Feel Myself Fall, Make A Joke Of It All - 5

*

К списку раздражающих факторов и неудобств добавляется еще и то, что когда Луи ложится подремать в день Рождества, то оказывается на аллее за магазинами, как обычно голый и под ярким дневным светом.

Он проникает в одно из зданий через окно с тем же тяжелым ощущением нежелания, с которым большинство людей выполняют рутинную работу по дому или телефонные звонки. Ему везет… хотя везение – довольно относительное понятие, когда дело касается Луи, но, все же, ему везет, что здание, в которое он вломился, оказывается магазином одежды, и его хозяин, кажется, закрылся на обеденный перерыв. Так что подобрать подходящий костюм и быстренько смыться получается проще простого.

Взлом, проникновение и мелкое воровство. Обычный день его гребаной жизни.

Когда Луи возвращается на главную улицу, ему требуется несколько секунд, чтобы осмотреться, и… это же Холмс Чаппел, с его безошибочно узнаваемыми извилистыми дорожками, большим количеством деревьев и редкими пешеходами. Еще один прыжок к Гарри, сюрприз-сюрприз… Кажется, вселенная обожает измываться над ним.

К этому моменту Луи уже успел достаточно много раз побывать в этой деревеньке, - и по собственному желанию, и по воле метафизической непредсказуемости, - так что он с легкостью может в ней ориентироваться. Вот только он не поворачивает на север, в сторону леса за домом Гарри. Вместо этого он продолжает без какой-либо особенной цели шагать на восток. Сегодня он просто не готов встретиться с Гарри, независимо от того, в каком возрасте тот появится. Не сейчас, когда у Луи в голове полная каша.

С этой частью города Луи уже не так хорошо знаком. Во время своих визитов он ограничивался либо той маленькой полянкой у ручья, либо домом Гарри… или в более контролируемых случаях пекарней, пабом и магазином. А теперь он оказывается рядом с одноэтажным зданием, которое напоминает местную начальную школу, о чем свидетельствуют большие окна и квадратная прилегающая игровая площадка, засаженная травой и усеянная разноцветными лазалками и качелями. Периметр окружает аккуратная живая изгородь, которая удерживает три дюжины малышей в ограниченном пространстве, позволяя им носиться друг за другом, но оставаться под наблюдением воспитателей.

Луи внимательно изучает взглядом детей, полагая, что раз он переместился в это время, то, может быть, он сможет найти Гарри в числе учеников. И вскоре он действительно замечает кудрявую макушку. Гарри в одиночестве качается на качелях. И он очень, очень маленький. Его волосы отливают золотом под солнцем, а выражение лица серьезное и сосредоточенное. Он должен выглядеть одиноким, когда сидит на игровой площадке без крутящихся вокруг него друзей, но каким-то образом кажется совершенно довольным.

И тут, словно грузовик на полной скорости, в сознание Луи влетает давно позабытое воспоминание; момент, в котором был этот самый двор и эти самые качели, и мальчик, который смеялся вместе с Луи и любил раскрашивать. Этот самый мальчик.

Луи поворачивает голову вправо и видит еще одного маленького мальчика, стоящего за оградой игровой площадки и заканчивающего застегивать пуговицы на слишком тесном для него плаще. Затаив дыхание, Луи наблюдает, как дежурный воспитатель отчитывает этого второго мальчика и заставляет пройти на площадку. И как этот мальчик подходит к первому ребенку.

Маленький Гарри без колебаний принимает младшую версию Луи, широкой улыбкой демонстрируя, что рад новой компании. Малыш Луи представляет собой весьма странное зрелище: он как минимум на два года старше всех остальных детей, и одет только в плащ, даже обуви нет, но взрослый Луи помнит, что Гарри практически не задавал вопросов по этому поводу. Он просто качается на качелях рядом с Луи. Они на пару взлетают до головокружительных высот, а потом Луи цепляет нового знакомого ногой, а Гарри только смеется и смеется.

А потом звенит школьный звонок, и все меняется: маленький Гарри бежит в класс, а маленький Луи возвращается в свое время.

Взрослый Луи еще долго таращится на пустую игровую площадку, размышляя. Осознавая. Вспоминая.

Мальчик на качелях вырастет и станет мальчиком в очереди, который превратится в мальчика на сцене. Он будет взрослеть и меняться, но эта черта… это тепло, очарование и способность легко принимать людей – это навсегда останется постоянным. Гарри всегда будет самым лучшим человеком из всех, кого Луи когда-либо знал.

*

Раньше Луи думал, что вселенная решила, будто Гарри должен стать для него своего рода подарком, источником постоянства и доверия. И Гарри прекрасно справился с этой ролью. Он, черт побери, превзошел все ожидания, которые когда-либо были у Луи относительно дружбы.

Но теперь Луи кажется, что, может быть, он упустил общую картину.

На запрос «Гарри Стайлс + Луи Томлинсон» Google выдает миллионы картинок. Кадры с выступлений, фотографии папарацци, официальные фотосеты и фанатские коллажи, на которых Гарри и Луи стоят рядом во всех возможных ситуациях. Руки друг у друга на плечах; соприкасающиеся на столе для подписания автографов локти; задевающие ухо губы во время перешептываний на сцене – все эти моменты запечатлены на камеру в различном качестве за три года их взаимоотношений.

Но они рассказывают только половину истории.

Потому что некоторые из этих Луи на фотографиях не должны были там находиться. Некоторые Луи на два или три года старше, они переносились из будущего, чтобы прикрыть исчезновения Луи из настоящего. И, листая картинки, Луи невольно замечает, что именно к этим версиям его самого Гарри наклоняется чуть ближе, не может удержаться и не прошептать что-нибудь им на ухо или просто таращится на них. Когда рядом находятся более взрослые воплощения Луи, Гарри стоит чуть-чуть прямее и сияет чуть-чуть ярче.

Так что, может быть, вселенная хотела, чтобы Луи тоже стал подарком для Гарри. Может быть, время продолжает постоянно возвращать Луи в жизнь Гарри, потому что ему тоже отведена какая-то роль? Возможно, Луи должен помочь Гарри сформироваться и стать тем человеком, которым ему суждено быть?

И… и, наверное, для Луи этого будет достаточно. Путешествия во времени – та еще заноза в заднице, но они привели Гарри к нему… и его к Гарри. И если Луи предначертано умереть в возрасте сорока семи лет, он хочет, чтобы его жизнь имела хоть какое-нибудь значение. Чтобы у этой идиотской болезни была веская причина.

Возможность узнать и полюбить Гарри Стайлса – этой причины было бы вполне достаточно.

*

- Ты – любовь всей моей жизни.

Сердце Луи – бутылка эксклюзивного марочного шампанского, встряхнутая, открытая и фонтанирующая во все стороны воздушными шипучими пузырьками.

Эти слова невероятно далеки от того, что он ожидал услышать, начиная этот разговор. Луи просто хотел извиниться, объяснить все и наконец наладить отношения между ними. Он пришел к выводу, что нет смысла и дальше скрывать свои чувства… попытки сделать вид, что он не влюблен в Гарри, никуда его не привели, только сделали еще несчастнее. Он рассудил, что абсолютная честность поначалу вызовет неловкость, но облегчит мучительное чувство вины, которое грызет его изнутри. И в конце концов полная открытость приведет к той самой нерушимой связи, которая уже существует между Гарри и старшими версиями Луи и которой сам Луи безумно завидует.

Жизнь приучила его нацеливаться очень низко.

Потому что теперь… он целует Гарри. Совершеннолетнего, абсолютно трезвого и полного энтузиазма Гарри, который отвечает на поцелуй, и… господи-боже, это чертовски приятно. Это превосходно. И Луи полный идиот, потому что он мог так сделать куда раньше сегодняшнего вечера.

Гарри любит его. Гарри всегда его любил. Гарри целовал взрослого Луи и любил взрослого Луи, потому что он целовал этого Луи, целует его сейчас, и… все немного запутано. Но Гарри любит его. И Луи тоже любит этого мальчишку, очень-очень сильно.

Его сердце – шампанское. Разум – шампанское. Пальцы, губы, язык – везде шампанское, везде шипят и оседают приятные пузырьки.

Им нужно много чего обсудить… некоторые из тем Луи даже хочет обсудить. Но чрезвычайно сложно мыслить здраво, когда Гарри прижимается губами к нежному участку на шее Луи, прямо под правым ухом, и оставляет засос, от которого в мозгу Луи происходит яркая вспышка, и он теряет абсолютно весь словарный запас.

Гарри бормочет что-то про «показать» и «научить», но его слова трудно расшифровать, потому что он и в куда менее волнительные моменты мямлит нечленораздельно, а сейчас, ко всему прочему, его губы не отрываются от кожи Луи. Но это неважно. Ничто не имеет значения для Луи, кроме прикосновений, поцелуев и наличия этой чудесной комнаты в японской гостинице.

Секс с Гарри это… в нем есть и все шокирующее волнение от первого секса с новым человеком, вся та дрожь и перехваченное дыхание от осознания, что наконец-то в твоих руках тот, кого ты хотел так долго. Но в то же время в нем есть и те комфорт и легкость, которые появляются только в постоянных отношениях. Гарри управляется с телом Луи без особых трудностей, точно зная, что именно ему понравится, у него нет необходимости спрашивать. И это ошеломляет.

Гарри в мгновение ока одним движением сдергивает с него брюки и трусы, и член Луи едва успевает ощутить прохладный воздух в номере, как тут же оказывается у Гарри во рту. Гарри вовсе не нужны уловки типа «взять под язык», он сразу скользит губами до самого основания, издавая довольные мычащие звуки и судорожно выдыхая через нос теплый воздух Луи на лобок. Господи. Луи видел подобные трюки в порно, но всегда полагал, что это может случиться только в порно. Что это какие-нибудь специальные обманные эффекты. Но вот он сам наслаждается глубоким минетом в исполнении настоящего чемпиона.

Ни одному человеку не должно быть позволено выглядеть, как Гарри Стайлс, и в то же время уметь петь и сосать член, как Гарри Стайлс. Это несправедливая монополия. И Луи абсолютно уверен, что на этот счет существуют какие-то законы.

Но, серьезно, к черту антимонопольные законы и справедливость, к черту все, кроме губ, скользящих по его члену и создающих идеальное влажное давление. Только эти губы. И Луи не может удержать собственные бедра от попыток толкнуться дальше, не может подавить прерывающуюся от недостатка воздуха мольбу:

- Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…

Гарри внезапно отстраняется и вытирает оставшуюся в уголках рта слюну, ухмыляясь.

- Это уже больше похоже на тебя. Обычно ты не настолько тихий.

Обычно. Черт. Ясное осознание, что Гарри проделывал это с другими версиями Луи… наверное, не один раз, боже… Желудок Луи совершает кульбит, а сердце принимается колотиться еще быстрее. Возможно, член Луи был первым членом, побывавшем у Гарри во рту. Возможно, единственным. Сквозь дымку, мешающую концентрироваться, он думает, что хочет быть последним.

- Так хорошо, - стонет Луи. – Так потрясающе хорошо, черт, ты…

Теперь Гарри лижет только головку, дразнит и пробует на вкус. Он совершенно спокоен, тогда как Луи едва ли не бьется в судорогах. Секс просто не может быть всегда настолько идеальным… тогда бы люди вообще ничего не делали. Луи уже планирует не вылезать из этой кровати до конца своих дней и прикидывает, во сколько ему обойдется эта комната. Он запускает руку Гарри в волосы и убирает челку с его лба, чтобы во всех деталях видеть, как губы Гарри обхватывают его член. Эта картинка так же хороша, как и ощущения.

Глаза Гарри, огромные и широко распахнутые, встречаются со взглядом Луи, и в них плещется понимающая сладость. Гарри продолжает лизать и посасывать в определенном, явно установленном на практике, ритме, создавая ласковое давление, приятное, но недостаточное.

- Ты чертов дразнила.

- И ты это обожаешь, - уверенно отзывается Гарри.

А потом он снова берет Луи глубже. Не на всю длину, но достаточно для того, чтобы Луи потерял контроль и дернулся вверх. И Луи уже хочет извиниться, но Гарри громко стонет с членом во рту, и Луи видит, как его рука торопливо проскальзывает в штаны, и Гарри начинает ласкать себя.

Осознавать, что Гарри дрочит, отсасывая Луи… это слишком сильно. Луи всегда думал, что оральный секс – великий жест самопожертвования, нечто, чем наслаждается только одна сторона. Но Гарри сосет член с рвением, достойным олимпийской медали, и жадностью гурмана, дорвавшегося до обеда из пяти блюд.

- Боже, Хазза, ты великолепен… ты потрясающий членосос.

Луи едва узнает это запредельное благоговение в собственном голосе.

Гарри же удваивает усилия, заглатывая невероятно глубоко и одной рукой слегка подталкивая бедра Луи вверх, кажется, приглашая двигаться самостоятельно. И кто такой Луи, чтобы ему отказать? Он отрывает бедра от кровати и подается вверх крошечными, пробными толчками, отчаянно желая усилить бесподобные ощущения, но прекрасно отдавая себе отчет в том, что это Гарри, и нужно быть осторожным, чтобы ни в коем случае не причинить ему боль. Луи опускает руку вниз и гладит Гарри по лицу в жесте, который должен дарить успокоение, но кому именно, Луи сказать не может. Он давится стоном, когда нащупывает пальцами очертания собственного члена у Гарри за щекой. Черт, это изумительно, как будто все его фантазии воплотились одновременно в ярких цветах. Мечта проснуться однажды в теле Дэвида Бэкхема даже близко не стояла с этим великолепием. И Луи гадает, позволит ли Гарри кончить ему на лицо… или на спину, или… или в эти потрясающие волосы.

Теперь в его толчках уже нет ритма, а в движениях плавности. Все его тело горит от возбуждения и желания, и когда Гарри отстраняется, Луи чуть не всхлипывает. Одно последнее движение языка Гарри, и пальцы Луи сжимаются, вцепляясь в кудрявые волосы. Он кончает.

- Черт, - выдыхает Луи, когда к нему возвращается способность говорить. Или хотя бы издавать звуки. Составление длинных слов все еще кажется слишком сложной задачей.

Гарри смотрит на него снизу-вверх, устроившись щекой на его бедре, и улыбается той самой нежной улыбкой, которую он всегда приберегал только для Луи.

- «Черт» в хорошем смысле?

Луи кивает. Неистово.

- Определенно в хорошем. В лучшем. Ты… боже, Хазза. Ты невероятный.

Гарри утыкается лицом в Луи, но это не помогает ему скрыть появившийся от удовольствия румянец, и, господи, Луи мечтает чаще видеть его таким. Он хочет заставлять Гарри краснеть не только от комплиментов. Луи понимает, что он сам, скорее всего, не способен делать такие минеты, но очень хочет попробовать.

Луи пытается сконцентрироваться на этом намерении, пытается перевести свой разум в активное состояние, хотя ему кажется, что тело вплавляется в матрас.

Но это не приносит абсолютно никакой пользы. Расслабленный, только что кончивший и смущенный, Луи совершает скачок туда, куда Гарри не может за ним последовать.

И он мечтает поскорее вернуться назад сильнее, чем когда-либо раньше.

*

Они официально вместе уже две недели, – хотя Гарри любит добавлять, что для него это уже почти семь лет, – когда в самом разгаре ужина Гарри отодвигает тарелку и выпаливает:

- Я изменил тебе.

Луи испытывает сложности с проглатыванием пива, которое только что отхлебнул. И когда угроза захлебнуться минует, корчит недовольную гримасу.

- Это не смешно.

У Гарри огромные, наполненные слезами глаза, когда он шепчет:

- Это не шутка. Это правда. Я… я все испортил.

Луи хмурится.

- Но я был с тобой все… я едва выпускал тебя из спальни все это время, что мы провели дома. Не говоря уже о том, что мы были неразлучны в Японии. Когда ты нашел время? Откуда взял силы, чтобы…

- Не после Японии, – быстро перебивает его Гарри. – Раньше, в августе. Мне так жаль. Ты… ты знаешь, в будущем. И ты сказал, что прощаешь меня. Но я просто… я подумал, что должен сказать тебе сейчас. Пожалуйста, не надо меня ненавидеть.

- Я никогда бы не смог, – рефлекторно отвечает Луи. – Боже, я подумал, что ты имел ввиду… Это не считается, Хазза. Я был тупым идиотом почти три года, я ни в чем тебя не обвиняю.

Гарри угрюмо уставляется на лежащую перед ним на столе салфетку, видимо, все еще мучаясь угрызениями совести.

- Но я… я должен был ждать. Ты же не знал, что делаешь со мной, встречаясь с Элеанор или с кем там еще. Но я знал. Я уже любил тебя, и я…

Луи отодвигается от стола, громко скрипнув ножками стула по полу, за два шага оказывается рядом с Гарри и поднимает того с места. Обхватывает руками за плечи и крепко-крепко прижимает к себе.

- Эй, эй. Мы еще не были вместе. Да, ты любил меня, и знаешь, что? Я тоже тебя любил. Все это время. Но я был глупым засранцем, который совершал глупые поступки. Так что тебе тоже разрешается совершать свои глупые поступки. Хорошо?

- Это был Ник. Я… я позволил ему трахнуть себя, один раз, после вечеринки. Вот почему… вот почему твои старшие версии так его ненавидят. – Гарри зажмуривается. То ли, чтобы удержаться от слез, то ли, чтобы не смотреть Луи в глаза. – И ты… ты это увидишь. Ты перенесешься в утро после и увидишь меня с ним, и, черт, как ты можешь простить меня после такого? Мне так жаль, так жаль.

Теперь он плачет, его грудь судорожно вздымается с каждым всхлипом, и Луи даже не задумывается над своими дальнейшими действиями. Он просто ловит Гарри за подбородок и слегка приподнимает его голову, чтобы заглянуть в глаза.

- Сейчас я люблю тебя. Ты меня сейчас любишь? – Гарри кивает, широко распахивая мокрые глаза. – И сейчас мы вместе. Только это имеет значение. Правда.

Гарри тянется к нему за поцелуем, скользя губами по коже. Он буквально вылизывает рот Луи, и даже в нежных движениях языка чувствуются извинения. В легком нажатии на нижнюю губу можно прочитать раскаяние.

Но Луи игнорирует это, сосредотачиваясь на хорошем. На том, какие прекрасные ощущения дарит ему Гарри. Потому что Луи действительно имел ввиду то, что сказал. Ему нечего прощать.

*

В четырнадцать лет Гарри – маленький озабоченный засранец, который не принимает «нет» за ответ.

Если честно, Гарри в любом возрасте остается одним и тем же, но все усложняется, если Луи сорок семь, и он не намерен потворствовать капризам.

- Я старше, чем твоя мама, Гарри, это… это переходит границы допустимого, даже в нашем случае. Сегодня не будет абсолютно никаких «шалостей».

- Пожалуйста, - ноет Гарри, - прошло уже две недели с тех пор, как ты прикасался ко мне в последний раз, и я только об этом и думаю, пожалуйста.

- Я старше тебя больше, чем в три раза, молодой человек. Мои руки не приблизятся к твоим несовершеннолетним штанам.

- Идиотизм. Твои правила – полный идиотизм, - выплевывает Гарри. – Что тогда хорошего в твоем приходе, если никто не окажется голым? По-моему, просто пустая трата времени.

Луи закатывает глаза.

- Ну, тогда я просто прогуляюсь. Пройдусь по этому замечательному лесу, пока ты будешь успокаивать свои гормоны. Помнится, было время, когда ты хотел, чтобы я был рядом, не только ради того, чтобы я тебе подрочил, знаешь ли. Ох, как быстро перегорает романтика.

Гарри отвечает ему угрюмым взглядом.

Луи уходит со всем возможным достоинством, учитывая, что на нем надеты брюки, больше подходящие цирковому шатру, судя по размеру и слишком яркому рисунку. По пешеходному мостику он переходит на другую сторону ручья и оглядывается на Гарри, который упорно продолжает дуться, усевшись на большой валун.

Значит, понадобится еще десять минут.

Ничего страшного, Луи – взрослый человек, который прекрасно найдет себе занятие. Он устремляется на поиски диких нарциссов, которые, как он знает, растут на северо-востоке от этого места. Он обнаружил это несколько лет назад, в своем собственном времени, когда гулял в лесу с дочками. Тогда каждый из них набрал по целой охапке, чтобы с гордостью презентовать их Папочке, и Гарри был в полном восторге.

Так что Луи решает, что не помешает собрать маленький букетик и для этого Гарри. В четырнадцать он, наверное, не настолько сентиментален, как его версия средних лет, но Луи знает своего мужа: притаившийся романтик сидит внутри каждого его варианта. Дикие цветы, конечно, вряд ли станут равноценной заменой оргазму, но, эй, это же тоже жест любви, и все такое.

Луи хмыкает, заметив подходящие бутоны, и опускается на колени, чтобы их сорвать… что, если честно, довольно непростой процесс, потому что мышцы и суставы уже не такие сговорчивые, как были когда-то. Но Луи проявляет настойчивость – в конце концов у него есть мальчик, за которым нужно поухаживать, и шоу должно продолжаться.

Сейчас ранний апрель, и нарциссы уже в цвету: их лепестки приобрели тот самый замечательный золотистый оттенок, а стебли сделались крепкими, и чтобы аккуратно сорвать их, приходится сосредоточиться.

Может быть, именно поэтому Луи замечает, что он в лесу больше не один, только когда слышит громкий звук выстрела. Последовавший за мучительной, обжигающей болью, прошившей левый бок.

Он отключается. И совершает скачок во времени. И так никогда и не узнает, в какой последовательности это произошло.

Январь 2013
Гарри 18, Луи 21

Если Гарри что и знает о себе, это что он очень хорошо умеет ждать.

Он знает, и все же именно в этот конкретный момент испытывает значительные трудности с реализацией. Он понимает, как устроено терпение человека, представляет, что значит смотреть вперед и страстно желать, чтобы хорошие дни наступили поскорее. Он узнает эту жажду, ненасытную потребность промотать время.

И не может вспомнить, как подавлял его раньше.

Как он спал в одиночестве целых три года, если сегодня эта гостиничная кровать топит его в своей пустоте? Как он функционировал, ограничиваясь только редкими случайными визитами того Луи, до которого он мог дотронуться, если последние четыре часа без него кажутся бесконечными?

Гарри не может спать, Гарри не может есть, Гарри не может сосредоточится ни на телефоне, ни на ноутбуке – они не в силах его отвлечь.

Все, на что он способен, - ходить из угла в угол, подставляя кожу под прохладный воздух из установленного на минимальную температуру кондиционера, и ждать.

*

Должно быть, в конце концов он все же каким-то чудом проваливается в дрему. Эмоциональный центр его мозга так переполнен и вымотан, что вырубается, не спросив разрешения. Гарри выныривает обратно в реальность, когда в комнату вползает тусклый солнечный свет, и в его памяти всплывают фрагменты воспоминаний о вчерашней ночи, отчего сердце подскакивает к горлу. Он торопливо шарит рукой по кровати, надеясь нащупать Луи на второй половине, но обнаруживает только пустой и холодный матрас, как будто на нем никто и никогда не спал. Светящиеся цифры на стандартных гостиничных часах, установленных на прикроватном столике, с неумолимой суровостью сообщают, что сейчас пятнадцать минут седьмого – Луи отсутствует уже больше семи часов.

Разумом Гарри понимает, что нет никаких причин для волнения. Луи иногда исчезал и на более долгие периоды: на полдня, на весь день, а однажды даже почти на неделю. Во время своих путешествий он может даже не отображать, как долго отсутствует. Час здесь может равняться всего нескольким минутам там, куда переносится Луи, точно так же, как один щелчок часов Гарри может растягиваться для Луи на целый день в другой части вселенной. Это странно. Время – забавная штука, и никто из них пока не понял правил этой игры.

И даже зная, что где бы и когда бы ни находился Луи, он в безопасности, в порядке и, скорее всего, вернется целым и невредимым, Гарри все еще имеет полное право беспокоиться. Прыжки во времени кажутся мерзким и опасным занятием, и он только-только наконец-то обрел Луи в том качестве, в котором мечтал. Так что он бы хотел получить этого парня обратно, прямо сюда и сейчас, пожалуйста, и спасибо.

Чтобы убить время и отвлечься, Гарри решает принять душ, и у него уходит больше пятнадцати минут только на то, чтобы разобраться с высокотехнологичной системой настройки воды. Он прикрывает глаза, намыливается и пытается расслабиться под изменяющими напор водными струями, бьющими из душевых насадок. Боже, японцы умеют создавать роскошные вещи. Естественно, как только он отгораживается от внешнего мира, его мысли тут же возвращаются к событиям вчерашнего вечера, и под веками, словно на крохотных экранчиках, загораются красочные воспоминания о коже Луи, губах Луи, члене Луи, с которым так интересно играть. Конечно, Гарри и раньше делал Луи минет, дюжины раз, но прошлым вечером… все было по-другому. По-особенному. Это был первый раз с Луи из настоящего.

Это было начало всех многочисленных минетов будущего. Как романтично.

Вообще-то, Гарри шел в душ без намерения подрочить, но теперь он оказывается под серьезной атакой со стороны собственной памяти: то, как дрожали бедра Луи возле его головы; какие стоны издавал Луи, задыхаясь, когда был готов вот-вот кончить; и какое блаженство было написано на его лице за секунду до того, как он переместился, - как будто ему еще никогда в жизни не было так хорошо.

Испытывая смесь из возбуждения и затаенной гордости, Гарри опускает руку к собственному твердеющему члену. Ему просто нужно получить небольшую передышку от картинок в голове. Он обхватывает основание члена расслабленной ладонью и рассеянно и медленно поглаживает себя. Подается навстречу руке, потому что вчера он так и не получил свою часть удовольствия, и Гарри знакомо это желание, так что хотя бы один раз ему можно…

Нет. Нет. Он резко прекращает движения. Иметь постоянного бойфренда в реальном времени также означает, что к мастурбации можно прибегать только в самом крайнем случае, а не когда вздумается. Так что, Гарри полагает, что сможет подождать. Он дождется возвращения Луи, и уже тогда позволит себе нормальный секс.

Отличный план, даже если его член этого не одобряет.

Пока Гарри чистит зубы и задумчиво разглядывает свое отражение в зеркале, аккуратно обернув бедра полотенцем, он умудряется немного успокоиться. А потом слышит слева какую-то возню и поворачивается к двери, и…

Это Луи. Он стоит и улыбается, и между ними больше нет никаких секретов. Теперь Луи целиком и полностью принадлежит Гарри.

- Ох, привет, - произносит он, ухмыляясь. Точно так же, как обычно.

Гарри же машет в ответ. Жест получается каким-то неестественным и напряженным, потому что он – идиот. А потом он наклоняется над раковиной, ополаскивая рот, и как можно скорее снова поворачивается лицом к Луи.

Тот за это время успевает натянуть пижамные штаны, - что совершенно необязательно, - и замирает на пороге ванной, будто бы ожидая какого-то знака от Гарри. Видимо, он еще не осознает, что получил пожизненный неограниченный доступ в личное пространство Гарри.

Несколько долгих секунд они просто улыбаются, как ненормальные, уставившись друг на друга. После столь длительного запрета, Гарри просто наслаждается возможностью смотреть на Луи именно так, как ему хочется. Смотреть и не волноваться о том, что нужно скрывать свою любовь и сдерживать чувства, не беспокоиться, что этот взгляд может его выдать. Больше нечего выдавать. Луи все знает. Луи принадлежит ему.

Наверное, этот факт всегда будет завораживать Гарри.

Луи принадлежит ему. Но все равно колеблется. Как будто он недостаточно заставил Гарри ждать и без этого – серьезно, больше семи часов. Почти три года, если уж считать по-честному. Даже дольше, если учитывать все те годы со встречами в лесу, – набирается почти четырнадцать лет. И Гарри ждал.

Кажется, Гарри ждал Луи всегда.

Так что ему простительно желание не мешкать больше ни секунды.

- Луи, - бормочет он, и если бормотание вообще может быть благоговейным, то именно таким оно получается у Гарри.

- Знаешь, мне бы сейчас не помешала твоя помощь по поводу одной детали, Стайлс.

Луи шире расставляет ноги, принимая более устойчивое положение, и упирает обе руки в косяки дверного проема. Это очень внушительная поза, и довольно сексуальная. Могущественно-сексуальная… Он наклоняется вперед ровно настолько, чтобы его очаровательное лицо оказалось между шикарными бицепсами, и хоть Луи, строго говоря, не отличается выдающимся ростом, прямо сейчас он кажется высоким. Впечатляющим, ошеломительным и более важным, чем сама жизнь.

Гарри сглатывает.

- Какой детали?

- Видишь ли, на сегодняшний день я уже довольно давно путешествую во времени и по большей части привык к этому. Всякие прыжки, швыряния из одного места в другое, год за годом, всегда без одежды, но… Ну, я немного волнуюсь, что в довершение всего этого у меня начались галлюцинации.

Все мысли о позе Луи и о нем, таком потрясающем, предпочтительно голом и на простынях, моментально вылетают у Гарри из головы, его брови нахмуриваются, а выражение лица становится серьезным.

- Подожди, что случилось? Ты что-то видел, когда переносился, или?..

Луи нетерпеливо закатывает глаза.

- Я про прошлую ночь, идиот. Я просто пытался быть остроумным, но… прошлая ночь… у меня были галлюцинации прошлой ночью? Или мы на самом деле, действительно, ну, знаешь…

- У тебя не было никаких галлюцинаций, - торжественно, словно молитву, произносит Гарри. Часть его мозга пытается выдумать в ответ собственный ехидный комментарий по поводу злоупотребления наркотиков, но куда большая часть проникается значимостью момента настолько, что Гарри не способен отвести от Луи уверенного взгляда. – Прошлая ночь была… боже, Лу, она столько значила для меня. И я говорю серьезно. Ты…

- Любовь всей твоей жизни, я слышал. – Луи отлепляет ладони от дверных косяков, и засовывает их в карманы штанов, посылая Гарри кривоватую улыбку. – Смелые слова. Но, я полагаю, что ты для меня тоже, так что…

- Иди сюда, - шепчет Гарри, и его голос полностью отражает подступающую к глазам влагу.

На этот раз Луи подчиняется и уже через полтора шага оказывается рядом с Гарри, мягко согревая дыханием его кожу и ощупывая пальцами его плечи. Луи проводит носом по подбородку Гарри, а потом находит губами его губы, и они целуются. Этот поцелуй не похож на тот, который был прошлым вечером: мокрый, жаркий и обжигающе страстный. Этот поцелуй предназначен для света дня: он нежный и честный. Всего лишь осторожное соприкосновение сомкнутых губ. Их первый утренний поцелуй. И Гарри совсем не против начинать таким образом каждый новый день до конца своей жизни.

Они продолжают эту медленную ласку несколько длинных минут, давая друг другу молчаливые клятвы, которые ни один из них никогда не осмелится произнести вслух. А потом, Гарри почти уверен, что именно Луи первым теряет терпение и проникает языком ему в рот.

Гарри внезапно отстраняется.

- Почему у тебя на языке вкус карри?

- Я переместился на Brick Lane*. Умудрился уговорить один из ресторанов покормить меня, - отвечает Луи куда-то Гарри в район ключиц.

- Оу, - отзывается Гарри, на самом деле, не вникая в детали, а отвлекаясь на руку Луи, оглаживающую его бедра и развязывающую полотенце, которое служило единственной защитой его скромности. С глухим звуком полотенце приземляется им под ноги, и теперь только тонкая хлопковая ткань штанов Луи разделяет два эрегированных, прижатых друг к другу члена. И Луи тут же проверяет этот барьер на прочность, просовывая свою ногу между ног Гарри и осторожно двигаясь.

Глаза Гарри расширяются, и он издает искаженный, нелестно высокий всхлип, но тут же затыкает себя, впиваясь зубами в плечо Луи. Возможно, укус получается чуть сильнее, чем требовалось, но этот засранец заслужил уже хотя бы потому, что его бедра выводят маленькие, но уверенные круги, а нога постоянно трется о яички Гарри. И это, черт побери, сводит с ума.

- Скучал по тебе, боже, я так скучал по тебе.

- Да? – Луи мягко улыбается, но его взгляд прикован к тому месту, где соприкасаются их тела: твердый и набухший член Гарри и подергивающийся под тканью штанов член Луи.

- Всегда скучаю по тебе, всегда…

- Я здесь, я с тобой, - выдыхает Луи в кожу Гарри прямо под ухом. – Пока ты хочешь, чтобы я был рядом, клянусь, я буду…

- Я знаю, - бормочет Гарри, и слова тут же теряются в стоне, когда он чувствует, как поджимаются яички, отправляя его на самую грань оргазма.

И со следующим неритмичным движением бедер Луи, Гарри кончает, ощущая, как острый край ванного столика впивается ему в задницу, и наблюдая, как щеки и грудь Луи перед ним равномерно заливает ярким румянцем. Гарри кончает, ощущая уверенную руку Луи на своем бедре и слушая, как Луи шепчет обещания ему в волосы.

- Я всегда буду возвращаться к тебе, Хаз. Всегда. Всегда.

*

Хотя перспектива наконец-то быть рядом с Луи занимала мозг Гарри практически на протяжении всей его жизни, он несравнимо меньше размышлял о том, как они будут объяснять окружающим свои отношения и вообще всю эту запутанную ситуацию. Только когда они вдвоем идут по коридору в сторону комнаты Лиама, чтобы встретиться с остальными ребятами, Гарри осознает: теперь у них с Луи все серьезно, у них настоящие отношения, существующие за пределами надежд Гарри и редких визитов будущих версий Луи. Теперь их взаимодействие приобрело реальную значимость, и у их друзей появятся мнения на этот счет. У окружающих людей будет создаваться определенное впечатление о них.

Эта мысль заставляет Гарри нервничать, но чувство головокружительного счастья все равно заглушает все остальное.

Луи же, кажется, либо не понимает всей сложности обстоятельств, либо не испытывает абсолютно никаких терзаний по этому поводу, потому что он так и объявляет о новом статусе их отношений парням, Лу, Полу и всем, кому посчастливилось оказаться в комнате:

- Эй-эй-эй, поднимите руки вверх все, кто нашел своего соулмейта. – Хватает Гарри за руку и поднимает их сцепленные ладони, как объявляющий чемпиона рефери в боксе.

- Простите? – подает голос Лиам, опуская комиксы, в которые, видимо, был погружен.

- Вы двое… - Зейн указывает пальцем сначала на Луи, а потом на Гарри, - вместе?

На его лице появляется легкое удивление, но не шок. Как будто ему только что сообщили о чем-то пустяковом, интересном, но совершенно не противоречащем его картине мира.

Голос Луи остается сильным и уверенным, хотя сам он тем временем перебирает коробки с хлопьями, предложенными на завтрак.

- Выяснилось, что все слухи правдивы. Две пятых One Direction трахаются друг с другом. Какой скандал.

Лиам едва заметно хмурится.

- Давно? Я думал… что мы покончили с секретами после всех этих… - он понижает голос и опасливо косится на другую часть комнаты, делая многозначительные большие глаза. – Путешествий. Но вы… давно?

Луи театральным жестом вскидывает к глазам наручные часы, а потом оборачивается к Гарри.

- Около десяти часов, как считаешь, Хаз? Может, немного меньше?

- Определенно меньше. – Гарри проходит и усаживается на стул, на который указывает ему вооружившаяся феном и расческой Лу. – Учитывая, что большую часть этого времени ты отсутствовал.

- Значит, недавно, - подводит итог Зейн.

- И да, и нет, - отзывается Луи, перебрасывая из ладони в ладонь яблоко. – Для одной половины эти отношения начались… эм, довольно давно. Другой же половине понадобилось немного больше драгоценного времени, чтобы догнать первую.

Луи посылает Гарри легкую улыбку, омраченную невысказанными извинениями, пока остальные парни продираются сквозь дебри его красноречия в поисках смысла и попытках разобраться, что все это значит.

Кажется, всем парням, и даже Лиаму, удается сообразить, о чем идет речь, и это доказывает, насколько хорошо они теперь понимают друг друга, как точно умеют додумывать недосказанное и интерпретировать многозначительные паузы, смех и намеки. История отношений Гарри и Луи сложна и многослойна, но им не приходится это объяснять, потому что эти мальчишки, так много значащие для них, все понимают без слов.

Лиам начинает улыбаться первым.

- Тогда, наверное, вас можно поздравить.

- Пол, не хочешь заказать шампанское? – выкрикивает Зейн. – За это надо поднять тост.

- Тост за то, что моя работа значительно усложняется, конечно, - ворчит Пол, но, несмотря на это, тянется к телефону.