталкивает какую-то часть избирателей, а если, не дай бог, выберут коммуниста, его будет потом легче опорочить в прессе. Все эти неувязки были бы лакомым куском для бульдогов прессы в сваре после выборов.

Так давайте, пока есть время, хоть немного поработаем над идейным оснащением оппозиции. Ну нельзя же так.

1996