Пуйлл, правитель потустороннего мира

 

Первая из них — история о том, как Пуйлл, владыка Диведа, получил титул повелителя Аннувина, земли, которая у валлийцев соответствует ирландской Волшебной Стране или Земле Мертвых. Основа ее — миф, но атмосфера пронизана духом рыцарства.

Итак, однажды Пуйлл охотился в лесах Глин‑Кух и вдруг увидел чужую собачью свору, которая гнала оленя. Псы были белые с красными ушами. Если бы Пуйлл был поопытнее, он бы сразу понял, с чем имеет дело, поскольку именно таковы цвета потустороннего мира — рыжий человек и пес с красными ушами всегда ассоциируются с волшебством. Но Пуйлл прогнал чужих собак и натравил на зверя своих собственных. Тут подскакал всадник благородной наружности и упрекнул его в неучтивости. Пуйлл готов искупить свою вину, и тут возникает уже известная нам тема «спасения Волшебной Страны». Имя незнакомца — Араун, и он — король Аннувина. На его владения постоянно покушается Хавган, его сосед, и Араун просит Пуйлла через год встретиться с ним на поединке. До того времени Пуйлл в обличье Арауна будет править в Аннувине, а Араун в обличье Пуйлла — в Диведе. Пуйлл получает указание, как победить врага. Его необходимо убить одним ударом, потому что после второго к нему сразу вернется вся его сила.

Пуйлл соглашается и отправляется в Аннувин. Здесь он сталкивается с непредвиденной трудностью. Прекрасная жена Арауна приняла его за своего мужа. Но когда король и королева отправились в спальные покои, Пуйлл отвернулся к стене и не сказал женщине ни слова; до самого рассвета он так и не дотронулся до нее. Затем они встали, и Пуйлл пошел на охоту. Он стал править королевством, но, как бы он ни выказывал жене Арауна свою любовь прилюдно, каждая ночь проходила так же, как первая.

Наконец приблизился день битвы, и, как это обычно делают воины в ирландских сагах, Пуйлл и Хавган встретились у брода. Они сразились, и Пуйлл первым же ударом копья пронзил противника насквозь[160]. «Во имя неба, — возопил Хавган, — добей меня и закончи начатое!» — «Я не стану делать этого, чтобы не раскаяться, — сказал Пуйлл. — Пусть другой убьет тебя, я не буду». Тогда Хавган понял, что ему пришел конец, и попросил своих рыцарей унести его; а Пуйлл стал господином обоих королевств и властителем всей земли Хавган, и правители ее принесли ему клятвы верности.

Затем он в одиночку отправился в Глин‑Кух, чтобы встретиться там с Арауном, как было договорено между ними. Араун поблагодарил его за все и сказал: «Когда ты приедешь домой, то своими глазами увидишь, что я сделал для тебя». Они снова поменялись обликами, и каждый отправился в собственные владения.

Во дворце в Аннувине день прошел в веселье и торжестве, и никто, кроме короля, не знал, что случилось. Когда наступила ночь, Араун поцеловал и приласкал свою жену так, как прежде, и она стала размышлять, в чем же причина этой перемены и той, которая произошла год и день тому назад. Араун дважды или трижды обращался к ней с вопросом, но она, задумавшись, не отвечала ему. Тогда он спросил, почему она молчит. Она же сказала: «Уже год я не говорила столько слов в этой комнате». — «Разве мы не беседовали?» — спросил он. «Нет, — отвечала она, — уже год между нами не было ни разговоров, ни ласк». «О небо! — подумал Араун. — Другом моим стал человек самый верный и самый честный в дружбе». И он поведал своей королеве о том, что произошло. «Поистине ты приобрел верного друга», — молвила она.

А Пуйлл, вернувшись в свою страну, собрал вождей и советников и спросил, как, по их мнению, он правил этот год. «Господин, — сказали они, — никогда еще ты не был столь мудр, столь добр и столь щедр. Никогда еще твоя справедливость не сияла так над всеми твоими подданными, и никогда еще они не ценили ее так высоко». Тогда Пуйлл рассказал им о своих приключениях. «Воистину, господин, — сказали они, — мы благодарим небо за то, что оно послало тебе такого друга, а тебя просим, не отнимай у нас то, к чему мы привыкли за последний год». — «Клянусь небом, я ни в чем вас не обижу», — пообещал Пуйлл.

Так два короля укрепили свою дружбу и послали друг другу много коней, гончих собак и драгоценных камней; и в память об этом приключении Пуйлл получил титул Повелителя Аннувина.

 

СВАДЬБА ПУЙЛЛА И РИАННОН

 

Близ замка Пуйлла в Нарберте возвышалась гора под названием Арберт; существовало поверье, что тот, кто сядет на ее вершине, либо получит множество ран, либо увидит чудо. Однажды, когда все знатные вожди собрались на пир у Пуйлла в Нарберте, король объявил, что хочет подняться на гору и посмотреть, что будет.

Так он и поступил и вскоре увидел, как по дороге к нему направляется дева, облаченная в сверкающие золотом одежды, сидящая верхом на белоснежной лошади. «Знает ли кто из вас эту даму?» — спросил Пуйлл своих воинов. «Нет, господин», — ответили они. «Тогда пусть один из вас подойдет к ней и спросит, как ее зовут и откуда она пожаловала к нам». Но когда всадники подъехали к ней, дева стала удаляться от них, и, как бы они ни спешили настичь ее, расстояние между ними оставалось тем же, хотя белый конь вроде бы и не ускорял шага.

Несколько раз Пуйлл отправлял людей, чтобы задержать незнакомку и расспросить, но все напрасно.

В очередной раз поднявшись на гору и увидев приближающуюся прекрасную деву на белом коне, король сам отправился в погоню, но дева ускользала от него так же, как раньше — от его слуг, пока он наконец не воскликнул: «О госпожа, во имя того, кого ты любишь сильнее всех, прошу тебя, остановись!» — «С радостью, — отвечала она, — и твой жеребец устал бы меньше, попроси ты меня раньше об этом».

Пуйлл спросил, что привело ее в эти края, и она сказала: «Я — Рианнон, дочь Хевида Хена. Меня хотели отдать замуж против моей воли, но мне не нужен никто, кроме тебя, если ты меня не отвергнешь». — «Клянусь небом! — воскликнул Пуйлл. — Если бы мне пришлось выбирать между всеми дамами и девицами на земле, я бы выбрал тебя».

И они договорились, что ровно через год Пуйлл приедет во дворец Хевида Хена и попросит ее руки.

Пуйлл сдержал обещание, явился в замок вместе с двенадцатью рыцарями, обнаружил, что там его уже ждет великолепное пиршество, и воссел между своей возлюбленной и ее отцом. Когда они пировали и беседовали, в залу вошел высокий юноша благородной внешности, с рыжеватыми волосами, одетый в атлас, и поприветствовал Пуйлла и его воинов. Пуйлл пригласил его сесть за стол вместе с ними. «Нет, — отказался юноша, — я пришел сюда просителем, и потому не откажи выслушать меня». — «Проси, чего хочешь, — сказал наивный жених, — и, будь это в моей власти, я ни в чем не откажу тебе». — «Ах! — вскричала Рианнон. — Зачем ты так ответил?» — «Но он ответил так перед всеми знатными рыцарями и дамами, — сказал юноша, — и вот чего я прошу: отдай мне твою невесту Рианнон и место на праздничном пиру в этом дворце». Пуйлл молчал. «Можешь молчать, сколько тебе будет угодно, — сказала Рианнон. — Никто еще не поступал глупее тебя». И она объяснила, что рыжеватый юноша — это Гваул, сын Клуда, тот самый, кого прочили ей в мужья.

Пуйлл связал себя словом, но Рианнон объяснила, что место на пиру не может быть отдано Гваулу, поскольку это не во власти Пуйлла, но что она сама станет женой сына Клуда через год; тогда состоится и новый брачный пир. А Пуйллу она изложила план спасения и дала ему некий волшебный мешок.

Прошел год. Гваул пришел, и снова был устроен пир, на котором уже он, а не Пуйлл сидел во главе стола. В разгар веселья в зал неожиданно вошел нищий в лохмотьях, в огромных башмаках, с мешком на спине. Он обратился со смиренной просьбой к Гваулу. Просьба состояла в том, чтобы наполнить его мешок едой с праздничного стола. Гваул радостно согласился, и слуга отправился исполнять желание пришельца. Но сколько бы в мешок ни клали, он никак не наполнялся — постепенно там оказались все лакомые яства, и Гваул наконец воскликнул: «Неужели твой мешок бездонный?» — «Нет, клянусь небом, — отвечал Пуйлл — ибо это был, разумеется, он, — в него не так много и помещается, если только богатый и знатный господин не побрезгует влезть в него и утоптать, приговаривая: „Довольно уж тут всего“. Рианнон убедила Гваула самого проверить вместимость мешка. Стоило ему поставить туда обе ноги, как Пуйлл поднял края мешка и завязал его над головой жениха. Затем он затрубил в рог, и тут же его притаившиеся снаружи воины ринулись в залу и связали людей Гваула. „Кто это в мешке?“ — спрашивали одни. „Барсука поймали“, — отвечали другие, и все пинали и катали по полу неудачливого жениха. Так была изобретена игра „Барсук в мешке“.

Наконец из‑под слоя ткани послышался голос. «Господин, — воскликнул Гваул, — послушай меня, я большего стою, чем быть забитым тут до смерти!» — «Он прав», — сказал Хевид Хен.

В результате сошлись на том, что Гваул сам заплатит и просителям, и певцам, явившимся на свадьбу; что он откажется от Рианнон и не станет мстить Пуйллу. Были найдены поручители, и Гваула вместе с его людьми отпустили восвояси. Пуйлл же стал мужем Рианнон и щедро раздавал дары направо и налево; а когда праздник закончился, молодожены отправились в Дивед, во дворец Нарберт, и Рианнон каждого знатного мужа и знатную даму своего нового королевства одарила перстнем, браслетом или драгоценным камнем. Два года они мирно правили своей страной; но, как мы увидим, Гваул не окончательно исчез со сцены.

 

НАКАЗАНИЕ РИАННОН

 

У Пуйлла все еще не было наследника, и его рыцари убеждали его взять другую жену. «Дайте мне год, а потом я сделаю, как вы пожелаете», — сказал король. В тот год у них родился сын; но, хотя за матерью и ребенком ухаживало шесть женщин, к утру все, включая Рианнон, заснули; а когда няньки проснулись — ребенок исчез! «Нас убьют за это», — сказала одна из них, и, боясь смерти, они составили страшный план: они убили щенка только что ощенившейся гончей, положили кости рядом со спящей Рианнон, а лицо ее и руки вымазали кровью. Когда же родильница пробудилась и спросила, где ее ребенок, ей отвечали, что ночью она разорвала и съела своего сына, а они вшестером не смогли помешать ей — и никакими средствами она не смогла убедить их сказать правду.

Когда эту историю рассказали Пуйллу, он не стал прогонять Рианнон, как настаивали его приближенные, но на нее было наложено наказание — каждый день ей предстояло сидеть у коновязи рядом с воротами замка, рассказывать свою повесть каждому проходящему и предлагать путнику отнести его во дворец на своей спине. Некоторое время она действительно этим занималась.

 

ПРИДЕРИ НАЙДЕН

 

В Гвенте‑Исе‑Койде жил в то время человек по имени Тейрнион, и у него была самая прекрасная кобыла в мире; над ней тяготел, однако, некий рок, ибо, хотя она жеребилась каждый год в первую ночь мая, жеребят еще никто ни разу не видел. Наконец Тейрнион решил выяснить, что происходит. Когда кобыле пришел срок, он вооружился и засел в конюшне. Кобыла ожеребилась, ее отпрыск поднялся на ножках, и Тейрнион изумился его красоте и величине, как вдруг снаружи послышался шум, через окно просунулась рука с длинными когтями и ухватила жеребенка. Тейрнион немедленно отсек эту руку по локоть; она осталась в конюшне вместе с детенышем, а снаружи послышались отчаянные стоны и крики. Воин бросился наружу, оставив дверь открытой, но в темноте ничего не увидел. Вернувшись, на пороге конюшни он обнаружил спеленатого младенца, укутанного в атласный плащ. Он поднял дитя и принес его спящей жене. У нее не было детей, хотя она очень любила их, и на следующий день она объявила служанкам, что сама родила этого ребенка. Тейрнион и его жена назвали мальчика Гури Золотоволосый, ибо волосы его были светлыми как золото; он рос так быстро, что в два года выглядел на шесть, и вскоре ему позволили ездить на жеребенке, родившемся в ту ночь, когда его нашли.

Тем временем Тейрнион услышал историю Рианнон; когда же мальчик немного подрос, он рассмотрел внимательно его лицо и различил в нем черты Пуйлла, владыки Диведа. Он рассказал об этом жене, и они договорились отвезти ребенка в Нарберт и оправдать таким образом Рианнон.

Тейрнион, два рыцаря и Гури верхом на молодом жеребце приблизились ко дворцу и увидели рядом с коновязью Рианнон. «О воины, остановитесь, — сказала она, — и я всех по очереди донесу вас до дворца в наказание за то, что я убила своего сына». Они, разумеется, отказались. Пуйлл очень обрадовался, увидев своего друга, и устроил в его честь пир. Тут Тейрнион и рассказал историю жеребенка и мальчика. «Госпожа, вот твой сын, — сказал он Рианнон, — и тот, кто оболгал тебя, совершил злое дело». Все собравшиеся сразу же признали в ребенке сына Пуйлла, и Рианнон воскликнула: «Боже мой! Если это правда, пришел конец моим мучениям!» Тогда знатный рыцарь Пендаран молвил: «Ты назвала своего сына Придери[161], и ему прекрасно подходит это имя: Придери, сын Пуйлла, владыки Аннувина». На этом все и согласились, и с тех пор так и называли мальчика.

Обласканный Тейрнион вернулся домой; Пуйлл предлагал ему богатые дары — коней, собак и драгоценные камни, но он не взял ничего. Придери же воспитывали так, как подобает воспитывать королевского сына, и он стал искусен во всем, что надобно знать правителю, и после смерти отца унаследовал власть над семью округами Диведа. Мало того, он присоединил к ним и другие чудесные земли и со временем взял в жены Кикву, дочь Гвинна Гохойва из рода Каснара, повелителя Британии.

 

СКАЗАНИЕ О БРАНЕ И БРАНВЕН

 

Бендигейд Бран, или Бран Благословенный, как мы и будем его здесь называть, уже ставший королем Могучего острова (Британии), находился однажды у себя во дворце в Харлехе вместе с братом, Манавиданом, сыном Ллира, и сестрой Бранвен. Также там были Ниссьен и Эвнисьен, сыновья Пенардун и Айроссвита. Ниссьен был мягким и нежным юношей и всегда мирил своих родственников в случае необходимости; Эвнисьен же, напротив, больше всего любил сеять раздоры и ссоры.

Однажды, когда Бран, сын Ллира, сидел на скале в Харлехе и любовался морем, он увидел, как со стороны Ирландии мчатся тринадцать кораблей. Они были богато украшены, на мачтах развевались цветные флаги, а на носу первого судна стоял человек со щитом, обращенным узким концом вверх — в знак мира[162].

Высадившись, чужестранцы поприветствовали Брана и объяснили, в чем состоит их дело. С ними приплыл Матолух, король Ирландии; ему‑то и принадлежали корабли, и он надеялся получить руку Бранвен, дочери Ллира, чтобы Ирландия и Британия объединились и стали сильнее. «А Бранвен была одной из трех самых знатных дам острова и самой прекрасной из всех дам и девиц на земле».

Ирландцев хорошо приняли, и Бран, посоветовавшись со своими рыцарями, решился выдать Бранвен за Матолуха. Брачный пир решили устроить в Аберфрау, и там были поставлены шатры, поскольку ничье жилище не могло вместить великана Брана. Все мирно веселились и радовались, и Бранвен стала женой ирландского короля.

На следующий день Эвнисьен случайно проходил мимо места, где рядком стояли кони Матолуха, и спросил, чьи они. «Это кони Матолуха, короля Ирландии, — ответили ему, — который взял в жены твою сестру Бранвен». Эвнисьен обиделся: «Неужели отдали в жены мою сестру и даже не спросили у меня совета? За что мне такое оскорбление?» И тут он скользнул между коней и — кому обрезал губы до самых зубов, кому — уши едва ли не до черепа, кому — хвосты целиком до крупа, а если мог дотянуться до лошадиных глаз, то и их вырезал напрочь.

Услышав, что произошло, Матолух изумился и разгневался и велел своим людям собираться в обратный путь. Бран послал гонцов узнать, что случилось, а узнав, отправил Манавидана мириться. Матолуху предложили столько же здоровых коней, сколько было покалечено, а также серебра столько, сколько весил он сам, и в придачу золотое блюдо величиной с его лицо. «Уговорите его возвратиться, и мы заключим с ним мир на любых условиях», — прибавил Бран. Но поскольку Эвнисьен был сыном матери короля, его не могли предать смерти, как он того заслуживал.

 

ВОЛШЕБНЫЙ КОТЕЛ

 

Матолух принял условия, но не слишком повеселел, и тогда Бран предложил ему еще одно сокровище — волшебный котел, обладавший следующим достоинством: если положить в него убитого, то он выйдет оттуда здоровым и сильным, правда, не сможет говорить. Бран и Матолух долго беседовали об этом котле, который, как выяснилось, был привезен из Ирландии. Невдалеке от некоего холма (без сомнения, сида) в Ирландии находится озеро под названием Котел‑озеро. Там Матолух повстречал однажды высокого уродливого мужчину и женщину, которая была в два раза его больше; мужчина тащил на спине котел. Они стали служить королю. Через шесть недель женщина родила сына — полностью вооруженного воина. По‑видимому, это повторялось каждые шесть недель, поскольку к концу года странная пара (очевидно, бог и богиня войны) имела уже несколько детей, беспрестанные злобные выходки которых настроили против них всю страну. Наконец, чтобы избавиться от них, Матолух соорудил железный дом и запер всех их там. Он обложил постройку углем и зажег его, надеясь изжарить странное семейство. Однако, когда стены раскалились добела и начали плавиться, муж и жена прорвались через них и бежали; дети же погибли. С этого места Бран перехватил нить повествования. Мужчина, носивший имя Ллассар Ллайсгивневид, и его жена Кимидей Кимейнвол явились в Британию; Бран приютил их, и в благодарность за его доброту они отдали ему котел. С тех пор в стране расплодилось множество их отпрысков; они живут в прекрасно укрепленных крепостях и носят самое лучшее оружие.

Итак, Матолух получил котел в придачу к супруге и отплыл в Ирландию; Бранвен познакомилась там со всеми знатными рыцарями и дамами и «никого не отпустила от себя без подарка, будь то колечко, или браслет, или драгоценный камень, который не стыдно показать, выходя от королевы». А на исходе года она родила мужу сына — Гверна.

 

НАКАЗАНИЕ БРАНВЕН

 

Далее следует не вполне вразумительный поворот сюжета. На второй год (но не раньше) мужи Ирландии внезапно почувствовали себя оскорбленными из‑за того, что совершил над их королем Эвнисьен, и решили отомстить следующим образом: низвести Бранвен до положения кухарки и заставить мясника каждый день бить ее в ухо. Корабли и лодки больше не должны были плавать в Камбрию, а мореходов, явившихся оттуда, следовало бросать в темницу, чтобы Бран не узнал, как обращаются с его сестрой. Но Бранвен вскормила маленького скворца и однажды привязала ему под крылышко письмо и объяснила, что делать. Он полетел в Британию, нашел Брана в Кайр‑Сейонт, что в Арвоне, сел ему на плечо и расправил крылья. Письмо тут же заметили и прочли. Бран незамедлительно стал собираться в военный поход на Ирландию и отплыл во главе большого флота, оставив Британию под властью своего сына Карадаука и шестерых других знатных мужей.

 

ВТОРЖЕНИЕ БРАНА

 

Вскоре к Матолуху примчались гонцы и рассказали ему об удивительном зрелище: на море вырос лес, а за лесом возникла гора с гребнем посередине и двумя озерами по обеим его сторонам. Причем лес и гора двигались в сторону Ирландии. У Бранвен спросили, не знает ли она, что это значит. Она объяснила, что лес — это мачты бриттского флота, а гора — это Бран, ее брат, бредущий по отмели, ибо «ни одному кораблю не под силу перевезти его по ней, слишком он тяжел»; гребень — его нос, а озера — два глаза.

Король Ирландии сразу собрал всех знатных мужей на совет, и они придумали следующий план. Необходимо выстроить огромный чертог, куда сможет поместиться Бран, — это должно умилостивить его; там следует накрыть пиршественный стол для него и его людей, Матолух же принесет ему клятву верности и передаст ему ирландское королевство. Однако ирландцы продумали и еще одну тонкость: на каждой из ста колонн в чертоге будет висеть по два кожаных мешка, куда заберутся вооруженные воины, готовые в нужный момент напасть на гостей.

 

МЕШКИ С МЯСОМ

 

Но первым в зал вступил Эвнисьен и, изучив «пронзительным взглядом» обстановку, тут же заметил мешки на столбах. «Что здесь?» — спросил он, подойдя к первому. «Мясо, господин», — отвечал один из ирландцев. Эвнисьен стал ощупывать мешок и, найдя голову воина, «сдавливал ее до тех пор, пока не почувствовал, что пальцы его соединились в мозге». Он перешел к следующему мешку и задал тот же вопрос. «Мясо», — был ответ. Та же участь постигла по очереди всех воинов, включая и того, на ком был железный шлем.

Затем начался праздник и воцарились мир и согласие, и Матолух отказался от правления Ирландией, передав власть маленькому Гверну. Все ласкали мальчика, пока он не оказался в руках Эвнисьена, который схватил его и швырнул в пылающий камин. Бранвен едва не прыгнула следом за ним, но Бран удержал ее. Тогда послышался ропот и крики, и воины Ирландии и Британии сошлись в битве и сражались до темноты.

 

СМЕРТЬ ЭВНИСЬЕНА

 

Ночью ирландцы разогрели волшебный котел и стали бросать туда тела погибших, и на следующее утро все воины были здоровыми и крепкими, хоть и немыми. Эвнисьен впал в отчаяние, поняв, что навлек неисчислимые беды на своих соотечественников: «Пусть небо покарает меня, если я не найду достойный выход!» Он лег среди трупов ирландцев, притворившись мертвым, и в конце второго дня его бросили вместе с прочими в котел; там Эвнисьен так вытянулся и напрягся, что котел распался на четыре части, но и его сердце не выдержало усилий и разорвалось.

 

ВОЛШЕБНАЯ ГОЛОВА

 

В результате все ирландцы и все люди Могучего острова, кроме семерых, погибли — и даже Бран был ранен в ногу отравленной стрелой. Среди оставшихся в живых были Придери и Манавидан. Бран приказал отсечь себе голову. «Возьмите ее с собой, — сказал он, — отнесите на Белую гору в Лондоне[163]и похороните ее на вершине лицом к Франции; ни один чужеземец не придет с войной в нашу землю, пока она останется там. По пути моя голова станет беседовать с вами и будет вам столь же добрым спутником, как я был прежде. В Харлехе будете вы пировать семь лет, и птицы Рианнон станут петь вам. В Гвалесе, что в Пенвро, будете вы пировать сорок лет да еще сорок лет, а моя голова станет говорить с вами и останется невредимой, пока не раскроете вы двери в Корнуолл. И тогда не медлите больше, а собирайтесь в дорогу, чтобы похоронить мою голову в Лондоне».

Тогда семеро отрубили голову Брана и вместе с Бранвен отправились исполнять его повеление. Но, когда они добрались до Абер‑Алау, Бранвен вскричала: «Горе мне! Зачем я, несчастная, родилась на свет, если из‑за меня погибли два острова!» Она испустила стон, и сердце ее разорвалось. Для нее возвели четырехгранный курган на берегу Алау, и место это зовется Инис‑Бранвен[164]и по сей день.

Семеро обнаружили, что за время их отсутствия Касваллаун, сын Бели, завоевал Британию и убил шестерых вождей, верных Карадауку. Убийца, искусный в колдовстве, сумел набросить на себя волшебный покров невидимости, и Карадаук видел лишь смертоносный меч, но не того, кто держал его, и сердце его разорвалось от этого горестного зрелища.

Путники добрались до Харлеха и семь лет слушали там пение птиц Рианнон, «и в сравнении с ними все прочие песни были грубы и неприятны». Потом они отправились в Гвалес, что в Пенвро, и нашли там прекрасный просторный чертог с видом на океан. Когда они вступили туда, они забыли все прошлые скорби и все, что приключилось с ними, и прожили там в радости и веселье восемьдесят лет, и чудесная голова говорила с ними как живая. Барды называют это время «Весельем Благородной Головы». В том чертоге было три двери; одна из них, выходившая на Корнуолл и Абер‑Хенвелин, была заперта, а две другие — открыты. И однажды Хейлин, сын Гвина, сказал: «Да постигнет меня несчастье, если я не отопру эту дверь и не узнаю, правда ли была нам предсказана». Он отворил ее, и сразу ко всем вернулась память и пришла скорбь, и они немедля отправились в Лондон и похоронили голову на Белой горе, где она и оставалась, пока Артур, не желавший своей земле иной защиты, кроме крепких мечей, не вырыл ее оттуда. Это и есть «Третья Роковая Находка» Британии.

Так завершается эта варварская повесть, изобилующая элементами мифа, ключ к которым давно утрачен. Черты северной жестокости, в ней присутствующие, заставили отдельных исследователей предположить, что на формирование окончательного ее облика оказали влияние исландские саги. В пользу данной гипотезы говорит образ Эвнисьена. «Сеятель раздоров» встречается, конечно, и в чисто кельтских преданиях, но редко — в сочетании с оттенком героизма, отчетливо проступающим в описании кончины Эвнисьена. Кроме того, ирландский «злой язык» все‑таки редко доходит до такой дьявольской вредоносности.