Глава вторая. Свят, свят, свят

Святость Бога

Р. Спраул

Оглавление

Глава первая. Святой Грааль
Глава вторая. Свят, свят, свят
Глава третья. Тайна, внушающая трепет
Глава четвертая. Травма, нанесенная святостью
Глава пятая. Безумие Лютера
Глава шестая. Святая справедливость
Глава седьмая. Война и мир со святым Богом
Глава восьмая. Будьте святы
Глава девятая. Бог в руках разгневанных грешников

Глава первая. Святой Грааль

Ярко одет, доблестный рыцарь
Под солнцем и в тени
Едет вперед, песню поет
В поисках Эльдорадо.

Эдгар Аллан По

Мне пришлось покинуть комнату. В мой сон ворвался зов неотразимой силы; это был святой зов. Стояла тишина, слышно было лишь тиканье часов на моем столе. Звук казался туманным и нереальным, словно часы находились в камере, погруженной в бездонные водные глубины. Я только-только начал засыпать, находясь на той зыбкой грани, где стирается четкая граница между сознательным и бессознательным. Это момент, когда звуки из внешнего мира еще продолжают вторгаться в мозг, перед тем как ты вот-вот подчинишься власти ночи. Спишь и не спишь. Еще бодрствуешь, но уже не вполне различаешь реальность. И по-прежнему слышишь внутренний зов, который говорит: "Вставай. Выйди из этой комнаты".

Зов усиливается, становится все более настойчивым, больше невозможно не обращать на него внимания. Внезапный прилив бодрости заставил меня подскочить на кровати, я сел, опустил ноги на пол. Сна как не бывало, тело было готово действовать. Я оделся в мгновение ока и вышел из общежития колледжа на улицу. Быстро взглянул на часы - без десяти двенадцать.

Холодный ночной воздух превратил выпавший утром снег в твердую ледяную кору. Я направился в центр студенческого городка, под ногами скрипело. Луна набросила призрачный покров на здания колледжа, водосточные трубы были украшены гигантскими сосульками - ручейки воды, застывшие в воздухе, превратились в твердые натеки, напоминающие замерзшие клыки. Человеческой архитектуре не под силу создать эти готические шедевры природы.

Заскрипели шестерни часов на вершине старой Главной Башни, стрелки соединились, приняв вертикальное положение. Я услышал тяжкий вздох механизма, и через долю секунды зазвучал перезвон. Четыре мелодичных тона обозначили полный час. Затем ровно, звучно пробило двенадцать. Как всегда, я сосчитал удары, проверяя их количество. Но часы никогда не ошибались. С башни раздалось ровно двенадцать ударов, напоминающих удары молотка гневного судьи по металлу.

В тени старой Главной Башни стояла часовня. Под готической аркой - тяжелая дубовая дверь. Я отворил ее и вошел в притвор. Дверь захлопнулась за мной с лязгающим звуком, отразившимся от каменных стен нефа.

Эхо поразило меня. Оно странно контрастировало со звуками дневных служб в часовне, когда лязганье открывающихся и закрывающихся дверей заглушалось шагами, поскрипыванием пола - всеми теми звуками, которые сопровождают присутствие людей. Сейчас, ночью, скрип двери слышался явственней из-за ночной пустоты.

Несколько мгновений я стоял в притворе, дожидаясь, пока глаза привыкнут к темноте. Бледный свет луны просачивался через матовые стекла окон. Во мраке можно было различить скамьи и центральный проход, ведущий к ступеням алтаря. Сводчатые арки потолка создавали чувство пространства и величия. Они плавно переходили в купол, притягивая взгляд, заставляя его устремляться в высоту и пробуждая ощущение гигантской руки, протягивающейся сверху, чтобы подхватить меня.

Медленно и осторожно я двинулся к ступеням алтаря. Звуки шагов по каменному полу вызвали в сознании ужасающий образ немецких солдат, марширующих в своих подбитых гвоздями башмаках по вымощенным булыжником улицам. Каждый шаг отдавался гулким эхом. Наконец я достиг покрытого ковром алтаря. Опустился на колени.

Это был конечный пункт моего пути. Я был готов встретиться с источником призывов, нарушивших мой покой.

Я стоял в молитвенной позе, но сказать мне было нечего. Тихо стоя на коленях, я ощутил присутствие Бога и позволил этому чувству заполнить все мое существо. Сердце билось, как птица в клетке, выдавая мое волнение. Ледяной озноб начал пробираться по спине. Меня охватил страх. Я боролся с желанием бежать от Того, Чье присутствие я ощущал.

Ужас прошел, но вскоре его сменила волна другого чувства. Оно было совершенно иным. Мою душу затопило невыразимое чувство мира, который принес вместе с собой покой и отдых встревоженному духу. В мгновение ока я совершенно успокоился. Я хотел остаться здесь дольше. Ничего не делать. Ничего не говорить. Просто наслаждаться присутствием Бога.

Это был момент полного преображения. В глубине души укоренялось нечто, и я знал, что оно останется со мной навеки. Отныне больше не могло быть возврата к прежнему. Не могла стереться несмываемая печать, оставленная в душе Божественной Силой. Я был наедине с Богом. Со святым Богом. С Богом, внушающим благоговение. С Богом, Который мог наполнить меня в одно мгновение ужасом, а в следующее -миром. Я знал, что в этот час испил из чаши Святого Грааля. Во мне появилась жажда, которую не сможет утолить ничто в этом мире. Я решил искать Бога, узнавать все больше и больше о Том, Кто обитает в полумраке готических соборов и Кто вторгся в комнату моего общежития, чтобы пробудить меня от самодовольной дремы, в которой я пребывал.

Что заставило студента колледжа поздним зимним вечером устремиться душой к Богу и искать Его присутствия? В этот день в учебной аудитории произошло нечто, что привело меня в часовню. Я был молодым христианином. Мое обращение было внезапным и драматичным, очень похожим на то, что произошло с Павлом на дороге, ведущей в Дамаск. В моей жизни произошел кардинальный переворот. Я был полон рвения, хотел ближе узнать Христа, Который стал светочем моей жизни. Меня снедала новая страсть. Я хотел изучать Священное Писание, узнать, как надо молиться, победить пороки, уродующие мою личность, возрастать в благодати. Я отчаянно хотел быть полезным Христу. Моя душа пела: "Господи, я хочу быть христианином".

Но в моей христианской жизни чего-то не хватало. Рвения было в изобилии, но оно было поверхностным, упрощенным, что делало меня человеком "одного измерения". Я был своего рода унитаристом - унитаристом второго лица Троицы. (Унитаризм [от лат. unitas - единство] - течение в протестантизме, отстаивающее идею единого Бога в противоположность догмату о Троице.) Я знал, кто такой Иисус, но образ Бога-Отца был окутан покровом таинственности. Он был скрыт, Он был загадкой для моего ума и чуждым моей душе. Его лицо было закрыто плотным покрывалом.

Эту ситуацию изменил курс философии, который преподавался в то время в нашем колледже.

Этот курс не представлял для меня большого интереса. Я еле-еле выполнял скучные задания. Я решил специализироваться на Библии, и абстрактные рассуждения, из которых состояли занятия по философии, считал напрасной тратой времени. Выслушивание философских споров о рассуждениях и сомнениях было лишено для меня всякого смысла. Они не давали пищи душе, не воспламеняли воображения. Это были просто пустые и трудные интеллектуальные головоломки, оставлявшие меня равнодушным. Так продолжалось до того зимнего вечера.

В этот день читали лекцию о христианском философе по имени Аврелий Августин*. Впоследствии он был канонизирован Римской католической церковью. Все говорили о нем как о святом Августине. Профессор читал лекцию о взглядах Августина на сотворение мира.

(Примечание. Августин Аврелий (354 - 430) - христианский теолог и философ, признанный в православии блаженным, а в католичестве - святым и учителем Церкви. Сыграл видную роль в разработке и утверждении католической догматики, в частности учения о божественном предопределении, благодати и загробном воздаянии; он считается величайшим из отцов Церкви. Все его мировоззрение подчинялось принципу: "Без веры нет знания, нет истины". После него осталось около 100 книг, 500 проповедей и 200 посланий. Наиболее известны его автобиографическое сочинение "Исповедь" и трактат "О граде Божьем". В сочинении "О граде Божьем" (426) Августин развил христианскую концепцию всемирной истории, понимаемой как результат божественного предопределения. "Земному граду", греховному светскому государству, он противопоставляет "град Божий" - всемирное господство Церкви Его вклад в развитие христианства высоко ценится как в протестантизме, так и в Римском католичестве.)

Я был знаком с библейской версией творения. Я знал, что Ветхий Завет начинается словами: "В начале сотворил Бог небо и землю..." Но я никогда глубоко не задумывался о первоначальном акте творения. Августин прикоснулся к этой величественной тайне и задался вопросом: "Как это было сделано?"

"В начале..."

Это напоминало начало сказки: "Давным-давно..." Неувязка здесь была в том, что в начале не было времени и, следовательно, не могло быть и "давно". Мы представляем себе начала, как стартовые моменты где-то посреди мировой истории. У Золушки были мать и бабушка. Ее история, начавшаяся "давным-давно", началась не в нулевой точке абсолютного начала. До Золушки были цари и царицы, камни и деревья, лошади, зайцы, нарциссы.

Что было до того, о чем говорится в первой главе Бытия? У Адама не было ни отца, ни дедушки. В его распоряжении не было исторических книг, потому что не было истории. До сотворения не было ни царей, ни цариц, ни камней, ни деревьев. Не существовало ничего. За исключением, конечно, Бога.

Вот тут-то я и споткнулся. С этого началась моя философская "головная боль". До сотворения мира не существовало ничего. Но что это такое - "ничего"? Пробовали ли вы когда-нибудь задуматься о том, что такое "ничто"? Где можно найти ничто? Очевидно, нигде. Почему? Потому что это ничто, а ничто не существует. Оно не может существовать, потому что, если бы оно существовало, это было бы уже что-то, а не ничто. Была ли у вас головная боль, похожая на мою? Задумайтесь об этом на минуту. Ничего не выйдет! Я не могу сказать вам задуматься об "этом", потому что "ничто" - не "это". Единственное, что я могу сказать: ничто - ни это, ни то, оно ничто.

Так каким же образом мы можем думать о том, что представляет собой "ничто"? Мы не можем о нем думать. Это просто невозможно. Если мы попытаемся избрать предметом своих раздумий "ничто", то неизбежно придем к тому, что будем думать о "чем-то". Стоит мне задуматься о том, что такое "ничто", и я начинаю представлять себе большое количество "пустого" воздуха. Но воздух - это уже "что-то", это вещество, обладающее весом и целым рядом других свойств. Я знаю это, потому что видел, что происходит, когда шина моего автомобиля попадает на гвоздь.

Джонатан Эдвардс как-то сказал, что ничто - это то, что видят во сне спящие скалы. Это не сильно проясняет вопрос. Мой сын предложил мне лучшее определение "ничто". Когда он учился в старших классах, то по возвращении его из школы я всегда задавал ему вопрос: "Что ты сегодня делал, сынок?" Ответ был каждый день один и тот же: "Ничего". Так что лучшее определение "ничего", имеющееся в моем распоряжении, таково: "Ничто" - это то, чем мой сын занимался в старших классах".

Наше представление о творчестве связано с созданием новых форм с помощью красок, глины, нот на бумаге или каких-либо других средств. Нам никогда не случалось встретить художника, рисующего без красок, или писателя, пишущего без помощи слов, или композитора, сочиняющего музыку без нот. Художник должен начать с чего-то. Что делает художник? Формирует и переделывает, материал. Но он никогда не работает с пустыми руками.

Святой Августин учил, что Бог сотворил мир из ничего. Во время творения Он был похож на волшебника, вынимающего кролика из шляпы. С той только разницей, что у Бога не было кролика и не было даже шляпы.

Мой ближайший сосед - искусный мастер по изготовлению шкафов. Он конструирует также шкафы и ящики для профессиональных фокусников. Как-то он устроил мне тур по своей мастерской и показал, как делаются эти шкафы для фокусников. Секрет здесь состоял в умелом использовании зеркал. Когда фокусник выходит на сцену и показывает вам пустой ящик или пустую шляпу, то на самом деле вы видите только половину ящика или половину шляпы. Возьмем, к примеру, "пустую" шляпу Зеркало устанавливается точно посередине шляпы. Оно отражает пустую ее половину, создавая абсолютную иллюзию пустой шляпы. Вам кажется, что вы видите обе ее стороны. На самом деле вы видите только одну В другой половине остается достаточно места, чтобы там можно было спрятать снежно-белых голубей или пушистого кролика. Не много тут волшебства, не правда ли?

Бог создавал мир без помощи зеркал. Иначе ему потребовались бы для начала полмира и гигантское зеркало, чтобы скрыть другую половину. Творение - это вызов к существованию всего, включая зеркала. Бог сотворил мир из ничего. Сначала было ничто, и затем, по повелению Бога, возникло мироздание.

Мы снова задаемся вопросом: "Как Он это сделал?" Библия дает нам единственную подсказку, в ней говорится, что Бог вызвал Вселенную к бытию. Августин выражает это оригинальной фразой. Он называет это "Божественным повелением" или "Божественным указом". Мы все знаем, что такое повеление. Это просто приказ. Так же, как и указ. Толковый словарь дает такое определение слова "указ" - приказ или акт воли, в результате которого что-то создается.

В данный момент я пишу эту книгу на компьютере, выпущенном компанией IBM. Компьютер - поразительный, сложно устроенный механизм. Это машина, сконструированная так, чтобы откликаться на определенные команды. Если во время набора текста я нажму по ошибке не на ту клавишу, то мне не нужно тянуться за ластиком. Для исправления ошибки достаточно вызвать определенную команду, и компьютер устранит ее за меня. Компьютер выполняет указ. Но сила моего указа ограничена. Действуют только те указы, которые предварительно уже введены в программу компьютера. Я быхотел иметь возможность просто сказать компьютеру: "Напиши за меня, пожалуйста, всю эту книгу, а я пока пойду поиграю в гольф". Моя машина не может сделать этого. Я могу орать на экран каким угодно "командным" голосом, но эта штука слишком упряма, чтобы подчиниться.

Сила Божьих указов, в отличие от наших, не ограничена. Он может создавать все, что пожелает, силой исключительно Своего божественного повеления. Он может из ничего создать что-то, из смерти сотворить жизнь. Одним звуком Своего голоса Он может сделать это,

Первый звук, раздавшийся в мироздании, был голосом Бога, который повелел: "Да будет!" Неправильным было бы сказать, что это был первый звук "в" мироздании, поскольку до тех пор, пока этот звук ни раздался, не было мироздания, "в" котором что-то могло прозвучать. Бог воскликнул в пустоту. Наверное, это было что-то вроде изначального крика, полетевшего в пустой мрак.

Повеление создало молекулы самого себя, и звуковые волны понесли Божий голос в космос, все дальше и дальше. Но звуковым волнам потребовалось бы слишком много времени, чтобы разнести повеление по всей Вселенной. Скорость распространения повеления превышала скорость света. Как только слова слетели с уст Творца, колеса Вселенной начали свое вращение. Там, где отдавался Его голос, зажигались звезды, невыразимо прекрасные, и их сияние вспыхивало в такт ангельским песням. Сила божественной энергии расплескалась по небосклону, подобно калейдоскопу красок с палитры художника. Кометы с блестящими хвостами перечеркивали небо, как звезды салюта в День независимости.

Акт творения был первым событием в истории, затмившим все остальные. Верховный Архитектор взглянул на Свой сложный "черновик" и воскликнул еще раз. Это было повеление о том, чтобы у всего в мире появились границы. Он сказал, и моря оказались заперты берегами, а облака наполнились влагой. Он положил границы Плеядам и застегнул пояс Ориона. Он сказал еще раз, и Земля наполнилась садами в полном цвету. Бутоны распускались, как весной в Миссисипи. Все буйно зеленело, розы и азалии цвели пышным цветом, оттеняемые лавандовой дымкой сливовых деревьев.

Бог сказал еще раз, и воды наполнились живыми существами. Змея заскользила под тенистыми сводами подводной скалы, а над волнами показалась голова дельфина. Бог сказал еще раз, и раздалось рыканье льва и блеянье овец. Появились четырехногие животные, восьминогие пауки и крылатые насекомые.

И Бог сказал: "Это хорошо".

Затем Бог склонился над Землей и из земного праха сформировал существо. Он нежно поднес его к губам и вдохнул в него жизнь. Это существо стало двигаться. Оно начало чувствовать. Оно начало поклоняться Богу Оно было живым и неело в себе образ своего Создателя.

Задумайтесь о воскресении Лазаря из мертвых. Как Иисус это сделал? Он не входил в гробницу, где лежал разлагающийся труп Лазаря. Ему не надо было осуществлять никаких peaнимационных мероприятий, вроде дыхания изо рта в рот или массажа сердца. Он стоял вне гробницы, на расстоянии. Он воскликнул громким голосом: "Лазарь, выйди вон!" В жилах Лазаря заструилась кровь, запульсировали мозговые волны. Жизнь вернулась к нему, Лазарь оставил могилу и вышел наружу. Это произошло силой божественного повеления, по указу Творца.

В наше время есть теоретики, утверждающие, что мир не был сотворен никем и ничем. Заметьте разницу между этими утверждениями: первое - что мир был сотворен из ничего, и второе - что он был сотворен ничем. Согласно этим современным теориям кролик выходит из шляпы, в которой нет кролика, и ему для этого даже не нужен фокусник. Такое предположение гораздо более невероятно и требует несравненно большего чуда, чем мы видим в библейском рассказе о сотворении. Предполагается, что ничто создает что-то. Более того, предполагается, что ничто создало все. Однако!

В ответ на это вы можете сказать: "Уж конечно, в наш ученый век не найдется человека, всерьез утверждающего, что Вселенная была сотворена ничем". Их целые толпы! Вернее, обычно они не выражают это в точности такими словами, какими это сделал здесь я. И мой способ формулирования их взглядов, скорее всего, вызовет у них негодование. Они, безусловно, выразят протест, скажут, что я даю карикатуру на их утонченную позицию. Хорошо. Что правда, то правда - они не говорят, что мироздание было сотворено ничем. Они говорят, что Вселенная возникла благодаря случайности.

Благодаря случайности? Но это ни о чем не говорит. Случайность нельзя взвесить или измерить, она не обладает творческой силой. Случайность - это просто слово, к которому мы прибегаем для описания математической возможности. Случайность не может ничего сделать. Она не может ничего сделать, поскольку ничего из себя не представляет. Она - ничто. Утверждать, что Вселенная возникла благодаря случайности, - то же самое, что утверждать, что Вселенная была сотворена "ничем".

Это интеллектуальное безумие. Какова степень случайной вероятности, что Вселенная возникла благодаря случайности?

Святой Августин понимал, что мир не мог возникнуть благодаря случайности. Он знал, что для акта творения требуется что-то или Кто-то, обладающий силой - творческой силой. Он знал, что нечто не может возникнуть из ничего. Он понимал, что где-то, как-то, что-то или кто-то должен обладать этой самой силой - силой, способной вызвать к бытию ив небытия. А если не так, то ничего бы не существовало сейчас.

Библия говорит: "В начале сотворил Бог..." Бог, Которому мы поклоняемся, - тот самый Бог, Который был всегда. Только Он один может создавать существа, потому что Он один обладает силой бытия. Он - не ничто. Он - не случайность. Он - чистое Бытие, Он - единственный, Кто способен существовать Сам по Себе. Только Он вечен. Только Он властен над смертью. Он один может вызывать миры из небытия к бытию Своим указом, силой Своего повеления. Такая сила заставляет нас благоговейно склониться перед ней. Она заслуживает уважения, заслуживает смиренного восхищения.

Именно эти слова Августина - о том, что Бог сотворил мир из ничего, только силой Своего голоса, - заставили меня пойти в ту ночь в часовню.

Я знаю, что значит обратиться. Я знаю,что значит родиться заново. Я также знаю, что родиться заново можно лишь однажды. Только однажды Святой Дух пробуждает наши души к новой жизни во Христе. И Он не прекращает Своей работы. Он продолжает действовать в нас. Он продолжает менять нас.

То, что я испытал в тот день в аудитории, размышляя о сотворении мира, было подобно второму рождению заново. Словно бы я опять обратился, но на этот раз не в Бога-Сына, а в Бога-Отца. Внезапно во мне загорелось страстное желание узнать Бога-Отца. Я хотел узнать Его в Его величии, в Его силе, в зените Его святости.

Мое "обращение" в Бога-Отца не обошлось без сопутствующих трудностей. Хотя образ Бога, сотворившего все мироздание из ничего, произвел на меня глубокое впечатление, меня беспокоил факт, что мир, в котором мы живем, - место, полное скорби и страданий. Это мир, сверху донизу пронизанный злом и изуродованный им. Тогда у меня возник вопрос: "Как мог благой и святой Бог сотворить мир, находящийся в таком беспорядке?" Когда я изучал Ветхий Завет, то меня также тревожили рассказы о том, как Бог приказывал убивать женщин и детей, как Он поразил мгновенной смертью Озу за то, что тот дерзнул прикоснуться к ковчегу завета, и другие рассказы, на первый взгляд, казалось бы, открывавшие жестокую сторону характера Бога. Разве мог я полюбить такого Бога?

Одна центральная идея, с которой я вновь и вновь сталкивался в Священном Писании, состоит в том, что Бог свят. Это слова было мне чуждым. Я не был уверен, что понимаю его смысл. Я сделал этот вопрос предметом тщательного и упорного исследования.

Сегодня я по-прежнему поглощен вопросом святости Бога. Я убежден, что для христианина эта идея - одна из важнейших. Ему обязательно нужно вникнуть в ее смысл. Она лежит в основе нашего представления о Боге и о христианстве.

Идея святости настолько существенна для библейского учения, что о Боге говорится: "Свято имя Его". Его имя свято, потому что Он свят. Но по отношению к Нему не всегда проявляется священное благоговение. Его имя втаптывается в грязь этого мира. Оно используется в качестве ругательства, повода для непристойностей. То, что у мира не много уважения к Богу, видно по тому, как мир обращается с Его именем. Никакого почтения. Никакого благоговения. Никакого священного ужаса перед Ним.

Если бы мне пришлось задать группе христиан вопрос, в чем состоит основной приоритет церкви, я уверен, что получил бы весьма широкий спектр ответов. Одни ответили бы: "Евангелизация", другие: "Общественная деятельность", третьи: "Духовное воспитание". Но мне хотелось бы от кого-нибудь услышать о том, каковы были приоритеты Иисуса.

С чего начинается "Отче наш"? Иисус сказал: "Когда молитесь, молитесь так: "Отче наш, сущий на небесах..." Первая строка молитвы - не просьба. Это форма личного обращения. Далее молитва продолжается: "...Да святится имя Твое. Да при-идет Царствие Твое..." Мы часто ошибочно воспринимаем слова "Да святится имя Твое", как если бы они были частью обращения. Внутренне мы придаем им смысл "Свято имя Твое". Если бы их смысл был именно таков, то они были бы просто вознесением хвалы Богу. Но Иисус сказал по-другому. У Herо -это первое обращение, первая просьба в молитве. Нам надо молиться за то, чтобы имя Бога святилось, чтобы с Богом обращались как со святым.

В молитве соблюдена определенная последовательность. Божье Царство никогда не придет туда, где Его имя не святится. Его воля не будет на земле, как на небе, если Его имя на земле попирается. На небесах имя Бога свято. Ангелы произносят его в священной тишине. На небесах благоговение перед Богом всеобще. Нелепо искать Царства Божьего там, где Его имя не почитается.

Наше восприятие личности Бога-Отца оказывает влияние на все аспекты нашей жизни. Это влияние распространяется несравненно дальше того, что принято называть "религиозной стороной жизни". Если Бог - Творец всего мироздания, то отсюда автоматически следует, что Он - Господь всего мироздания. Нет в мире такого места, на которое Его господство не распространялось бы. Это значит, что и в моей жизни не должно быть такого места. Где бы мы ни были и чем бы мы ни занимались - святой Бог обо всем может сказать Свое слово: об экономике, политике, спорте, любви.

От Бога убежать нельзя. Нет такого места, где мы могли бы скрыться от Него. Он не только пронизывает все аспекты нашей жизни, но Он пронизывает их с присущей Ему несравненной святостью. Следовательно, мы должны стремиться к пониманию этой святости. Мы не смеем избегать ее. Без этого не может быть ни поклонения, ни духовного роста, ни истинного послушания, а ведь именно в этом состоит наша цель как христиан Бог провозгласил: "Будьте святы, ибо Я свят".

Чтобы достигнуть нашей цели, нам нужно понять, что такое святость.

Глава пятая. Безумие Лютера

"Позвольте Богу быть Богом."

Мартин Лютер

Если мы сосредоточим свой ум на святости Бога, то результат может быть тревожным. Мартин Лютер был одним из тех людей, чей дух был глубоко потрясен проникновенным ощущением личности Бога. Собственный необычный характер Лютера, безусловно, отчасти сформировался под влиянием изучения Бога. Развило это его личность или исказило? Очистился его дух под влиянием встречи с Богом или эта встреча покалечила его?

"Люблю ли я Бога? Иногда я ненавижу Его!" Странно слышать подобные слова из уст человека, пользующегося таким уважением за свое религиозное рвение, как Лютер. Но он сказал это. Он прославился "возмутительными" высказываниями. "Порой мне кажется, что Христос - это не более чем грозный судья, который приходит, держа в руке меч". И: "Повеситься можно с этим Моисеем!"

Был ли этот человек сумасшедшим? Прежде чем пытаться ответить на этот вопрос, давайте рассмотрим те черты личности и особенности поведения Лютера, которые способствовали возникновению представления о нем, как о безумном.

Первая черта характера Лютера - присущие ему бурные вспышки гнева и невоздержанность на язык. Ему нравилось называть своих критиков "собаками". "Собаки подняли лай", - говаривал он, когда до его ушей доходила реакция критиков на его произведения. Его речь временами была грубой, сдобренной откровенными непристойностями.

В качестве примера давайте обратимся к ответу Лютера на "Обличение" Эразма Роттердамского:

"... Создается впечатление, что отвечать на ваши доводы - совершенно напрасная трата времени. Я сам уже многократно опровергал их, а Филипп Меланхтон в своем непревзойденном труде, посвященном доктринам теологии, втоптал их в грязь. Эта его книга, по моему мнению, заслуживает того, чтобы ее читали, пока существует чтение, она должна занять достойное место в церковном каноне. В сравнении с ней ваше "произведение" настолько поражает своей никчемностью, что мое сердце обливается кровью за вас, за то, что вы осквернили свою чудную, блистательную речь такой мерзостью. Мне кажется возмутительным рядить эту бульварщину в одеяния такого редкостного красноречия - все равно как таскать садовый мусор или навоз на золотых и серебряных блюдах". (Мартин Лютер, "В плену у воли", перев. Дж. И. Пакера и О. Р. Джонсона, Ревелл, 1970. - Martin Luther, The Bondage of the Will, trans. J.I. Packer and O.R. Johnson [Revell, 1970].)

Буйный нрав Лютера проявился во время важной встречи в Марбурге. Руководители молодого протестантского движения собрались, чтобы уладить разногласия относительно Вечери Господней. Посреди диалога Лютер начал колотить кулаком по столу, повторяя раз за разом: "Hoc est corpus meum, hoc est corpus meum". ("Это мое тело".) Его выходка напоминает нам вспышку Никиты Хрущева в Организации Объединенных Наций, когда он стучал башмаком по трибуне, чем стяжал себе неувядаемую славу.

Без сомнения, Лютер временами бывал несдержан. Он терпеть не мог напыщенности. Он часто глубоко оскорблял людей (называя их, например, собаками). Но все это, хотя и заставляет сомневаться в благопристойности поведения Лютера, еще не дает оснований считать его безумным.

Но есть тут нечто большее, чем просто манера разговора. Временами его поведение было откровенно странным.

Он страдал целым набором фобий. Широко известна история, в которой говорится о том, как Лютер попал в сильную грозу Молния ударила совсем рядом с ним с такой силой, что его бросило на землю. Вот как об этом повествует великий историк церкви и биограф Лютера Роланд Бейнтон:

"Дело было на окраине одной из саксонских деревушек Стоттернхейма. В знойный июльский день 1505 года одинокий путник брел по растрескавшейся от жары дороге. Это был молодой человек, невысокого роста, но крепкого сложения, одетый так, как обычно одевались студенты университета. Внезапно пошел ливень, перешедший в настоящую бурю. Вспышка молнии прорезала мрак и пригвоздила человека к земле. Силясь подняться, охваченный ужасом, он воскликнул: "Святая Мария, помоги мне! Я стану монахом". Человек, призывавший святую, позже отречется от культа святых. Давший обет стать монахом превратится затем в яростного противника монашества. Тому, кто был верным сыном католической церкви, предстояло расшатать структуру средневекового католичества. Преданный слуга папы, он в будущем станет идентифицировать пап с антихристом. Ибо этим человеком был Мартин Лютер". (Роланд Бейнтон, "На том стою", 1978. - Roland Bainton, Here I Stand [NAL, 1978].)

Вскоре после этого происшествия Лютер исполнил свой обет. Он оставил занятия юриспруденцией и ушел в монастырь, чем чрезвычайно напугал своего отца Ганса.

Лютера преследовал страх насильственной смерти. Он считал ее выражением божественного суда и наказания. На протяжении всей жизни Лютер страдал от желудочных недомоганий и почечнокаменной болезни, мучительнейшего из всех недугов. Не однажды он письменно предсказывал свою смерть. Было много случаев, когда он был уверен, что всего лишь дни или недели отделяют его от могилы. Вспышка молнии выжгла рубец в его сознании, который так никогда и не исчез.

Далеко не всякий будет реагировать таким образом, даже оказавшись на волосок от смерти при ударе молнии. Несколько лет назад молния ударила рядом с тремя профессиональными игроками в гольф во время чемпионата "Открытый запад", недалеко от Чикаго. Молния буквально вбила их в землю. Одному из них, Ли Тревино, сильно повредило спину, что серьезно затормозило его карьеру. Позже у него брали интервью на телевизионном ток-шоу. Когда ведущий задал Тревино вопрос "Чему вас научил этот случай?", тот ответил в типичной для себя шутливой манере: "Этот случай научил меня, что если Всемогущий решил забить во все лунки, то лучше убраться с Его пути". Затем он добавил: "Во время грозы мне нужно было держать над головой металлическую клюшку". Ведущий был озадачен этим загадочным высказыванием. "Зачем?" - заинтригованно спросил он. Глаза Тревино сверкнули: "Потому что в нее даже Богу не попасть!" - сострил он.

Из опыта столкновения с молнией Тревино вынес несколько новых шуток для своего репертуара. Лютер - новый путь в жизни: путь монаха и богослова.

Вероятно, природа хронических желудочных недомоганий Лютера была психосоматической. Создается впечатление, что невротические фобии прямой наводкой направлялись к нему в желудок. Метеоризм, которым он страдал, вошел в легенду, частично благодаря его собственной преувеличенной рекламе. Его произведения пестрят постоянными ссылками на отрыжку и выпускание газов. Он говорил: "Если я пукну в Виттенберге, то слышно будет в Лейпциге".

К счастью, Лютер сумел найти в некотором роде "освященное" применение своему метеоризму. Он стал учить своих студентов, что пуканье - самый эффективный способ отбивать атаку дьявола. Лютер повсюду говорил о бросании в сатану чернильницей как о другом способе сопротивления ему. Свою битву с сатаной Лютер описывал в военных терминах, применяемых для описания осадного положения. Он был уверен, что является персональной мишенью Князя геенны.

Истории с сатаной дают богатую пищу для практикующих психологов. В этих рассказах они усматривают два признака душевной неуравновешенности. Считается, что Лютер страдал, с одной стороны, галлюцинациями, а с другой - манией величия, заключавшейся в том, что Князь тьмы якобы выбрал его в качестве своей любимой мишени.

Сейчас мы находимся в положении, которое дает нам известное преимущество, потому что мы можем рассмотреть ситуацию сквозь призму церковной истории. Поэтому предположение о том, что в шестнадцатом веке сатанинская энергия сильнее всего могла быть направлена именно на Мартина Лютера, нас удивлять не должно.

Еще один эпизод из жизни Лютера заставляет психиатров поднимать брови - празднование его первой мессы. К тому времени Лютер уже был известен как молодой и чрезвычайно многообещающий богослов. Однако его будущее как яркого проповедника и искусного оратора было пока еще скрыто для его современников.

Празднование последовавшей за рукоположением первой мессы Лютера стало его публичным дебютом, отметив начало его активной деятельности в качестве духовного лица. Старый Ганс Лютер почти примирился с решением сына оставить карьеру юриста, сулящую роскошную жизнь, ради монашеской рясы. Он даже стал гордиться им - "Мой сын, священник". На приближающуюся первую мессу смотрели как на день семейного торжества, и родственники Мартина были в числе собравшихся, чтобы стать свидетелями его праздника.

Никто среди публики не ожидал того, что произошло. Лютер начал проповедь очень спокойно и торжественно. Он, казалось, излучал величественное благолепие священника. Дойдя до молитвы Освящения, до того момента в мессе, когда ему предстояло впервые вступить в свои полномочия как священника и призвать силу Божью совершить великое чудо Евхаристии (превращение хлеба и вина в тело и кровь Христа) - когда настал этот момент, Лютер остановился.

Он застыл у алтаря. Какая-то сила, казалось, приковала его к месту Его глаза остеклянели, на лбу заблестели капли пота. Воцарилась напряженная тишина, все взгляды были устремлены на Мартина. Собрание молчаливо призывало молодого священника продолжать. Гансу Лютеру стало не по себе, он чувствовал, как его захлестывает волна родительской неловкости. Нижняя губа его сына задергалась. Он попытался произнести слова мессы, но из его уст не исходило ни звука. Он захромал и вернулся к столу, за которым сидел отец и гости - члены семьи. Он провалился. Он испортил мессу, опозорил себя и своего отца. Ганс был в ярости. Он только что щедро пожертвовал на монастырь, а теперь чувствовал себя униженным в том самом месте, куда пришел, чтобы стать свидетелем почестей, воздаваемых его сыну. Он разразился потоком брани в адрес Мартина и поднял вопрос о его пригодности к карьере священника. Мартин защищался, говорил, что быть священником - его призвание, ссылался на призыв свыше, который он ощутил во время происшествия с молнией. Ганс возражал: "Моли Бога, чтобы это не было дьявольским видением".

Что же происходило у алтаря? Как объяснил сам Лютер, его поразил паралич в тот самый миг, когда он должен был произнести слова: "Мы приносим это Тебе, живому, истинному, вечному Богу". Вот что он говорит:

"Когда пришло время произнести эти слова, я почувствовал себя совершенно ошеломленным. Меня охватил ужас. Я подумал про себя: "На каком языке разговаривать мне с таким величием, когда все люди должны трепетать в присутствии даже земного властителя? Кто я такой, чтобы поднимать глаза или возносить руки к божественному Величию? Ангелы окружают Его. Когда Он кивает головой, земля трепещет. И смею ли я, жалкий маленький пигмей, говорить: "Я хочу этого, я прошу этого?" Ибо я прах и пепел и полон греха, и я говорю с живым, вечным, истинным Богом". (Рональд Бейнтон, "На том стою", 1978.)

Но эти эпизоды не имеют бол