Период «последних могикан» Белого дела (1920—1922гг. )

На формирование политического курса белых правительств в значительной степени влияла быстротечность событий, резкие перемены положения как на фронте, так и в тылу. После военных поражений, в конце 1919 — начале 1920 г, началась своеобразная эволюция диктаторских режимов в сторону большей «либерализации», поиска «союза с общественностью». Так, 4 сентября 1919 г. адмирал Колчак объявил о созыве Государственного земского совещания (некоторого «прообраза» Национального собрания), в котором предполагалось иметь представительство от земств, городов, волостей, от Совета «съезда торговли и промышленности», от казачества, учебных заведений и т.д. Аналогичное отступление от принципа единоличной диктатуры произошло и на Юге, когда в феврале 1920 г. Деникин заявил о формировании «Южно-русского правительства», отчетного перед Верховным кругом Дона, Кубани и Терека. К Кругу должна была перейти вся гражданская власть на Юге России, а за Деникиным оставались только полномочия главы вооруженных сил. Гибель адмирала Колчака, эвакуация деникинской армии из Новороссийска в Крым, отставка самого Деникина оставили эти планы неосуществленными²³.

Особого внимания заслуживают программы Белого движения по государственному устройству России после «победы над большевизмом». Лозунги белых «эволюционировали» от защиты Учредительного собрания («Конституция генерала Корнилова», январь 1918 г.) до провозглашения Верховным правителем России представителя династии Романовых (Приамурский Земский Собор, июль 1922 г.)²⁴.

В период своих наибольших успехов в 1919 г. Белое движение окончательно отказалось от идеи реставрации Учредительного собрания в его прежней форме. Представителей «демократической контрреволюции» к этому времени, по существу, отстранили от активной политической жизни как в Сибири, после переворота 5 ноября 1918 г., так и на Юге России, где левоцентристский «Союз возрождения России» сохранил некоторое влияние только в органах земского и городского самоуправления. Решение вопроса о государственном устройстве предполагалось возложить на «Национальное» («Народное», «Поместное») собрание, созванное на новой основе.

Созыв такого собрания считался приемлемым на принципах не столько партийно-политического, сколько сословного и профессионального представительства. Вот как об этом заявлял Колчак: «Я избегаю называть Национальное Собрание Учредительным Собранием, так как последнее слово слишком скомпрометировано... Вместо Учредительного собрания (имеется в виду 1918 г,— В. Ц.) собралось партийное, которое запело «Интернационал» и было разогнано матросом. Повторение такого опыта недопустимо. Вот почему я говорю о созыве Национального собрания». Близкой моделью Национального собрания можно считать представительство, принятое на приамурском Земском соборе: министры правительства, главы православных епархий и других конфессий, представители армии и флота, депутаты от сельских обществ, атаманы казачьих войск, лидеры профсоюзов, кооператоры, ректоры высших учебных заведений²⁵.

На белом Юге предполагалось ввести в состав подобного Собрания и представителей национальных государственных образований. Северозападное правительство планировало, в случае взятия Петрограда, созвать временное Областное собрание, которое могло бы определить дальнейший порядок управления в «Петроградской области». Созыв Национального собрания, тем не менее, не должен был означать автоматическое устранение приоритета исполнительной власти перед представительной. В целях укрепления государственного порядка и достижения политической стабильности предполагалось сохранить на определенное время сложившуюся к 1919 г. систему распределения власти, а созванное Собрание должно было бы утвердить формы и функции временной диктатуры²⁶.

Конкретные проекты создания будущих структур власти, активно разрабатывавшиеся белыми правительствами в 1919 г., имели различия, обусловленные региональной спецификой. В белой Сибири, например, предполагалось продление полномочий Омского Совета министров, провозглашенного уже Российским правительством. На Юге, еще в 1917—1918 гг., представителями казачьих войск Дона, Кубани, Терека, Астрахани и горского правительства началось образование Юговосточного союза — конфедеративного объединения казачества и горских народов с едиными органами управления. После заявлений в течение 1918—1919гг. казачьих правительств о своем подчинении командованию Добровольческой армии стало возможным использовать Юговосточный союз в качестве своеобразной первоосновы будущей российской государственности.

Вопросам «окончательного конструирования государственной власти» было уделено основное внимание на проходившей в июне-октябре 1919г. Южно-русской конференции²⁷. К этому времени армии Колчака были оттеснены за Урал, но части ВСЮР и Северо-западная армия Юденича еще вели наступление на Москву и Петроград, поэтому деятели южнорусского Белого движения считали себя вправе разрабатывать общероссийские проекты государственного устройства. Верховному Правителю России в Проектах конференции по-прежнему отводилась роль диктатора.

Тщательно прорабатывался план создания «Высшего Совета» (аналог Государственному Совету Российской империи). В него предполагалось ввести как лиц, назначенных Правителем, так и «выборных» от казачьих, областных органов, земств и городов. Высший Совет должен был представлять лишь законосовещательную власть, а исполнительная вертикаль, возглавляемая Верховным правителем, опиралась бы на Совет министров — орган, призванный заменить Особое совещание при Главкоме ВСЮР. В состав правительства предполагалось ввести представителей казачества и отдельных национальностей, считалось, что их участие в Высшем Совете и правительстве удовлетворит стремления казаков и народов Юга России к самостоятельному представительству в будущих структурах государственной власти²⁸.

История последнего периода Белого движения в России в 1920—1922 гг. отражает изменения в проектах государственного устройства Белого движения, обусловленные изменившимися условиями борьбы. Белые, пытаясь удержаться на окраинах русского государства, о новом «походе на Москву» уже не говорили. Правитель Юга России генерал Врангель, стремившийся на «последней пяди русской земли», в Крыму, создать своего рода «опытное поле», заявлял: «Не триумфальным шествием из Крыма к Москве можно освободить Россию, а созданием хотя бы на клочке русской земли такою порядка и таких условий жизни, которые потянули бы к себе все помыслы и силы стонущего под красным игом народа». Об этом же на заседаниях Приамурского национального съезда (сентябрь 1922 г.) говорил и Правитель края генерал М.К. Дитерихс: «Основание власти — Приморская область... уходить из Приморья нельзя. Здесь нам Бог дал этот кусочек земли, чтобы мы могли выдержать экзамен, нам назначенный судьбой и Провидением Божиим, выдержать его в полной мере и доказать, что мы действительно сохранили в себе всю силу интеллигентных русских руководителей»²⁹.

Очевидно, что эволюция внутренней политики Белого движения 1920—1922гг. диктовалась необходимостью обновления социального состава белого лагеря, получения поддержки со стороны крестьянства, вовлечения в движение окраинных народностей. Считалось, что если удастся закрепиться на «крайних рубежах русской земли», то и без «похода на Москву» можно будет дождаться скорого падения советской власти из-за ее «разложения» изнутри, крестьянских восстаний, экономической разрухи и т.д.

Политическая жизнь последних белых режимов характерна стремлением к укреплению принципа военной диктатуры. Сокращение занимаемой территории, отход от борьбы многих политических групп и партий, считавших Белое движение уже безнадежно проигравшим, сужение в сравнении с 1919 г. масштабов борьбы за власть — все это приводило к усилению единоличной роли белых вождей, будь то генерал Врангель, атаман Семенов, барон Унгерн или генерал Дитерихс. Но проведение демократических преобразований в условиях неограниченной единоличной власти, исключающей политическую борьбу («левая политика правыми руками»), становилось невозможным, так как для реализации «новой» политики у белых режимов уже не оставалось ни времени, ни сил, ни пространства.

Стихия гражданской войны исключала для белых возможность основательной проработки и реализации экономических планов и программ. Тем не менее следует признать, что политика белых правительств неизбежно обращалась к поиску наиболее действенных, эффективных путей стимулирования сельского хозяйства, промышленности, транспорта и торговли, к обеспечению и расширению социальной опоры в борьбе с большевизмом.

Так, в аграрной политике признавалась необходимость идти на возможно более широкие уступки крестьянству. В «Записке о направлении аграрной политики» (Омск, февраль 1919г.), в «Декларации» от 26 марта 1919 г. Омский Совет министров отмечал, что крупное частновладельческое землевладение «отжило свой век и... должно уступить свое место крестьянству, без опоры на которое немыслимо никакое будущее российского государства», для чего предполагалось создание такой опоры в виде «крепких мелких трудовых крестьянских хозяйств, владеющих землей на праве частной собственности и свободных от принудительной опеки общины». Проведение развернутой аграрной программы, однако, считалось преждевременным, и Омское правительство ограничилось принятием отдельных законов, в частности, закона от 31 марта 1919г. «Об обращении во временное заведывание государства всех частновладельческих земель, захваченных крестьянами». Крестьяне-«захватчики» получали статус арендаторов казенных земель, а собранный урожай считался их собственностью³⁰.

Аналогичные земельные законы издавались и на Юге. В «Декларации» Деникина о земле (март 1919 г.) также говорилось, что основой будущей России станут хозяйства крестьян-собственников, увеличенные за счет частичного отчуждения частновладельческих земель. Провозглашалось сохранение права собственности на землю, а «захватчики» получали право длительной аренды с уплатой бывшим владельцам или государству 1/3 урожая зерновых 1919г. и 1/5 части урожая будущего, 1920 года. Обобщенно позиция белых режимов по земельному вопросу в 1919г. сводилась к трем принципам, высказанным Деникиным: «Обеспечение сельскохозяйственного производства, сохранение принципа собственности и, по возможности, меньшее нарушение сложившихся в деревне взаимоотношений». Окончательное разрешение аграрных проблем призвано было осуществить будущее Национальное собрание³¹.

Если разработка общероссийского аграрного законопроекта в Омске так и не состоялась, то на белом Юге комиссией под председательством начальника управления земледелия проф. А.Д. Билимовича и начальника управления юстиции В.Н. Челищева подобная работа была завершена к ноябрю 1919 года. Все губернии и уезды Европейской России предполагалось разделить на пять категорий, в зависимости от плотности населения и обеспеченности землей. Для каждой категории определялись размеры участков, сохраняемых за бывшими владельцами. Проект предусматривал развитие «высокотоварных хозяйств за счет более интенсивного труда, а не за счет дополнительного наделения землей». Утверждение этого законопроекта, одобренного Деникиным, намечалось сразу же после «освобождения Москвы», даже до созыва Национального собрания³².

Однако Колчак телеграммой из Омска от 23 октября 1919г. наложил запрет на разработку «сепаратной» аграрной политики. Политика «непредрешения» в земельном вопросе, таким образом, не сработала ни в Сибири, ни на Юге России, и белые не получили в период наступлений достаточной поддержки со стороны крестьянства, что явилось одной из главных причин ослабления Белого движения в этих регионах. Что касается земельного законодательства Северо-западного правительства, то здесь министром земледелия П.А. Богдановым было провозглашено «сохранение земельных отношений, которые имели место к приходу белых войск», то есть фактически защищались земельные «захваты»³³.

Еще более радикальными были законодательства Временного управления Северной области (ВУСО), а также казачьих областей. ВУСО земельным законом от 31 декабря 1918 г. закрепляло все «расчистки» (освоенные земли казенных лесных угодий и неудобий) за крестьянами, причем размеры наделов не могли превышать 11 десятин, а распределение земли ставилось под контроль земства. В земельном законе Всевеликого войска донского, принятого Большим войсковым кругом 7 сентября 1918 г., предусматривалась неприкосновенность земель станичных юртов, войсковых, надельных и купленных при содействии Крестьянского поземельного банка. В войсковой земельный фонд безвозмездно, в пользу малоземельных хозяйств, отчуждались помещичьи и все другие земли, ранее вымежеванные из войскового фонда. Особо оговаривалось, что иногородние могут быть уравнены в правах с казачеством при условии их участия в «противобольшевистской борьбе» и службе в белой армии. Из аналогичных положений исходил принятый Кубанской законодательной радой 2 сентября 1919 г. «Закон о земле в Кубанском крае»³⁴.

Таким образом, очевидно, что в своей аграрной политике Белое движение не стремилось к реставрации прежних поземельных отношений. Проекты, предполагавшие возврат «захваченных» земель помещикам, например, проект деникинского министра земледелия
В.В. Колокольцева (июнь 1919 г.), безоговорочно отклонялись. Однако бывшие владельцы нередко игнорировали не выгодные им правительственные постановления, навязывали крестьянам собственное их толкование. Имевшие место факты возвращения помещиков и их попытки силой восстановить свои права на землю, с одной стороны, противоречили белому законодательству и, с другой, — свидетельствовали о слабости, безразличии и неисполнительности местной администрации³⁵.

На последнем этапе Белого движения, в 1920—1922 гг., подход к решению земельного вопроса заметно радикализировался. Примером подобного «нового курса» стала земельная политика Правительства Юга России. 25 мая 1920 г. Врангелем были утверждены законы, в соответствии с которыми все земельные угодья оставались в «распоряжении обрабатывающих их хозяев», независимо от того, на каком праве это «распоряжение» основано. Таким образом, узаконивался «захват» крестьянами помещичьих земель после 1917 года. Земли закреплялись в полную собственность крестьян после выплаты государству ежегодно, в течение 25 лет, 1/5 части среднего для данной местности урожая зерновых. Прежним владельцам оставлялись земли только в тех размерах, которые были установлены уездными и волостными земельными советами, избиравшимися самими крестьянами³⁶.

В белых Крыму и Забайкалье в 1920—1921 гг. генералом Врангелем и атаманом Г.М. Семеновым предпринимались попытки возрождения Всероссийского крестьянского союза. «Опору на крестьянство» должна была обеспечить и новая, разработанная в белом Крыму, система выборов в волостное земство³⁷.

С серьезными трудностями сталкивались белые правительства также в решении задач хозяйственного и продовольственного обеспечения своего тыла. Ни декларированная деникинским и колчаковским правительствами «свобода рынка», ни отмена хлебной монополии, введенной еще в 1917 г., не способствовали несмотря на высокий урожай 1919 г. преодолению разницы цен на промышленные товары и продовольствие. Крестьянин придерживал зерно и другие продукты, ожидая более выгодную рыночную конъюнктуру. В Ростове-на-Дону, например, в ноябре 1919 г. цена аршина ситца составляла 120 руб., пуд сортового железа стоил 200 руб., тогда как пуд пшеницы — всего 90 рублей. Для снабжения фронта и тыла деникинское правительство вынуждено было ввести так называемый военный сбор (обязательную поставку 5 пуд. зерна или зернофуража с каждой засеянной крестьянами десятины). Однако в условиях отсутствия хозяйственной стабильности и необходимого доверия к власти закупочные цены «повинностного хлеба» оказывались ниже рыночных в 5—10 раз, поэтому белым оставалось рассчитывать только на принудительный характер поставок³⁸.

Еще в конце 1918 — начале 1919 г. белые правительства, провозглашавшие в своих декларациях и приказах полную свободу рынка, были вынуждены отказаться от политики «фритредерства» и вводить определенные ограничения. В частности в мае 1919 г. в Сибири и в ноябре 1919 г. на Юге были приняты законы об уголовной ответственности за спекуляцию³⁹. Подобного рода вмешательство государства в экономику предпринималось и позже — это касается введения на Юге и в Сибири многочисленных косвенных налогов, акцизов, государственной монополии на соль, сахар и т.д. Но такие меры не давали ощутимого эффекта и зачастую ограничивались лишь призывами к «единству фронта и тыла» и угрозами спекулянтам.

Положение товарного рынка, деятельность кооперативных организаций, финансовая политика и другие особенности хозяйственного положения белого тыла могут быть предметом специальных научных анализов и разработок.

В «рабочем вопросе» Белое движение не выдвигало развернутых программ. Отчасти это объясняется отсутствием на территории белых промышленно развитых регионов, за исключением Урала и Донбасса. Смысл всех деклараций сводился к «необходимости восстановления промышленности и повышения производительности труда». Лишь после этого считалось возможным введение 8-ми часового рабочего дня, социального страхования, повышение зарплаты и т.д. Омское правительство решение рабочих проблем выделило в компетенцию специально созданного министерства труда. Правительство Юга считало, что профсоюзы должны исключить из своей работы всякую политическую борьбу, а их деятельность должна сводиться лишь к «беспристрастному решению возникающих споров между рабочими и работодателями»⁴⁰.

Большинство профсоюзов занимало по отношению к Белому движению пассивно-нейтральную позицию, в то же время часть рабочих организаций активно поддерживала белых, участвуя в создании военных подразделений на Юге России (дружины инженера Кирсты в Киеве и Одессе), на Урале (части, состоявшие из рабочих Ижевского и Боткинского оружейных заводов)⁴¹.

Тяжелым было положение промышленности в районах, занятых белыми. В Донбассе на ряде шахт к августу 1919г. среднемесячная добыча угля упала по сравнению с довоенным уровнем на 85%. Практически не удалось добиться подъема производства на уральских заводах⁴². Оживление промышленности в обстановке товарного дефицита, спекуляции, безудержного роста цен и инфляции было невозможно без значительной государственной поддержки, на что у белых правительств не было необходимых сил и средств.

Одним из важных аспектов общеполитического курса белых являлась их национальная политика. Ее исследование позволяет несколько скорректировать устоявшуюся в отечественной историографии точку зрения на господство в Белом движении лозунга восстановления «Единой, неделимой России» любой ценой. Хотя таковой и провозглашался, предполагалось предоставление отдельным народам достаточно широкой автономии, но, безусловно, в пределах единого государства.

В декларации от 21 мая 1919 г. Колчак отмечал, что готов принять «решения, связанные с судьбой национальных группировок: Эстонии, Латвии, Литвы, кавказских и закаспийских народностей, и рассчитывает на быстрое решение этих вопросов, так как Правительство уже теперь обеспечивает автономные права национальностей». Тогда же было заявлено о признании независимости Польши и Финляндии. Северо-западное правительство признало независимость Эстонии, несмотря на преждевременность этого акта, по мнению Колчака⁴³.

Выступая за единство России, деникинское правительство также допускало образование отдельных автономий. На Северном Кавказе в 1919г. Кабарда, Осетия, Ингушетия, Чечня и Дагестан были выделены в особые автономные округа. Они должны были управляться «избранными народом правителями», при которых создавались особые Советы из наиболее авторитетных лиц. В их компетенцию передавались дела местного управления и хозяйства, сохранялись шариатские суды и право шариата. При штабе Главноначальствующего Тереке-Дагестанским краем генерала И.Г, Эрдели вводилась должность «советника по горским делам», избираемого на всекавказском горском съезде. В Чечне, Осетии, Дагестане, а также в Закаспийской области, вошедшей в состав Терско-Дагестанского края, белая власть опиралась на представителей местной знати, лояльно настроенных к русской администрации (Чеченский национальный комитет, Народный съезд Осетии, Всетуркестанский мусляхат в Закаспии и др.). Терское казачество, сохраняя свои самостоятельные структуры управления (Верховный круг, правительство, власть атамана), уравнивалось в правах с горскими народами, предполагалось также произвести отчуждение части казачьих земель в пользу горцев, сражавшихся в рядах белой армии⁴⁴.

Однако политика деникиыского правительства в этом регионе не достигла своих целей. Проявленные в ходе мобилизации в белую армию насилия со стороны командования вызвали восстания в Чечне и Дагестане (сентябрь 1919 — март 1920 г.). В ходе борьбы с повстанцами добровольческая администрация предпринимала бесплодные попытки преодолеть вражду между терским казачеством, поддержавшим белых, и горцами, принявшими сторону местных националистов и большевиков. Это противоборство продолжалось вплоть до разгрома белых частей красными войсками на Северном Кавказе.

Сложными были и отношения с Украиной. Не признавая образования «самостийного» государства, Деникин считал возможным для Украины лишь введение «культурной автономии» (обращение «К населению Малороссии»). Отрицалось любое сотрудничество с правительством Украинской народной республики; ее глава,
С. Петлюра, был объявлен вне закона, было запрещено преподавание украинского языка в государственных учебных заведениях⁴⁵.

Для разрешения национальных проблем предполагалось использовать все то же «областное устройство», учитывающее национально-культурные особенности Юга России. При Особом совещании с января 1919 г. над этим работала специальная «Комиссия по национальным делам» во главе с проф. А.Д. Билимовичем. И все же крайняя запутанность национальных отношений, резко обострившихся после распада единой империи, делала практически безрезультатными попытки Белого движения выступить в качестве «умиротворяющей» силы в межнациональных конфликтах и стала еще одной причиной слабости белого тыла в 1919 — начале 1920 года.

Белые режимы 1920—1922гг., пытаясь избежать ошибок и просчетов предшествующих лет, корректировали свои программные установки, а поскольку пространства, им подвластные, сужались до размеров небольших регионов, то и их программы по национальному вопросу также приобретали заметную региональную специфику.

Так, принцип «единой, неделимой России» стал уступать место принципу «федерации». Врангель в беседе с председателем Национального украинского комитета И. Маркотуном заявлял о своей готовности «содействовать развитию национальных демократических сил». В сентябре-октябре 1920г. Правительство Юга России предпринимало попытки заключения союза с представителями бывшего Горского правительства, в частности, с внуком имама Шамиля — офицером французской службы Саид-беком, на основании признания федерации горских народов. В необычных формах проводил национальную политику «великий батор», «ван» Монголии барон
Р.Ф. Унгерн-Штернберг. Приняв буддизм и заключив союз с правителем Монголии, Унгерн считал возможным «возрождение России» в «союзе с Японией», «совершив поход объединенных сил желтой расы» на советскую Россию и далее — на запад, с целью «восстановления монархий во всем мире». Аналогично генерал А.Н. Пепеляев (Якутия, 1922—1923гг.) рассчитывал при поддержке местного населения — якутов и тунгусов — предпринять освободительный поход в Сибирь⁴⁶.

В исследовании Белого движения важно особо выделить взаимоотношения белых режимов с «союзниками»— странами Антанты и другими государствами. В советской историографии утверждалось мнение, что Белое движение полностью зависело от поддержки иностранных государств, и даже разделение Белого движения на этапы определялось порядковой нумерацией «походов Антанты». В обоснование этого приводились «данные» о внушительных размерах финансовой и военной помощи белым, делался вывод об «антинародном», определяемом Антантой характере Белого движения. В действительности масштабы иностранной поддержки Белого движения были весьма скромными, и не они определяли содержание и динамику белой борьбы.

Так, ввод «союзных» войск в Архангельск (август 1918 г.) имел целью, как провозглашалось официально, «охрану складов иностранного военного снаряжения и техники» в связи с опасением, что они могут попасть в руки немцев, с которыми Советская Россия заключила к этому времени мир. Ввод войск был согласован с Мурманским краевым советом. Верховное правление Северной области в декларации от 20 июля 1918г. заявило о «полной поддержке России Англией, Францией и Америкой». Скоро, однако, цели интервенции изменились и вместо охраны военного имущества главным намерением «союзников» становится установление контроля над самими белыми режимами. Так, Северо-западное правительство было образовано в мае 1919г. фактически под прямым давлением англичан. Помощь продовольствием, снаряжением и медикаментами оказывалась различными международными обществами и организациями, подобными «Русско-британскому братству», «Красному кресту» и т.д.⁴⁷.

Поддерживая то или иное белое правительство, «союзники» всегда исходили исключительно из своих собственных внешнеполитических интересов. К середине 1919г., после окончания мировой войны, масштабы их «помощи» ставились в прямую зависимость от военных успехов белых армий. После же очередного провала наступления белых в конце 1919г. правительство Д. Ллойд-Джорджа, вопреки требованиям военного министра У. Черчилля, предпочло отказаться от поддержки «бесперспективного» Белого движения⁴⁸. А от генерала Врангеля, сменившего Деникина на посту главкома ВСЮР, английские представители в Константинополе в ультимативной форме потребовали прекращения борьбы с советской властью. Прямого участия в вооруженных столкновениях с войсками красных «союзники» избегали и практически не принимали. Тем не менее их участие в российской «смуте» давало большевикам повод обвинять своих противников в предательстве национальных интересов и отсутствии патриотизма. Последний период Белого движения (1920—1922 гг.) практически полностью прошел без поддержки со стороны «союзников». Лишь два государства — Франция, предполагавшая создание своего рода «буфера» против Советской России из стран так называемой Малой Антанты (Польши, Чехословакии, Румынии), и Японии, исходившая из собственных экономических и территориальных интересов на Дальнем Востоке, еще продолжали сотрудничать с белыми правительствами.

В то время как некоторые белые политики, особенно политики-либералы, деятели Русского политического совещания в Париже, рассчитывали на обширную помощь от вчерашних «союзников», постоянно говорили о необходимости «общемирового» фронта в борьбе с большевизмом, упрекая при этом лидеров Белого движения в «недостаточном демократизме», военные скептически смотрели на перспективы «союзнической» помощи, убеждаясь в том, что «своекорыстная» политика Антанты дает очень небольшой эффект⁴⁹. Сами же фронтовики — солдаты и офицеры белых армий — оценивали поддержку «союзников» негативно, в связи с тем, что большая часть иностранного вооружения и обмундирования оставалась на складах, в портах, а до фронта доходила малая их часть, да и то несвоевременно.

Что же касается «помощи» со стороны «братских славянских государств», то после чехословацкого мятежа на отношения с ними белые смотрели с надеждой не только как на союз против большевиков, но даже как на основу «будущей конфедерации славянских народов, с Россией во главе союза»⁵⁰. Примечательно, что даже сам Верховный правитель России был признан «дефакто» только Югославией. Но в направлении реализации этих надежд дело не пошло и ограничилось лишь призывами и речами.

Заключение

Подводя итог, остановимся на основных причинах поражениях Белого движения. Начатое кадровыми офицерами, добровольцами, составившими ядро белых армий, оно объединило представителей различных социальных слоев российского населения. Белое движение не выражало интересов одного класса или одной партии. Белые в своих программах исходили из патриотической идеи сохранения России как «великой, единой и неделимой» империи, верной «союзническому» долгу, из идеи борьбы за освобождение страны от «диктатуры большевиков» и возврата России на эволюционный путь реформизма. Идеи подобного демократического реформирования отражали программы белых правительств по переустройству России.

Для Белого движения был неприемлем вызванный войной и революциями распад империи, неприемлем «пролетарский интернационализм», потеря государственности и духовно-культурного наследия исторической России.

Предпринятые белыми армиями Колчака, Деникина и Юденича в течение 1919 г. три больших, но нескоординированных наступления на Центр России, были остановлены и потерпели поражение. Период 1920—1922 гг. завершился разгромом и отступлением остатков белых армий на Юге России и на Дальнем Востоке, и вооруженная борьба с советской властью закончилась. Военное поражение белых показало, что в гражданской войне могла одержать победу только та сторона, которая пользовалась преимущественной поддержкой со стороны населения, пусть даже подобная поддержка основывалась на силе и страхе. Белое движение такой поддержки не получило, и в этом — главная причина его поражения.

Первоначальный кадровый состав белых армий не смог обеспечить решающего превосходства над большевиками. Приходилось расширять социальную базу движения, искать поддержку, в первую очередь, среди крестьянства, составлявшего большинство населения России. Однако крестьянство, основной источник пополнения воюющих армий и обеспечения их продовольственными и другими ресурсами, было, в основной своей массе, равнодушно к провозглашаемым лозунгам «спасения Отечества». Свое отношение к белой власти оно строило, главным образом, на сравнении с действиями большевиков, поэтому в тех районах, где политика советской власти не затронула интересов крестьян (Сибирь, Север России, Дальний Восток), на белых смотрели лишь как на власть, которая требует от деревни хлеба, людей, денег, практически ничего не давая взамен. «Непредрешение» аграрного вопроса, вплоть до последнего периода в истории Белого движения, мобилизации и реквизиции усиливали недовольство крестьян, были причиной многочисленных волнений, лишавших белые тылы столь необходимой в борьбе с большевиками стабильности.

Слабости белого тыла были также следствием пассивного отношения части городской интеллигенции и чиновничества к участию в работе управленческих и других административных структур, создававшихся белыми властями. Наличие «внутренних» фронтов (конфликты с казачеством, особенно на Кубани, выступления националистов на Украине и Северном Кавказе, крестьянские восстания, партизанские и подпольно-подрывные действия) также было в числе основных факторов, ослаблявших вооруженную борьбу Белого движения.

Стратегическое положение белых, занимавших периферийные районы страны, где не было достаточно развитой промышленности и сети железных дорог, давало в этом отношении явное преимущество красным. Следует также подчеркнуть значительный перевес Красной армии, постоянно увеличивавшейся численно и набиравшей опыт военных действий.

Наконец, следует отметить отсутствие серьезной помощи со стороны «союзников», что также явилось одной из причин поражения Белого движения. Правительства послевоенной Европы были погружены в разрешение внутренних проблем, и неоднократные обращения белых правительств о необходимости более масштабной поддержки, как правило, игнорировались. Белое движение потерпело военное поражение, и остатки белых армий вынуждены были оставить пределы России. Начинался новый, зарубежный этап Белого движения.

Список использованной литературы

Гражданская война и военная интервенция в СССР. Энциклопедия. М. 1987, с. 61; История гражданской войны в СССР. 1917—1922гг. Т. 3. М. 1957, с. 174; ИОФФЕ Г.3. Крах российской монархической контрреволюции. М. 1977; Великий Октябрь и защита его завоеваний. Кн. 2. Защита социалистического Отечества. М. 1987, с. 5-16; АЛЕКСАШЕНКО А.П. Крах деникинщины. М. 1966, с. 3-4, и др.

2 ЗИМИНА В.Д. Белое движение в годы гражданской войны. Волгоград. 1998; КАРПЕНКО С.В. Крах последнего белого диктатора. М. 1990; ФЕДЮК В.П. Белые. Антибольшевистское движение на юге России. 1917—1918гг. М. 1996;

УШАКОВ А.И., ФЕДЮК В.П. Белый Юг. Ноябрь 1919 — ноябрь 1920. М. 1997; ДЕРЯБИН А. Белые армии в гражданской войне в России. М, 1994; ВЕНКОВ А.В. Донское казачество в гражданской войне. 1917—1920. Ростов н/Д. 1992; Белое дело. Избранные произведения. В 16-ти кн. М. 1993—1997; Коммунистический режим и народное сопротивление в России. 1917—1991 гг. М. 1997; и др.

ПАЛАМАРЧУК П. Крестный путь русской армии генерала Врангеля. — Грани, 1992, с. 165; БОРТНЕВСКИЙ В.Г. Правитель Юга России. — Ленинградский Университет, 1990, №№ 28—30; ВОЛКОВ С. Смысл и значение Белой борьбы. В кн. Октябрь 1920-го. Последние бои Русской армии генерала Врангеля за Крым. М. 1995, и др.

БОРДЮГОВ Г.А., УШАКОВ А.И., ЧУРИКОВ В.Ю. Белое дело: идеология, основы, режимы власти. Историографические очерки. М. 1998; ТОРМАЗОВ В.Т. Белое движение в гражданской войне. 80 лет изучения. М. 1998; ГОЛОВИН Н.Н. Российская контрреволюция в 1917—1918 гг. Кн. 5. Париж. 1937, с, 23, 47-48; Российский государственный военный архив (РГВА), ф. 40308, оп. 1, д. 69, л. 1; д. 72, л. 1; ДЕНИКИН А.И. Ук. соч. Т. IV, с. 84; КРАСНОВ П.Н. Всевеликое Войско Донское. — Архив русской революции, Берлин, 1922, т. V, с. 209; РГВА, ф. 39499, оп. 1, д. 13, л. 68; д. 64, л. 5-6; МАРУШЕВСКИЙ В.Е. Белые в Архангельске. Л. 1930, с. 63, 92-93, 164.