Комментарий сентября 1996 г.

 

Эта статья вызвала отклики, которые позволяют, по-моему, сделать печальные выводы.

Упрощенный расчет реального темпа роста хозяйства СССР я привел не от хорошей жизни. Последние десять лет показали нечувствительность нашей читающей публики к качественным рассуждениям и преувеличенное, как у новообращенных дикарей, доверие к цифре. Это – огромный шаг назад от культуры рассуждения начала и даже середины века. Цифрой, даже самой нелепой и ложной, отключают способность человека мыслить, и это прекрасно учли наши противники. Скажет Солженицын: Сталин расстрелял сорок миллионов человек. Все: ах, долой советскую власть! Бред абсолютный – но поди разуверь, когда «есть количественные данные». Скажет Аганбегян: в колхозы нагнали в три раза больше тракторов, чем нужно – и все аплодируют ликвидации тракторной промышленности. Что же делать в этом положении? Приходится использовать цифру, стараясь объяснить ее истинный смысл.

В связи со статьей открылась грустная вещь. Ко мне подошло несколько знакомых с высшим образованием и спрашивают: о каком ты там уравнении писал? Как его составить? И почему, даже если общий валовой продукт не увеличивается, «хозяйство» все равно должно расти? Грустно, потому что это – задача для пятого класса, а люди не могут к ней подойти, отучились думать. Смотрите: на 1 января мы имеем сумму ресурсов, равную ВНП. Из них мы сразу изымаем 15 % на оборону, остается 0,85 ВНП. Каков должен быть коэффициент роста х, чтобы к 31 декабря мы опять имели ту же сумму ресурсов ВНП? Составляем уравнение: 0,85 ВНП х = ВНП; х = 1: 0,85 = 1,18. Значит, хозяйство должно вырасти на 18 % – потому что каждый год мы его «сбрасываем» вниз изъятием большой доли ресурсов на оборону. Приходится быстро бежать, только чтобы оставаться на месте. При советской системе, разоружись мы так, как сейчас, мы бы за пять лет превратили всю страну в город-сад.

Но главное – утрата чувства «качественного» и поворот к простой цифре. Стремление сравнивать валовые, обобщенные показатели без учета принципиальной разницы их составляющих ведет к невозможности увидеть качественную несоизмеримость объектов и явлений. И тогда даже не надо быть Аганбегяном – и правдивая цифра лжет. Вот, мы сравниваем экономическую гонку без учета нагрузки оборонных расходов. СССР начал отставать на одном круге – значит, ломай всю его хозяйственную систему. Если же мы учтем нагрузку, то увидим как бы трех бегунов в несравнимых условиях: один (скажем, ФРГ или Япония) в легких тапочках, другой (США) в кроссовках, а СССР – в валенках, а поверх них кандалы. И если бегун в кандалах целую эпоху опережал своих соперников, значит, его сердце и мускулы работают великолепно. Это я и старался показать расчетом – цифрой, которая лжет меньше, чем просто показатель «секундомера».

Разумеется, было бы глупо утверждать, что бежать в кандалах и валенках хорошо. Почему мы в них бежали – совсем другой вопрос. Но когда Горбачев пообещал снять с нас вериги, нельзя было быть такими легковерными. Качественно, а если умно подойти, то и по некоторым цифрам было видно, что уже с начала 80-х годов «бригада перестройки» начала, под видом перепиливания кандалов, подрезать нам сухожилия. А уж после 1985 г. «друзья» навалились всей оравой, схватили за руки, зажали глотку и, целуя нас и лаская, просто зарезали.

Но вернемся к тому, как искажается наше сознание, когда мы оперируем валовыми цифрами, не учитывая «изъятия». (Кстати, помню, в 70-е годы эту проблему поднимали французские экономисты. Они говорили, что нельзя сравнивать показатели разных стран – делить их друг на друга – прежде чем из них будут вычтены некоторые «неделимости». Но мировые аганбегяны на этих авторов, видно, прикрикнули, и эта идея заглохла).

Кажется, простая вещь – мощность двигателя. Из физики знаем: это работа, произведенная в единицу времени. А на деле ничего эта величина не говорит, если мы не знаем, какую часть мощности двигатель вынужден тратить на себя – чтобы двигать себя самое, поршни, шестерни. Поэтому вводят иной показатель – мощность «на валу», то есть выданная двигателем для полезной работы (движения колес, винта и т. д.). Обычно мы этой проблемы не замечаем, т. к. сравниваем двигатели одного типа да и одного поколения: у «жигулей» 70 л.с., а у «вольво» 200 – ух ты! А если разные двигатели, то без учета «неделимости» никак не обойтись. До паровой машины Уатта было уже два поколения машин. Вторая, машина Ньюкомена, уже использовалась довольно широко, но почти всю мощность тратила сама на себя. Уатт произвел техническую революцию, потому что его машина при той же мощности давала «на вал» гораздо больше. Эти машины были несоизмеримы в этом отношении.

Возьмем простой пример из нашей жизни – уравниловку, которой нам в перестройку все мозги продолбили. Типичная жалоба инженера-демократа: «Бедный я, бедный. Получаю всего вдвое больше, чем неграмотная уборщица Маня. Когда кончится эта проклятая уравниловка!». Спросишь: а насколько же тебе надо больше? «Ну хоть втрое, как в Штатах». Да, у нас инженер получал 100 руб., а Маня 50 (округленно, условно). А «за бугром» уборщица Мэри – 100 пиастров, а сэр инженер 300. Где же больше уравниловка? Инженер уверен, что у нас. А на деле из этих цифр без выявления «неделимостей» вообще ничего сказать нельзя. Вот одна «неделимость» – та «витальная корзина», тот физиологический минимум, который объективно необходим человеку в данном обществе, чтобы выжить и сохранить свой облик человека. Это – тот ноль, выше которого только и начинается благосостояние, а на уровне нуля есть лишь состояние, без «блага». И сравнивать доходы инженера и Мани нужно после вычитания этой «неделимости».

Что же получается при таком расчете? Эта «неделимость» составляла в СССР около 40 руб. И благосостояние Мани было 10 руб. в месяц, а у инженера 100 – 40 = 60 руб., т. е. в шесть раз больше, чем у уборщицы. «За бугром» благосостояние уборщицы при физиологическом минимуме в 40 пиастров поднималось до 60 пиастров, а у инженера – до 260. Это в 4,3 раза больше. То есть, несмотря на больший разрыв в валовом доходе, распределение благосостояния было «за бугром» более уравнительным. (Кстати, суть нашей уравниловки вообще была в ином – в том, что каждый с гарантией имел скромный минимум).

Вот общий закон: если в сравниваемых величинах скрыты «неделимости», то при приближении одной из величин к размеру этой «неделимости» валовой показатель лжет совершенно неприемлемо. Если бы Маня у нас получала всего 41 руб., а инженер 100, то его благосостояние было бы уже в 60 раз выше, чем у нее. Вот тебе и уравниловка. В перестройке, да и сейчас, идеологическая машина реформаторов сознательно пичкает нас лживыми показателями, и большинство людей им верит, а оппозиция даже поддакивает.

Вот, стали широко использовать изобретенный в США «децильный показатель»: соотношение доходов самых богатых 10 % населения к доходам самой бедной десятой доли. В США он составляет 6, а в России якобы уже 10. «Демократы» льют крокодиловы слезы: ах, как обеднели русские мужички! Оппозиция негодует: ввергли в бедность русский народ! И вроде все мы должны признать это соотношение как факт. Но ведь это – ложь, ибо у нас большинство населения вплотную подошло к нулю – к физиологическому минимуму (а значительная часть населения опустилась ниже и быстро теряет здоровье).

Учтите «неделимость» – этот самый физиологический минимум, и вы увидите, что децильный показатель, лживый и для США (но не так безбожно), в ельцинской России совершенно непригоден. Как реально обстоит дело?

Разберем простой случай. Я остановился на шоссе спросить у старухи нужный поворот, а она мне говорит: «Сынок, купи, пожалуйста, яблоки. Кровопийцы пенсию не выплачивают, и я уже неделю хлеба купить не могу». Пенсия, которую положили этой труженице кровопийцы, поддержанные цветом русской интеллигенции, даже не покрывает официально объявленный физиологический минимум – 300 тыс. руб. в месяц. Допустим, продажей яблок она до этого минимума дотягивает. Купив из пяти тысяч руб., отданных мною за ведро яблок, хлеба и соли, она, возможно, выкроила себе что-то на «благосостояние», на каприз. Например, поставить свечку в церкви и помолиться за здоровье Ельцина («Он обещал пенсию выплатить, да видишь, заболел, а тут Чубайс и уселся на его место»). Так и примем: сверх «неделимости» она имеет 1 тыс. руб. (предположим даже, что пенсию платят вовремя).

Рядом с домом пенсионерки – бывший сельмаг, при дележе собственности «приватизированный» инструктором райкома ВЛКСМ. Он и сидит там, в изобилии брынцаловской водки и импортных продуктов. Это – мелкая сошка, с доходом 10 млн. руб. в месяц. Каков же децильный показатель при сравнении этих двух типичных, вовсе не крайних, фигур демократических реформ?

Формально, делим 10 млн. на 300 тыс. пенсии, получаем, округленно, 33. Ах, какие болезненные реформы! А в действительности надо делить то, что остается у обоих за вычетом «неделимости». Делим 10 млн. минус 300 тыс. на ту тысячу, что зашибла предприимчивая старуха на своем яблочном бизнесе. «Реальный децильный показатель» равен 9 700. Девять тысяч семьсот, а не 33! А если бы яблони померзли, и избытка над «неделимостью» у пенсионерки не было, то этот показатель был бы равен бесконечности. На деле, в России возникла несоизмеримость между частями общества – социальная аномалия, которая по сути своей преступна и добром кончиться в принципе не может. И те, кто использует лживый цифровой показатель – будь то прислужник кровопийц или сам Анпилов, маскируют эту аномалию.

Быть может, кто-то мне напишет, что и эти расчеты – упрощенные и примитивные. Упрощенные – да, но не примитивные. Суть как раз в том, что выявление неоднородности величин, их структуры сразу показывает качественные различия и затрудняет обман. А вот если сделать эти расчеты не для газеты, не такие упрощенные, то реальность оказывается еще более страшной. Но давайте сделаем хотя бы упрощенный шаг и оторвемся в нашем мышлении от аганбегянов с буничами.