Период наибольших успехов (1919г.)

В 1919 г., после крупных военных успехов, в преддверии казавшейся близкой победы над большевиками, определилась потребность в выработке общероссийской официальной программы. Но к концу года фронты белых были прорваны и отброшены Красной армией, а их планы и намерения рухнули. Попытки разработок конкретных программ и их реализации белыми правительствами состоялись, по существу, лишь на последнем этапе Белого движения — в 1920—1922 годах. В противоположность лидерам «демократической контрреволюции» (Уфимская директория, Комитет членов Учредительного собрания, Временное сибирское правительство), принципиально отрицавшим любую форму единоличного правления как «возврат к старому режиму» и допускавшим только власть «олигархии», лидеры Белого движения основой режима считали военную диктатуру.

Главком ВСЮР генерал Деникин так определял цели диктатуры: «Свергнуть большевиков, восстановить основы государственности и социального мира, чтобы создать... необходимые условия для строительства земли соборною волею народа». Аналогично оценивал значение диктатуры В.В. Шульгин: «Добровольческая армия, взявшая на себя задачу очищения России от анархии, выдвинула как непреложный принцип твердого управления диктаторскую власть. Только неограниченная, сильная и твердая власть может спасти народ и восстановить развалившуюся храмину государственности». Колчак не без патетики утверждал, что в условиях гражданской войны приоритет исполнительной власти неизбежен: «Меня называют диктатором, пусть так, я не боюсь этого слова... Как Сенат Древнего Рима в тяжкие минуты государства назначал диктатора, так Совет Министров Российского государства в тягчайшую минуту нашей государственной жизни... назначил меня Верховным Правителем». От политиков власть переходила к военным: «Военная диктатура. Всякое давление политических партий отметать. Всякое противодействие власти справа и слева карать», — отмечалось в приказе Деникина от 14 декабря 1919 г. (здесь и далее даты даны по старому стилю)¹⁴. В действительности принцип военной диктатуры воплощался далеко не повсеместно и не в полной мере, даже назначение Колчака Верховным правителем России произошло фактически с санкции Омского Совета министров. В казачьих областях единоличное правление не было безусловным — казачьи парламенты, войсковые круги и рады ограничивали власть своих атаманов. Это особенно проявилось на Кубани и привело в ноябре 1919г. к «кубанскому действу», своеобразному «мини-перевороту», после которого наиболее радикальная часть депутатов была арестована, а краевая конституция была изменена в сторону усиления власти атамана и правительства¹⁵. На белом Юге принцип диктатуры проводился более жестко — здесь отсутствовали какие-либо законодательные структуры, а работа Особого совещания при Главкоме ВСЮР систематически контролировалась Деникиным. Номинальной была власть Юденича, так как замыкалась исключительно на командовании «войсками Северо-Западного фронта», реальная же власть принадлежала правительству во главе с С.Г. Лианозовым, совмещавшим в одном лице посты председателя Совета министров, министра иностранных дел и финансов. По-разному проявлялись и характеры, личностные качества самих «диктаторов». Если Колчак чуждался политики и на заседаниях Совета министров нередко присутствовал лишь как формальный руководитель, то «диктатор белого Крыма» генерал П.Н. Врангель самолично контролировал работу подведомственного ему аппарата¹⁶.

Несмотря на кажущуюся незыблемость диктаторской власти в белом лагере, объединившем в своих рядах представителей почти всех политических группировок России начала XX в., большую роль играли и внутриполитическая борьба и закулисные интриги. До сих пор мало исследованными остаются деятельность отдельных политических партий, групп и структур Белого движения, их отношение к власти, расчеты на тех или иных лидеров. Показателен в этом плане пример белого Юга, а именно — противоборство между либеральным Национальным центром, представители которого имели большинство в деникинском правительстве, и правоцентристским Советом государственного объединения России (СГОР), выдвигавшем в противовес Деникину кандидатуру Врангеля на пост Главкома ВСЮР. Подпольные группы Национального центра в Петрограде и Москве планировали организовать свои правительственные структуры сразу же после занятия столиц белыми. Правда, представляется сомнительным, чтобы эти подпольные «центры» смогли бы в подобном случае взять полноту власти в свои руки, не имея достаточного авторитета ни на белом Юге, ни на Северо-Западе в сравнении с политиками, которые уже работали в белогвардейских правительствах¹⁷.

Изучение организации и деятельности губернской, уездной, волостной администрации, органов земского и городского самоуправлений в 1918—1919 гг. осложнено отсутствием где-либо специально выделенного комплекса архивных источников, значительной их рассредоточенностью по местным архивам. Исследование же только центральных органов власти, без обращения к местному уровню, не дает полноценного представления о специфике внутренней жизни белых Сибири и Юга, ведь недостатки и слабость именно местного управления стали одной из основных причин «развала» белого тыла. При быстрых перемещениях фронта восстановление административных структур, особенно в районах, переживших не одну смену власти, было крайне затруднено. На Украине, например, где с 1917 по 1919г. режимы сменялись около 10 раз, отношение к любой власти было настороженным и подчас враждебным, и здесь белогвардейской администрации приходилось опираться в основном на крупные губернские и уездные центры. В Сибири же действие местного административного аппарата к концу 1919г. фактически ограничивалось только пределами зоны Транссибирской железной дороги¹⁸.

Порядок управления на местах в период 1918—1919 гг. отражал все тот же принцип преобладания исполнительных структур власти, бюрократии над представительными органами местного самоуправления. В Сибири центральная власть опиралась на управляющих губерниями, подотчетных Министерству внутренних дел, хотя органы местного самоуправления, кооперативные союзы имели большую хозяйственную самостоятельность. Казачьи войска Сибири, Дальнего Востока и Урала сохраняли свое автономное управление¹⁹.

На белом Юге практиковалось введение так называемого областного устройства. Новые административно-территориальные образования — «области» — объединяли несколько губерний, близких территориально и сходных по экономическому и национальному укладу. В течение 1919г. было учреждено три таких области — Новороссийская, Киевская и Харьковская, а также Тереке-Дагестанский край со статусом области. Каждая «область» управлялась Главноначальствующим с полномочиями, во многом аналогичными Главкому ВСЮР, но, конечно, в пределах своей области. При Главноначальствующем создавался Областной совет, куда входили как, представители губернской и уездной администрации, так и деятели земского и городского самоуправлений. «Областное устройство» предполагалось: постепенно распространить на всю территорию России²⁰.

Губернская администрация в составе Советов при губернаторе имела представителей местного самоуправления. На уездном же уровне вся власть сосредоточивалась у начальника уезда. В селах и волостях власть передавалась органам сельского управления, волостным старшинам и сельским старостам, деятельность которых контролировалась начальником уезда или уездным комендантом (в прифронтовой полосе). Волостное земство избранное по законам Временного правительства в 1917 г., не восстанавливалось, ликвидировались и все органы советской власти.

Белой администрации остро не хватало опытных чиновников, хотя в назначения на основные должности им всегда отдавалось предпочтение перед «общественными деятелями», выдвинувшимися лишь благодаря своему «политическому прошлому». Многие представители «общественности» и сами не стремились работать в реакционной, как им казалось, системе государственного управления, уклонялись от сотрудничества с «бюрократией». Эти недостатки местной власти, а вовсе не ее «недемократичность» явились причиной слабости белого тыла²¹.

С другой стороны, неустойчивость белого фронта не давала местным властям гарантий стабильной, эффективной работы. В ряде районов Юга и Сибири, в условиях развернувшегося повстанческого движения власть на местах зачастую либо вообще отсутствовала, либо старалась не проявлять себя, поскольку это грозило конфликтами с местным населением. Более стабильной была власть краевых правительств, например, Верховного управления Северной области (ВУСО), а также в казачьих областях. Здесь она опиралась на местные законы, учитывавшие специфику края, на собственные властные органы — центральные (круги, рады, правительства) и местные (станичные атаманы, волостные, станичные сходы). Здесь не было недостатка в кадрах, поскольку низовой аппарат был тесно связан с местным населением, меньшим было и отчуждение населения от власти. Казачьи конституции, их органы самоуправления, структуры верховной власти признавались неизменными и в проектах будущего государственного устройства России²².