Доход от сельского хозяйства, потребление сельского населения и перспективы экспорта

	1925/26 г.	1930/31 г.	1930/31 г. 1925/26 г., %
Доход от сельского хозяйства, исчисленный по реальному методу (без лесного хозяйства)^1	9477^2	11 661^2	123,0
Товарная часть (без лесного хозяйства)	2524^3	4112^3	162,9
Остаток дохода за вычетом товарной части	6953^4	7549^4	108,6
Сельское население (млн. душ)	117, 1^5	128,0^5	109,3
Остаток дохода на 1 душу населения	59.37^6	58,98^6	99,5
I вариант дальнейших расчетов
Считая полученный остаток дохода на душу за потребление сельского населения и увеличивая данные 1925/26 г. на 30%, получаем в 1930/31 г.:
на 1 душу, руб.	-	77,18	-
ма вес сельское население, млн. руб.	-		-
Дефицит сельскохозяйственных продуктов у сельского населения, млн. руб.
II вариант дальнейших расчетов
Считая полученный остаток дохода на душу за потребление сельского населения и увеличивая данные 1925/26 г. на 15%, получаем в 1930/31 г.:
на 1 душу, руб.	-	68,28	-
на все сельское население, млн. руб.	-		-
Дефицит сельскохозяйственных продуктов у сельского населения, млн. руб.	-	1 190	-

¹ Доход от лесного хозяйства не включен, так как товарная часть дана авторами плана без лесного хозяйства.

² С. 46, исключая доход от лесного хозяйства.

³ С. 70. Товарная часть сельскохозяйственной продукции дается авторами без внутрикрестьянского оборота и, следовательно, включает только ту часть сельскохозяйственных товаров, которая уходит за пределы деревни (см. с. 68). Эти данные взяты из статьи В.Р. Чернышева. Но, как показывает анализ, его расчеты продукции сельского хозяйства совпадают с данными, приведенными у С.Г. Струмилина.

⁴ Разность между доходом и товарной частью.

⁵ С. 26.

⁶С. 37.

Ввиду весьма важного значения только что полученного вывода об отсутствии согласованности между потреблением,

экспортом и производством сельскохозяйственных продуктов для критики плана, мы подошли к проверке вывода еще и другим методом, а именно мы попытались выяснить соотношение между производством продовольственных сельскохозяйственных продуктов и потреблением их, опираясь на данные плана и бюджетные материалы.

По С.Г. Струмилину (с. 39), душевая норма потребления сельскохозяйственных товаров (без дров) городским населением в 1925/26 г. по ценам потребителя определяется в 102,4 руб. Так как сельскохозяйственная продукция выражена автором в ценах производителя, то указанную стоимость душевого потребления необходимо выразить тоже в цепах производителя. Для этого необходимо сбросить с 102,4 руб. сумму, соответствующую разнице цены производителя и розничной цены сельскохозяйственных товаров в 1925/26 г. По имеющимся данным, эта разница составляла в 1925/26 г. в среднем около 50% к цене производителя. В таком случае, душевое городское потребление сельскохозяйственных продуктов, исчисленное по ценам производителя, будет 68,3 руб. По С.Г. Струмилину (с. 39), эта сумма к 1930/31 г. возрастет на 30% и, следовательно, при стабильности сельскохозяйственных цен выразится цифрой в 88,8 руб.

Что касается деревенского душевого потребления, то, по С.Г. Струмилину, в 1924/25 г. оно составит по бюджетам в среднем 47,2 руб. По имеющимся в нашем распоряжении бюджетным данным оно было 48,4 руб. Мы принимаем цифру С.Г. Струмилина. Эту цифру стоимости потребления сельскохозяйственного населения следует считать выраженной в цепах производителя. Против этого могут возразить, указав на то, что различные сельскохозяйственные районы получают сельскохозяйственные продукты из других районов и, следовательно, покупают эти продукты по ценам потребителя. Однако это возражение не имеет силы. Например, крестьянское население Тверской губернии, производящее рожь в недостаточном количестве, ввозит ее из производящих районов и, таким образом, платит за нее не только цену этих производящих районов, а также и торговые накидки. Это верно. Но верно и то, что Тверская губерния в каких-то количествах производит рожь и что в ней имеются группы крестьянских хозяйств, которые рожь продают. Спрашивается, по какой цене они ее продают или какова будет цена производителя ржи в Тверской губернии? Очевидно, что цена производителя ржи в Тверской губернии будет в общем как раз равна цене тех производящих районов,

из которых Тверская губерния ввозит недостающее количество ржи, плюс торговые накидки. И если мы исчисляем продукцию ржи по ценам производителя, то для Тверской губернии ценой производителя будет именно указанная только что цена. Изложенное рассуждение можно применить по существу к любому сельскохозяйственному продукту потребления. Отсюда ясно, что приведенную выше стоимость потребления сельскохозяйственным населением продуктов питания в 1924/25 г. следует считать выраженной в ценах производителя.

От 1924/25 г., который был неурожайным, мы должны перейти к 1925/26 г. Мы должны определить стоимость душевого потребления сельскохозяйственным населением сельскохозяйственных продуктов питания в 1925/26 г. За 1925/26 г. мы еще не имеем сведений бюджетов полностью. Однако такая сводка имеется для потребления хлеба, мяса с салом и молока, т.е. для главнейших статей, составляющих в потреблении сельского населения около 75%. Если учесть изменение от 1924/25 к 1925/26 г. душевого потребления этих продуктов в натуре, а также изменение цен производителя, то оказывается, что в общем стоимость душевого потребления сельскохозяйственных продуктов сельскохозяйственным населением в 1925/26 г. увеличилась не менее чем на 8,5%. В таком росте стоимости крестьянского потребления нет ничего удивительного. Заметим, что по данным контрольных цифр Госплана на 1926/27 г. индекс заготовительных цен сельскохозяйственных товаров в 1925/26 г. вырос на 3,6% (с. 306), а доход сельскохозяйственного населения в червонном выражении даже на 20% (с. 210).

Распространяя теперь полученный коэффициент 8,5% на все потребление сельскохозяйственных продуктов сельскохозяйственным населением, мы получаем стоимость душевого потребления его в 1925/26 г. в цепах производителя в 51,2 руб.

По С.Г. Струмилину, благосостояние деревни к 1930/31 г. вырастает на 30% (с. 32). По его же данным (с. 40) потребление деревней индустриальных товаров возрастает за 5 лет, даже при неизменных ценах, на 36%. При этих условиях потребление сельскохозяйственных товаров (если учесть их вес в бюджете деревни) должно было бы возрасти процентов на 28. Однако промышленные цены, по С.Г. Струмилину, понизятся на 17,5%. В таком случае ту же и даже большую сумму индустриальных товаров деревня сможет купить в 1930/31 г. за меньшее количество средств и, следовательно, сможет обратить на потребление сельскохозяйственных товаров большую сумму их, чем при

неизменных промышленных ценах. Примем поэтому, что потребление деревней сельскохозяйственных предметов питания вырастет за пять лет как раз на 30%, т.е. в соответствии с допущенным С.Г. Струмилиным ростом ее благосостояния. В таком случае душевая норма потребления сельскохозяйственного населения в 1930/31 г. будет равна 66,6%. Определив душевые нормы потребления продуктов питания сельскохозяйственного производства и зная население, мы можем определить общие размеры потребления этих продуктов в стране как для 1925/26 г., так и для 1930/31 г.

Так как нашей задачей является проверка баланса производства, потребления и экспорта сельскохозяйственных товаров, то далее нам необходимо выяснить размеры сельскохозяйственной продукции предметов питания и притом не валовой, включающей переходящие статьи, а чистой продукции предметов питания. В этих целях мы применили следующий прием и использовали следующие данные С.Г. Струмилина и Контрольных цифр. Наряду с валовой продукцией сельского хозяйства (земледелие, животноводство, рыболовство и охота) С.Г. Струмилин по тем же отраслям дает исчисление реального дохода от сельского хозяйства в ценах соответствующих лет (с. 46). Очевидно, что потребление сельскохозяйственным населением сельскохозяйственных предметов питания идет именно за счет этого дохода. Однако в состав этого реального дохода входят не только продукты питания, а и другие продукты, например лен, пенька и т.д. В связи с этим по данным Контрольных цифр мы определили, какой процент статьи, не идущий в потребление, но входящий в реальный доход сельского населения (льняное волокно, пенька, хлопок, махорка, табак, кожи, шерсть, прирост скота нетоварная часть сена и соломы), составляет от довода. Полученный процент мы затем исключили из реального дохода сельского хозяйства, исчисленного С.Г. Струмилиным для 1925/26 и 1930/31 гг. В итоге мы получили массу (по ценности) сельскохозяйственных продуктов питания, могущих пойти на потребление сельскохозяйственного населения." Необходимо отметить, что эта масса определена нами с преувеличением, так как некоторые сельскохозяйственные продукты, например масличные семена, картофель, идут не только для человеческого питания. Однако они отнесены нами целиком к предметам питания. Кроме того, по плану к 1930/31 г. удельный вес технических непродовольственных культур возрастает, что нами

не учитывается при расчете. Итоги расчета приводятся в следующей таблице:

		1925/26 г.	1930/31 г.
1.	Душевые нормы городского потребления сельскохозяйственных продуктов питания по ценам производителя, черв. руб.	63,3	88,8
2.	Городское население, млн. человек	24,8	29,7
3.	Все потребление городского населения по ценам производителя, млн. черв. руб.
4.	Душевые нормы деревенского потребления сельскохозяйственных предметов питания по ценам производителя, руб.	51,2	66,6
5.	Сельскохозяйственное население, млн. человек	117,1	128,0
6.	Все потребление деревенского населения сельскохозяйственных продуктов питания по ценам производителя, млн. руб.
7.	Общая сумма деревенского и городского потребления, млн. руб.		11 162
8.	Чистая продукция сельскохозяйственных предметов питания по ценам производителя, млн. руб.
9.	Избыток (+) или дефицит (-) продукции против потребления, млн. руб.	+318	-1308

Отсюда ясно, что если в 1925/26 г. мы имеем некоторый избыток сельскохозяйственных продуктов питания, которые могут идти на экспорт или в запас, то в 1930/31 г. по предполагаемому плану мы будем иметь уже дефицит этих предметов питания.

Нам могут заметить, что потребление предметов питания сельского населения при росте его благосостояния на 30% вырастет в меньшей степени, чем 30%. Это возражение мы предусматривали выше, при анализе вопроса первым приемом. Предусмотрим его и теперь. Допустим, что потребление сельского населения к 1930/31 г. вырастет всего в меру роста физического объема сельскохозяйственной продукции, то есть на 15%. Этот прирост, очевидно, уж не преувеличен. Но и в этом случае, произведя те же расчеты, которые показаны в таблице, мы получаем в 1930/31 г. дефицит сельскохозяйственных предметов питания в стране на сумму 320 млн. руб.

Мы совершенно не настаиваем на том, чтобы все расчеты плана педантично совпадали до единицы включительно. Но если разногласие расчетов достигает крупных размеров, если оно

подтверждается двумя использованными приемами, то мы имеем все основания утверждать, что в предлагаемом плане, несмотря на указания его авторов, что отдельные его данные сбалансированы, обстоит не все благополучно. Очевидно, что или сельскохозяйственная продукция растет по плану слишком медленно, или темп прироста благосостояния населения принят слишком высокий. Но как бы то ни было, в 1930/31 г. по плану СССР ставится в необходимость не только отказаться от увеличения положительного баланса во внешней торговле сельскохозяйственными продуктами, а даже перейти к отрицательному балансу, т.е. превратиться по существу в страну, импортирующую как сельскохозяйственные товары вообще, так и сельскохозяйственные предметы питания в частности.

Очевидно также, что этот вывод, не делаемый и далее не замечаемый С.Г. Струмилиным, но вытекающий из его построений, делает нереальными приведенные выше расчеты на развитие импорта промышленного оборудования и сырья, а следовательно, и на выполнение намеченной планом программы индустриального развития страны.

VI

Таким образом, мы вскрыли, что намеченный план развития народного хозяйства оказывается нереальным и внутренне несогласованным при разборе его с двух чрезвычайно важных сторон: со стороны обеспечения необходимого накопления и необходимого развития сельскохозяйственного экспорта. В чем же лежат причины внутренних противоречий предложенного построения перспектив? Причины таких противоречий, по нашему мнению, очевидно, лежат, во-первых, в неправильном понимании соотношения индустрии и сельского хозяйства в их развитии, во-вторых, в неправильной проекции роста благосостояния населения, так как она не соответствует намеченному темпу роста продукции. Остановимся здесь на первом вопросе, на вопросе о соотношении сельского хозяйства и индустрии, для уяснения которого предыдущее изложение дает достаточный материал.

Как смотрит С.Г. Струмилин на положение нашего сельского хозяйства и как он понимает его перспективы? С.Г. Струмилин исходит из положения, что наше сельское хозяйство страдает от перенаселения. Перенаселение деревни он понимает, по-видимому, чисто статистически. Исходя из существующих норм

затраты труда в различных отраслях хозяйства, он исчисляет, что в 1925/26 г. наше сельское перенаселение определится в 6,82 млн. рабочих лет или, проще, миллионов человек (с. 34). При этих условиях С.Г. Струмилин справедливо озабочен вопросом, что же будет с перенаселением деревни через пять лет, когда сельскохозяйственное население еще вырастет? Согласно плану до 3 млн. человек сельскохозяйственного населения передвинется в города (с. 35). Около 8 млн. чел. С.Г. Струмилин размещает в сельском хозяйстве в связи с повышением в нем относительной роли трудоемких культур и отраслей сельского хозяйства (трудоинтенсификации сельского хозяйства). При этом С.Г. Струмилин исходит из той же стабильной производительности сельскохозяйственного труда. И все же оказывается, что через пять лет, - пишет автор, - "аграрное перенаселение деревни... в лучшем случае лишь не возрастет против нынешних его размеров" (с. 35). Этот вывод явно угнетает С.Г. Струмилина и толкает его к чрезвычайно характерным построениям. Прежде всего С.Г. Струмилин боится повышения производительности сельскохозяйственного труда. "Если, - пишет он, - исходить даже из весьма скромной цифры прироста производительности (труда. - Н.К.) за пять лет в 5%, то этот прирост может сразу повысить избыточное население деревни на 3 млн. душ" (с. 35). И если СТ. Струмилин считает, что "в лучшем случае" аграрное перенаселение не возрастет, то этот его "лучший случай" состоит именно в условиях стабильности производительности сельскохозяйственного труда.

Далее, боясь роста производительности сельскохозяйственного труда, С.Г. Струмилин, естественно, боится машинизации сельского хозяйства, так как она, очевидно, повышает производительность сельскохозяйственного труда, Из текста не видно, что С.Г. Струмилин боится и повышения урожайности (с. 35). Но это, очевидно, не вполне последовательно, так как повышение урожайности есть другая сторона повышения все той же производительности сельскохозяйственного труда. При таких построениях естественно вообще "не увлекаться" мероприятиями, которые могли бы повысить производительность сельскохозяйственного труда и, следовательно, темп роста сельскохозяйственной продукции. И мы уже знаем, что таких "увлечений" в плане действительно нет. Из всех сумм капитальных вложений на сельское хозяйство отводится всего 6,8%.

Но если все это так, то не ясно ли, что обратной стороной именно таких построений и является то, что темп роста

сельскохозяйственной продукции при намеченном темпе роста индустрии и благосостояния населения является явно недостаточным. Не ясно ли, что в связи с этим констатированный выше разрыв продукции сельского хозяйства и потребления, с одной стороны, необеспеченность экспорта и импорта - с другой, при условии принятого темпа индустриализации и роста благосостояния масс являются следствием того же относительно недостаточного темпа роста сельского хозяйства.

Всю систему указанных построений в отношении сельского хозяйства при взятом курсе на индустриализацию мы считаем не только теоретически спорной, но и практически опасной. Опасность ее вытекает из того, что она обрекает народное хозяйство на путь явных и глубоких кризисов. Не обеспечивая программы накопления и вложений, не обеспечивая достаточного экспорта, а следовательно, и импорта, она не обеспечивает и принятой программы индустриализации и реконструкций. В то же время она, по собственному признанию С.Г. Струмилина, не подвигает нас и по пути решения проблемы аграрного перенаселения. Это достаточно ясно из предыдущего изложения и не требует дальнейшего развития.

Но почему эта система построения в отношении сельского хозяйства спорна и теоретически? В основе ее лежит чисто статистическое неправильное понимание сущности аграрного перенаселения. С.Г. Струмилин рассуждает, очевидно, так: существуют нормы продолжительности рабочего дня в деревне; существует норма затраты труда в разных отраслях сельского хозяйства, при этих нормах требуется такое-то количество рабочего населения в деревне и оно имеет такой-то уровень жизни; отсюда, если вторгаются условия, которые повышают производительность сельскохозяйственного труда, то ясно, что труда потребуется меньше, ясно, что даже при том же, а тем более при растущем сельскохозяйственном населении аграрное перенаселение возрастает. Но вот это-то именно и не ясно, именно это-то и не верно. Думать так - значит бояться прогресса и роста производительных сил сельского хозяйства; думать так - значит утверждать, что при повышении производительности сельскохозяйственного труда деревня, имея ту же продукцию с меньшей затратой труда, сейчас же вытолкнет часть населения из сельского хозяйства, как будто специально для того, чтобы сохранить прежний уровень своей жизни, прежнюю длительность рабочего дня и прежние нормы затрат труда в различных отраслях сельского хозяйства. В действительности же,

повышение производительности сельскохозяйственного труда, давая в руки деревни большую массу ценностей, как раз и создает необходимую предпосылку для переоборудования сельского хозяйства, для интенсификации его, для расширения спроса на промышленные товары и т.д. При этих условиях единственно прогрессивного развития сельского хозяйства как раз и создаются предпосылки не для меньшей, а для большей емкости территории в отношении к населению. Иначе говоря, перенаселение есть чисто экономическое и относительное явление. Оно далеко не определяется статистическим расчетом, исходящим из количества населения, размеров территории и соответствующих норм затрат труда. Перенаселение зависит не только от количества населения на единицу территории, но также и от того, сколько производит это население на данной территории. Сельскохозяйственное население Германии, Дании, Голландии гораздо более плотно, чем наше, и тем не менее эти страны не страдают от перенаселения. Но если это так, то очевидно, что мы должны принять в экономической политике по отношению к сельскому хозяйству направление иное, чем то, которое положено в основание плана. Мы должны приложить все усилия к тому, чтобы повысить производительность сельскохозяйственного труда, так как это наряду с индустриализацией страны есть верный путь к интенсификации хозяйства, к преодолению перенаселения и к повышению темпа развития сельского хозяйства.

С такой точки зрения провозглашенная правительством политика на интенсификацию, индустриализацию и машинизацию сельского хозяйства, ведущая к технической реорганизации его основ, является вполне правильной. С такой точки зрения те меры и, в частности, те вложения средств, которые план намечает в отношении сельского хозяйства, являются совершенно недостаточными. И это тем более, что, как было показано выше, намеченный план индустриализации страны срывается, между прочим, именно на недостаточном темпе развития сельскохозяйственного производства.

Однако против усиления ассигнований сельскому хозяйству при явной ограниченности наших средств С.Г. Струмилин, быть может, возразит. Он может указать, что при недостатке наших средств мы не можем делать вложений в сельское хозяйство, так как эти вложения относительно менее эффективны. В обоснование этого возражения С.Г. Струмилин мог бы выдвинуть прежде всего свои соображения о весьма низкой производительности сельскохозяйственного труда по сравнению с промышленным

трудом, которые он развивает в статье. С.Г. Струмилин приводит в ней (с. 51) данные о народном доходе в сельском хозяйстве и промышленности по расчету на работника в 1925/26 и 1930/31 гг. по ценам 1913 г. Из этих данных оказывается, что в то время как в сельском хозяйстве доход на работника выражается суммой в 229 руб., в городе он выражается суммой в 693 руб. Опираясь на эти цифры, С.Г. Струмилин сравнивает абсолютный уровень производительности сельскохозяйственного и промышленного труда и пишет: "Производительность городского труда раза в три выше сельского" (с. 51-52). В связи с этим он, далее, утверждает, что деревня, которая "живет на пороге физиологических норм существования... не может служить сколько-нибудь заметным источником для социалистического накопления" (с. 52); что, в частности, по государственному и местному бюджету деревня больше получает, чем отдает, что "основным источником и для бюджетных изъятий и для социалистического накопления может служить лишь более производительный неземледельческий труд" (с. 52).

Мы не будем останавливаться на вопросе о том, какая группа населения является основным источником бюджетных изъятий и социалистического накопления. Это завело бы нас слишком далеко. Но считаем необходимым решительно отвергнуть приведенные соображения С.Г. Струмилина о сравнительной производительности сельскохозяйственного и промышленного труда. С.Г. Струмилин хочет доказать значительно более низкую производительность сельскохозяйственного труда по сравнению с трудом промышленным. Но все, что он доказал своими приведенными данными, это то, что доход сельского хозяйства по расчету на работника значительно ниже, чем доход городского населения тоже по расчету на работника. Иначе говоря, он просто подменил понятие производительности труда понятием его доходности. Между тем эти явления как будто совершенно различного порядка. Вот если бы С.Г. Струмилин доказал, что в 1913 г. цены на товары вполне совпадали с трудовыми стоимостями последних, тогда он мог бы по данным о доходе судить о сравнительной производительности труда. Но именно это-то доказать и невозможно, именно эта-то посылка, если ее принять, и неверна. В литературе существует прочное убеждение в невозможности разрешить задачу сравнения абсолютного уровня производительности труда в различных отраслях хозяйства. Это мнение поддерживалось многими авторитетными исследователями. Один из таких авторитетных исследователей вопроса,

например, пишет: "Производительность труда в самом общем и в то же время точном смысле слова определяется количеством продукта, т.е. суммой потребительских благ в натуральном их выражении, создаваемых рабочими в единицу времени".

Отсюда вполне последовательно тот же автор продолжает: "Измерять производительность труда ценностью создаваемого рабочим продукта невозможно"... Для измерения производительности труда нужно было бы соизмерить количество производимых продуктов в различных отраслях хозяйства на единицу времени в натуре, Но оказывается, что "соизмерять производительность рабочих, изготовляющих продукты различного качества, мы пока не умеем". Отсюда в качестве результата следует: "Собственно говоря, для измерения абсолютного уровня производительности труда в сложных производствах у нас вообще нет и не может [быть] никакого измерителя, ибо такой уровень можно было бы измерить лишь количеством продукта или суммой полезностей, им представляемых. А сумму полезностей разного качества мы получить не умеем".

Мы просим извинить за то, что привели довольно длинные цитаты. Мы решили сделать это ввиду высокой авторитетности в данной области цитируемого автора, а также ввиду того, что этим автором является не кто иной, как сам С.Г. Струмилин (см.: Струмилин С.Г. К методологии изучения заработной платы и производительности труда // Плановое хозяйство. 1925. № 8. С. 41, 43, 52 и 54),

Таким образом, С.Г. Струмилии сам решительно убежден, что измерить абсолютную производительность труда в отраслях, производящих различные продукты, ценностью продуктов нельзя. С.Г. Струмилин, далее, убежден, что методом непосредственного измерения абсолютной производительности труда мы не располагаем. Тем не менее в разбираемой работе о плане он без всяких оговорок, во-первых сравнивает абсолютный уровень производительности сельского хозяйства и промышленного труда, во-вторых, сравнивает его именно по ценности чистой продукции на работника. Иначе говоря, он делает две ошибки и притом против своих же методологических положений.

Таким образом, даже по С.Г. Струмилину, мы не знаем, в какой степени производительность сельскохозяйственного труда ниже производительности его в других отраслях хозяйства. Мы знаем лишь, что сельскохозяйственный труд значительно менее доходен, чем труд индустриальный.

Но допустим даже, что производительность сельскохозяйственного труда значительно ниже, чем производительность труда городского. Отсюда вовсе не вытекает, что увеличение вложений в сельское хозяйство с народнохозяйственной точки зрения относительно менее эффективно; отсюда вовсе не вытекает, что одной из основных задач нашего времени не является задача повышения производительности сельскохозяйственного труда, повышения темпа роста сельского хозяйства.

На анализе предложенного плана мы убедились, что одной из основных причин его неосуществимости, одной из основных причин срыва выдвинутой программы индустриализации является именно недостаточный темп роста сельского хозяйства, так как отсюда при прочих указанных планом условиях проистекает невозможность как необходимого накопления, так и экспорта-импорта. Таким образом, повышение производительности сельского хозяйства требуется прежде всего задачей быстрою роста самой индустрии. Это во-первых.

Во-вторых, как бы то ни было, в сельском хозяйстве занята подавляющая масса народного труда. Сельское хозяйство страдает от перенаселения. При этих условиях, помимо задачи отвлечения труда из деревни путем индустриализации, перед страной стоит неотложная задача огромной хозяйственно-политической важности - повысить степень использования деревенского труда, повысить его производительность и тем самым увеличить общую продукцию народного хозяйства, смягчить перенаселение, используя для этого все другие доступные пути, помимо индустриализации. План недостаточно учитывает серьезность этой проблемы. План учитывает, в сущности говоря, лишь стихийный рост степени использования деревенского труда путем интенсификации при почти пассивной позиции государства. Между тем некоторое увеличение вложений в сельское хозяйство (на землеустройство, колонизацию, мелиорацию, на сельскохозяйственную индустрию и т.д.) при наших условиях может дать значительный толчок росту сельского хозяйства и повышению его продукции, может подвести более прочный базис под индустриальное развитие страны и смягчить перенаселение. Это не только целесообразно, но, как ясно из предыдущего, это необходимо.

Однако затронутый вопрос о расширении капитальных вложений в сельское хозяйство, естественно, приводит к вопросу об источнике этих средств. Мы видели выше, что намечаемый планом темп накоплений при проектируемом росте потребления

отнюдь не обоснован. Но если даже допустить, что он реален, в этом случае вопрос о расширении ассигнований сельскому хозяйству может быть решен или путем перераспределения ожидаемых накоплений в иной, более благоприятной для сельского хозяйства пропорции и, следовательно, путем некоторого снижения темпа роста промышленной продукции, или путем увеличения резервов накопления. Если встать на второй путь, то здесь опять возможны две линии.

Можно пойти по линии увеличения накопления в государственном секторе и усиления воздействия на сельское хозяйство путем государственных вложений.

Но эта линия возможна, очевидно, на первых порах, лишь при условии более медленного роста личного потребления населения. Мы уже указывали выше, что при намеченном темпе роста продукции принятые нормы роста благосостояния и потребления населения не обеспечивают и того накопления, которое проектируется. Мы указывали, далее, что они не обеспечивают и необходимых избытков для сельскохозяйственного экспорта. Действительно, согласно плану, например, рост реальной заработной платы берет, в сущности, почти все, что дает намеченный рост производительности индустриального труда. Очевидно, что ставить себе задачу максимального роста благосостояния населения, не обеспечивая других условий, в частности соответствующего роста сельскохозяйственной продукции и экспорта, - значит ставить неразрешимую задачу, как бы ни представлялось ее разрешение привлекательным.

Другая линия - принятие программы вложений в сельское хозяйство, выдвинутой комиссией Госплана, т.е. линия отказа от сколько-нибудь значительных вложений в сельское хозяйство со стороны государства. Но эта линия может быть совмещена с одновременным усилением вложений в сельское хозяйство и обеспечением его достаточного роста, очевидно, лишь в том случае, если одновременно будут налицо условия необходимого накопления у самого сельскохозяйственного населения. В таком случае нужно усовершенствовать товарный оборот, нужно поощрить накопление в деревне, нужно даже при стабильных ценах на сельскохозяйственные товары пойти на более значительное снижение промышленных цен, чем это предполагает проект. Нужно дать не 17,5% их понижения за 5 лет, а примерно около 25%.

Мы не будем входить здесь в специальный анализ всех этих путей решения вопроса. Заметим лишь, что решение его

представляется абсолютно необходимым и, по нашему мнению, решение это лежит в плоскости известного сочетания трех намеченных путей.

VII

Заканчивая анализ проекта плана по существу, подчеркнем, что даже независимо от проблемы накопления и вложений в сельское хозяйство нам представляется проектируемое снижение промышленных цен недостаточным. Постановка вопроса о ценах, данная проектом, стремится разрешить лишь одну задачу - задачу сближения сельскохозяйственных и промышленных цен. Но она почти совершенно не затрагивает проблемы общего снижения цен. Она исходит из стабильного уровня сельскохозяйственных цен. При этих условиях 17,5% снижения цен промышленных товаров обеспечивает снижение общего уровня цен приблизительно на 11%. И это не разрешает проблемы снижения общего уровня цен в целях приближения его к мировому уровню цен, в целях повышения внутренней покупательной силы нашей валюты и облегчения экспорта. Между тем эта проблема столь же настоятельна, как и проблема сближения сельскохозяйственных и промышленных цен. Разрешение ее мыслимо лишь при постепенном снижении и цен сельскохозяйственных товаров. Однако снижение последних при обеспечении сближения их с ценами промышленных изделий предполагает, очевидно, более значительное снижение цен промышленных товаров. Причем так как снижение промышленных цеп труднее, то во избежание результатов опыта 1926 г. необходимо, чтобы инициатива снижения цен в дальнейшем лежала на стороне промышленности.

VIII

Подведем итоги. В своей статье мы сознательно ставили себе лишь критическую, а не конструктивную задачу. Но, разумеется, за нашими критическими замечаниями лежат и известные положительные взгляды на построение перспективного плана. В предыдущем изложении мы далеко не исчерпали всех вопросов, возбуждаемых предложенным проектом плана. Но и разбор затронутых, нам кажется, важнейших вопросов позволяет сделать некоторые выводы.

1. Предлагаемый план в том виде, как он дан, страдает статистическим формализмом построений. За многочисленными и чрезвычайно смелыми и рискованными цифровыми расчетами пока не видно достаточных экономических оснований.

2. Но если даже взять план, как таковой, и рассмотреть его, так сказать, "извнутри", то обнаруживается, что, несмотря на прокламированный принцип балансовой "увязки" всех его элементов, такой "увязки" на самом деле в нем нет. Между проектируемой динамикой продукции, потребления, накопления, экспорта и т.д. нет необходимой согласованности. В силу этого рост одних из перечисленных элементов делает невозможным принятый рост других.

3. В особенности серьезный пробел во внутреннем согласовании динамики различных отраслей хозяйства обнаруживается в отношении сравнительного темпа развития сельского хозяйства и других отраслей, что связано с неправильным диагнозом положения и значения сельского хозяйства.

4. При таких условиях, если вспомнить те задачи, которые С.Г. Струмилин ставил хорошему плану, и те критерии оценки предлагаемого плана, которые из этих задач вытекают, то нужно признать, что осуществление предлагаемого плана, если бы оно было возможно, не обеспечивало бы нам оптимальный и бескризисный путь развития производительных сил народного хозяйства, не обеспечило бы реально максимального удовлетворения текущих потребностей трудящихся масс и в силу этого едва ли особенно приблизило бы наше народное хозяйство к существенной реконструкции. Наоборот, осуществление плана неизбежно привело бы к росту хозяйственных затруднений.

5. Основная ошибка, допущенная при построении плана, лежит в том, что при составлении его хотели одновременно в максимальной степени разрешить ряд задач, указанных выше (т.е. и максимального и бескризисного роста производительных сил, и максимального удовлетворения текущих потребностей, и т.д.), без достаточного учета того, что эти частные задачи при своем крайнем выражении вступают друг с другом в коллизию. Необходимо было найти наилучшее и в то же время совершенно реальное сочетание этих задач. Такое реальное сочетание задач в плане заменено формальным балансированием различных расчетов, которое делает план внешне на первый взгляд стройным. Однако внутренне, экономически он является противоречивым.

^* Статья впервые опубликована в журнале "Плановое хозяйство", 1927 г. № 4. С. 1-33 в порядке дискуссии по основным положениям проекта пятилетнего перспективного плана развития народного хозяйства СССР. Здесь публикуется по: Кондратьев Н.Д. Проблемы экономической динамики. М.: Экономика, 1989. С. 135-169 (Прим. сост.).

¹ Мы имеем в виду статьи Г.М. Кржижановского "К построению перспективной пятилетки", с. 7-16; С.Г. Струмилина "К перспективной пятилетке Госплана па 1