Храни вас Господь и Матерь Божия. Аминь.

«Во спасение души. Правила, примеры и наставления молящимся», Владимир, Собор, 2010 г. стр. 142-145.

 

 

Молитвы о своем роде.

Молитва 1-я за почивший свой род.

Помяни, Господи, весь почивший род мой; всех, иже от праотца нашего Адама, усопших родоначальников, прародителей, праотцев, праматерей и всех от века и до днесь почивших сродников моих по плоти, ихже имена Ты вся веси, и ослаби, остави, помилуй и прости им вся согрешения их вольная и невольная и даруй им Царствие Небесное. Аминь.

Молитва 2-я за грехи своего рода.

Господи Милосердный и Судия Праведный, наказывающий детей за нераскаянные грехи родителей до третьего и четвертого рода! Помилуй и прости меня, мою семью, моих живых и уже усопших сродников и весь усопший мой род за великие и тяжкие грехи богоотступничества, за преступление и попрание Соборной клятвы и крестоцелования народа Русскаго на верность Богоизбранному Царскому Роду, за измену и предательство на смерть Помазанника Божия – Святаго Царя Николая II Александровича и всей его Святой Семьи, за отречение от Бога и Православной Веры, за гонения на Святую Веру и Церковь, за разрушение и осквернение Храмов Божиих, святынь и своего Православного Отечества, за идолопоклонство и почитание богомерзких праздников, обрядов, идолов, символов и идеалов сатанинской религии богоборцев, за все самоубийства, убийства, колдовство, блуд, разврат, матершину, богохульство и все аборты совершенные в роде моем, и за все прочии тяжкие грехи, хуления, кощунства, скверны и беззакония рода моего от века соделанные, о нихже Ты вся веси, Господи. Не остави нас до конца во гресех наших погибнути, но ослаби, остави, помилуй и прости меня, мою семью, моих родителей, моих живых и усопших сродников, весь усопший мой род. Разреши соузы греха и неправды, растерзай клятву, коей мы связаны за беззакония наша, сними проклятие за эти страшные грехи с меня и со всего моего рода. Аминь.

 

Молитва о спасении России

 

Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, молитвами Пречистыя Твоея Матере, Святаго Великомученика и искупителя Царя Николая и Всех Царственных Мучеников и Новомучеников в Земли Российстей просиявших, продли нам недостойным время на покаяние, соедини нас во едино стадо Твое всесильною десницею Твоею, не лиши нас пастырскаго попечения и причастия Святых Твоих Даров, избави нас от обольщения и печати беззаконнаго антихриста, спаси Святую Землю Русскую, воздвигни нам Державнаго защитника – Царя Православнаго, Помазанника Твоего и спаси души наша. Аминь.

 

 

 

РОЖДЕНИЕ СЛАВОЧКИ

 

Замуж я вышла рано, и первое время нам было нелегко: не устроенность в жизни, частые переезды, нет квартиры и безконечно какие-то проблемы. Бывало и такое, что на улице мороз до пятидесяти градусов, а муж несёт службу с воспалением лёгких. А весной грязь по колено и надо было каждый раз его сапоги почистить, потому, что он приходил весь уставший, и я ему просто помогала. А на руках были маленькие дети, и квартиры нет и, в общем-то – одни проблемы. И наряду с этими проблемами очень хотелось, чтобы у нас всё-таки было двое детей, ведь второй наш ребёнок умер в роддоме, а потом долго не было детей. Первого ребенка мы назвали Константином, а второго ребёнка мы в роддоме назвали Вячеславом, но перед самой выпиской из роддома он умер. Тяжело было всё это перенести. Невыносимо было даже представить, что мне надо выходить с ребенком, а я одна выхожу из роддома, ребёнка то нет. И потом, уже спустя долгое время, в этом же роддоме у нас родился третий ребёнок – наш Славочка. Мне, почему то хотелось назвать его Славочкой, потому что у меня было такое чувство, что он должен был быть похожим на девочку, что он должен быть каким-то нежным таким, голубоглазым. И именно таким он и родился. И имя я ему выбрала сама. Я назвала его Славочкой, потому что славненький должен был быть. Ну, вот и родился он такой славненький. И помню, что у меня в первое время ещё оставалась чувство страха, потому что умер мой второй ребёнок, в этом роддоме. Но потом этот страх прошёл, потому что - когда тебе в детстве говорят о том, что Бог есть, и когда ты знаешь, что Бог есть, то остаётся только надежда что всё обойдется, что будет милость Божия и что не может умереть этот ребенок, которого мы так долго ждали. Тем более что где-то за месяц, перед тем как мне попасть в роддом произошел случай, который укрепил нашу надежду. Мы снимали квартиру, а у хозяев стоял на шифоньере будильник. И однажды ранним утром, без десяти пять утра, мы услышали музыку. Я проснулась от этой музыки, потому что она была очень необычная. Эта музыка была не очень громкой, но настолько нежной и красивой, что от удивления я даже подскочила. Эта дивная музыка лилась как бы с потолка. На всякий случай мы пробовали завести хозяйский будильник, который тоже стоял наверху. Будильник прозвенел, и мы поняли, что эта необыкновенная музыка шла не от будильника. У нас даже появилось чувство страха, потому что мы не понимали что происходит? Ведь так не бывает! Я еле дождалась утра и поспешила к соседке – православной старушке, жившей в нашем подъезде, - спросить: что бы это значило? Надо сказать, что этой старушке было, наверное, около ста лет, может даже чуть побольше. Она имела обыкновение выходить на скамеечку часов в десять утра. И я её дождалась, вышла к ней и спрашиваю: «Бабушка, ну что это такое с нами произошло?»… Я спросила эту старушку, потому что она всю жизнь молилась. А бабушка мне и говорит: «О, дочка! Ребёнок хороший должен родиться!» И я и успокоилась, потому что она сказала «должен родиться». Поверила бабушке, просто взяла и поверила, раз человек молящийся – значит, правду говорит. Вот Славочка и родился.

Славочка родился с весом в три килограмма двести грамм, и, по-моему, имел где-то пятьдесят пять, или пятьдесят семь сантиметров роста. Ну, самый обыкновенный ребёнок родился. Необыкновенное началось потом, когда принесли его на кормление. Медсестры там одеты были по-простому: в дермонтиновых тапочках, коротенькие халатики, маска на лице, сдвинутая на бок, на одну руку накидают ребятишек и на другую также. А у нас палата была старая такая, страшная, на одиннадцать человек. Двустворчатая дверь в палату была частично забита, и открывалась только одна половинка двери. Когда медсестра на обеих руках, через узкий дверной проём, наших ребятишек в палату заносила, всегда было страшно, что она головой стукнет кого-нибудь и где-нибудь. Я очень сильно за это переживала. А в этом роддоме у меня уже умер один ребенок, и я взмолилась Богу, я так взмолилась Богу, чтоб только со Славочкой ничего не случилось! И вдруг – распахивается дверь в палату, (её никто не открывал), обе половинки распахиваются, и заходит в палату совсем молоденькая девушка. Я хорошо помню её до сих пор: в белоснежной одежде, не то врач, не то медсестра – как будто из хирургической операционной, лет шестнадцати-семнадцати. Она была в тканевых сапогах, халатик был закрытый до сапог, всё беленькое, всё чистенькое. У неё были открыты только руки и были открыты глаза, была марлевая маска на лице, на голове был колпак. Больше всего мне запомнились её глаза. Они были необыкновенные и очень красивые. Помню, что эти глаза были светлые, не то зелёные, не то голубые. Мне трудно объяснить, какого они были цвета – очень напоминали цвет морской волны. А я смотрю на неё и думаю – откуда здесь такая юная девочка и так одета чистенько? И вот она подает мне моего Славочку двумя руками, смотрит на меня и тихонько так, потихонечку говорит: «Ребёнок весь в родинках родился». Голос её был нежный, девичий, очень тихий, но полный силы и власти. А я слушаю и у меня мысль такая «а почему мне врачи не сказали что он весь в родинках?» Подала она мне Славочку и ушла. А я женщинам говорю: «Вы видели, какая девочка мне ребёнка принесла? А они на меня так удивлённо посмотрели и говорят: «Нет». Я говорю: «Как это «нет»? Я вначале им даже не поверила, а потом смотрю они и сами удивлённые, изумлённые такие. Я им говорю: «Так что, вы на самом деле ничего не видели?» Оказалось, что в тот момент, когда эта девушка мне принесла и подала Славочку – её никто не видел! А потом, я пошла её искать. И женщины пошли из палаты её искать – их тоже это заинтересовало. И выяснилось, что нет такой медсестры, и врача такого нет. Да и по возрасту, она была очень юная – на вид ей было лет шестнадцать-семнадцать, может быть, ну совсем молоденькая.

Потом уже, когда я принесла Славочку домой и купала его, то часто вспоминала и думала: какие родинки? - всё тельце ровненькое, чистенькое. Думала: – да…ей лет шестнадцать - чего она там понимает? А потом, где-то год спустя, я встречаю женщину, у которой в том же роддоме поздние роды были. Она мне и говорит: «Ты помнишь, тебе приносила врач ребёнка? Я - говорит, никак забыть не могу - кто же тебе ребёнка приносил?» А я говорю: «Ты же сама сказала что врач?» Со временем я перестала об этих родинках думать, но через три года смотрю: то там появилась родинка, то там появилась, как веснушки. На самом деле Славочка оказался весь в родинках.

 

НАЧАЛО ЖИЗНИ

 

Когда со Славочкой на руках мы из роддома вышли на улицу, помнится, кругом всё таяло и оживало после зимней спячки. Стояли лужи от растаявшего снега, его в тот год зимой было очень много, были сильные морозы, и метели намели огромные сугробы, которые растаяли и остались огромные лужи, возле которых весело чирикали стаи воробышков. Ослепительно ярко светило солнце, над головой простиралась бездонная синева неба, и радость была неимоверная оттого, что теперь у нас два сына – Константин и Вячеслав. Я была такая радостная. Славочка наш домой пришёл! И кто бы мог тогда подумать, что это родившееся дитя в полном смысле будет носить имя Слава. Вячеслав – это Вечная Божья Слава, как мне впоследствии сказал один монах.

Когда мы из роддома приехали домой, к нам в гости пришла соседка. Разглядывая младенца, она сказала, что у неё возникает такое чувство, будто он видит насквозь, и что она побаивается его «пронизывающего» взгляда. Она так и сказала: «У меня такое чувство, что он меня насквозь видит». Я ей и говорю: «Тамара, ты в ТОРГе работаешь? Мы конфетку, какую-нибудь там «Мишку на севере», достать не можем, а у тебя всё коробками стоят - тебе стыдно перед младенцем стало, вот поэтому ты себе и придумала». Но это было на самом деле именно так. Поэтому, она именно это и запомнила. И как-то мы с ней встретились, не так давно - она до сих пор это всё помнит, как он на неё тогда посмотрел. Насквозь. И ей сразу стало стыдно…

Когда Славочке было три месяца, мы пошли к невропатологу на приём. Осмотр ребёнка невропатологом тогда был обязательным. Просидела я длинную очередь. Отсидела и уже подумала, что нас не примут, потому что врач куда-то ушла. Вдруг кто-то заходит в кабинет, ну и я захожу, моя очередь как раз подошла. Смотрю – сидит врач. Я её тоже до сих пор помню, мне показалось - обыкновенная женщина, такая спокойная, довольно-таки худенькая. Она посмотрела на Славочку, на ножки его поставила, и сделала запись, что ему прививки делать нельзя. Ну что мне она могла объяснить, ведь я же в медицине человек неграмотный. Она просто на меня посмотрела и сказала, что «ребёнку делать прививки нельзя, потому, что у него тонкая нервная психика». Да, именно так она и сказала – «тонкая нервная психика», да и как мне всё это ещё объяснишь? Осмотрев Славочку, она вышла из кабинета, и мы тоже вышли. И приём на этом закончился. Но я так и не поняла, что это была за врач. Я попыталась её найти и снова зашла в кабинет, но её нигде не было, и больше я её не видела. В общем, получилось так, что Славочке прививок больше не делали. Впоследствии, желая ещё раз получить от этого врача консультацию, я не могла её нигде найти. Оказалось, что такого невропатолога никто не знает. Она, как и та роддомовская «медсестра», безследно исчезла. Потом врачи недоумевали по поводу этой записи в медицинской карточке, но прививок не делали – лишь одна прививка, от оспы, была сделана ему ещё в роддоме.

Потом уже, в более позднее время, Славочку ещё осмотрел один глазной профессор и сказал, что если кто-то попытается лечить его глаза - не давайте этого делать. Я спросила «почему», но он мне объяснять не стал. Он сказал: «Вы всё равно не поймёте». И я успокоилась. Я просто поверила этому врачу и всё. И уже потом, когда Славочка в больнице был, другая врач всё-таки попыталась ему лечить глаза, и стала настойчиво выписывать какие-то капли. Я тогда объяснила ей, что Славочке закапывать в глаза ничего нельзя. Врач спросила: «Почему?» А я ответила: «Потому что он этими глазками очень далеко видит, и я не знаю, от чего вы его собрались лечить». Как врачи мне потом объяснили – у Славочки настолько была размыта радужная оболочка глаза, что как будто её в принципе и не было.

 

НЕОБЫЧНЫЙ РЕБЁНОК

 

Славочка родился 22 марта 1982-го года, в Великий пост, по Церковному календарю – в день празднования Сорока мучеников Севастийских.

Он был маленький, весь такой кругленький, больше похожий на девочку. У него было маленькое и кругленькое личико, белая и чистая-чистая кожа, и нежный-нежный, как шиповничек румянец. У Славочки был маленький ротик, очень маленький носик, и огромные, синие глаза. Его глазки были синие, а иногда они бывали и серые, – всё зависело от того, какую оденешь на него рубашку. Синее на него оденешь – глаза у него синие. А когда зелёное оденешь – у него глаза вообще становились необычными – они были одновременно и серыми, и зелёными и синими – как цвет морской волны. А так-как радужная оболочка глаза у него была размытая, то его огромные глаза казались глубокими и бездонными – как голубой туман. Вот такие необычные были у него глазки. И ещё у Славочки были рыжевато-каштановые, кудрявые, мягкие-мягкие волосы. Он очень интересный на личико был. Всё у него миниатюрное было, и мы постоянно думали, что это девочка.

То, что Славочка необычный ребёнок – это понимали все. Но впервые это проявилось, когда Славушке не было ещё и года. Моего мужа в то время перевели служить в Германию (в бывшее ГДР, в составе Группы Советских войск в Германии), и мы переехали за ним. Нас провожала моя мама Анастасия, довольно спокойная, порой даже можно подумать, что равнодушная женщина. Мы готовились к отъезду и очень торопились: суета, сборы, обстановка нервозная. У меня маленький Славочка на руках, старший ребёнок тоже ещё не был большим. И вот мы собираемся, стараемся успеть на автобус. И вдруг, в такой важный момент, вместо того, чтобы нам помогать, моя мама начала себя как-то странно вести. Она взяла Славочку на руки, и на меня в раздражении из-за чего-то стала кричать. Славочка посмотрел-посмотрел на неё – а она не останавливается. Он опять на неё посмотрел-посмотрел. А ему, наверное, в то время было месяцев семь, или восемь. Он посмотрел-посмотрел на бабушку, потом разворачивается и как ладошкой хлопнет её по щеке! Мама замолчала в одно мгновение. И она потом молчала всю дорогу. И только через несколько лет она созналась в том, что она не понимала тогда, что с ней происходит, и когда он её по щеке хлопнул, она почувствовала такую радость и облегчение как будто, какая-то тяжесть отошла от неё. И после этого случая она больше вообще не кричала. Так что исцелил Славочка бабушку … в семь месяцев.

Люди говорили, когда его видели, что он похож на ангелочка. Когда Славочка был маленький, а мы в то время жили в Германии, то немцы не могли на него налюбоваться. Он был жизнерадостный, был такой веселенький. Но при всей этой своей веселости он всё равно был спокойный, какая-то была в нём уверенность, какое-то тихое спокойствие. Он всегда был радостным, всегда улыбался, особенно когда он видел людей. Он вообще любил людей.

Славочка был очень жизнерадостным и очень подвижным мальчиком. У него было очень много друзей – он ещё спит, а они уже с утра его ждут под окнами. Помню такой интересный случай. Он был ещё совсем маленьким, и как-то ко мне прибегает и говорит: «Мамочка, у нас дома бочка есть?» Я говорю: «Славочка, зачем тебе бочка? Какую тебе бочку-то нужно?» «Деревянную» - говорит. Я говорю: «Зачем тебе деревянная бочка?» А он говорит – «Мамочка, я построю подводную лодку, чтобы в ней никто не тонул, потому что плохо строят, надо строить лучше. Люди тонут». И вот он хотел на озере Мисяш из деревянной бочки построить лодку, сказал «я лучше сделаю». Но у нас бочки не оказалось.

Даже когда Славочка был ещё совсем маленьким – он уже был чистоплотным. Многие маленькие ребятишки, например, пачкаются, когда кушают, размазывают кашку по щёчкам. А Слава никогда не пачкал себя кашей. Вот это-то и удивляло меня, потому что я такого никогда не видела. То, что Славочка был, не совсем похож на остальных детей – это меня уже начинало тревожить. Это было страшно для меня, как для матери, потому что сразу вспомнились все бабушкины слова. Я сразу вспомнила всех тёток, дядек, вспомнила, как они молились, всё вспомнила. И сразу мысль пришла: откуда у него такая сила? Ведь это ребёнок. Он еще не может знать того, что он говорит. Он ещё не должен уметь делать то, что он уже делает. Значит, это «кто-то» делает? И от этого у меня был панический страх. Кто бы мне тогда объяснил что это такое? Потому что я с детства была воспитана так, что - в первую очередь ценилась человеческая душа, а не тело. И поэтому у меня был страх, в первую очередь, – за его душу, а тело - оно уже как-то было на втором месте.

Тогда была популярна песня, такая интересная, в ней есть такие слова: «Ах, мама-маменька, я уж не маленький; ах, мама-маменька, мне много лет» – её все тогда пели. И Славочка эту песню услышал и мне её тоже спел. Я ему говорю: «Уж прямо тебе так много лет? Ты же маленький». А он на меня так серьёзно посмотрел и сказал: «Мамочка, а мне и в правду много-много лет.¹ Я очень старый… Почти древний…» В общем меня эти слова очень испугали. Виду я, конечно, не подала, но спросила: «Как это Славочка надо понимать?» И он мне начал подробно обо всём рассказывать. Он сказал мне, что «помнит себя до рождения». К сожалению, я помню только часть из того, что он подробно мне рассказывал. Он сказал что «сначала была огромная скорость, был свет, а потом дорога…». Я спросила Славочку: «Что это за дорога?» А он сказал, что есть такое белое полотно, как льняная ткань, и вот такая была дорога, и по этой дороге он шёл на огромной скорости. Так он себя помнил и рассказывал – была огромная скорость, белая дорога как льняная ткань, в конце дороги он остановился, потому, что впереди был очень глубокий обрыв, как бездна. А на краю бездны стоял человек, очень высокий, одетый как бы в монашескую одежду, а на кончике указательного пальца у этого человека висела длинная лампада на цепочках – я так поняла Славочку. Этот человек стоял с длинной лампадкой, и эта лампадка горела. Случайно чуть-чуть отогнувшийся край его одежды открыл ослепительный свет, на который невозможно было смотреть. И Славочка сказал: «Я остановился на краю пропасти, а человек с лампадкой перешагнул спокойно через эту пропасть, затем повернулся ко мне и сказал: «Прыгай!» Я, - говорит - разбежавшись – перепрыгнул, и еле-еле удержался. А человек с лампадкой куда-то пропал, исчез. И я – говорит – чуть-чуть еще прошел, потом свернул в сторону, как бы в тоннель, и оказался – говорит – у тебя». Вот так вот он себя помнил.

Он помнил, как он сюда собирался. Он сказал, что «Пресвятая Троица и Её друзья дала ему понемногу от Себя силы». Я сказала ему: «Славочка, а у тебя что, своей силы не было?» А он говорит: «Была и своя сила… Все понемногу дали силы и я пошел сюда». Я спросила: «Зачем тебе сюда? Зачем ты вообще пришел? Люди вырваться отсюда не могут, а ты пришел! А если бы ты здесь погиб? А если ты погибнешь?» А он мне сказал, что он пришел для того, чтобы помочь спасению людей, и начал мне рассказывать какие людям грозят страшные времена. Да, он пришел предупредить людей и помочь им пережить эти страшные времена.

Он всем говорил: «Вот эти дары, что у меня есть, и сила – это говорит – всё только для вас, а для себя у меня нет ничего. Всё это для вас». «А когда я вернусь обратно, – говорил Славочка, – и буду показывать Им свои раны, Они спросят: «Как ты всё это пережил?» – и будут меня за что-то очень благодарить».

Когда Слава уже умирал, этот же самый человек в монашеском облачении снова являлся Славочке в видении. Слава говорил, что этот человек сидел на табуретке в каком-то зале. Также на кончике его пальца висела лампадка, но уже угасающая. Это видение было за несколько дней до Славочкиной кончины.

То, что Слава помнил себя до рождения – для меня это остаётся тайной, и я даже не пытаюсь всё это объяснить, потому что все равно не смогу. Я попытаюсь лишь дословно передать то, что мне рассказал Славочка. Многие меня вообще упрекали в том, что я поместила этот рассказ в книгу. Не раз мне приходилось слышать: «Валентина Афанасьевна! Давайте уберём из книги, что Славочка помнит себя до рождения. Это не соответствует канонам Православной Церкви. Давайте и еще там что-то уберем, и еще, и еще…» Но я им ответила: «Ничего я убирать не буду! Потому что Славочка сказал что «всё как я, мамочка, сказал – всё так оно и будет». Я не хочу идти на поводу у кого-то, и не собираюсь искажать Славочкины слова. Я очень боюсь Бога и очень боюсь предать Славочку. И поэтому – я пересказываю всё так, как он мне рассказал. Возможно, что некоторые вещи я воспринимаю – как я их воспринимаю. То, что он говорил – и как я это понимаю – это не всегда одинаково. Ведь он был чистым ребёнком, а я человек грешный. И, тем не менее, я постараюсь дословно, по его детским словам пересказать то, что от него услышала.

Ещё Слава говорил: «Когда вы узнаете, кто я, – то очень испугаетесь. А потом, будете мною гордиться». И эти слова мне говорил маленький ребёнок. Может ли ребёнок говорить такое? Вот почему, в каком-то смысле, Славочка не был маленьким ребёнком. Конечно, глядя со стороны, он был маленьким ребёнком. Бывало, просто смотришь на него – такой красивенький, чем-то на девочку и ангелочка похожий, – но вместе с этим в нем было такое мужество. И поэтому я, даже как мать, да и другие люди – мы не могли снисходительно относиться к нему как к маленькому ребёночку, ну чтоб сказать: «ой какая лялечка» - его боялись. Мы боялись вот этой какой-то его необычности, от этого было страшно. Я помню, как один раз я на него посмотрела, и как он на меня посмотрел своими большими синими глазами, и я невольно сказала: «Ой, как страшно, потому что очень красиво». Мне самой-то было от этого всего жутковато. Но я его просто попросила и сказала ему: «Славочка, я тебя боюсь, и поэтому – давай мы с тобой договоримся, и будем вести себя так – как будто ты обыкновенный. Ведь я же всё-таки для тебя мать, – а ты – маленький ребёнок, и если мне нужно будет, – я тебя даже накажу, если будет за что». Но он как-то никогда не давал повода. У меня старший сын Константин возмущался: «У всех братья как братья, а этот… Его даже не заставишь, чтобы он тапочки принёс». Я говорю: «Почему? Ты скажи Славочке: «Славочка, принеси мне тапочки – он тебе и тапочки и халат принесёт». «Ага – Костя мне говорит – я боюсь его попросить. Чего это он мне будет приносить тапочки». Я говорю: «Так что же ты хочешь?» И старший сын с такой печалью мне сказал: «Не знаю…». То есть это нас мучило, и старшего сына в том числе. Муж тоже однажды сказал: «Что это такое, – говорит – заходят офицеры, а он всем кланяется, крестится… Он, что у тебя - поп что ли? Чего это он всем кланяется, и кланяется?» А я говорю: «Да. А что в этом плохого?»… Вот так Славочка всех приветствовал.

К нему все с любовью относились, и одновременно боялись, потому что он в любой момент мог сказать что-то такое, и открыть такую тайну, что люди замолкали. В общем, все видели, что Слава необычный ребёнок и поэтому это было одновременно и красиво, и страшно. И всё-таки все люди относились к нему с любовью, потому что он был просто хорошенький мальчик. Но когда он что-то говорил – вот это, то, что он говорил – оно их пугало, и в тоже время они хотели это слышать. В общем, люди переживали, потому что им было стыдно смотреть ему в глаза. Они так и говорили: «Я не могу на него смотреть, мне стыдно».

Сейчас мы видим эти глаза на черно-белом фотоснимке, а в реальности они были еще и необычного цвета, и эти глаза смотрели прямо в душу – конечно, люди вначале смотрели, а потом как-то прятали голову в плечи, отворачивались и уходили. Улыбаются,…и отходят. Почти одинаковое поведение у всех этих людей было.

 

 

Дополнения и комментарии к главе – Необычный ребенок

 

Стр… «Мамочка а мне и в правду много-много лет».¹