Основные направления журналистики и критики

 

1840‑е годы – время расцвета русской литературной критики. До 1840‑х годов русская критика вырабатывала теоретические, философские основы для оценки литературных явлений и текущего историко‑литературного процесса. Благодаря усилиям А. Ф. Мерзлякова, А. А. Бестужева, В. К. Кюхельбекера, П. А. Вяземского, П. А. Катенина, Н. И. Надеждина, братьев Н. А. Полевого и К. А. Полевого, И. В. Киреевского, С. П. Шевырева русская критика постепенно отходила от коллекционирования орфографических ошибок и малозначительных придирок к стилю, от нападок на «личности», от субъективных и чисто вкусовых оценок («нравится» – «не нравится») и приближалась к продуманным, исторически выверенным, эстетически глубоким суждениям. Несомненно при этом, что литературная практика опережала литературную теорию, и те эстетические и художественные идеи, которые были заложены в произведениях Жуковского, Батюшкова, Пушкина, Лермонтова, Гоголя и других писателей, служили прочной опорой для создания национальной литературной критики. Отдавая отчет в собственных литературно‑художественных свершениях и исканиях, писатели сами выступали первыми ценителями своих и чужих произведений. Именно в писательской критике, как обобщение личного и мирового творческого опыта, были поставлены проблемы, связанные с теоретическими понятиями художественного историзма, жанрового мышления, своеобразия художественных эпох в истории человечества, начиная от античности и кончая современностью, литературного направления, содержания и формы, свободы творчества и т. д. С этой точки зрения нельзя не отметить выдающегося вклада, который внесли в становление русской философско‑эстетической культуры и литературно‑критической мысли Вяземский, Катенин и в особенности Пушкин и Гоголь. Их критика была неотделима от полемики с враждебными им литературно‑критическими взглядами. Так, Пушкин резко выступал против эстетических принципов Булгарина, Греча, Полевого и других писателей.

Интересу русской образованной публики к литературной критике способствовала не только острая полемика, время от времени развертывавшаяся на страницах печати, но и рост журналов и альманахов. Почти в каждом из них помещалась большая критическая статья, обзор о состоянии литературы или размышления о новых произведениях словесности. Число альманахов с каждым годом неудержимо росло, и Белинский даже назвал литературу этого периода «альманачною». Оборотной стороной этого явления стал меркантильный характер печатных изданий, приносивших неплохую прибыль, если составителю или составителям удавалось собрать в альманахе произведения известных литераторов. Журналы также расширили свои критические отделы, которые становились все более и более увлекательными. Теперь в них выражалась позиция журнала, его издателя, редактора и самого критика.

Громадный сдвиг, происшедший в русской критике, был связан со знакомством сначала любомудров, Надеждина, а потом и Белинского с немецкой классической философией и эстетикой Канта, Шеллинга и Гегеля. Литературная критика в России, начиная со второй половины 1830‑х годов, сразу становится зрелой в своих суждениях, стремящейся к систематизации, четкости вводимых в оборот понятий, конкретной в своих вкусовых эстетических ощущениях и основанной на самостоятельно сложившейся и глубокого продуманной эстетической программе. Так, Пушкин чрезвычайно высоко оценил статью о своем творчестве, принадлежащую перу молодого И. В. Киреевского, оказавшую несомненное влияние на статьи о Пушкине В. Г. Белинского.

Становление и формирование принципов русской критики связано с именем Белинского, который сделал в ней нечто подобное тому, что Пушкин совершил в литературе. Личность «неистового Виссариона» (род. 1811, умер 1848) – яркий образец энтузиаста и радикала в русской культуре. 13 лет активной работы литературного критика были годами титанического труда во имя «формирования нравственной атмосферы народа» и «развития человеческих личностей, которые суть – все». Пройдя путь сложных мировоззренческих поисков, он сделался непримиримым к «ужасному зрелищу страны, где люди торгуют людьми», где абсолютизм – неограниченная власть самодержца – попирает свободу личности. Поэтому свою общественную задачу он видит в развитии свободолюбия, поэтому для него «либерал – и человек – одно и то же, абсолютист и кнутобой – одно и то же».

Белинского традиционно принято называть атеистом. Однако уже знаменитое «Письмо к Гоголю» показывает, что критик бережно лелеял свой, неканонический образ Христа, Спасителя, заступника, а не бога‑чудотворца. Главная жизненная роль Белинского, его высокое предназначение были осуществлены в его критической деятельности.

Заслуги Белинского в образовании «эстетического вкуса публики», в создании объективной тонкой критики не подлежат сомнению. В 40‑е годы он поддерживает талант вступающих в литературу Достоевского, Тургенева, Гончарова. Его критические статьи, посвященные художественному творчеству Пушкина, Гоголя, Лермонтова и др., представляют собой не только аналитический разбор, но и талантливую интерпретацию, творческий отклик на их произведения.

Если обобщить положения статей Белинского 40‑х годов, начиная от «Героя нашего времени. Сочинение М. Лермонтова» и заканчивая последним крупным обзором «Взгляд на русскую литературу 1847 г.», то явственно определится позиция критика, ратующего за реализм в искусстве.

Белинский требует от искусства показывать «действительность как она есть». В творчестве Пушкина он и видит отражение «жизни действительной», в «Евгении Онегине» – «энциклопедию русской жизни». В сложном психологическом рисунке лермонтовского Печорина он наблюдает приметы живой современности («наш век есть по преимуществу век рефлексий»), а самоанализ Печорина убеждает критика, что герой этот из новой – реалистической – генерации литературных типов: «Печорин созрел для новых чувств и дум… действительность – вот сущность и характер всего этого нового».

Гоголь, считал Белинский, смог совершить переворот в русской литературе потому, что обратил «все внимание на толпу, на массу», стал изображать «людей обыкновенных, а не приятные только исключения из общего правила». Пушкин и Лермонтов также у истоков этого процесса. В реалистической литературе воспроизводятся типические же обстоятельства: не «измены, древности, кинжалы, яд», а жизнь в ее обычном течении.

Принципиальная позиция критика выражена в словах: «Судя о человеке, должно брать в рассмотрение обстоятельства его развития и сферу жизни, в которую он поставлен судьбою». По существу здесь лаконично выражен принцип историзма. Белинский призывал писателей следовать ему, и сам строго придерживался этого принципа в критических разборах, в оценке того или иного автора. Он исследует разнообразные – исторические, национальные, социальные – условия, в которых складывалось творчество того или иного автора и которые отразились в его творениях. Так, «Пушкин был выразителем современного ему мира, представителем современного ему человечества; но мира русского, но человечества русского».

Еще в статье 1835 г. «О русской повести и повестях г. Гоголя («Арабески» и «Миргород»)» Белинский декларировал принципиальное положение о народности литературы: «Если изображение жизни верно, то оно и народно». «Повести г. Гоголя народны в высочайшей степени», – в них совмещаются простота вымысла, истина жизни и оригинальность (которую, кстати, Белинский видел в «комическом одушевлении, всегда побеждаемом глубоким чувством грусти и уныния»). Пафос «Мертвых душ» он усмотрел в юморе, в критическом отрицании общественных и частных человеческих пороков – в том, что он называл «социальностью».

Гоголь объявлен Белинским главой нового послепушкинского периода русской литературы.

Белинский не только обобщил в своих статьях опыт русской литературы от древности до современности, но и на основе идей немецкой классической философии дал русской критике философский фундамент эстетических и художественных суждений. Отныне русская критика могла прочно опереться на точно сформулированные критерии художественности, соотнесенные с чувством и понятием историзма. Именно Белинскому принадлежат формулировки, которые затем надолго войдут в умы многих поколений: искусство – «мышление в образах», писатель мыслит образами, как ученый – понятиями и силлогизмами. Стало быть, содержание искусства и науки одно и то же: и искусство, и наука ищут истину, но формы выражения истины разные.

Различие в формах постижения истины заключается в том, что художник хорошо видит чувственный образ, «форму», но плохо видит «идею», «содержание». При этом образная специфика искусства не отграничивает искусство от других сторон духовной деятельности. Поскольку искусство есть мышление в образах, то оно непосредственно созерцает истину, тогда как ученый добывает ее опосредованно. Если художник плохо видит идею, то он выражает «творящий дух» бессознательно. Идея должна целиком пронизывать и охватывать явление или предмет, полно выражая его, но идея (содержание) не может существовать бесформенно, она должна быть сформирована; если идея полно обнимает предмет, то и «форма», чтобы выразить идею с надлежащей полнотой, также должна быть пронизана идеей и столь же полно заключать в себе «идею». Отсюда вытекает мысль о соответствии идеи форме, а формы – идее, о единстве формы и содержания как условии художественного совершенства, которое достигается путем примирения, гармонизации, слияния противоречивых составляющих предмета или явления – идеи и формы. Целостность образной идеи ощущается во «вдохновении», которое есть принадлежность творческого дара.

Совершенствуя эти принципы, Белинский обращал внимание и на практическую сторону творчества. По его мнению, искусство черпает свои идеи и формы из действительной жизни, а стало быть, искусство есть «воспроизведение действительности», но не копия ее. Искусство творит новый мир, повторенный, вновь созданный воображением. Отсюда проистекает великое значение для Белинского воображения, фантазии, которая, однако, не должна отлетать от действительности столь далеко, чтобы первичная действительность (жизнь как прототип) осталась не узнанной во вторичной действительности (художественном произведении).

Для критики недостаточно выражения мнения частного лица, хотя критик не может отказаться от личного мнения. Задача критика – совместить свой личный взгляд со взглядом общества и выразить общественное мнение по поводу тех или иных художественных явлений. Следовательно, критик – выразитель господствующего мнения эпохи в лице ее представителей или выразитель отдельных слоев общества на состояние художественной культуры. Критик должен стоять вровень со своим веком, чтобы произнести суд над произведениями литературы, отражающими жизнь. Но, чтобы правильно оценить то или иное художественное явление, необходимо видеть его в обратной и прямой исторической перспективе, рассматривать произведение искусства или творчество писателя в историческом разрезе – от прошлого к будущему. Такая критика есть критика историческая. Этим именем Белинский называл свой критический метод.

Ближайшими последователями Белинского, разделявшими его взгляды на критику и на литературу, были как Некрасов, Тургенев, Герцен, Салтыков‑Щедрин и другие писатели, так и ведущие критики разных эпох: В. Н. Майков (1823–1847), Н. А. Добролюбов (1836–1861), Н. Г. Чернышевский (1828–1889).

В 1840‑е годы ненадолго блеснул критическим талантом В. Н. Майков. Критика, по его мнению, это «анализ», «суд над деятельностью», «справедливый и беспристрастный». Критик не только разрушает старое, но и создает новое. Очень часто именно под влиянием талантливого критика общество меняет свое мнение о художественном произведении или значении того или иного писателя.

Майков выступил с несколькими рецензиями‑статьями о творчестве Гоголя, Крылова, Кольцова, А. Плещеева, Ю. Жадовской, Тургенева и других. Он решительно защищал реальное направление в литературе и значительно жестче Белинского нападал на романтизм за его пристрастие к необыкновенности, за его «нежизненность». Выступая за реальное содержание литературы, Майков резко критиковал подражателей романтизма, которые после Гоголя пустились насаждать некий «неоромантизм», признаками которого критик считал «эксцентричность содержания», стремление изображать несуществующую жизнь и несуществующих людей. Наконец, Майков требовал четкой и конкретной мотивированности психологии и поведения героев. Если художник изображает необыкновенных людей и необыкновенные события, то он должен представить их результатом «причин» самых понятных и вполне обыкновенных. Систему Майкова, в основе которой лежит научный анализ художественных произведений, можно назвать аналитической или школой научного реализма.

В 1840‑е годы Белинскому приходилось отстаивать принципы своей критики и реализм в литературе не только в полемике с эпигонами романтизма, но и с писателями и критиками, которые извращали понятие «натуральная школа» и стремились увести литературу с реалистического пути. В 1840‑е годы критику низкопробной литературы и опошления литературного дела вслед за Пушкиным и писателями его круга продолжил Белинский, противниками которого стали Булгарин, Греч, О. Сенковский. Другой полемический адрес Белинского – славянофильский журнал «Москвитянин».

Как известно, до восстания декабристов в 1825 г. ни Н. И. Греч, ни Ф. В. Булгарин не были поборниками реакции. Более того, начиная с середины 1810‑х годов, Греч своим журналом «Сын Отечества» оказывал услуги будущим декабристам. И Греч, и Булгарин являлись членами «Вольного общества любителей российской словесности» и даже входили в его левое крыло во главе с Рылеевым и А. Бестужевым. «Издатель «Сына Отечества» – писал В. Г. Базанов, – в ту пору передовой журналист, фигурировавший в одном из доносов как приверженный деятель Союза Благоденствия…»[176]. Булгарин в своих изданиях высоко оценивал Крылова и Пушкина («Пушкина, – писал он в «Литературных листках», – по справедливости можно назвать первым поэтом нашего времени»[177]).

Два обстоятельства способствовали, с одной стороны, сближению Булгарина и Греча, а с другой, – перемене их общественно‑литературной ориентации. Греч и Булгарин начали «праветь» по мере выяснения политической физиономии декабризма и особенно после подавления восстания. Сближение же Греча с Булгариным началось еще раньше, в 1822 г., с появлением булгаринского «Северного вестника», на почве откровенного литературного предпринимательства. С этого времени постепенно начинает изменяться облик «Сына Отечества». Дальнейшее объединение произошло в 1824 г.: результатом союза «Сына Отечества» и «Северного вестника» явилась газета «Северная пчела». В ней окончательно утвердился утилитарный дух изданий Булгарина и Греча.

Утратив былой «либерализм», Булгарин вступает в полемику с «Мнемозиной» В. Кюхельбекера и В. Одоевского, упрекая их в излишнем любомудрии, в пропаганде Канта и Шеллинга, т. е. немецкой классической философии: «Не лучше ли посвятить «Мнемозину»», – спрашивает он издателей, – «такой философии, которая научает терпению, вежливости, усмиряет страсти, а не питает гордость и самолюбие»?[178]

В 1829 г. произошло формальное слияние журналов Булгарина и Греча: под общим названием «Сын Отечества и Северный Архив» стал выходить новый печатный орган. С этого времени Булгарин и Греч становятся в литературе неразъемной парой (Белинский упоминает о Грече «вкупе и в любе с Фаддеем и Венедитовичем»[179]). С этого же времени отношения между пушкинским кругом писателей, с одной стороны, и Булгариным и Гречем, с другой, становятся не только напряженными, но и враждебными. В 1840‑е годы Белинский вслед за Пушкиным и Н. И. Надеждиным[180]тоже стал решительным противником Булгарина и Греча. Главный предмет полемики – произведения Гоголя и писателей «натуральной школы».

Ведущие критики журналов и газеты «Северная пчела» Булгарин, Греч, Л. Ф. Бранд называли творчество Гоголя «грязным». Отрицательным оценкам подверглись «Физиология Петербурга» и другие сборники писателей «натуральной школы». Объектом критики стал и журнал «Современник». Булгарин выступил против правдивого изображения жизни социальных низов. Так, в альманахе «Наши, списанные с натуры русскими» был помещен очерк Башуцкого «Водовоз». Булгарин в «Северной пчеле» в полемических целях опубликовал очерк под названием «Водонос», в котором изобразил благополучную жизнь водоноса, скопившего в Петербурге «тысячу рублей капитала».

К продажным деятелям литературы Белинский относил, имея в виду продажность и беспринципность общественно‑литературной позиции, также А. Ф. Воейкова, с его журналом «Русский инвалид», объединяя его с Булгариным, Гречем и другими: «Где бы ни писали, в каком бы журнале ни помещали своих изделий и сколько бы ни получали за них г.г. Греч, Булгарин, Масальский, Калашников, Воейков, – они всегда и везде останутся теми же», т. е. «гениями Смирдинского периода словесности»[181].

Несколько иное положение занимал в публицистике и критике 1840‑х годов О. И. Сенковский. У О. И. Сенковского имелись действительные заслуги перед отечественной культурой. Он был крупным востоковедом, видным писателем и литературным критиком. Сенковский издавал журнал «Библиотека для чтения» (некоторое время его соредактором был Греч). По своим литературно‑критическим позициям Сенковский был близок к Булгарину и Гречу, но, пожалуй, его в большей мере отличали каприз, своеволие в литературных оценках, и притом беспричинно вкусовой критический подход в разборе литературных явлений.

Программа журнала Сенковского была очень широкой, и это привлекло к «Библиотеке для чтения» множество неискушенных в литературных делах читателей, вкусы которых не были ни достаточно развиты, ни достаточно взыскательны. Но именно это обусловило популярность журнала, достигшего значительных по тем временам тиражей (свыше 5000 экземпляров). Популярность журнала увеличивалась в 1830‑е годы еще и потому, что в нем печатались крупные писательские имена (Пушкин, Лермонтов, Бенедиктов, Н. Полевой, Даль и др.). Однако у Сенковского были два неисчезающих недостатка – отсутствие верного и безупречного эстетического вкуса и беспринципность. Сенковскому ничего не стоило поставить Н. В. Кукольника, писателя третьего ряда, на одном уровне с Гете, превознести довольно слабый роман Булгарина «Мазепа» и отвергнуть «Мертвые души» Гоголя, допустив при этом неуместные ерничество, насмешки, зубоскальство. Сенковский считал Вальтера Скотта «шарлатаном» и тем же именем «награждал» Шеллинга и Гегеля.

В 1840‑е годы авторитет журнала «Библиотека для чтения» начал падать, а имя Сенковского стало для русской публики одиозным. Писатель решительно расходился с общественным мнением, усилив нападки на творчество Гоголя, авторов «натуральной школы», называя их стиль «низким» и «грязным». Несколько лет спустя Н. Г. Чернышевский (как и А. В. Дружинин) отметит и «замечательные силы и знания», и энциклопедическую образованность Сенковского (Дружинин скажет о нем: «самый энциклопедически образованный ценитель тех времен»), и «проницательный ум и остроумие», но будет сожалеть о растраченном на мелочи таланте.

Что же касается славянофильского журнала «Москвитянин» (18411855), который возглавили сначала историк и писатель М. П. Погодин, а затем критик, публицист и писатель И. В. Киреевский, то он сразу занял воинствующую антизападническую позицию. Ведущим критиком «Москвитянина» в 1840‑е годы был С. П. Шевырев. Он одобрительно отозвался о «Мертвых душах» Гоголя, но возникшая полемика Белинского с «Москвитянином», выявила различие в понимании смысла произведения. Белинский делал упор на социальной, реально‑сатирической направленности «Мертвых душ», тогда как «Москвитянин» настаивал на общечеловеческом и глубоко эпическом (и вместе с тем благодушно комическом, лишенном сатирического жала) характере творения Гоголя, напоминающем в новое время древний античный эпос, свойственный поэмам Гомера.

Еще ранний Шевырев связывал критику с историей. Ему, например, принадлежит развитая впоследствии И. В. Киреевским мысль о «восходящем» движении творчества Пушкина, об органичности этого процесса. Эта идея легла в основу концепции о трех фазах развития русской литературы и даже триадной схемы исторического движения всей современной европейской культуры. Исторические воззрения уберегали Шевырева от абстрактности построений, прямолинейности, схематичности и скороспелости выводов. Его отличали аналитическая конкретность, интеллектуальная осторожность, стремление к объективности[182].

В 1840‑е годы Шевырев написал несколько замечательных книг, в том числе «Историю русской словесности, преимущественно древней». В этом сочинении сказались как сильные, так и слабые стороны литературных воззрений Шевырева, которые повлияли не только на его оценки текущей русской литературы, но и на оценки его сподвижников по журналу «Москвитянин».

В своих критических сочинениях Шевырев стоит за то, чтобы соединить науку с религией. Но, с его точки зрения, такое слияние науки возможно не со всякой религией, а только с православной, поскольку православие в отличие от католицизма Запада, не препятствует, а, напротив, покровительствует развитию науки. «Наука Запада, – пишет Шевырев, – принуждена была объявить мятеж против церкви, ее притеснявшей», тогда как «науке русской не нужно было восставать на церковь, под покровом и благословением которой она начала свой рост в русском народе. Отсюда ясно, что история и характер науки у нас иные, чем на Западе»[183]. «Наша история, – продолжает Шевырев, – есть дар нашей церкви»[184]. Стало быть, «основа и крепость бытия народного – вера». Четыре «стихии» – наука, «гражданская жизнь», искусство и вера, религия («божественная стихия») – в России сливаются идеально. «На земле, – утверждает Шевырев, – нет еще народа, который бы совершенно правильно олицетворял это отношение»[185]. Шевырев видит в этом не только своеобразие России, но высшую предначертанность ее исторического пути, которая выделяет Россию из всех стран мира и противопоставляет им. Именно это противопоставление дало основание причислить Шевырева к славянофилам. На самом деле он был достаточно осторожен.

Превознося быт и культуру Древней Руси, Шевырев сочувственно относился к «западным» реформам Петра I. По его мнению, «Петр явился впору»[186], и с Петра начался в России «период развития человеческой личности»[187].

Вместе с тем, в отличие от Запада, избравшего долю Марфы, Русь избрала долю Марии, «оставив домашнее служение со всею его суетою и прелестью, только слушала Слово Божие»[188].

Это различие между Западом и Россией проявилось, в частности, в том, что всякая возможность перенесения на русскую почву западной культуры несостоятельна, как заимствования русской литературы из западной. Действительно лишь общечеловеческое влияние, но обязательно очищенное «в Божественном».

Эти положения Шевырева были направлены против Белинского и реального направления в литературе. Дело в том, что, допуская изображение «черных сторон» российской действительности, Шевырев видел цель такого изображения в содействии целому народу «в исповеди». Иначе говоря, изображением «черных сторон» народ исповедуется в своих грехах и тем очищается. В этом Шевырев видел смысл творчества Гоголя, который обнажает недостатки с «горячим желанием исправить» их. Гоголь, описывая недостатки, не отрекается от народа, не ставит себя выше его, что может породить лишь клевету на народ. Нужно признать, что, несмотря на противоречивость позиции Шевырева, ему удалось верно передать субъективный замысел Гоголя, который, как известно, остро чувствовал эту тонкую нравственную грань, разделяющую страстное желание комического писателя избавить народ от скверны, очистить его и злобную клевету на него.

Анализируя после исторической стороны «Слова о полку» поэтическую сторону этого памятника, Шевырев утверждал, что общая направленность «Слова…» – движение «от поэзии вымысла к поэзии действительной жизни». Современники оценили замечательный труд Шевырева и вместе с тем отметили увлеченность ученого и критика «своими личными убеждениями», которые проявились во враждебных «выходках» против Европы[189]. Рецензент С. С. Дудышкин считал также, что мысль Шевырева о божественной стихии (религии) не может быть допущена в науку, равно как и мысль об особой провинденциальной миссии России в мире, указанной ей «перстом Божьим»[190].

Дальнейшая полемика литераторов – «западников» с литераторами‑славянофилами и сменившими их «почвенниками» падает уже на 1850‑1860‑е годы.

 

Основные понятия

 

Реализм, историзм, социально‑психологическая обусловленность, «критическое» направление в литературе, «натуральная школа», «физиологии», «физиологический очерк».

 

Вопросы и задания для самоконтроля

 

1. Дайте общую характеристику общественной и литературной жизни 40‑х годов, охарактеризуйте идейные и эстетические позиции «западников» и «славянофилов».

2. Определите картину противоречивых литературно‑эстетических тенденций 40‑х годов, взаимодействие и борьбу романтизма и реализма.

3. Опишите историю становления «натуральной школы», ответьте на вопрос: в чем причины популярности «физиологии» и каковы их жанровые воплощения в русской литературе?

4. Охарактеризуйте состояние русской литературной критики 40‑х годов, вклад В. Г. Белинского в развитие русской эстетики и критики.

5. Подготовьте рефераты «Эстетические и литературно‑критические проблемы на страницах славянофильских публикаций 40‑х годов»; «История создания, композиция и принципы воссоздания действительности в двух «Физиологиях Петербурга» и «Петербургском сборнике»».

6. Подготовьте рефераты «Образы русских крестьян в прозе и поэзии «натуральной школы»», «Образы городского дна в произведениях писателей «натуральной школы»», «Социально‑психологические типы «Физиологии Петербурга»».

7. Подготовьте реферат на тему «Влияние принципов «натуральной школы» на творчество И. С. Тургенева (или И. А. Гончарова, А. И. Герцена) 40‑х годов».

8. Напишите небольшое исследование на тему ««Петербургский текст» в «натуральной школе»»; «Оппозиция «Петербург – провинция» в творчестве писателей «натуральной школы»».

9. Напишите небольшое исследование на тему «Философско‑антропологическая проблематика и «поэзия мысли» в повестях и романах А. И. Герцена 40‑х годов».

10. Подготовьте материал к теме «Эпоха 40‑х годов в литературных воспоминаниях П. В. Анненкова и книге мемуаров А. И. Герцена «Былое и думы»».

 

Литература

 

Анненков П. В. Литературные воспоминания. М., 1983.+

Егоров Б. Ф. Очерки по истории русской литературной критики середины XIX в. Л., 1973.* +

Жук АА. Сатира натуральной школы. Саратов, 1979.+

Кулешов В. И. «Отечественные записки» и литература 40‑х гг. XIX в. М., 1959.+

Кулешов В. И. Натуральная школа в русской литературе XIX века. М., 1965.*

Манн Ю. В. Диалектика художественного образа. М., 1986.

Манн Ю. В. Утверждение критического реализма. Натуральная школа. В кн.: Развитие реализма в русской литературе. М., 1972. Т. 1.*+

«Натуральная школа» и ее роль в становлении русского реализма. М., 1997.+

Цейтлин А. Г. Становление реализма в русской литературе (русский физиологический очерк). М., 1965.*

Чичерин Б. Н. Москва сороковых годов. М., 1997.*

Щукин В. Русское западничество сороковых годов XIX века как общественно‑литературное явление. Краков, 1987.+

 

 

Глава 6

А. И. Герцен (1812–1870)

 

Творчество Герцена приходится на 1840–1860‑е годы. Среди своих современников – писателей, составивших славу русской литературы XIX в., – Герцен занимает особое место. Его замечательный писательский талант проявился не только в его художественном творчестве, но также – и в такой же значительной степени – в его философской и политической публицистике, составляющей большую часть его литературного наследия. В России середины XIX в. Герцена знали не столько как писателя, сколько как крупного общественного деятеля и политического идеолога «левого» толка, коротко знакомого едва ли не со всеми ведущими представителями оппозиционных либеральных и революционных кругов Европы того времени. Сегодня интерес к Герцену‑идеологу заметно угасает. Между тем, собственно художественное творчество Герцена не может быть понято в отрыве от его историософских концепций и политических идей, изложенных в многочисленных публицистических очерках, очерковых циклах, эссе и статьях, которые, в свою очередь, по энергетическому накалу и стилистическому блеску, по яркости, образности языка нисколько не уступают его художественным произведениям.