И формы ее проявления в сфере изобразительной пропаганды

В средневековой культуре генеалогическое сознание играло весьма значимую роль. Могучее и ветвистое родословное древо (šajara), украшением которого были судьбы легендарных предков, считалось предметом особой династической гордости. В ираноязычной лингвокультуре концепт «гордости» (в его положительном аспекте – faxr, iftixār) находился в одном ассоциативно-семантическом ряду с понятиями «слава», «честь» и «достоинство». Списки славных предшественников конституировали статус и престиж династии. Такие категории как древность и прославленность рода были также важной составляющей монаршей энкомиастики. В интеллектуально-элитарной сфере особым уважением пользовалась наука о родословии (ʻilm al-nasab), оказавшая существенное влияние на становление средневековой мусульманской историографии и преследовавшая совершенно определенную задачу по легитимации того или иного рода.

Методология изучения чувства династической гордости во многом определяется сложностью и имплицитностью самого этого чувства. Гордость относится к аффективно-когнитивным состояниям, не имеющим обязательной ярко выраженной эмоциональной реакции и своей специфической формы проявления (т.е. присущей только лишь гордости и больше никакой другой эмоции). Она может возникать в совокупности с другими позитивными чувствами, часто проявляясь не напрямую (язык тела – мимика и жестикуляция, вербальная форма – лексемы со значением «гордость/гордиться»), а опосредованным способом (действия акторов, авторские «подсказки» в тексте, материально-предметная область). Все эти факторы предопределяют сложный процесс «извлечения» и «реконструкции» чувства родовой гордости, подразумевая активное привлечение исторического и социально-культурного контекста.

Во времена Моголов чувство династической гордости было актуализировано художественными возможностями материально-фиксированной предметности посредством использования образных и знаково-символических средств (преимущественно в сфере визуальной пропаганды). Значимость и прославленность рода, отсутствие генеалогического изъяна и тимуридское происхождение не только стимулировали чувство династической гордости Моголов, но и побуждали их к поиску новых форм репрезентации своего родословного древа (= предмет гордости). Одной из таких находок стали могольские генеалогические печати и их орнаментальные имитации, идейный принцип которых оказал существенное влияние на композиционное решение династического портрета. Все эти формы представляли собой своеобразные редуцированные модификации большого родословного древа Моголов. В них была зримо выражена идея прямой генеалогической преемственности от эмира Тимура через патрилинейные родственные связи (без включения матримониальных и других маргинальных линий). Моголы с гордостью позиционировали себя законными наследниками и достойными продолжателями славной генеалогической истории и культурной традиции Тимуридов, а новые формы репрезентации как нельзя лучше отвечали этим целям.

 

Бочковская А.В.,

Институт стран Азии и Африки МГУ (Москва)

Институциализация чувств:

Определение «индекса счастья» в Бутане

Понятие валового национального счастья (Gross National Happiness, далее – ВНС) было введено в 1972 г. королем Бутана Джигме Сингье Вангчуком (пр. 1972–2006), который провозгласил, что «для развития страны важнее счастье народа, а не [цифры, характеризующие] валовой национальный продукт». Идея первостепенной значимости ВНС закреплена в действующей Конституции Бутана (ст. 8) и положена в основу программных документов, определяющих социально-экономическую стратегию государства.

Согласно формулировке Комиссии по валовому национальному счастью Бутана, ВНС представляет собой «многомерный подход к вопросам развития, ориентированный на гармоничное сочетание материальных аспектов благосостояния с духовными, эмоциональными и культурными потребностями общества». Эмоционально-психологическое благополучие бутанцев – наряду с вопросами качества медицинского обслуживания и образования, сохранения культурной самобытности и др. – является одним из девяти ключевых компонентов ВНС.

В докладе анализируются методика и результаты масштабного опроса, проведенного Центром бутанских исследований и изучения ВНС (The Centre for Bhutan Studies and GNH Research) в 2010 г. по правительственному заказу с целью выявления «индекса счастья» жителей страны.

 

Бочковская А.В.,

Институт стран Азии и Африки МГУ (Москва)

«За цензуру фильмов и книг!»:

Гнев и ярость «истинных» сикхов

Благоговейное отношение к памяти первых сикхских гуру и их воплощению в священном тексте «Ади-грантх» вкупе с непременным и правильным почитанием соответствующей символики (пять «К»: kes, kanghā, kadā, kirpān, kaccherā / kacchā) лежат в основе кодекса поведения «Рахит / Рех(а)т Марьяда», которому стремятся следовать «истинные» или «мейнстримные» сикхи. Любые – реальные или мнимые – проявления неуважения к гуру или к материальным символам сикхизма вызывают гневную, зачастую не вполне адекватную и доходящую до насилия, реакцию поборников «чистоты» веры.

В индийском штате Панджаб, где проживает большинство сикхов, эта тенденция стремительно нарастает в последние десятилетия в свете появления немалого количества фильмов и литературных произведений, затрагивающих религиозно-исторические сюжеты. Комитет по управлению гурдварами (высший сикхский духовный авторитет) настаивает на создании собственного бюро по цензуре для проведения обязательной экспертизы сценариев фильмов, в том числе предназначенных для всеиндийского проката, и рукописей панджабских книг на соответствие их содержания кодексу поведения сикхов.

В докладе будет показано, как гнев – одна из базовых эмоций, выделяемых психологами – «контролирует, наказывает, мстит» (П. Экман), заставляя авторов «некорректных» художественных произведений (фильмы Jo Bole So Nihāl, Gurbānī Ishq Dā Kalmā, MSG и др.) идти на определенные уступки, а также вынуждает панджабские власти принимать жесткие, вплоть до уголовного преследования, меры в отношении тех, кто, по мнению Комитета по управлению гурдварами, стремится «оскорбить» чувства сикхов.

 

Ванина Е.Ю.,

Институт востоковедения РАН (Москва)

«Лицо почернело»: стыд и гнев через 250 лет

«Лицо почернело», «зачернить лицо (другому, иногда и самому себе)» – подобные фразеологизмы используются в хинди, урду, ряде других индийских языков для обозначения людей, подвергшихся публичному позору, и отражают реальную практику публичного нанесения черной краски на лицо человека, своим аморальным, отвратительным поведением вызвавший у социума или группы чувство отвращения и/или гнева; предполагается, что жертва наказания должна при этом испытывать жгучий, порой несовместимый с дальнейшей жизнью, стыд. Такой «гражданской казни» был виртуально подвергнут, спустя два с половиной столетия после своей смерти, крупный государственный деятель Могольской Индии мирза раджа Джай Сингх Качхваха из Амбера (1611–1667) за то, что по приказу падишаха Аурангзеба повел карательное войско против Шиваджи (1627/30–1680) и принудил маратхского вождя к капитуляции. В поэме «Письмо чхатрапати Шиваджи мирзе радже Джаю Сингху» (1926), т.е. написанном от имени Шиваджи, известный поэт хинди Сурьякант Трипатхи Нирала заклеймил как предателя раджпутского князя, который служил Моголам и «поднял меч на братьев-индусов». «Черные пятна появятся на твоей славе, и лицо твое почернеет», – приписал Шиваджи свои собственные эмоции поэт, подчеркивая, что, услышав имя Джая Сингха, «храбрые раджпуты опускают головы». На самом деле, у современников амберского раджи его поступок не вызывал никаких негативных реакций, а для земляков-раджпутов и особенно поэтов двора Качхвахов победа над Шиваджи являлась предметом гордости, что отразили тексты вплоть до XIX в. включительно.

Развитие с конца XIX в. идеологии и практики индусского национализма, в рамках которого возник и занял доминирующие позиции культ Шиваджи, развернуло восприятие данного сюжета на 180 градусов, и поведение Джая Сингха, воспринятое современниками нейтрально или с гордостью, стало вызывать в ХХ в. стыд и гнев. Эти эмоции доминируют в поэме Ниралы; кроме них, поэт приписывает своему alter ego, Шиваджи, а его устами и всем индусам, удивление (āścarya), растерянность (dvadhā), тревогу (trās), беспомощность (upāyśuṇyatā), скорбь (duḥkh). Для выражения чувств своего героя поэт использует различные литературные приемы. Эмоциональная переоценка исторических сюжетов и персонажей, что иллюстрирует данный пример, конструируются и регулируются социокультурным окружением, конкретной исторической и идеологической обстановкой.

 

Вечерина О.П.,

Федеральный институт медиации (Москва)

 

Между мукой и блаженством:

«колесо эмоций» тамильского шайва-бхакти

Сообщение посвящено феномену повышенной эмоциональности тамильских шайва-бхактов, именуемой ваннанбу (vaṉṉaṉpu, от vaṉ, «неистовый, жестокий, чрезмерный» + aṉpu, «любовь»). Одним из проявлений этого феномена стало целенаправленное раскачивание эмоциональной составляющей личности с помощью особых психотехник, предполагающих достижение измененного состояния сознания, которое описывалось как самими практикующими, так и наблюдающими его членами социума как «сумасшествие» (piccu, pittu, uṉmattam). Бог Шива в традиции также устойчиво именуется «Сумасшедшим» (pittar).

Главной характеристикой этого состояния, достигнутого только некоторыми из бхактов, и являлась ваннанбу в диапазоне от неистовой ярости/муки до столь же неистовых состояний радости/счастья.

Счастье (inbam, makiḻvu) достигалось только пребыванием у ног Шивы и занимало лишь миг в эмоциональной практике адепта. Однако этот миг давал столь сильную эмоцию, что вся остальная жизнь — вне возможности видеть Шиву — утрачивала смысл. Безудержное отчаяние приводило к многочисленным попыткам членовредительства и даже суицида. Те, кто мешал испытать блаженство, вызывали у адепта неконтролируемую ярость (ceṟṟam, cīṟṟam, kaṉaṉṟal), вплоть до массовых случаев агрессии, жестокости и экстраординарного насилия по отношению к этим людям, даже если они были близкими родственниками.

Cогласно структурной модели эмоций («колеса эмоций») Роберта Плутчика, крайние выражения таких эмоций, как печаль, радость и отвержение, суть основание для диагностики патологии или слома психологических защит, механизмы которых призваны контролировать психологическое здоровье (= «нормальность») индивида, его устойчивое пребывание в рамках социума.

Постоянная эмоциональная возгонка, хотя и расшатывала психику, в ряде случаев проявляла или же увеличивала творческие способности некоторых из адептов, приводя их к спонтанным даршанам (darśan) Шивы в особых местах, почитаемых как сакральные. Последующие описания различных обликов объекта почитания и этих мест в поэтических творениях составляют главное содержание шиваитского поэтического канона «Тирумурей» (Tirumuṟai). Cознательно культивируемая повышенная эмоциональность адепта имела в тамильской культуре очень большое значение, являясь не только минимально необходимым условием для следования по пути бхакти-йоги, но также главным триггером, запускающим механизмы поэтического творчества и визуализации манифестаций Шивы.

 

Вечерина О.П.,

Федеральный институт медиации (Москва)

Гнев и отчаяние жертвы изнасилования: