Процесс сложения средневековой турецкой народности.

В советской османистической науке утвердилось мнение, что турецкая народность образовалась в конце XV – первой половине XVI в. При этом, как ни парадоксально конституирующим фактором признается империя, созданная османами после захвата Константинополя в 1453 году и на деле уже с момента своего рождения являвшаяся конгломератом племен и народностей. Формирование раннефеодальной турецкой народности – один из ключевых вопросов турецкой раннефеодальной истории.

Началом турецких завоеваний в Малой Азии принято считать 1071 год – битва при Манцикерте, когда войска Великого Сельджукида Алп-Арслана разбили византийского императора Романа IV Диогена. Вскоре после этого ветвь династии Великих Сельджукидов основала в Малой Азии Румский или Конийский султанат. Еще одним мусульманским государством в Малой Азии стал эмират Данышмендидов со столицей в Сивасе. Крестовые походы почти на век приостановили продвижение турок на запад (турки были разбиты в 1097 году под Дорилеем), поэтому только в 1176 году, разгромив при Мириокефале византийцев, турки смогли продолжить покорение Малой Азии. Присоединив эмират Данышмендидов, турки-сельджуки объединили центральную и восточную части Малой Азии. Конийский султанат достиг своего могущества во второй четверти XIII века в правление Алаэддина Кейкубада I – именно тогда замечается значительный рост городов, приток ученых, поэтов, архитекторов со всего мусульманского мира. Примечательно, что при этом, Малая Азия производила впечатление страны, несколько не похожей на остальные страны мусульманского мира: в частности, халифского посла Ибн аль-Джаузи поражало, что турчанки ходят без чадры, аналогичная реакция была у Ибн Баттуты, которые в 1331 году посетил эти земли.

Что касается масс мусульманского населения Малой Азии, турецкий характер государства сельджукидов ими отчетливо не признавался вплоть до монгольского нашествия. В частности, городское население отнюдь не считало себя турками. Красноречивый пример: еще в конце XIII века автор хроники «Сельджук-намэ» (турок, писавший по-персидски) называет турками, причем с явным пренебрежением, только кочевников, горожан же постоянно именует мусульманами. В этом сказывалось влияние Ирана: официальный язык – персидский, имена султанов (Кейкубад, Кейхосров). Вообще, как отмечают, многие исследователи, сельджукской культуре свойственна крайняя эклектичность: символ – черное знамя султана (черный цвет – огузы), было украшено тремя фигурами: драконом (Сасаниды или Китай), львом (древние цивилизации Западной Азии) и двуглавый орел (Византия).

В 20ые-30ые годы XIII века до Анатолии донеслось эхо монгольского нашествия: небольшое племя (всего 400 кибиток) во главе с неким Эртогрул-беем мигрировало в пределы Румского султаната. Это и были будущие османы, свое название (Osmanli) османская орда получила от сына Эртогрула – Османа, который родился уже в Малой Азии около 1258 года.

После поражения в битве при Кесёг-даге в 1243 году, сельджукский султан признал зависимость от монгольского хана, Румский султанат ослаб и в 1307 году окончательно распался. В Западной части Анатолии еще в середине XIII века началось образование множества независимых феодально-племенных княжеств, которые получили название эмираты или бейлики: Караман, Гермиян, Сарухан, Айдын, Османлы. Естественно, это нанесло сильный удар по начавшему складываться, еще очень слабому и не окрепшему политическому и экономическому единству Анатолии. А это привело к ослаблению тенденций к складыванию единой тюркоязычной этнической общности в Малой Азии. С другой стороны, как считает К.А.Жуков в статье «Об этническом самосознании турок в XIII-XV вв.» именно вторжение монголов дало сильный психологический импульс, нужный для пробуждения этнического самосознания у турок. Литература на старотурецком языке появляется именно в этот период, в середине XIII века: в Конье, сразу после вторжения монголов тюркоязычные стихи пытался писать мусульманский мистик Джелаледдин Руми (1207-1273), основатель суфийского братства мевлеви. В условиях нестабильной общественной атмосферы идеи суфиев распространялись очень быстро, и, как отмечает А. Крымский, турецкая художественная литература приобрела характер суфийский. Султан Велед, сын и последователь Джалаледдина в своей поэме «Ребаб-намэ» извиняется, что пишет по-турецки так мало:

«Если бы я умел по-турецки, я бы

По-турецки излагал вам те слова,

Которые от Бога дошли до нас».

Вообще, возникновение турецкий бейликов привело к оживлению литературного творчества. Это проявилось в появлении большого числа переводов на старотурецкий язык известных сочинений арабо- и персоязычных авторов, а так же в создании оригинальных произведений на традиционные сюжеты восточной литературы. Конечно, этот процесс стимулировался тем, что первые турецкий эмиры кроме родного языка, других просто не знали, но главной причиной все-таки был рост этнического самосознания турок, вызванный формированием собственной государственности.

Так же был переведен ряд арабских медицинских трактатов. Принято считать, что на мусульманском Востоке в средние века арабский был языком науки и закона. Но во второй половине XIV века крупный ученый-медик Хаджа-паша использовал турецкий язык для перевода арабских трудов и в предисловии Хаджа пишет, что он использовал турецкий язык, чтобы быть понятным всем.

В этот же период старотурецкий язык стал использоваться в религиозно-правовой сфере. Помимо тефсиров (подстрочные комментарии к Корану), появляются такие документы «духовного содержания», как вакфие (регламентация пользования имуществом, переданным на религиозные и благотворительные нужды). Известна подобная грамота султана Мурада I, датированная 1366 годом. Для более позднего времени известны вакфие на старотурецком, высеченные на камне: например, на каменной стеле в Кютахье и на стене мечети в Бурсе. Использование в эпиграфике старотурецкого языка - наглядный показатель возросшего престижа родного языка среди турок.

На первых порах османы не встретили серьезного сопротивления в завоеванных западно-анатолийских эмиратах. Это объяснялось тем, что население этих бейликов в этническом плане не отделяло себя от османов, и османы, в свою очередь, не противопоставляли себя туркам их других эмиратов. Показателен пример с инцидентом на эскишехирском базаре (описанный в исторической хронике Мехмеда Нешри), когда, чтобы рассудить спор между местным христианином и приезжим гермиянцем, потребовалось вмешательство самого Османа. В тексте как синонимы употреблены слово «гермиянец» и словосочетание «гермиянский турок». Чувства турецкого единства поддерживались общим языком, единой религией, сходством внешнего вида (в это время уже существовало такое понятие, как «турецкий костюм»).

Укреплению чувств этнической общности способствовали совместные военные походы, предпринимавшиеся беями соседних эмиратов.

Что касается соотношения конфессионального и этнического самосознания, то период создания бейликов сопровождался переменами в умонастроениях турецкого общества и вызывал смещение в соотношении в пользу последнего, то есть этнического. Причем в период создания централизованного османского государства, упадок конфессионального сознания зашел достаточно далеко. Так, в Брусе во время правления Баязида I (1389-1402) благодатную почву нашла проповедь одного вольнодумца-перса, утверждавшего, что пророки Иисус и Мухаммед – равны между собой. Из всех слушателей эта проповедь возмутила лишь приезжего арабского купца, который потребовал суда над еретиком, однако жители Брусы приняли сторону проповедника. Благочестивый купец целых 6 раз привозил изи арабских стран (Аравии, Сирии, Египта) фетвы, осуждавшие проповедника на смертную казнь, но все было безрезультатно. Наконец в седьмой раз он прибыл в Брусу в фетвой, в которой говорилось, что если еретика не предадут смерти, то туркам будет объявлена война. Когда угроза не возымела действия, араб зарез проповедника возле мечети.

Стоит сказать, что религиозная толерантность вообще стала характерным явлением при дворе Баязида I. Символично, что султанские сыновья носили такие имена, как Эртогрул, Сулейман, Иса, Муса, Мехмед, Юсуф. Ко второму десятилетию XV века подобные настроения вылились в широкое религиозно-общественно-политическое движение, руководители которого (шейх Бедреддин) провозглашали равенство ислама и христианства.

Что касается общетурецкой идентичности, то в начале XIV века, к примеру, в связи с длительным противостоянием османов и караманцев за преобладание в Анатолии, имела место быть определенная деформация восприятия соперниками друг друга. Так, у османского автора Мехмеда Нешри караманцам на поле битвы противостоян не османы, а турки. А позже, уже после образования Османской Империи, караманцам Нешри противопоставляет осман. Османы, а не турки, воюют с туркменами Узун Хасана.

Таким образом, в имперский период политическое самосознание потеснило этническое. Еще более заметным был рост конфессионального самосознания, и вплоть до XIX века национальное самосознание было подчинено религиозному: подданные Османской империи редко называли себя турками или хотя бы османами, обычно они именовали себя мусульманами. То же наблюдалось у христиан.

В имперский период произошли заметные перемены в духовной атмосфере османского общества. В ходе стал насыщенный арабскими и персидскими грамматическими и лексическими формами османский язык (Osmanlica). Образовались 3 уровня социального расслоения языка: Fasih Turkce – язык поэзии и дворцовой аристократии, Orta Turkce – язык городов и чиновников, Kaba Turkce – язык городских низов. А сельское же население говорило на территориальных диалектах.

При дворе вновь расцвела персоязычная поэзия. Мода на персидское была настолько сильна, что некоторые поэты, чтобы попасть ко двору Мехмеда II выдавали себя за прирожденных персов. К подобному приему прибег Ляали, но обман раскрыли и его с позором выгнали со двора. По этому поводу он сочинил сатирическое произведение (Коль хочешь иметь ты почетное место, то должен арабом быть или же персом).

Как и при сельджукидах Рума, слово «турок» в имперский период приобрело пейоративный оттенок, став синонимом слова «простолюдин».