Об иноверцах, Кресте и Библии

 

Здесь, на Урале – очень много татаро-башкирского населения и очень много мусульман. И поэтому, я задала Славочке вопрос: «Кто же был Магомет?» А Славочка про Магомета хорошо сказал: «Мамочка - Магомет был пророком, но не всё то, что говорят мусульмане – говорил Магомет». И ещё он сказал, что «мусульмане глубоко ошибаются, когда называют православных – «неверными». Мусульмане считают, что только они правильно понимают Библию – но это не так. Наоборот – правильно понимают Библию христиане! В Библии написано всё правильно! Иисус Христос – Сын Божий! Мусульмане глубоко заблуждаются, называя Господа Иисуса Христа – пророком! Ещё я спросила Славочку о католической церкви. Славочка сказал, что католическая церковь до сих пор рассчитывается за свою инквизицию. Он сказал: «Мамочка, когда католики сделали свою инквизицию – они так навредили Богу! Они оттолкнули от Бога такое количество людей! И поэтому, - все их священники, которые жили в то время – они все в аду! Потому что они очень сильно нагрешили, и из-за них погибло очень много народа! А ещё больше погибло народа от того, что они своими действиями отшатнули людей от церкви и от Бога! Из-за них народ оттолкнулся от Бога!» Славочка сказал, что католики своими действиями – «очень сильно навредили Богу!»

Славочка мне рассказал, как Господь наш Иисус Христос страдал на Кресте. Он сказал мне: «Мамочка, когда тебе кто-нибудь будет говорить, что Иисус Христос не испытывал человеческих страданий на Кресте, что Он «страдал как Дух» и прочие сказки – ты им не верь! Господь наш Иисус Христос страдал на Кресте как человек! Он жесточайшие перенёс страдания! Мучения Его были самые настоящие. Он Бог, но страдал Он плотью – как человек!». Так сказал Славочка о страданиях Господа нашего Иисуса Христа на Кресте. И ещё Славочка сказал, что Господа прибивали ко Кресту четырьмя гвоздями – как учит об этом Православная Церковь. Славочка сказал, что «когда Господа Иисуса Христа прибивали ко Кресту – там, рядом были только войска, а никого из гражданских людей вообще не подпускали. И когда началось сильнейшее землетрясение – эти воины, которые стояли в охране – они по-настоящему, очень сильно испугались, им было очень страшно, и они разбежались. А когда землетрясение закончилось, то к месту Распятия подошёл народ. И люди увидели, что нижняя перекладина, к которой были двумя гвоздями прибиты ножки Господа – она отпала и валялась далеко в стороне. И тогда – кто что увидел, – то и начали говорить. Кому показалось, что ножки Господа прибиты одним гвоздём. А кому-то показалось, что Господь был ко Кресту как бы привязан: кто что увидел, – то и рассказал. Но Славочка сказал что «правильно о Кресте учит – Православная Церковь!» И он всем сектантам говорил: «Ближе всех к Богу – Православная Церковь!» Он сказал: «В Православной Церкви – всё правда! И в Библии нет никаких искажений! Библия дошла до наших дней – абсолютно правильной книгой. В Библии – всё правильно! И как говорят христиане – всё именно так оно и есть! И когда мусульмане называют Иисуса Христа пророком – это неправда». Но особенно сильно Славочка изумлялся тому, что найдутся люди, которые посмеют назвать Иисуса Христа «самым главным экстрасенсом». Слава был просто удивлен и возмущен этим, что люди так посмеют назвать Иисуса Христа. Славочка сказал что «Господь наш Иисус Христос – Сын Божий. И страдал Господь на кресте – как человек – по-настоящему!»

 

ПЕРВАЯ ПОЕЗДКА В ЛАВРУ

 

Когда я увидела, что делается вокруг Славочки, я спросила его: «Славочка, я очень боюсь! Что же мне делать с тобой и с твоим даром? Куда тебя свозить? Я, конечно, верю местному священнику – но здесь такая силища – я всё равно не могу этого понять. Я очень безпокоюсь!» А Славочка на меня посмотрел и сказал: «Мамочка, съездим – говорит – в Загорск, мне туда нужно на благословение». На мой вопрос: «Почему так далеко?» - я получила ответ: «Там больше святости». И мы поехали в Загорск (Сергиев Посад после революции большевики переименовали в Загорск, теперь городу возвращено его историческое святое имя). Я позвонила мужу и упросила его, чтобы он хотя бы дней на 10 приехал домой, потому что Туночку надо было кормить. А мы со Славочкой поехали в аэропорт города Челябинска. В то советское время достать билеты на самолёт, или на поезд было очень трудно. Поехали мы в аэропорт – конечно же – билетов нет. На все мои уговоры работники вокзала даже не реагировали. Я тогда говорю: «Ну, Славочка – не поедем, придётся возвращаться». А он мне говорит: «Мамочка, разреши мне спросить, может быть, мне билет дадут?» Я говорю: «А тебе кто даст? Тебя вообще с пола-то не видать!» Он так улыбнулся на мои слова и смотрю – куда- то зашёл. Я стою, жду, потом я пошла вслед за ним – надо же забирать ребёнка. Смотрю, - выскакивает оттуда женщина и говорит: «Пожалуйста, не ходите сюда» Я говорю: «У меня там ребёнок зашёл». Она говорит: «Так это ваш ребёнок?» Я говорю: «Мой ребёнок. Вы его, пожалуйста, выведите». А она и говорит: «Вы знаете, я сейчас не могу, там вокруг него лётчики собрались». Я говорю: «А чего это они вокруг него собрались?» И эта женщина – сотрудница аэропорта мне рассказала, что Славочка зашёл к ним и говорит: «Продайте мне, пожалуйста, билет, потому что мне обязательно нужно попасть в Лавру, а билетов нет!». А тут по каким-то делам зашёл лётчик и Славочка с ним о чём-то заговорил, а потом продиагностировал его. Славочка успел продиагностировать всех находившихся там работников. А они сильно изумлялись по поводу того, что бывают же такие люди. В результате – нам выписали два билета. Нашлись почему-то. То не было билетов, а тут – сразу же нашлись. Прилетели мы со Славочкой в Москву. Я не знала: что, куда? – а Славочка всё знал. Он просто взял меня за руку и повёл к пригородным кассам. Приехали мы благополучно в Сергиев-Посад. Нужно было где-то остановиться, а на место в гостинице было надежды мало. Но я всё равно пришла в гостиницу в надежде на то, что нам разрешат хотя бы в коридоре посидеть. И на моё удивление дежурная мне говорит: «Вы знаете, вот видите – мужчина пошёл, - он только что освободил номер. Возьмите ключи…». Так для нас нашлось место в гостинице, что по тем временам было невероятно. Мы ещё не успели зайти в номер, а они уже успели и постель поменять – номер был чистый. Мы со Славочкой поспали с дороги, а рано утром пошли в Троице-Сергиеву Лавру. Народу в Лавре было очень много. Я спросила на проходной: «Как мне попасть к старцу?» Они меня спросили: «К какому?» Я сказала: «К любому. Мне просто нужно попасть к старцу». Они мне тогда сказали, что людей принимают два старца: отец Кирилл, но он болен, и отец Наум. И нас пропустили через проходную к отцу Науму. Прошли мы и увидели огромную очередь. От такого скопления народа я даже растерялась. Встреча со старцем казалась невозможной, потому что даже монахини, стоявшие в очереди, не надеялись быть принятыми. Я посмотрела на всех и вижу что у людей такие проблемы, а мы-то приехали всего лишь благословение попросить. У меня начались всякие мысли, и я сказала Славочке: «Славочка, по-моему, мы сюда напрасно прилетели. Кто нас примет?» И вдруг выходит отец Наум. Он посмотрел на всех внимательно, обратил внимание на Славочку, и когда он уже проходил мимо нас, то Славочка его слегка за рясу подёргал и говорит: «А у меня дары от Бога есть!» Отец Наум повернулся и говорит: «Сейчас мы с твоими дарами разберёмся…» – и пошел дальше сквозь толпу. Я не поверила своим ушам! Неужели примет? Через некоторое время к нам подошла очень скромная монахиня, сказав, что она врач и что её послал отец Наум побеседовать с отроком. Я разрешила, и она отвела его в сторонку и стала с ним о чем-то разговаривать. Сначала она о чём-то его спрашивала, а потом я вижу: она и в лице изменилась. А в конце беседы она уже молчала, а Слава ей что-то говорил, а она лишь головой кивала: «да Славочка, да Славочка». Я даже подошла к ней и сказала: «Что вы перед ним так унижаетесь? – он же маленький – а вы монахиня. Зачем вы ему кланяетесь?» А она говорит: «Вы не понимаете. Отец Наум сказал мне: «Иди, посмотри на него – если что-то наше, то приведи его ко мне». И она встала и обратилась к народу: «Люди, дайте пройти» - и увела Славочку к отцу Науму. Прошло довольно много времени. Славочки всё нет и нет, и я начала волноваться. Но тут открылась дверь, и меня позвали. Народ расступился, и я зашла в приёмную комнату отца Наума. Зашла, совершенно ни о чём не думая. Вижу, что отец Наум сидит на стуле, а Славочка перед ним стоит на коленочках. Я думаю: раз Славочка на коленочках – значит, и я на коленочках буду. Я тоже встала на коленочки, и отец Наум стал мои грехи спрашивать. А я была совершенно не готова, потому что как человек мирской, я считала себя очень «хорошей», и совершенно не думала о грехах. Меня отец Наум так и спросил: «Как ты думаешь – ты хорошая?». Я ему говорю: «Батюшка, я очень хорошая!» И я получила за всю эту свою «хорошесть» по полной программе, потому что меня заставили вспомнить все мои грехи, начиная чуть ли не с рождения. Вот тут-то я, конечно, попыхтела, и покраснела, и вспотела, и разозлилась, и смирилась, и даже обиделась на Славочку. Как это он меня не предупредил? И вышла от отца Наума совершенно недовольная. Но потом я успокоилась, потому что мой Славочка снова был со мной. Когда я его потом спросила: «Славочка, почему ты меня не предупредил?» - он только посмотрел на меня, но ничего не ответил. Обратная дорога была такая же легкая. В железнодорожной кассе мы сразу же купили билеты на нижние места в вагоне. По прибытии в город Миасс, мы прямо с поезда дальнего следования пересели на электричку и вскоре благополучно прибыли домой. Так мы в первый раз съездили со Славочкой в Лавру.

 

ВТОРАЯ ПОЕЗДКА В ЛАВРУ

 

Как Слава и предсказывал, мой муж возвратился из Шадринска, и снова вся семья была вместе. Пришёл из армии наш старший сын. И Славочка опять стал проситься в Лавру за благословением. К тому же, ему там ещё и понравилось. Ему очень понравилось в Лавре, когда мы там были в первый раз – и он всей душой снова туда хотел. В этот раз мы уже поехали с нашим папой. Мы ехали уже целенаправленно – к отцу Науму. А отец Наум как будто ждал нас. Не было никого: ни монахов, ни паломников. Обутый в валенки, отец Наум сидел на табуретке под навесом и отдыхал. Славочка сразу подошёл к нему и встал на коленочки, а мы с мужем остались в сторонке, так как я уже знала, что когда старец с кем-то беседует, подходить нельзя. Они поговорили и подошли к нам. Отец Наум поговорил с нами, рассказал нам о себе, сказал, что во время войны он был лётчиком и многое другое. А в конце, отец Наум предложил нам переехать в Сергиев Посад, обещал оказать нам посильную помощь: «С землёй я вам – говорит – помогу, а построитесь вы сами». Пообщавшись с отцом Наумом, мы перед обратной дорогой заехали ещё к нашим родственникам, у которых был дома компьютер. А тогда компьютер в доме был ещё редкостью. И Славочка, увидев в первый раз компьютер, попросил нашего родственника: «А можно я сяду за компьютер?» Тот ему сказал: «Пожалуйста». Я говорю: «Славочка – это очень дорогая игрушка». Но Славочка уже сел перед ним и начал смотреть и обращаться с ним, как будто он всё уже знает. Этому, кстати, очень удивился мой муж. И все этому удивились. Но он совсем немножко поработал и отошёл от него. И больше к нему не подходил, как будто потерял интерес. А потом, мы поспешили на поезд в обратную дорогу…

На обратном пути в поезде мы с мужем обсуждали вопрос, как ему уйти из армии, чтобы, ради сына, переехать в Сергиев Посад и жить возле Лавры. В то время уйти из армии было очень сложно. Когда отец вышел из купе, Славочка мне сказал: «Мамочка, не думайте ни о чём. Вы не переедете». Я в недоумении спросила: «Почему Славочка? Ради тебя мы готовы на всё, даже бросить армию и жить у монастырских стен». И Славочка на меня так печально посмотрел и снова говорит: «Мамочка, вы не переедете… не надо с папой об этом разговаривать. Ни о чём не думайте – вы не переедете». Я говорю: «А почему «вы», а не «ты»?» Славочка на это мне ответил: «Мамочка, нынешней осенью, когда я пойду в школу, где-то в 20-х числах сентября, мне станет плохо. Я заболею..., а затем умру…» Вот вы знаете – у меня после этих слов было такое состояние, как будто меня палкой по голове огрели, – и уже в нормальное состояние ты войти не можешь. После этих слов я уже не могла думать ни о чём. Это он сказал в июле, а в марте следующего года Славочки не стало. В тот оставшийся период времени Слава ещё продолжал ходить в школу с несколькими короткими перерывами, потому что ему приходилось периодически, по нескольку дней, находиться в больнице. Он только последние две недели перед своей кончиной не посещал школу. Вот и всё Славочкино житие… Ему не хватило пяти дней до 11 лет. Я его только смогла спросить: «Как же так Славочка! Как это ты умрёшь! Почему ты умрёшь?» А он мне сказал: «Мамочка, Бог сократил мой век, потому что люди очень уж быстро предают Бога и поэтому, я не успею вырасти, а так – был бы, вначале врачом, а потом – монахом». И ещё он сказал, что некоторые люди очень сильно разозлятся на его пророчества.

 

КАК БОЛЕЛ СЛАВОЧКА

 

Славочка ходил в школу, зная, что он умрёт. Он ходил в школу, сколько мог, ходил до последнего. Печальный такой ходил, с трудом нес свой портфельчик, но всё равно ходил. И дома он тоже занимался, математику учил, и учителя к нему приходили домой. Потому что он сам мне сказал: «Как это я не буду учиться? Я же обязан учиться!» Я поражаюсь мужеству этого ребёнка. К нему продолжали ходить люди со своими проблемами. Я ему сказала: «Славочка, ты серьёзно болеешь!» Но он всё равно меня просил: «Мамочка, ну пускай они всё равно ко мне идут». И люди продолжали к нему идти, и он их принимал, разговаривал с ними – он всё это мужественно выносил до самой своей кончины. Я его спросила: «Славочка, ну как же это так? Ты ещё такой маленький. Ты ещё и не жил. Твоя жизнь – как зоренька – она только начинается… и уже надо умирать!» А он мне так на это ответил: «Мамочка, уж лучше я умру маленьким. Разве легче умирать двадцатилетним?» И он мне сказал: «Мамочка, скоро недалеко от меня столько молодых парней будет лежать. Разве им легче! Им 20-ть лет, им уже любить хочется. Им в это время свою семью создать хочется. Разве им легче в это время умирать? Пусть лучше я уж маленьким умру». Я тогда спросила Славочку: «Почему у тебя именно это заболевание?» А он сказал: «Мамочка, меня положили в эту больницу для того, чтобы я мог помочь этим больным детям. Я – говорит – и потом буду приходить в эту больницу – после своей смерти». Я уже только молчала и не стала его спрашивать, как это всё будет выглядеть, и как он будет туда приходить. Но Славочка сказал, что он и после смерти будет туда приходить и помогать больным детям. Помню, как в палату рядом со Славочкой положили 15-ти летнего мальчика. Он так переживал, так волновался из-за своей болезни. А Славочка, чтобы его успокоить, стал ему рассказывать о нём: кто он и о чём он думает. Этот мальчик так удивился, что даже забыл о своих переживаниях - он только сидел и смотрел на Славочку. А Славочка ему сказал: «Ты не печалься, твоё заболевание крови – не смертельно». И этот мальчик тогда сказал Славочке: «Славочка, я никуда не пойду учиться – я пойду в Духовную Семинарию, я священником буду, если я не умру!» Славочка ему сказал, что он не умрёт. И когда проверили все анализы у этого мальчика – у него действительно не было рака крови.

Условия пребывания в больнице были очень тяжёлыми. Славочка не был капризным, а некоторые дети были очень капризными, и я видела, как изматывались их матери. Ведь матерей не просто ложили с детьми в эту больницу – все матери там выполняли разные обязанности. Я, например, была там буфетчицей – я получала и раздавала продукты. Другие мамочки мыли полы, кто-то там что-то кипятил, кто-то там чистил, кто-то гладил – мы целый день в больнице работали, и у нас было очень мало времени, чтобы уделить его своему ребёнку. А спали тоже кое-как, отдельных кроватей для нас не было – я вот спала на кушетке в подсобке, где детские горшки стояли. Вот такие были условия. Но ради своих детей матери были готовы спать где угодно, хоть собакой на привязи – лишь бы не выгнали.

Хочу заметить, что на Урале, особенно в гематологической больнице, – просто работающий конвейер умирающих от лейкоза детей. И будучи в таком же состоянии, как и все больные дети (только в отличие от других – нелечёный), Славочка ещё старался своими советами помочь родителям больных детей. Он подсказывал, какие молитвы читать, какую траву заваривать, чтобы облегчить страдания умирающим детям.

Слух о Славочке разошёлся по больнице очень быстро. И некоторые врачи стали сами приходить – в начале из любопытства. Но как только они начинали говорить со Славочкой – я видела, как их любопытство буквально с первых секунд пропадало. И все «любопытные» становились как дети. Помню, как меня со Славочкой попросили зайти в какой-то кабинет. Мы туда зашли. Смотрю – там сидит в халате довольно представительная, уже немолодая, приятная женщина. Она представилась зав. кафедрой (не помню уже, какой кафедрой она заведовала), и попросила продиагностировать её. Славочке это ничего не стоило. Он в считанные минуты удовлетворил её просьбу. На её вопрос: «Сможешь ли ты мне чем-нибудь помочь?». Слава при мне ей ответил: «Вот вы всю жизнь лечите людей. Вылечили вы кого-нибудь?» Она ответила: «Не знаю – наверное, вылечила всё-таки кого-нибудь» Тогда Славочка ей сказал: «Почему же вы не можете себе вылечить ноги? У вас всю жизнь были самые хорошие лекарства. Самое лучшее вы оставляли себе, другое раздавали знакомым, так почему вы все не вылечились?» Она на Славочку так удивлённо посмотрела, совершенно не ожидая таких вопросов, и только развела руками. Опустив голову, она тихо ответила: «Вот, не вылечилась». Слава сказал ей, что он здесь для того, чтобы помочь умирающим детям, и если у него хватит сил, то он поможет и ей. Больше она не приходила к Славочке.

Слава носил на груди свой большой нательный крест, а в детском отделении гематологии города Челябинска помощником заведующего больницей была врач-экстрасенс. Она ругалась: «Повесил крест на всё пузо! Убери его!» Она пыталась взять пункцию костного мозга у Славочки в области груди, и тоже не смогла этого сделать. Невидимая сила выбила из её рук иглу. Пункцию потом взяли, но другие. И я помню, как она расстроенная вышла из комнаты, от своего ущемлённого самолюбия, что пункцию у Славочки взяли другие врачи, а не она. С этим врачом – экстрасенсом у нас был ещё один неприятный контакт. Как-то пришли мы к ней в поликлинику со Славой на приём. Она нас с большим удовольствием приняла, вокруг Славочки всё скакала-скакала, но коснуться его не решилась. А когда я осталась с ней наедине – она ко мне подскочила и говорит: «Я вам ауру подправлю!» И не дожидаясь моего согласия, стала своими руками над моей головой что-то делать. Это было возмутительно, потому что её никто не просил, а я даже не успела сообразить – что происходит! Я смогла только встать и выйти из её кабинета. И когда я уже вышла - я почувствовала что у меня совершенно нет сил! За какие-то мгновения меня лишили сил – а мне ещё нужно доползти с больным ребёнком до электрички, чтобы ехать домой. В моей душе поднялось такое возмущение на неё, потому что я на себе испытала, как это страшно. Меня как будто обокрали. И я сказала: «Больше я к ней в поликлинику не пойду». Правда, по промыслу Божию, это уже и не пришлось. Скоро у Славочки начался отёк на животике, и мы его уже умирающего повезли в больницу, в хирургическое отделение.

Когда умирающего Славочку наконец-то положили в хирургическое отделение, в это время в Челябинск с гастролями приехали одновременно сразу несколько столичных колдунов: приехала Стефания, прилетела Джуна, прибыл и Лонго и Кашпировский. И весь народ ринулся к ним на стадион. Даже больница опустела – я спрашиваю: «А где все? Куда все подевались?» - «Да вот – говорят – приехали «целители». Все «исцеляться» к ним побежали» А Славочка мне говорит: «Мамочка – это не целители! Это – колдуны! Из-за них, у нас сейчас в больнице два таких сильных и жутких духа появилось!» Я говорю: «Так это что же? Какая-то невидимая война идёт что ли?» А он сказал: «Да, мамочка. Идёт война – и очень страшная!»

После того, как многие из мед. персонала побывали у этих колдунов, один из врачей сказал мне, что у больных тяжёлыми заболеваниями бывают видения будущего, и что у Славы появились такие способности от болезни. Такой вот Славочкиному дару «диагноз» поставили, но настоящего диагноза его болезни так и не было. А один из врачей мне так сказал: «Способности у вашего сына – от болезни. У него, наверное – опухоль в головном мозге». Я ему тогда говорю: «Так «наверное» у него в голове опухоль – или она есть?! Вы же столько раз проверяли!» Он только пожал плечами. Я говорю: «Нет у него в голове никакой опухоли!» И он ушёл. Потом он ещё раз приходил и сказал мне: «Вот вы знаете, я поверил бы в Бога, я бы поверил во что угодно, если бы он сам себя излечил!» Я ему тогда сказала: «А вы читали Евангелие? Там сказано, что распинатели тоже кричали: «Сойди с Креста, и мы уверуем». Он на эти слова ничего мне не ответил, только посмотрел на меня и снова ушёл. Но я знала, что ему очень жалко Славочку, потому что именно он был тем вторым врачом, который буквально ходил по пятам за хирургом и всё просил его: «Ну, сделай для него хоть что-нибудь!»

Помню, что потом ко мне подошла ещё одна врач и сказала: «Не слушайте вы их! 30 лет я работаю здесь. Всяких раковых ребятишек повидала, но провидца из них, ни одного не было. Я вообще впервые в жизни вижу такого человека! Слава Богу, что увидела в своей жизни такое!»

Перед тем, как Славочка попал в хирургическое отделение, он ещё по дороге, в электричке мне сказал: «Мамочка, я буду умирать, а они будут петь и плясать». Я ничего не ответила. Я даже не спросила его, потому что это в уме не укладывалось. Кто будет петь и плясать? Я даже вообразить не могла, чтобы это значило. А получилось вот что. Славочку перевели в хирургическое отделение накануне 8-го марта. Первые два дня, проведённые в палате, были ещё спокойными. За стеной у нас была – так называемая ординаторская, а почти, напротив, в коридоре, стоял большой телевизор, где больные ребятишки из отделения смотрели вечерами телепередачи. Накануне 8-го марта в этой ординаторской у нас за стенкой началась гулянка. Славочке в это время было очень плохо после лапароскопии. Гулянка постепенно усиливалась, а ребятишки постепенно увеличивали звук телевизора. Гулянка с песнями и плясками уже всё отделение сотрясает, телевизор орёт на полную мощность, больные дети, подражая разгулявшимся медработникам, скачут и пляшут возле телевизора… Я выглянула в коридор, и у меня от ужаса на голове зашевелились волосы. Это не иносказательно. Волосы от ужаса действительно шевелятся. А Славочка лежит тихонечко, чтобы меня не расстраивать: вроде как спит. Я тогда открыла дверь из палаты – что толку, было, её держать закрытой и встала на пороге двери. Я просто стояла и смотрела: как умирает Славочка, и как все скачут и пляшут вокруг телевизора. И стояли волосы дыбом…

Буквально через два дня после этого безобразия Славочка запросился домой. Он сказал: «Мамочка, я так хочу домой! Поедем домой!» И ещё он сказал: «Мамочка, когда мы подъедем к дому, у нашего подъезда будет стоять Лариса Глазунова, и я её скажу: «Привет, Лариска». Так всё и было. Военному водителю, который вёз Славочку домой, от переживания стало плохо. От волнения, он временами вёл машину не совсем аккуратно. И я даже ему сказала: «Ну, что же ты так трясёшь?» И потом, мне уже жена его рассказывала: «Он - говорит – когда приехал, то был вне себя, его тошнило, трясло, я его таблетками отпаивала. Так он переживал». Когда мы уже подъезжали к дому – всё было так, как и предсказывал Славочка: накрапывал дождь, как Славочка и сказал. Славу выносили из машины на носилках и военный врач, сняв свою фуражку, держал её над головой Славочки. Кругом никого не было – у подъезда стояла одна Лариса Глазунова, Славочкина одноклассница. Взяв из рук врача фуражку, Славочка, фуражкой отвесил ей поклон и сказал: «Привет, Лариска!» И мы занесли его домой.

Славочка был очень мужественным человеком. Когда мы его привезли домой умирать, он всё равно просил меня чтобы я пускала к нему приходящих. Без посетителей перед кончиной он пробыл всего одни сутки. В больнице ему вывели трубочку из живототика и повесили ему бутылочку. И когда мы его на носилочках домой занесли, он сказал мне: «Мамочка, когда я приду к Богу – я не пойму – почему у меня заклеен живот? Какая-то заплатка у меня на животе?» Он увидел то, что произошло потом: когда Славочка умер, я сняла у него эту трубку с бутылочкой, а дырочку в животике я ему заклеила лейкопластырем. Вот и получилась у него «заплатка», которую он увидел ещё до своей смерти.

Уже незадолго до своей смерти он как-то проснулся и сказал что снова видел того человека в тёмном монашеском облачении, который держал горящую лампадку. Славочка сказал, что «он сидел в большом храме, и у него также на кончике пальца висела лампадка, но уже гаснущая» (где этот храм находится – я тогда даже не поинтересовалась – мне уже было не до этого). И ещё Славочка сказал, что видел, как рядом с этим храмом стояла высокая колокольня, и звонили колокола. И с колокольни спускался священник. А колокола звонили так сильно, что от звона эта колокольня как бы начала разрушаться. Но священник не обращал на это внимания. Он спустился с уже полуразрушенной колокольни и зашёл в храм. И этот человек с гаснущей лампадкой спросил Славочку: «Как бы ты поступил на месте этого священника?» А Славочка сказал: «Я бы жизнь свою отдал ради исправления нарушений» (Славочка говорил мне – какие это были нарушения, просто я этого не помню). А лампадка висела у этого человека на кончике пальца и гасла… Вот такое было у него видение накануне смерти.

Перед самой смертью, как я уже говорила – мы пригласили к Славочке священника, чтобы он его пособоровал и причастил. Пришёл священник Владислав Катаев из Чебаркульского храма. Пришёл не один – со своим приходом. Весело разделись – весело прошли. Пришли они очень поздно. Славочка не ел и не пил, у него во рту всё пересохло. А священник и не торопился. У него там какие-то гости были, он праздновал и задержался. А мой муж когда привёз его – он места себе не находил – его аж трясло от переживания за Славочку. Когда, после соборования священник узнал, что Славочка ничего не ел и не пил, то он сказал: «Ну, что же вы ему не давали воды?» Я тогда говорю: «Ну а как я ему дам воды, если всё нужно делать, как положено?» И он тогда сказал Славочке: «Давай я тебе сейчас из одной бутылочки налью святой водички попить». Он с собой привёз две бутылочки со святой водой, поставил их на подоконник и с такой гордостью сообщил, что эту воду он сам освящал. А Славочка на него посмотрел и сказал: «Такой водички, как у вас в этой бутылочке, у нас с мамочкой из-под крана много» и, тяжело вздохнув, сказал: «Дайте мне из другой бутылочки, та вода хоть «святее». Отец Владислав удивлённо спросил: «А ты откуда знаешь?» Оказалось, что в первой бутылочке святой воды оставалось мало, и он долил в неё простой воды. И Славочке мы дали водичку из второй бутылочки. Слава прекрасно видел структуру воды, и обмануть его было невозможно. Но пил он всегда не много – так, глоточек воды выпьет и всё. Ещё отец Владислав, таким весёлым, бодреньким голосом спросил Славочку: «Ну что такое? Мы никак не можем церковь построить. Славик, у меня будет свой храм?» Славочка так внимательно и строго на него посмотрел и говорит: «У вас? У вас будет,… но он сгорит». Так оно потом всё и было – он построил себе личный храм и он у него сгорел. И сам священник этот уже на том свете.

 

«Я БУДУ ТАМ, ГДЕ БОГУ ХВАЛУ ПОЮТ»

 

Первый раз Славочке стало очень плохо 14 марта. Мы думали, что он умрёт, но Славочка взмолился Богу и сказал что «если мне и суждено умереть, то только не на день рождения папы…попозднее» А мы всё время дежурили у его постели, боялись его «проспать». И вот, с 14 на 15 марта около полуночи мы с мужем, до этого всё время дежурившие у Славиной постели, враз уснули необычно крепким сном. Когда очнулись от сна, тоже враз и мгновенно, с ужасом посмотрели друг на друга: не проспали ли мы сына?! Муж заглянул к нему, а Славочка, улыбаясь, поздравил его с днём рождения и сказал: «Папочка, поспи. Ты, наверное, устал, проговорив со мною всю ночь». Изумлённый муж ответил ему, что мы спали всю ночь. А удивлённый Слава спросил: «А кто же всю ночь держал меня за руку и разговаривал со мной, успокаивал и говорил: «Ничего не бойся, Славочка, всё будет хорошо»? К нашему удивлению, он сказал, что у него ничего не болело всю ночь.

Видя Славочкины страдания, я его спросила: «Славочка, ты такой маленький! За что тебе такие муки?» А он так строго и проницательно посмотрел мне в глаза и ответил: «Какие муки – такая и награда». И ещё Славочка сказал, что «после его кончины ему лучше будет удаваться излечивать болезни глазные и нервные, а находиться он будет там, где Богу хвалу поют» А чтобы я за него не безпокоилась, он мне сказал, что будет приходить и помогать нам и после своей кончины.

Расскажу, как умер Славочка. Он умер 17 марта, а накануне 16-го марта, после обеда я стояла на кухне, а Славочка уснул. Я подумала: я же не знаю, что он попросит, чем его покормить, может его чем-то попоить? Когда Славочка болел, я минут за 10 уже чувствовала, что он вот-вот откроет глаза, а я не знала – чего он попросит: или водичку, или еще чего-то? И я старалась все это заранее приготовить, потому что не знала – что он попросит. И я помню, как он открывает глаза, смотрит на меня и говорит: «Мамочка, ты что, вообще не спишь?» Я говорю: «Нет, Славочка, я сплю». А он говорит: «Ну, а как? Как я открою глаза – ты всегда стоишь». Я тогда говорю: «Славочка, за 10 минут до того, как ты откроешь глазки, я уже думаю: что же тебе надо? И поэтому, я беру с собой водичку и все остальное, и стою. И думаю: что же тебе подать?» Помню, Славочка тогда слегка улыбнулся и спросил: «А как ты это чувствуешь, мамочка?» Вот так – даже в таком тяжелом состоянии, Славочка еще пытался меня утешить и поддержать своим настроением. А я до сих пор не знаю, почему я так чувствовала Славочку, но это всегда было, и мне, казалось, что так бывает у всех, и поэтому, я особо не обращала на это внимание. Я отчетливо помню, как в последний день я стояла не кухне и уже не думала ни о чём – у меня была только одна мысль: чего сейчас захочет Славочка? Других мыслей у меня уже просто не было. И вдруг – я слышу, как кто-то крыльями так порхает, и порхает и порхает… Я поворачиваюсь к окну и вижу, как за стеклом порхает голубь. Он был больших размеров и совершенно белый. Когда он крылья свои размахнул, то я обратила внимание, что перышки у него одинаковые – один к одному, и что как, будто эти пёрышки светятся. Я думаю: да что же это – голубь всё порхает и порхает на одном месте, уже, наверное, устал. Я тогда подошла поближе к окошку, потому что знала, что птицы обычно сразу же пугаются и улетают. Я подхожу к окну, а этот голубь не улетает и мне прямо в глаза смотрит. Я стою на своей стороне окна и на него смотрю – а он порхает с другой стороны на уровне моих глаз, и тоже на меня смотрит. Я так постояла, посмотрела, думаю: что же это за птица? И попутно обратила внимание ещё на одно странное явление – я почему-то вдруг услышала урчание грома. Получается, что вначале за окном птица появилась, а потом я услышала урчание грома, как в летнюю грозу. Я думаю: какой же может быть гром, ведь на улице мороз – минус 20 градусов, откуда может быть гром? Но он уже гремел. И тогда я посмотрела на небо и увидела нечто, для меня непонятное. Я не поняла – каким образом, – но я явственно видела своими глазами, что на двухэтажном садике лежало огромное, кучевое облако, очень пушистое. Это облако было – ярко белое, а края у него были такие синеватые. И внутри этого летнего облака были раскаты грома, как во время летней грозы, самой настоящей, но не слабенькой, а мощной и сильной. И я очень удивилась – как это так может быть? А потом я подумала: так не бывает, – наверное, Господь Славочку заберёт, может быть, это за ним? Потому что перед этим я очень долго думала: ну как же так – он видел духовный мир, для нас невидимый, мир духов - он прекрасно его видел. И сейчас душа его может выйти и что потом? Неужели он увидит этих мрачных демонов? А где Господь? Ведь Он же за него обязательно заступится. Вы знаете – вот такие мысли у меня тогда были, потому, что помочь я ему ничем не могла. У меня было абсолютное безсилие. Я себя ощущала абсолютно безсильным человеком, потому что я ничем не могу помочь своему ребёнку в том, что с ним сейчас должно произойти. И глядя на этого необыкновенного голубя, на это странное облако и слыша раскаты грома, я подумала только об одном – что это пришли за Славочкой.… А без десяти пять утра Славочки уже не стало.

Перед самой кончиной Славочке суждено было претерпеть искушение. Когда ему стало совсем тяжело, он, обратившись к лику Христа, сказал как бы с сомнением: «Вот я умираю… А может, моя смерть напрасна? И муки мои напрасны? Может, Тебя вовсе и нет? И всё это напрасно?» У меня волосы на голове зашевелились от ужаса. Через некоторое время ему стало получше. Он с большим изумлением, широко распахнутыми синими глазами посмотрел в иконный уголок, где стояли старинные иконы, и сказал: «И всё-таки Ты есть! Слава Богу!» И Славочка начал Ему навстречу подниматься… и умер. Я положила его на кроватку, и как будто меня что-то задержало – я просто стояла над его головой и смотрела на него. Я помню, как в начале он перестал дышать, потом прошли какие-то мгновения и у него, – вот эта его грудка – она у него стала как живая, она вся зашевелилась, заколыхалась, и отрылся ротик, и было такое чувство, как будто что-то из него вышло. И только после того, как когда из него вышла душа – как я это поняла – только тогда я смогла закрыть ему ротик. До этого я чего-то ждала, – сама, не понимая чего. Вот такими были последние мгновения жизни Славочки.

Как только Славочка умер – часы в его комнате остановились. И что самое удивительное – необычная музыка, которую мы слышали накануне его рождения – она звучала без десяти пять утра! И Славочка умер тоже без десяти пять утра! Я невольно взглянула на часы – было 4 часа 50 минут утра. И эти часы в его комнате, которые остановились в момент его кончины, они каким- то образом прибавляют в год по минуте. Хотя, из уважения к памяти смерти Славочки, мы их больше никогда не заводили. Славочка умер 17 марта (в 1993 году это была среда третьей седмицы Великого поста)– прямо в день своего Ангела, когда празднуется память Перенесения мощей св. блгв. кн. Вячеслава Чешского. Славочка не дожил пяти дней до дня своего рождения (22 марта 1982 г.).

ПРОЩАНИЕ С ОТРОКОМ

 

Хоронили Славочку на третий день – в том году это была пятница, 19 марта (в этот день празднуется Ченстоховская икона Божией Матери). Провожали Славочку всем военным городком. Хорошо организованные похороны были всеобщим подарком нашему сыну. Когда Славочка умер, на улице был мороз – минус 20, а в день похорон было тепло как в мае: погода была солнечная, было даже жарко, очень быстро таял снег, стояли лужи, ребятишки распахнули свои зимние пальто, некоторые сняли шапки. Занятия в школе отменили и я очень благодарна директору школы. Она для Славочки сделала такое благое дело – помоги ей, Господи! Я думаю что Славочка не оставит без внимания такого человека.

Ребятишки из школы сговорились между собой и втайне от родителей собирали Славочке деньги на фрукты. Потом уже, когда их родители спросили: «Почему тайно?» – дети им ответили, что они хотели для Славочки свои деньги отдать. И поэтому, они на школьные обеды их не давали. Они – эти свои рубли и трёшки – они их собирали для Славочки. Но так как с фруктами ничего не получилось, то они эти собранные рубли принесли нам. И именно на эти детские деньги – я их считаю святыми деньгами – на эти деньги Славочке была сварена стальная оградка. Рабочие на заводе, которые варили Славочке оградку – они тоже поначалу отказывались от денег. И только после того, как я объяснила им что это – святые денежки, собранные ребятишками, которые не ели – а несли их для Славочки – только после это<