Формы правления: монархия и республика

По мысли Т. Пейна, государство создаётся исключительно с целью оберегать людей, их свободу и безопасность, обеспечивать осуществление на практике их прав, как естественных, так и гражданских. В связи с данными установками, это государство должно во всём соответствовать своему высокому предназначению, что во многом зависит от формы правления, существующей в той или иной стране. Для Пейна существуют две основные формы: монархия и республика. Нетрудно заметить, что в основе их различия лежит принцип образования правительства: в первом случае мы имеем дело с передачей власти по наследству, во втором – с выборной представительной системой[82]. Вместе с тем, рассматривая вопрос о предпочтительной форме правления, Пейн уделяет достаточно внимания особенностям и принципам возникновения и функционирования обеих.

В своих памфлетах «Здравый смысл» и «Права человека» просветитель подробно останавливается на вопросе о монархии. Прежде всего, он делает акцент на факте общей «неестественности» королевской власти, подчёркивая, что, несмотря на тезис о равенстве всех людей от природы, «существует <…> различие, для которого нельзя подыскать ни естественной, ни религиозной причины: это разделение людей на монархов и подданных»[83]. Изначально такого не было, в связи с чем возникает необходимость выяснить истоки нарушения первоначального равенства и того, «как появился на земле человеческий род, столь превознесённый над всеми остальными»[84].

Пейн сразу же отметает все возможности божественного происхождения королевской власти, обращаясь за аргументами к Священному Писанию, конкретно – к истории евреев времён Ветхого Завета (как пишет В.В. Согрин, Пейн прибегал к библейским аргументам в частности из-за религиозности американцев[85], очевидно, стремясь сделать свои доказательства ещё более убедительными). Первоначально царей не было ни у одного народа, затем они появились у язычников (например, в Древнем Египте), у которых в какой-то момент этот обычай решили позаимствовать евреи, обратившиеся с соответствующей просьбой к пророку Самуилу. Тот воспротивился, однако Бог велел ему исполнить просьбу своего народа и дать им царя. Пейн весьма жёстко и однозначно оценивает желание евреев иметь над собой монарха: это был большой грех[86], фактически они пошли против Бога, который, согласно Писанию, был категорически против самого принципа монархического правления и видел в происходящем очередное предательство со стороны своего народа[87]. Более того, кощунство евреев по отношению к Богу проявилось даже на уровне титула, поскольку «считалось грехом присваивать этот титул (царя. – М. Я.) кому-либо, кроме царя небесного»[88].

Таким образом, Пейн убедительно показывает, что божественное происхождение королевских династий – всего лишь миф, противоречащий Библии и воле Бога, в то время как апологеты монархии, ссылаясь также на Священное Писание, пытаются доказать прямо противоположное. Следовательно, по логике просветителя, все царствующие роды – никто иные как нарушители заповедей Бога, что уже делает существование монархии неприемлемым.

Отвергая божественность происхождения монархий, Пейн приводит куда более приземлённые и менее почётные источники королевской власти – «или по жребию или по выбору или по узурпации»[89].

Общая проблема существования королей дополняется и усугубляется также «злом престолонаследия»[90]. Для Пейна это абсолютно неприемлемо, прежде всего, с этической точки зрения; он полагает, что «наследовать власть – значит наследовать народ, словно стадо овец и коров»[91], а рассматривать людей как имущество совершенно невозможно, поскольку никто не может владеть другим человеком как вещью. Престолонаследие вдобавок является всё тем же нарушением естественного равенства людей, так как «ни у кого не может быть прирождённого права давать своей семье преимущество перед всеми другими»[92] в вопросе управления обществом. При этом Пейн допускает (в случае появления монарха по выбору или жребию) заслуженность почестей в адрес какого-то одного конкретного человека со стороны своих современников, однако «его потомки могут быть вовсе недостойны наследовать их»[93] по своим качествам и способностям. Одновременно указывается на неправомерность одного поколения распоряжаться судьбой своих будущих потомков, то есть давать согласие на то, чтоб последними продолжала править та семья, которая была возведена на трон до них. Такое положение дел есть не что иное, как отчуждение прав последующих поколений на самостоятельное решение об установлении наиболее подходящей для них власти.

Наравне с чисто философскими доводами против наследования престола для Пейна не менее важными являются обстоятельства более практического характера, связанные со сложностями, которые могут возникнуть при передаче власти. Главная проблема состоит в том, что престолонаследие далеко не всегда влечёт за собой восшествие на трон человека достойного, способного мудро руководить страной и заботиться о своём народе; наоборот, оно часто «открывает дорогу глупым, дурным и неспособным»[94] людям. Такие монархи, убеждённые в своей исключительности, не желающие знать заботы окружающего их мира и собственных подданных, «быстро наглеют»[95] и превращаются в самое настоящее бедствие для своей страны. Ещё одно негативное последствие – передача власти несовершеннолетнему наследнику, следствием чего становится назначение регента, который может творить любое беззаконие, прикрываясь именем короля. Другая крайность – преклонный возраст правящего монарха, по причине которого тот не в состоянии адекватно исполнять свои обязанности, что также ведёт к проблемам в стране[96].

Наконец, развивая далее свою философско-политическую концепцию, Пейн категорически заявляет, что «всякая наследственная власть есть по природе своей тирания»[97]. Это проистекает из того обстоятельства, что в монархических государствах власть принадлежит одному лицу, то есть королю, царю и т.д., и его воля – закон для всех. Такая ситуация часто ведёт к притеснению народа, нарушению его прав, следствием чего являются восстания и беспорядки[98]. Вдобавок к несчастьям собственной страны короли часто приносят беды соседним государствам, то есть втягивают их в войны. Пейн убеждён в том, что главная причина войн – именно монархи с их ненасытной, провоцирующей агрессию жаждой завоеваний, славы, богатств и т.д., в республиках же всё обстоит по-другому, они по природе своей более миролюбивые[99], в то время как «монархия и престолонаследие покрыли кровью и пеплом не только то или иное королевство, а весь мир»[100]. На наш взгляд, данные утверждения о степени воинственности республики и монархии чересчур наивны и являются явным преувеличением, поскольку история знает немало примеров далеко немиролюбивых государств с немонархической формой правления (можно вспомнить Древний Рим времён республики).

Таким образом, Пейн даёт институту монархии весьма жёсткую и бескомпромиссную оценку. В свете всего вышеописанного нам представляется справедливым мнение Б.С. Громакова, согласно которому «через все работы Пейна красной нитью проходит его ненависть к монархии, наследственной власти как системе правления»[101]. Сам Пейн, аргументируя свою точку зрения, последовательно доказывает, что монархия по сути своей порочна, так как её принципы нарушают буквально все права человека и ведут лишь к пролитию крови и страданиям всех вокруг. Вдобавок, это форма правления, «против которой свидетельствует слово божие»[102].

Абсолютно противоположные суждения Пейн высказывает по поводу второй формы правления, основанной на представительстве, которое является, согласно его теории, «правильной системой правления»[103].

Как и в случае с критикой монархии, просветитель при обосновании справедливости республики в определённой степени строит свои доказательства на библейской основе. Он утверждает, что до рокового требования евреев дать им царя их форма правления «была своего рода республикой, управляемой судьёй и старейшинами племен»[104].

Согласно определению Пейна, республика – это «правление, учреждаемое в интересах общества и осуществляемое в его интересах, как индивидуальных, так и коллективных»[105]. Таким образом, именно республику можно рассматривать как наиболее совершенную форму правления, поскольку, как следует из мыслей просветителя, она выполняет те задачи государства, ради которых оно и создаётся. Республика имеет в своей основе принцип суверенитета народа[106] (а не какой-то одной личности или группы лиц), который и выражается в способе формирования правительства – избрании представителей общества в органы власти на определённый срок, причём в число избранных непременно должны попадать самые способные и талантливые люди, которые лучше всего могли бы обеспечивать процветание народа; такое правительство формируется на основе принципов Разума, уверен Пейн[107]. Если получится, что избранные станут злоупотреблять своими полномочиями во вред тем, кто их делегировал во власть, то народ может просто сместить неугодных представителей и избрать новых[108]; тем самым исключаются все проблемы, возникающие в подобной ситуации в монархических государствах, где смена неугодной власти сопровождается куда большими трудностями. Параллельно отметается всякая возможность восстаний, так как, в соответствии с вышеописанным, у народа есть более мирная, законная альтернатива – перевыборы правительства.

Республика способствует наибольшему сохранению прав человека, а при падении «республиканских добродетелей наступает рабство»[109]. Для Пейна это очевидно, ведь представительство для него основывается на равенстве прав[110], как гражданских, так и естественных, всех членов общества, где каждый имеет право голоса при избрании тех, кто будет представлен в правительстве. Если этот принцип равенства прав нарушить или уничтожить, то в итоге получится либо ситуация, где права ограничены, либо может родиться столь ненавистная просветителю монархия, при которой формирование власти вообще находится вне компетенции народа.

Таким образом, Пейн первоначально видел в республике панацею от всех бед и неурядиц общества. Разумеется, такой подход является чересчур упрощённым, выглядящим идеально лишь в теории. В конце концов, под давлением реальности, представшей в частности в виде новообразованных США, Пейн понял, что неоправданно идеализировал республику, веря, что она всегда будет гарантом прав и свобод[111]; но об этом подробнее мы скажем ниже.

Отдельно стоит упомянуть, как Пейн смотрит на право народа изменять не устраивающую его форму правления самым радикальным способом, то есть совершать революцию. Отправной точкой является постулат о народном суверенитете – поскольку народ путём заключения общественного договора устанавливает у себя правительство, следовательно, он также «обладает исконным неотъемлемым правом упразднить любую форму правительства, которую он найдёт неподходящей, и учредить такую, которая отвечает его интересам, склонностям и счастью»[112]. Итак, революция для Пейна – явление благотворное и законное, если для этого созданы условия в виде несправедливого государства. Данная концепция будет очень важна в свете рассмотрения аргументов в пользу отделения североамериканских колоний от Британии.

Однако право на революцию не было всеобъемлющим и неограниченным – пределом являлся момент установления республики, то есть народовластия. Ведь если народ решит уничтожить созданную им республику, то получится, что он свергнет народовластие, что будет выглядеть несколько странно[113].

Подводя итог, можно согласиться с некоторыми исследователями, к примеру, Л.Н. Гончаровым[114] и Н.М. Гольдбергом[115], говорившими о противопоставлении Пейном республики и монархии. Первой просветитель воздавал почести, всячески превозносил её, приписывая все политические добродетели; вторую беспощадно обличал и не видел в ней ничего, кроме орудия угнетения и деспотии, средством уничтожения которой является революция.

 

Английская монархия

Помимо монархии и республики Пейн выделяет третью форму правления, имевшую в своей основе черты двух других; это – так называемое «смешанное правление», которое, как известно, получило наибольшее развитие в Англии. В конце XVIII в. британский политический строй – конституционная монархия – восхвалялся многими мыслителями и общественными деятелями, в том числе и американскими, которые видели в нём идеал, образец сбалансированности различных элементов, обеспечивающий права и свободы народа[116]. Первым, кто отверг и раскритиковал подобный взгляд на английскую монархию, был Пейн[117]. Причины тому разные; на наш взгляд, немалую роль сыграла общая ненависть просветителя к Англии как метрополии североамериканских колоний, причинявшей им значительный ущерб. Разумеется, нельзя сбрасывать со счетов и общую философско-политическую концепцию Пейна. Некоторое дополнение вносит А.Л. Сагалова, которая обращает внимание на связь биографии просветителя с его взглядами и пишет, что в молодости он терпел нужду, в связи с чем «Британия запечатлелась в его сознании как страна, где человек низкого социального происхождения, даже при наличии у него определённых дарований, был лишён возможности занять достойное место в жизни»[118]. Кабы то ни было, Пейн выносит «смешанному правлению» Англии не менее суровый приговор, чем монархии.

Как мы помним, королевская власть может быть установлена тремя путями: или по жребию, или путём избрания, или в результате узурпации. В случае Англии имел место последний вариант – в 1066 г. Вильгельм Завоеватель, о котором Пейн отзывался весьма нелицеприятно[119], захватил страну. С тех пор сменилось несколько династий, однако сам факт узурпации, от которого ведёт начало королевская власть, распространяющаяся на всю Британию, никто не отменял. Другими словами, английская монархия порочна и не соответствует идеалу Пейна.

Вся английская политическая система зиждилась на так называемой конституции, которая в реальности представляла собой не классический свод основных законов под одной обложкой, а набор разрозненных хартий, судебных решений, парламентских биллей и т.д.[120] Особое место среди них занимал так называемый Билль о правах, принятый в 1689 г. в результате Славной революции и установивший чёткое разграничение функций короля и парламента, которое существовало и в конце XVIII в. Именно ввиду широких полномочий парламента многие апологеты английской политической системы и давали ей положительные оценки. Пейн же стремился развенчать этот миф, сосредоточившись на критике конституции Британии.

Прежде всего, Пейн заявляет, что в Англии «никакой конституции нет и не было»[121], поскольку существующая власть в этой стране была установлена не самим обществом через договор, следовательно, конституция в том смысле, в каком её понимает просветитель, появиться не могла и только ждёт своего часа, а все «акты, изданные в Англии ранее, не заменяют подлинной конституции и фактически обрекают народ на бесправное существование»[122]. Однако, несмотря на столь, казалось бы, необычное заключение, Пейн подвергает критическому анализу то, что звалось в его время «английской конституцией»; другими словами, он рассматривает государственную систему Британии, главным образом, место короля и парламента в ней.

Конституция Англии делится Пейном на три составные части, являющиеся «порочными остатками двух древних тираний, к которым примешаны кое-какие новые республиканские элементы»[123]. Первая часть – монархия в лице короля, вторая – аристократия в лице Палаты пэров, третья – Палата общин, избираемая народом; первые две, как нетрудно догадаться, наследственны и не зависят от народа, то есть враждебны ему[124]. Пейн категорически отметает популярное положение о так называемом взаимном сдерживании и равновесии этих трёх сил в государственной системе Англии, утверждая, что центром её является король[125]. Ведь именно от монарха зависит раздача должностей и пенсий, да и сам парламент был когда-то создан не в силу права народа избирать и давать какие-либо властные полномочия, а по разрешению короля[126]. Разумеется, нельзя не учитывать то обстоятельство, что парламент, в частности Палата общин, имеет широкую компетенцию по такому немаловажному вопросу как налогообложение, однако вместе с этим король может отвергать другие законопроекты, выдвигаемые парламентом[127].

Просветитель отнюдь не идеализирует английский парламент и не видит в нём гаранта полной защиты прав народа. Палата пэров вообще не имеет никакого отношения к простым людям, так как основа её – наследственная аристократия. К Палате общин, хоть она и является выборной, у Пейна тоже достаточно претензий. Это проистекает из особенностей избирательной системы его первой родины, в которой можно увидеть много ограничений и нелогичных положений. Прежде всего, в Англии в то время не существовало всеобщего равного избирательного права, что, разумеется, было для Пейна неприемлемо. Этот недостаток базировался на ограниченности и произвольности формирования корпуса избирателей, куда зачастую попадали люди недостойные, а честные англичане лишались права участвовать в политической жизни своей страны[128]. Могло быть и так, что какой-нибудь захудалый городок, к примеру, Сарум, «где не найдётся и трёх домов, имеет двух депутатов, а городу Манчестеру с населением свыше 60 тысяч человек не дозволено послать ни одного»[129]. Существовали также так называемые «гнилые местечки» – небольшие деревни и городки, в которых голосами весьма немногочисленных избирателей распоряжались местные лендлорды, тем самым обеспечивая своим креатурам место в Палате общин. Разумеется, что сформированная таким образом нижняя палата парламента вовсе не отвечала тем высоким требованиям, какие мог предъявлять к ней Пейн.

Итак, Пейн усматривает в государственном устройстве Британии и в её конституции множество недостатков, вместе с тем, однако, оговариваясь, что в других странах дела обстоят куда хуже. Данная критика английской политической системы впоследствии была использована просветителем для обоснования правомерности отделения Америки и др.

 

Религия и церковь

Рассматривая теоретические концепции Пейна, нельзя обойти вниманием его религиозные взгляды, а также то, как он видел взаимоотношения церкви и государства.

Почти все историки единогласно признают Пейна деистом, в то же время отмечая, что воспитание в семье квакеров, разумеется, оставило след на его мировоззрении[130]. Наиболее подробно он представил свои религиозные воззрения в труде «Век разума». Заявляя, что он верит «в единого бога»[131], первопричину всего в мире[132], просветитель одновременно отрицает свою принадлежность к любой из существующих религий и церквей, начиная от всех течений христианства и заканчивая иудаизмом. «Мой собственный ум – моя церковь», – заявляет Пейн[133], всецело полагаясь в вопросе веры на силу собственного разума. При этом он, опираясь на право свободы совести, отнюдь не возводит в абсолют свою веру, допуская существование других религий.

Одновременно Пейн подвергает суровой критике христианство и Библию. Мы не будем подробно останавливаться на том, что писал просветитель по данному вопросу, поскольку это не входит в нашу задачу; ограничимся лишь краткими замечаниями. Пейн не рассматривает христианство как религию божественного откровения, считая её систему всецело человеческим творением[134]. Он отрицает тот факт, что Иисус Христос – Сын Божий, не верит в его воскресение[135]; вместе с тем он не ставит под сомнение историчность личности Иисуса[136] и оценивает как его духовные качества, так и учение весьма высоко, называя Его «добродетельным и привлекательным человеком», проповедовавшим истинно благородную нравственность[137]. Более того, Христос для Пейна – «доблестный реформатор и революционер»[138], бросивший вызов иудейским фарисеям и распятый за это. Что касается Библии, то здесь просветитель категорически против того, чтоб называть её словом Божьим[139]; это относится как к Ветхому Завету, в котором содержится огромное количество непристойностей и жестокостей[140], так и к Новому Завету, история создания которого для Пейна весьма неясна, вследствие чего он не видит в нём ничего божественного и авторитетного[141].

Итак, христианство видится просветителю в достаточно негативном свете. Вместе с тем, отвергая для себя все религии и будучи деистом, Пейн вполне положительно оценивал некоторые стороны других верований, считая, что «все религии по природе своей благостны и милосердны и неотделимы от устоев нравственности»[142], учат добру и справедливости и в целом благотворно влияют на человеческую природу. И здесь мы можем видеть некоторое противоречие Пейна самому себе; но с другой стороны, он имеет в виду исключительно моральное учение религий, но не вопрос об их истинности, и это касается христианства в том числе, а учение Христа, как говорилось выше, импонировало Пейну. Следовательно, можно предположить, что в качестве обоснования милосердия христианства он рассматривает Новый Завет; Ветхий Завет никак не мог быть руководством к нравственности.

Однако, как отмечает Пейн, вся миролюбивость религий вмиг пропадает, стоит только появиться такой вещи как государственная церковь[143]. Он был настроен по отношению к духовенству и тем религиозным учреждениям, которые они представляли, весьма негативно. Не видя в них ничего морального и соответствующего своему высокому предназначению – служению Богу, он называет их «человеческим изобретением, предназначенным для того, чтобы запугивать и порабощать человечество, монополизировать власть и доходы»[144]. Другими словами, он не видит никакой связи истинного Бога с любой из церквей как организацией, созданной людьми, вдобавок указывая на то, что многие священнослужители вообще не имеют веры в ту религию, которой служат, а делают это исключительно ради заработка.

Союз же церкви и власти лишь усугубляет эту ситуацию. Образно и колко называя государственную церковь мулом[145], появляющимся на свет в результате такого союза, Пейн считает её деструктивной силой, способной лишь на гонения, и помехой благоденствию народов, в качестве примеров приводя Испанию с её инквизицией и Францию после отмены Нантского эдикта. Таким образом, мы можем ясно видеть, что официальная религия и соответствующая ей государственная церковь категорически отвергаются Пейном, он выступает за отделение церкви от государства[146]. За этим явно стоит желание просветителя, во-первых, сохранить религию в её первозданной чистоте, чтобы она способствовала проявлению лишь положительных черт человеческой натуры; во-вторых, избежать губительного влияния того самого мула, рождённого в результате союза государства и религии.

 

Подводя общий итог всему вышесказанному, можно отметить, что перед нами вполне сформировавшаяся, обоснованная, стройная социально-политическая концепция, главными чертами которой были демократичность, революционность и републиканизм. Основное внимание в ней Пейн сосредотачивает на рассмотрении вопросов политики, в частности, на возникновении и обязанностях государственной власти, суть которых состоит в защите прав и свобод народа. На основании данного тезиса просветитель развивает учение о формах государства, однозначно критикуя монархические режимы и противопоставляя им республиканское представительство; в последнем Пейн долго видит средство разрешения всех проблем общества. С позиций этих построений Пейн рассматривает и оценивает происходящие в североамериканских колониях Британии события конца XVIII в., то есть Войну за независимость и становление политической и социальной системы в США.