Денежная система И жизненный уровень

 

На территории, которую включил в себя Халифат, в первой половине VII в. существовали две разные валютные системы: византийская, основанная на золоте, в которой серебро было разменной монетой, и сасанидская, где основным металлом было серебро, а золото в обращении не участвовало, хотя какое-то количество золотых монет, скорее всего наградного назначения, все-таки чеканили.

 

В Византии основной денежной единицей была номисма, монета реальным весом около 4,45 г. с портретом императора на лицевой стороне. Серебряная монета занимала небольшое место в денежном обращении, в повседневной мелкой торговле основную тяжесть брала на себя медная монета. В связи с незначительной ролью серебра и с тем, что номисма была слишком велика для обыденного употребления, приходилось чеканить монеты в половину номисмы (семиссы) и в одну треть (тримиссы). Цена медной разменной монеты устанавливалась декретом правительства и сильно менялась, конечно, в сторону удорожания медной монеты, от чеканки которой государство, видимо, получало больший доход, чем от чеканки золота. Из фунта (литры) золота (327 г) чеканили 72 номисмы (319 — 320 г) остающиеся 7 — 8 г покрывали расходы на чеканку и частично поступали в доход государства. Без этих отчислений вес номисмы равнялся бы 4,54 г. Отдельные экземпляры такого веса в коллекциях встречаются [+21].

 

При расчетах употреблялась дробная единица, карат, т. е. 1/24. Величина карата оказывается не совсем стандартной и зависит от того, какая единица берется за основу. Если основным считать вес 1/72 фунта (4,54 г), то номисма в 4,45 г окажется равной 21 1/2 карата. Но чеканились также монеты в 22 карата (=4,17 г) и даже в 20 каратов (=3,79 г). Некоторые специалисты в области византийской нумизматики считают, что это вызывалось желанием облегчить размен монеты, создавая различные весовые сочетания [+22]. Но почему-то забота об облегчении размена особенно проявилась после 616 г., когда Византия потеряла Сирию и Палестину и несла огромные расходы на войну с Ираном и аварами.

 

В сасанидском Иране основной денежной единицей была драхма, монета, стандартный вес которой пока не удается установить. Наиболее распространены в коллекциях драхмы весом около 4 г. На лицевой стороне драхмы изображался профильный портрет царя с сокращенным названием монетного двора и обозначением года правления. На обороте изображался алтарь огня (аташгах) и по сторонам его два жреца, обращенных к алтарю (рис. 13). Здесь, видимо, не было практики выпуска монет дробного номинала, так как размен ее не представлял трудности. До сих пор неясно, из какого весового стандарта исходили позднесасанидские монетные дворы, так как четких кратных соотношений драхмы разного веса не дают. Ясно только, что максимальный вес отдельных экземпляров достигает 4,25 г.

 

Большая часть Аравии была в «драхмовой зоне», лишь северо-западный угол входил в зону золотого обращения. Граница между этими двумя зонами, грубо говоря, проходила по меридиану Мекки. Мекканские торговцы, закупая товары в Наджране или Джураше и везя их в Сирию (или наоборот), все время переходили из одной зоны в другую. На рынках Мекки полноправно ходила и та и другая валюта. И в Коране упоминаются и динары (номисмы) и дирхемы (драхмы) как полноправные носители понятия богатства.

 

Нестандартность веса монет, усугублявшаяся утерей веса из-за стирания в процессе обращения и из-за обрезания монет (драхмы очень тонки, и края могут быть обрезаны ножницами; во избежание этого по краю монеты шел круг из точек, но штамп не всегда приходился по центру, и один край оказывался без точек), вынуждала большие суммы взвешивать. Поштучно принимались только безусловно полноценные монеты, их так и называли — «счетные». В кораническом рассказе об Иосифе путники продают его именно за дарахим ма’дуда (XII, 20/20). Видимо, такие монеты и определяли курс серебра и золота.

 

О курсе динара и дирхема за пределами Аравии ничего не известно, а в Мекке динар считался равным десяти дирхемам. Конечно, и здесь мы не имеем прямых свидетельств, но тот факт, что размер виры за предумышленное убийство (дийа), установленный Мухаммадом, равнялся 10000 дирхемов или 1000 динаров, а затем ставки джизьи в зонах обеих валют имели ту же кратность, позволяют утверждать, что курс был именно таким.

 

Если довериться этим сведениям, то окажется, что цена серебра в Аравии была непомерно велика. Ведь если там 4,45 г золота равнялись 40 г серебра (10 драхм), то в Византии фунт серебра (правда, не в монете) стоил 5 номисм, т. е. серебро было в 14,4 раза дешевле золота. Авторитетный специалист в области сасанидской нумизматики Р. Гёбль тоже считает, что «естественное соотношение» цен этих металлов должно быть 1:13 — 1:15 [+23]

 

[+23] хотя и не приводит в подтверждение никаких доказательств. Но, согласившись с ним, мы должны ожидать, что самая массовая драхма весом 4 г должна меняться по 14,4 — 16,7 штуки за номисму. Пытаться объяснить курс 1:10 дороговизной серебра в Аравии невозможно, так как она была одним из поставщиков серебра в Иран (см. т. 1, с. 110). Если же исходить из соотношения, существовавшего в VIII — Х вв., когда золото было в 10 раз дороже серебра, то обмениваться 1:10 могла только драхма, равная весу номисмы, а такие экземпляры чрезвычайно редки.

 

В конце правления Умара привычный для Чекки обменный курс изменился — динар стал стоить 12 дирхемов, хотя, на (насколько можно судить по реальным монетам, падение веса или пробы драхмы не наблюдается. Это изменение прослеживается и в новых нормах уплаты виры за убийство (дийа), установленных Умаром [+24]. Соблазнительно самое простое объяснение — приток серебра в связи с завоеванием Ирака и значительной части Ирана обесценил драхму относительно золота. Но вероятнее всего, что драхмы разного веса должны были иметь разный курс. Это подтверждается сообщением Йахйи б. Адама о том, что Халид б. ал-Валид обложил каждого из 6 тысяч мужчин Хиры «14 дирхемами весом в пять, что составило 84 тысячи весом в пять, а это равнялось 60 [тысячам] веса семи» [+25]. Последнюю цифру приводит и Абу Йусуф, правда без определения, какие дирхемы имеются в виду.

 

Из этого сообщения следует, что наряду с полновесными дирхемами «веса семи», которые шли по курсу 1:10 (имеется в виду низшая ставка джизьи, равная одному динару), существовали и другие, имевшие курс 1:14. Таинственные дирхемы «веса семи» упоминаются в рассказе об уплате дани Сабура в 26/646-47 г. и Дерабджерда в 27/647-48 г. и «веса восьми» — в сообщении о договоре с Азербайджаном. В IХ в., когда писал ал-Балазури, выражение «дирхем веса семи» означало, что десять таких монет семь мискалей, и это соответствовало весу дирхема, установленному реформой Абдалмалика [+26]. Но, приняв такое объяснение, мы должны сделать вывод, что золото было только в 6,5 раза дороже серебра, а это совершенно невероятно. Значит, нужно искать иное объяснение.

 

Естественно предположить, что в названных выше определениях разного достоинства драхм указывается не соотношение, а число определенных весовых единиц. Такой единицей скорее всего может быть данг (араб. даник) — 1/6 мискаля. Вопрос заключается только в том, какой величины был этот мискаль.

 

Если обратиться к позднесасанидским монетам, то мы увидим две основные весовые группы: около 4 г и около 3,7 — 3,8 г. Мискаль в 4 г нам неизвестен (если не считать, что первоначальный теоретический вес этой группы монет должен был составлять 4,25 г), а монеты второй весовой группы соответствуют финикийской драхме (3,73 г), лежавшей в основе весового стандарта парфянских и раннесасанидских драхм [+27]. Приняв этот вес за единицу, мы получим данг, равный 0,6216 г; соответственно, «дирхем веса пяти» будет равняться 3,108 г, а «веса семи» — 4,351 г.

 

Как будет выглядеть в свете этого соотношение цен серебра и золота, если динар/номисма равнялся 14 драхмам «веса пяти» и 10 — «веса семи»? В обоих случаях 43,51 г серебра будут равняться 4,45 г золота, что дает соотношение 1:9,777, т. е. практически 1:10.

 

Падения среднего веса сасанидских драхм со времени Мухаммада до правления Умара не произошло, в обращении одновременно циркулировали монеты разного веса — чем же объяснить изменение официального соотношения драхмы и номисмы? Видимо, по какой-то причине в Аравии стандартной считалась драхма в 4,35 г, а окунувшись потом в море ходячей монеты Ирана и Ирака, мусульмане перешли к расчетам в монете другого стандарта.

 

Естественно возникает вопрос: чему же в современных единицах равнялись динары и дирхемы? Единственным надежным эталоном может быть оптовая цена на золото на международном рынке, которая в последние годы колеблется от 360 до 400 долларов за унцию (31,1 г). На этом основании номисму можно приравнять к 50 — 60 долларам, а драхму — к 4 — 5 долларам. Это дает некоторую ориентировку, но далеко не полно отражает покупательную способность этих денежных единиц, так как соотношения цен на ремесленные и продовольственные товары были различными, да и сам образ жизни был иным. Более того, отождествление с современными деньгами может сыграть коварную шутку.

 

Поэтому лучше всего посмотреть, какова была реальная покупательная способность этих денежных единиц.

 

По эквивалентам замены при уплате виры за предумышленное убийство (дийа), установленным Мухаммадом, взрослая верблюдица стоила 10 динаров (100 дирхемов), овца — 1 динар, а корова — 6 динаров. Это, конечно, очень усредненная оценка, так как конкретный верблюд мог стоить 5 — 6 динаров и 50 — 60 динаров, так же как и овцы, в зависимости от величины и упитанности. Простая рубаха стоила 1 — 2 дирхема, плащ — 3 — 4 дирхема.

 

Более разнообразные данные о ценах дает нам византийский Египет. Там в VI–VII вв. на 1 динар можно было купить от 250 до 350 кг пшеницы, 2 полугодовалые овцы, корова стоила 2 — 3 динара, комплект простейшей одежды (короткая рубаха-туника, плащ, сандалии) — около половины динара [+28].

 

Заработок египетского ремесленника составлял. 1 — 2 динара в месяц, а чернорабочие-поденщики получали и того меньше — около половины динара. Чтобы не угасать от голода, работающему взрослому мужчине нужно было около 0,3 динара в месяц. Один динар обеспечивал прожиточный минимум семье с 2 — 3 детьми [+29]. Это было совсем не то, что мы подразумеваем сейчас, а возможность досыта есть хлеб и овощи и иметь тот минимум одежды, которым позволял обходиться теплый климат.

 

Теперь, конкретно представляя себе, что такое динар и дирхем и повседневной жизни подавляющего большинства населения, мы можем понять, какую часть бюджета простой семьи отнимали налоги.

 

СИСТЕМА НАЛОГООБЛОЖЕНИЯ

 

Сведений о данях, взимавшихся в этот период, и о размерах индивидуального обложения в арабских источниках очень много, но все они имеют один общий недостаток: они трансформированы в соответствии с практикой и представлениями людей, передававших и записывавших сообщения о периоде завоеваний тридцать-сорок лет спустя. Срок исторически ничтожный, но огромный для периода становления нового общества, так же как для взрослого пять лет — один миг, а для формирования человека от двенадцати до семнадцати лет — целая эпоха.

 

Как уже отмечалось при рассмотрении конкретных случаев завоеваний, арабы, заключая договоры, диктовали лишь суммы выплат и объем продуктовых поставок, не вмешиваясь в их сбор и не предписывая способов раскладки на налогоплательщиков. В то же время в большинстве случаев указывается размер подушной подати из расчета взрослых свободных мужчин. В других случаях (их много, и нет смысла давать ссылки) указывается, что на завоеванных («на головы их») была наложена подушная подать, а на землю — харадж. В этом случае нельзя было обойтись без определения норм и контроля за выполнением этих норм.

 

В тексте договоров, заключенных Мухаммадом с Наджраном, Айлой и Азрухом, указывались определенные размеры подати и даже денежные эквиваленты натуральных поставок (т. 1, с. 173). В договорах же времени Умара сообщаются только общие положения: гарантия неприкосновенности личности и имущества, сохранности городской стены и церквей и так далее; если же сообщается об общем размере дани и индивидуальном обложении, то вне текста договора.

 

Арабская историческая традиция приписывает Умару создание всей налоговой системы Халифата, основывавшейся на двух типах налога: поземельном налоге, харадже, и подушной подати с иноверцев. Десятки раз в исторических и юридических сочинениях мы встречаем утверждения, что Умар предписал то одному, то другому полководцу, как и в каком размере собирать эти налоги.

 

Действительно, ни в Коране, ни в практике Мухаммада никаких конкретных установлений по налогообложению иноверцев не существовало. Евреев Хайбара просто оставили обрабатывать исполу свои же земли, в договоре с Наджраном была установлена конкретная сумма поставок натурой (или ее денежным эквивалентом); то же можно сказать и о договорах с Айлой, Джербой и Азрухом, с той только разницей, что их жители должны были платить по динару со взрослого мужчины (т. 1, с. 173, 178 — 179). Во всех этих случаях речь о поземельном налоге не шла.

 

При завоеваниях в 634 — 640 гг., как мы видели, упоминаются договоры с городами (подразумевая всю административно подчиненную им территорию) из расчета 1, 2 или 4 динара подушной подати и, кроме того, поставки фуража и продовольствия для войска. Предписания Умара в этих случаях не упоминаются, о сумме дани договаривается полководец с полномочным представителем города. Само собой разумеется, что арабский военачальник никаких условий сбора не оговаривал, техника сбора была делом туземных властей и ничем не отличалась от принятой при прежних правителях.

 

Никакого различия между хараджем и джизьей в смысле, который вкладывался в эти понятия мусульманскими юристами, быть не могло, хотя местные власти, несомненно, применяли и подушное и поземельное обложение в соответствии с местными традициями. Тем не менее историки и юристы приписывают Умару установление той системы, которая сложилась не ранее чем через 15 — 20 лет и утвердилась при Умаййадах.

 

Как утверждают мусульманские источники, в 642 г. после смещения Са’да б. Абу Ваккаса для обмера земель Центрального Ирака («от Куфы до Хулвана») был послан Усман б. Хунайф, а в низовья Тигра — Хузайфа б. ал-Йаман. Их задача, по всей видимости, заключалась не в фактическом обмере всех полей, а в проверке кадастров и площади обрабатываемых земель в тех случаях, когда местные власти заявляли, что не могут обеспечить выплату сумм, следующих по налоговым спискам. Усман имел какое-то представление о существовавшей практике кадастризации, а неопытного Хузайфу местные жители водили за нос [+30].

 

Для обмеров Усману б. Хунайфу Умар будто бы вручил мерный локоть, равный «ручному локтю» (49,9 см) с добавлением «кулака с вытянутым пальцем», что равняется примерно 64 — 66 см. Обмер дал, по разным сведениям, от 30 до 36 млн. джарибов пригодной для обработки земли, т. е., при второй цифре, от 3157 тыс. до 3794 тыс. га (см. т. 1, с. 228 — 229) [+31].

 

Одновременно проводился подсчет земледельческого населения, выявивший, по разным данным, от 500000 до 600000 потенциальных плательщиков подушной подати [+32]. Данные о площади обрабатываемых земель и численности населения хорошо согласуются друг с другом: по современным и косвенным средневековым данным, одна крестьянская семья в состоянии обрабатывать до 12 га посевных земель. Следовательно, для обработки 3,5 млн. га требовалось около З00000 крестьянских семей, учитывая же трудоемкость огородных культур, эту цифру надо увеличить примерно в полтора раза.

 

По сведениям тех же источников, Усман б. Хунайф, проводя подсчет населения и сбор джизьи, вешал на шеи плательщиков свинцовые бирки в качестве квитанций об уплате, или, по выражению арабских источников «опечатывал шеи»: «И ставил печати на инородцев (улудж) [+33] ас-Савада, и опечатал пятьсот тысяч инородцев по категориям: сорок восемь, и двадцать четыре, и двенадцать [дирхемов]. А когда кончил их проверку, то вернул их дихканам и сломал их печати» [+34]. Абу Убайд ал-Касим б. Саллам сообщает, что Усману помогал его брат Сахл: «Они опечатывали их шеи, а потом разложили джизью — на каждого человека по четыре дирхема каждый месяц, а потом сосчитали жителей сел и что с них полагается и сказали дихкану каждой деревни: «На твоей деревне столько-то и столько-то». Те ушли и разделили между собой. А с дихкана брали все, что лежит на жителях его деревни» [+35].

 

Из этого текста следует, что Абу Убайд или его информатор плохо понимали, о чем идет речь, и не заметили несколько противоречий. Практика навешивания бирок (или печатей) — квитанций — существовала в сасанидском Иране, но выдавались они после уплаты налога (о чем и свидетельствует цитированный отрывок из Абу Йусуфа) [+36], если же Усман разложил налог, получил деньги и выдал бирки, то совершенно бессмысленно было указывать дихканам сумму налога, которая причиталась с селения. Ошибочен и размер обложения — 48 дирхемов год, поскольку это относилось не к крестьянам, а к богатым людям (в частности, к тем же дихканам). Для нас в этом сообщении важно указание на то, что арабы вели сбор не индивидуально, а давали старостам селений «твердое задание», которое они выполняли из своих средств, а потом в течение года помесячно собирали со своих подопечных. Проводился ли при этом сплошной подсчет взрослых мужчин — сказать трудно. Скорее всего, проверялись сасанидские кадастры, а в каких-то случаях и применялись какие-то метки, что бы отличить сосчитанных от несосчитанных.

 

Подробное описание системы раскладки и сбора налога в Египте при Амре б. ал-Асе у Ибн Абдалхакама совершенно не упоминает вмешательства арабских властей и навязывания своей системы сбора.

 

Когда положение Амра б. ал-Аса укрепилось, он установил сбор налогов с коптов, [существовавший] при византийцах, а сбор налогов у них был с учетом изменений (би-т-та’дйл). Если селение процветало и его жители умножались, то им прибавляли, а если уменьшалось его население и оно приходило в упадок, то уменьшали. Старосты каждого селения, его землевладельцы [+37] и главы его населения собирались и рассматривали его процветание или упадок. Так что если устанавливали при делении [необходимость] увеличения, то отправлялись с этим делением в округа. Потом они собирались с главами селений и распределяли это по возможностям селений расширить посев, затем возвращались в каждую деревню с установленной для них долей и соединяли эту долю с хараджем каждого селения и его обработанными и засеянными землями. И исключали из этой земли федданы, принадлежащие их церквам, баням, и бичевые тропы [+38] из всей земли. Затем вычитали из нее необходимое для обеспечения приема мусульман и для постоя властей. Когда кончали с этим, смотрели, сколько в каждом селении ремесленников и наемных рабочих, и [возлагали] на них их долю в соответствии с их возможностями, а если среди них есть приезжие [+39], то раскладывали и на них в меру их возможности, и редко когда это был не многодетный или не женатый человек. Затем смотрели на то, что осталось от хараджа, и делили его между собой по количеству земли, затем делили между теми из них, кто хотел обработать ее в меру своих возможностей. А если кто-то не мог [и] жаловался, что не в состоянии обработать свою землю, то распределяли то, что не могли обработать, между теми, кто был в состоянии. И если были среди них желавшие прибавки, то давали им то, что не могли обработать немощные. А если между ними возникали сложности, то делили это по их числу» [+40].

 

Таким образом, индивидуальных ставок хараджа, которые могли бы быть предписаны арабами египтянам, не существовало, а имелись суммарные обязательства округов (которые определялись на пятнадцатилетний период, индикт), конкретизировавшиеся на месте. Счет по индиктам сохранялся в документации до перехода делопроизводства на арабский язык, соответственно сохранялась и вся система исчисления и сбора налогов.

 

Самый сложный вопрос — соотношение подушного и поземельного налогов. Существование подушной подати в Египте зафиксировано в папирусах VII в. [+41], однако датировка их в

 

пределах этого периода очень приблизительна, и невозможно выяснить, внесло ли арабское завоевание что-то новое. Возможно, что и в этой сфере ничего нового не появилось, разве что могли несколько измениться общие суммы, задаваемые финансовому ведомству.

 

К. Моримото считает, что хараджем в данном случае назывался денежный налог, а поставки натурой назывались дариба; при этом крестьяне платили один динар подушной подати и один динар с земли, а ремесленники и наемные рабочие — те же два динара в виде джизьи [+42]. Согласиться с этим трудно, так как, во-первых, иноверцы — крестьяне, мелкие ремесленники и наемные рабочие — по мусульманскому праву должны были платить лишь один динар, что подтверждается документами VIII — Х вв. Трудно предполагать, что через 100 лет после завоевания низшая ставка джизьи для ремесленников уменьшилась в два раза, Во-вторых, как уже отмечалось в предыдущей главе, ставка денежного налога должна быть привязана к определенной единице площади (да к тому же с учетом качества земли), в противном случае этот налог ничем не будет отличаться от подушного.

 

Арабские источники не дают определенного ответа на вопрос о размере хараджа. В одном случае говорится, что землевладельцев обязали платить два динара, три ирдабба пшеницы и по два киста масла, уксуса и меда; в другом случае говорится об одном динаре и трех ирдаббах пшеницы с джериба [+43]. Более информированный о делах Египта Ибн Абдалхакам говорит о половине ирдабба пшеницы и 1/3 ирдабба ячменя с каждого фсддана [+44]. Такая противоречивость не должна удивлять: обложение земель разного качества под разными культурами и не может быть одинаковым. К этому вопросу мы возвратимся несколько позже, рассматривая сведения об Ираке, сейчас следует лишь заметить, что в первых двух случаях явно смешаны подушная подать и налог с земли: с феддана невозможно было взять сразу и динар и три ирдабба пшеницы, так как это будет равняться при хорошем урожае 70 — 80 % всего урожая; отложим еще 10 % на семена и поймем нереальность этих сведений [+45].

 

В то же время мало верится сведениям ал-Йа’куби о том, о харадж Египта составлял 2 ирдабба с сотни [+46]. Как показывают более поздние сведения и документы, харадж натурой в Египте и Ираке колебался около 1/3 урожая, т. е. 33 ирдабба с сотни.

 

Гораздо более четкие сведения мы имеем о размере хараджа в Ираке. При некотором разнобое вырисовывается общая картина: джериб финиковых пальм высшего качества, виноградников и фруктовых деревьев облагался 10 дирхемами, кунжута — 8, сахарного тростника — 6, хлопка — 5 дирхемами. Некоторое разногласие встречается только при определении размера хараджа с зерновых. Наиболее ходовое определение: с джериба пшеницы — кафиз зерна и дирхем, но упоминаются также ставки 2 дирхема и 2 джериба (кафиза), а только в деньгах — 4 дирхема [+47]. Эта противоречивость легко объясняется различием качества земель. Об этом определенно свидетельствует рассказ одного из налоговых чиновников халифа Али (656 — 661), что джериб плотного посева пшеницы облагался 1,5 дирхема и 1 са зерна, среднего — 1 дирхемом и редкого — 2/3 дирхема [+48].

 

В таком случае все сведения о харадже с пшеничных посев можно свести к двум ставкам: а) 1 дирхем и 1 кафиз; б) 2 дирхема и 2 кафиза. Вторая ставка в чисто денежном выражении, повидимому, соответствовала 4 дирхемам.

 

Сложнее выразить эти ставки в привычных нам единицах. И в большинстве случаев средневековые историки и юристы считают упоминаемый здесь кафиз равным кафизу (махтуму) ал-Хаджжаджа, а последний — равным са, или 8 багдадским ратлям (3,2 кг) [+49]. Это как будто совпадает с приведенными выше данными о харадже при Али. Однако указанное равенство не бесспорно. Во-первых, размер са в первой половине VII в. Вызывал сомнение уже у авторов IX в. [+50], во-вторых, имеются данные, что кафиз, применявшийся при первом обложении Ирака, был больше 8 ратлей. По сообщению ал-Балазури, иракский кафиз при Умаре назывался у местных жителей шабуркан: «Этот кафиз был их маккуком, который назывался шабуркан. Йахйа ибн Адам сказал: «Это махтум ал-Хаджжаджа». Сам же Йахйа определял махтум ал-Хаджжаджа как меру, содержащую 30 ратлей зерна [+51]. У Абу Йусуфа эта мера называется махтум ал-хашими и содержит 32 ратля [+52]. Разницу в два ратля, можно объяснить тем, что в рукописи сочинения Иахйи числительное «два» по ошибке выпало.

 

При таком кафизе (13 кг) и джерибе земли в 0,16 га окажется, что высшая ставка налога с гектара земли высшего качества (2 кафиза зерна и 2 дирхема с джериба) под пшеницей равна 162,5 кг зерна и 12,5 дирхема. Но, как было сказано выше, эта же высшая ставка в денежном выражении составляет 4 дирхема, и, следовательно, стоимость натуральной и денежной части равны. Значит, общий размер налога эквивалентен 325 кг зерна.

 

Насколько можно судить по современным данным об урожайности земли в Ираке при обработке ее традиционными методами и без применения химических удобрений, гектар лучшей земли дает в среднем урожай около 13 ц пшеницы или 20 ц ячменя [+53]. Следовательно, высшая ставка хараджа с лучшей земли равнялась четверти урожая. А при джерибе в 0,1 га она поднимается до 5,2 ц с гектара, т. е. до 40 %. Первый вариант, ближе к тому, что мы знаем о налогообложении в более позднее время, но делать из этого определенные выводы вряд ли возможно.

 

После ревизии Усмана б. Хунайфа началось регулярное поступление налогов с богатейшей провинции Ближнего Востока. По свидетельству средневековых авторов, общая сумма всех налогов с нее при Умаре составляла 100 — 120 млн. дирхемов [+54]. Учитывая склонность средневековых авторов противопоставлять, золотое время первых халифов упадку своей эпохи, больше, доверия вызывает цифра, сообщаемая ал-Йа’куби, — 80 млн. дирхемов [+55]. Это даст среднюю норму обложения одного взрослого мужчины (550000 крестьян и не менее 100000 горожан) — 123 дирхема на душу в год, а в пересчете на джериб пригодной; для обработки земли — 2,2 дирхема. Это неплохо согласуется с известными нам данными о ставках хараджа на джериб под разными культурами.

 

По сравнению даже с этой меньшей суммой размер хараджа Египта при Амре (2 млн. динаров=24 млн. дирхемов) выглядит весьма скромно. Отчасти это объясняется меньшей (на 30 — 40 %) площадью обрабатываемых земель по сравнению с Ираком [+56]. Но если разложить общую сумму на число взрослых мужчин (около 0,8 — 1 млн. человек) [+57], то на каждого придется лишь 24 — 26 2/3 дирхема — разрыв огромный.

 

Не исключено, конечно, что сведения о числе налогоплательщиков, учтенных Усманом б. Хунайфом, неполны или относятся лишь к части Ирака. Но более надежный критерий — средняя сумма налога на единицу площади — показывает, что только этой ошибкой разницу в размере обложения не объяснить: ведь в Египте на гектар земли приходилось 10 дирхемов, а в Ираке (какой бы величины джериб мы ни взяли — 0,1 га или 0,16 га) — от 14 до 22 дирхемов.

 

Видимо, все-таки прав был Умар, когда упрекал Амра за недобор налога. Лишь после того как харадж Египта был увеличен до 4 млн. динаров [+58], обложение Египта и Ирака на единицу площади обрабатываемых земель сравнялось. Но при этом мы должны помнить о возможности различного соотношения: натуральной и денежной части налога в этих странах.

 

Однако ни общий объем налогов, ни средняя сумма, падающая на потенциального налогоплатильщика, не представления об изменениях в положении основной массы населения завоеванных стран. Если поверить средневековым авторам, то может показаться, что уровень налогообложения значительно снизился. Так, Ибн Абдалхакам пишет, что ал-Мукаукис собирал с Египта 20 млн. динаров, а об Ираке сообщается, что Сасаниды собирали 150 млн. дирхемов (приводятся и большие цифры) [+59], но это — проявление все той же тенденции видеть в прошлом (даже в доисламском!) золотой век.

 

Единственное существенное изменение, которое, несомненно, принесло с собой арабское завоевание в Египет, — аннулирование автопрагии, фискального иммунитета крупных поместий, и включение императорских доменов в разряд савафи с соответствующим изменением фискального статуса. Однако это затронуло только привилегии земельных магнатов и мало изменило положение крестьян [+60]. Те же изменения можно предполагать и в областях, завоеванных у Сасанидов.

 

Этим во многом объясняется противоречивость оценок арабского завоевания у христианских авторов, которые то вызывают «сарацинов» кровожадными зверями, не знающими пощады, то отмечают справедливость их правления [+61]. И дело здесь не только в том, что в глазах монофизитов мусульмане были избавителями от религиозных гонений со стороны халкидонитов, — сама действительность была противоречива. Период военных действий действительно отличался жестокостью (заметим — обычной для того времени жестокостью), но режим, установившийся после прекращения военных действий, не принес дополнительных налоговых тягот, на первых порах, может быть, объем налогов был даже ниже, чем прежде.

 

Остается сказать несколько слов об общей сумме налоговых поступлений из завоеванных к 20 — 21/641 — 642 гг. стран. Точных данных о многих районах у нас нет, и можно говорить лишь о порядке величин. Для Сирии у нас есть данные о налогах Дамаска (100000 динаров), Химса (170000), Антиохии (:100000) и Манбиджа (100000). Это охватывает примерно треть территории, поэтому можно оценить все поступления Сирии примерно в 2 млн. динаров. Совершенно нет данных о Северной Месопотамии. По аналогии с Сирией и Ираком ее налоговые поступления можно оценить примерно в 1 млн. динаров. Палестина и Иордания платили по 180000 динаров.

 

Немалые поступления в казну Халифата шли также из завоеванных областей Ирана. Богатейшая из них, Ахваз, платила в год 10,4 млн. дирхемов, Джибал (Динавар, Масабадан, Мах Динар) — 800000 дирхемов [+62], а все завоеванные районы Ирана — не менее 15 млн. дирхемов. Несколько миллионов дирхемов поступало из Йемена.

 

Итак, в 641 — 642 гг. в распоряжение мусульманского государства (не учитывая садаки и других привилегированных налогов жителей Аравии) стало поступать не менее 180 млн. дирхемов, и очень остро встала проблема их распределения.

 

УЧРЕЖДЕНИЕ ДИВАНОВ

 

Первая попытка назначить воинам постоянное содержание, как мы видели, была предпринята Умаром в Джабии. Но установленное там жалованье, по полдинара на воина и его жену, было мизерным и носило не обязательный для всех стран характер. Были ли одновременно введены подобные пайки и жалованья в иракской армии, судить трудно. По сведениям Сайфа, жалованье выплачивалось уже во время стояния в Бахурасире, а потом, в мухарраме 17/январе — феврале 638 г., - в Ктесифоне [+63]. Скорее всего это была еще не выплата определенного жалованья, а раздел денег, собранных по договорам с местного населения. Регулярная выплата твердо фиксированного жалованья стала возможна только с началом регулярного поступления налогов после 19/640 г.

 

Инициатива учреждения списков (диванов) на выплату жалованья обычно приписывается Умару, но упоминаются также имена людей, советовавших Умару установить жалованье воинам по примеру Византии [+64].

 

Начало составлению списков было положено в мухарраме, 20/21.XII 640 — 19. I. 641 г. [+65], хотя, может быть, это — дата, с которой стало начисляться жалованье. Своеобразие установленной Умаром системы жалований заключалось в том, что размер их определялся не только и не столько местом, занимаемым в военной или административной иерархии, а близостью к пророку, временем принятия ислама и участием в сражениях.

 

На этом основании наивысшее жалованье получили не глава общины и не его наместники-полководцы, а восемь вдов пророка. Это странно даже с позиций мусульманского права, согласно которому женщина получает вдвое меньшее наследство, чем мужчина. При установлении им пенсиона учитывались их положение в обществе и отношение к ним пророка. Аише, как любимой жене (и к тому же дочери Абу Бакра), определили 12000 дирхемов в год, пятерым — по 10000, а Джувайрийе и Сафии, как бывшим пленницам (см. т. 1, с. 126, 148), только по 6000 [+66]. «Не могу же я назначить пленнице столько же, сколько дочери Абу Бакра», — заметил Умар [+67].

 

Нo этот наименьший вдовий пенсион был выше, чем у самых почтенных сподвижников пророка, участников битвы при Бадре, — они получили по 5000 дирхемов [+68]. Столько же было назначено внукам пророка, Хасану и Хусейну, хотя они родились после Бадра. На особом положении оказался и Аббас, он будто бы тоже получил 5000, но трудно избавиться от подозрения, что историки льстили таким образом прародителю правящей династии Аббасидов, так же как те историки, у которых жалованье Аббаса из 5000 превращается в 25000. Эта ошибка могла быть механической, но у Абу Йусуфа, обращавшего свое сочинение непосредственно к ар-Рашиду, жалованье Аббаса оказывается 12000 [+69], тут уже описки быть не может — автор явно старается угодить халифу.

 

Принявшие ислам после клятвы при Худайбии, участники подавления ридды и первых походов до Йармука и Кадисии получили 3000 дирхемов. Участники сражений при Йармуке, Кадисии, Джалула и Нихавенде получали 2000, а наиболее отличившиеся — 2500 дирхемов. Включившиеся в походы после Кадисии и до завоевания Ктесифона («первое пополнение») -1000 дирхемов; второе пополнение — 500 дирхемов, третье — 300, четвертое — 250 и последнее, 20/641 г. х., - 200 дирхемов.

 

Т’аким образом, первые мусульмане получали в 20 раз больше рядовых участников последних завоевательных походов. Но привилегии мусульманской элиты не ограничивались этим — жены мухаджиров и других заслуженных лиц также получили жалованье. Жены участников сражения при Бадре — 500 дирхемов, после Бадра до Худайбии — 400, участников сражений до Кадисии — 300, жены сражавшихся при Кадисии — 200 дирхемов [+70].

 

Учесть все заслуги, да еще и степень благородства происхождения было непросто, исключений было немало, и они вызывали обиды и нарекания. Так, некоторые женщины-мухаджирки получили персональные пенсионы. Тетка Мухаммада, Сафийа бт. Абдалмутталиб, мать аз-Зубайра б. ал-Аввама, получила 6000 дирхемов, еще несколько мухаджирок получили по 1000 (или, по другим сведениям, по 3000 дирхемов [+71]). Жалованье выше причитавшегося по рангу получили и некоторые мужчины. Так, Усама б. Зайд получил 4000 дирхемов, а сын халифа Абдаллах — 3000. Умару пришлось объяснять сыну: «Я ему прибавил потому, что посланник Аллаха любил его больше, чем тебя, и любил его отца больше, чем твоего отца». 4000 дирхемов получил также Умар, сын Абу Саламы и Умм Саламы (одной из жен пророка, см. т. 1, с. 125), и это сразу же вызвало возмущенный вопрос Мухаммада, сына Абдаллаха б. Джахша (прославленного нападением на мекканский караван в Нахле, см. т. 1, с. 95 — 96): «За что Умару оказано предпочтение перед нами? За хиджру его отца? Так и наши отцы совершили хиджру и сражались при Бадре!» Халиф пояснил: «Я отдал ему предпочтение за то место, которое он занимал у посланника Аллаха. Я назначил ему за отца, Абу Саламу, две тысячи и добавил ему за мать, Умм Саламу, тысячу. Если бы кто-то пришел и просил за такую же мать, как Умм Салама, то я удовлетворил бы его просьбу» [+72].

 

Как бы субъективен и пристрастен ни был Умар, в одном, нельзя ему отказать — он не выделил себя из круга сотоварищей-ветеранов, хотя, конечно, все восприняли бы как естественное, что глава общины получает наибольшее жалованье, не поддался он и соблазну поставить своих сыновей выше других. Ветераны ислама еще хранили верность духу равенства, характерному для первоначальной общины.

 

Постоянное жалование было назначено и бедуинам Хиджаза. Умар сам выезжал в ал-Кудайд и ал-Усфан для составления диванов, но о размере жалованья и круге лиц, получивших на него право, ничего не известно. Исходя из принципа стажа в исламе, жалованье должны были получить и все мекканцы, принявшие ислам после завоевания Мекки, однако прямых указаний на это нет, а есть коротко