Тело и эмоции в ранней тамильской литературе

 

Древнетамильская поэзия I–V вв., известная как «литература Санги», наполнена яркими и разнообразными описаниями эмоций, которые испытывают герои. В ряде случаев они выражают их вербально, но чаще эмоции могут быть описаны и поняты окружающими при помощи общего культурного кода психосоматических проявлений. Так, в любовной поэзии ахам чувство любви переживается героиней в виде своеобразной болезни, сопряженной с такими симптомами, как бессонница, потеря веса и появление на коже болезненной желтизны (пасалей). Испытываемые женщиной эмоции в буквальном смысле проявляются на поверхности ее тела и не могут быть скрыты от родственников, соседей и других деревенских жителей, что приводит к распространению слухов о тайной связи между юношей и девушкой и, в конечном итоге, подталкивает их к заключению брака.

В то же время чувства, испытываемые мужчиной, ассоциируются исключительно с невидимым внутренним органом – сердцем (ненджу), которое, по всей вероятности, считалось центром эмоциональной и интеллектуальной жизни человека еще в протодравидийский период. «Размягчение» твердого сердца является основной и постоянно повторяющейся метафорой, объясняющей любовные переживания. При этом сердце (как мужское, так и женское) в тамильской поэзии часто наделено способностью действовать самостоятельно: например, если героиня страдает в разлуке, то ее сердце может покинуть ее и отправиться на поиски возлюбленного. В других случаях желания сердца могут отличаться от желаний его обладателя: в некоторых стихах герой хочет остаться дома со своей женой, в то время как сердце требует, чтобы он отправился в опасную военную экспедицию ради обретения богатства и славы.

В отличие от тела героини поверхность тела героя не способна к выражению чувств. Она наделялась иным социальным смыслом: раны и шрамы обычно служили знаками храбрости и мужества, хотя иногда могли стать и своеобразным клеймом позора – в том случае, если были получены в спину (т.е. при бегстве). Получивший подобное ранение воин должен был совершить ритуальное самоубийство, доведя себя до голодной смерти.

Тексты «литературы Санги» удивительно последовательны в своих средствах репрезентации эмоций и телесности. Это позволяет сделать предположение об их роли как нормативного текста, предписывающего определенного типа переживания в определенных ситуациях и закрепляющего в культуре устойчивые способы выражения этих эмоций.

 

Демичев К.А.,

Университет Российской академии образования (Нижний Новгород)

 

Палитра эмоций Панджабского льва

В отражении записей европейцев и официальных придворных хроник

Махараджа Ранджит Сингх (1780–1839) – создатель единого сикхского государства, со временем превратившегося в сильную региональную империю на северо-западе Индийского субконтинета, по праву считается одной из ключевых фигур индийской истории первой половины XIX в. Европейские дипломаты и путешественники единодушно описывают его как весьма живого и эмоционального человека. Визиты европейцев вызывали огромный интерес махараджи. В своих записях, визитеры Ранджита Сингха, писали, что он чувствовал волнение, часто проявлял радость, а нередко и удивление, особенно столкнувшись с новой и необычной для себя информацией. Когда гости Ранджита Сингха оправдывали его ожидания и/или совершали приятные в его восприятии действия, он испытывал удовлетворение и даже удовольствие. По мнению значительной части европейцев, правитель сикхов был достаточно открытый и искренний человек, не стесняющийся проявлять свою эмоции на людях (гордость, возмущение, волнение, восхищение и др.) подчас даже, если это противоречило придворному этикету.

Однако образ, в том числе и эмоциональный, который предстает перед нами на страницах придворных сикхских хроник, имеет существенные отличия от того, что было запечатлено в восприятии европейцев. Сам жанр официальной хроники оказывал воздействие на то, как описывался махараджа.

В хронике формировался официальный образ, в котором черты правителя превалируют над собственно индивидуальными человеческими чертами конкретного человека. Тем не менее, на основе официальной придворной хроники Амдат ут-таварих («Хроника времен»), принадлежавшей авторству личного историка махараджи – индуса Лала Сахана Лала Сури, можно выяснить, какие эмоциональные реакции Ранджита Сингха получили отражение (удовлетворение при слушании писем от союзников-англичан или встреч с ними, радость в связи с успехами внука Нау Нихала Сингха). На основе анализа хроники можно проследить эмоциональные маркеры махараджи, т.е. политически и социально значимые эмоции, указание на которые, способствовало формированию положительного официального образа правителя Саркар-Хальсаджи.

Демичев К.А.,

Университет Российской академии образования (Нижний Новгород)

Гордость непобежденных:

Эмоциональная составляющая воинской идеологии Хальсы

 

После смерти основателя единого сикхского государства махараджи Ранджита Сингха (1839) в Саркар-Хальсаджи сменилось несколько правителей, что, в конечном итоге, привело к системному кризису власти. Сложившейся ситуацией воспользовалась английская Ост-Индская Компания, начавшая войну против сикхов. 10 февраля 1846 г. состоялось сражение при Собраоне, которое стало решающим в ходе первой англо-сикхской войны (1845–1846).

В этот день сардар Шам Сингх Аттаривала – тесть покойного внука Ранджита Сингха Нау Нихала Сингха, отказался отступить вместе с предателем главнокомандующим Теджем Сингхом и торжественно поклялся на священном писании сикхов «Ади-грантх», что не вернется живым без победы над англичанами. Облачившись в белые одежды шахида, Шам Сингх пошел в последнюю, совершенно безнадежную атаку, где и пал, вписав свое имя в перечень героев Хальсы.

Действия Шама Сингха Аттаривалы не были спонтанными и случайными. Предложение Теджа Сингха бежать с поля боя было унизительным для старого воина, ветерана многочисленных сражений. Сдача позиций, отвод войск, большая часть которых даже не была введена в сражение, воспринималось как личное умаление чести, действие априори стыдное, недостойное члена Хальсы. Десятый гуру сикхов Гобинд Сингх учил, что: «Тот, кто бежит с поля боя, будет опозорен в этом мире, а когда он умрет, то понесет наказание за свою трусость и никогда не обретет состояния счастья». Согласно завету гуру, воин должен был гордиться тем, что имеет возможность отдать свою жизнь за Хальсу. По этой причине гордость Шама Сингха как воина и верного члена сикхской общины не позволяла ему отступить, даже отлично понимая, что сражение уже безнадежно проиграно. Кроме того, сардар был глубоко оскорблен высказыванием Теджа Сингха, который заявил, что старый солдат все равно потом последует за ним, то есть отступит. По этому поводу поэт Шах Моххамад написал:

«Если бы только Ранджит Сингх там побывал,

Он бы горд был бы тем, что увидал»!

Смерть в бою или мученическая смерть от рук палачей противников не являлась нежелательным концом. Согласно учению гуру: «Величайшая заслуга воина состоит в том, чтобы не показывать врагу свою спину… Тот, кто обладает храбростью, должен быть бесстрашным на поле боя. Отдайте жизнь за своего правителя (гуру), и ваша слава будет велика в обоих мирах».

 

Демченко М.Б.,

Российский православный университет им. Св. Иоанна Богослова (Москва)

Категория печали

в мистико-философской поэзии Шричандры (XVI в.)

Доклад посвящен анализу категории печали на примере двух поэтических памятников, созданных Шричандрой, старшим сыном гуру Нанака и ачарьей акхары Удасин-пантх, – «Матра-шастра»(Mātrā Śāstra) и «Дохавали» (Dohāvalī). Лексема udās (от которого происходит самоназвание Удасин-пантх) может означать не только «отшельничество», но «печаль», «уныние», «безразличие». Ее многозначность позволяет поэтам- удаси создавать в воображении слушателя многомерные картины, в которых красота и радостность образа Шричандры приобретает оттенок печали, свойственной отшельнику: «Юный скиталец, лесной отшельник, взглянув на тебя, каждый пленяется [твоей красотой] – о удаси, о ачарья/ ачарья удаси), о повелитель, даруй [нам] свою милость!» (bālayatī vanavāsī dekhat jag mohe – udāsīn āchārya karūṇā kar devā).

«Матра-шастра» представляет собой воображаемый диалог между автором, только что отказавшимся от мира в пользу положения садху, и жителями (возможно, пандитами) некоего города, которые интересуются причинами, побудившими его принять данное решение. Поэма написана на сант-бхаша (языковом синтезе, сложившимся на основе различных североиндийских диалектов и использовавшимся поэтами- бхактами) и начинается с фразы «Скажи-ка, сынок/отрок» (kahu re bāl), ставшей лейтмотивом произведения. Перед нами предстает образ мальчика-скитальца (bālayati), полный описаний глубокой печали, связанных с оставлением всего, что близко и дорого каждому человеку. Автор, однако, подчеркивает спасительный, преображающий характер этого чувства в контексте аскетического опыта, в огне которого сгорают не только преходящие радости повседневной жизни, но и сама печаль: «И печаль, и радость сгорают в этом дхуне»(dukh sukh dhūni dehi jalāī), где dhūni означает одновременно и священный огонь, который поддерживают странствующие удаси, и аскетический опыт садху).

В «Дохавали», сборнике двустиший различной тематики, Шричандра раскрывает целую гамму чувств и эмоций, демонстрируя, как печаль, вызванная несовершенствами нашего мира (а в абсолютной перспективе – его иллюзорной природой), пройдя через горнило опыта мудреца-отшельника приводит его к совершенной радости встречи с Божественным и гармонии со всеми живыми существами: «Поет Шричандра: вселенная – лишь мираж, а [индивидуальный] дух не различен с Божеством» (kahā shrīchandjī mithyā jagat hai ātm brahm na mūl).

 

Захаров А.И.,

Волгоградский государственный университет

Демократия и права человека в современной Индии глазами США: