Feel Myself Fall, Make A Joke Of It All - 3

*

- А знаешь, в какие моменты я никогда-никогда не переношусь? Когда я трахаюсь.

Луи всегда нравилось дразнить Гарри, он получает удовольствие, заставляя того реагировать. Вообще-то, Луи любит дразнить кого угодно, но Гарри реагирует интереснее всех. То есть, он реагирует меньше всех, но, когда Луи провоцирует особенно сильно, реакция Гарри просто бесценна.

Так что, может быть, именно в этом все дело. Они оба, пьяные в стельку, сидят в Новозеландском баре, и поблизости нет никого, кроме нового телохранителя. В конце концов, в самом начале карьеры, они беспрестанно флиртовали, практически все время проводили в объятиях друг друга, выдумывали друг другу милые прозвища и изображали поцелуйчики. Так что это вовсе не новый аспект в их отношениях. То, что началось с попыток Луи как-нибудь обособить свою близость с Гарри от дружбы с остальными парнями, просто превратилось в саму сущность их взаимодействия, в стиль их общения. Луи может спокойно массажировать Гарри кожу головы, притянуть его поближе или прижаться сам, не думая дважды, потому что Гарри – его человек, его неограниченный условиями и рамками друг, единственный настоящий подарок от вселенной.

И сейчас все эти… эти беседы о сексе, членах и возбуждении… наверное, это просто продолжение их привязанности друг к другу и легкости в общении. Мужские разговорчики. Дружеские мужские разговорчики, ничего странного.

И даже если щеки Луи горят, а бедра дергаются, что ж, кто может его в этом винить? У него не было нормального секса уже несколько месяцев, с последнего визита Элеанор, – потому что та дрочка от собственной тридцатисемилетней версии за нормальный секс не считается, - и раз уж перед ним сидит человек, у которого теплое дыхание и который пахнет, черт побери, как само воплощение солнечного сияния, и рассуждает о глубоком минете, то, да, Луи определенно проникнется темой.

И, конечно же, именно в этот момент его настигают скучные и равнодушные голоса The Wanted, становясь своего рода холодным, но потрясающе эпичным душем. Боже, он просто ненавидит эту песню. Но это не мешает ему вскочить и начать танцевать между стульями.

Гарри все еще выглядит слегка ошеломленным, поэтому Луи насильно заставляет его присоединиться к танцам, и они оказываются очень близко друг к другу, ближе, чем во время того возбуждающего разговора, и Луи приходится чуть-чуть привстать на носочки, чтобы положить подбородок Гарри на плечо. И внезапно в его голове оживает… самое туманное из всех воспоминаний. О том, что случилось в первую ночь в их палатке на фестивале в Лидс. Но все же одну картинку его мозг тогда сумел сохранить.

- Помнишь, как ты поцеловал взрослого меня в палатке?

Губы Гарри приоткрываются. И если Луи не вспомнит больше ничего из этого вечера, он определенно вспомнит это. Он не в состоянии принять осознанное решение и наклониться ближе, откликаясь на приглашение, но… это и не важно. Потому что Гарри отшатывается, разворачивает Луи, и прижимает спиной к себе.

Ох. Черт. О чем он только думал? Что он может просто… что? Поцеловать Гарри, потому что он возбужден, ему одиноко, и они далеко от дома? Или что они могут по-быстрому перепихнуться в отеле, чтобы спустить пар? Гарри иногда может казаться Луи его частью, его естественным продолжением, но нельзя забывать, что это вовсе не так. Он не может использовать Гарри ради получения удовольствия, как использовал бы свои версии из прошлого или будущего.

Черт, вот дерьмо, что Гарри после этого будет думать о нем? Он ведь знал Луи с пяти лет, верил ему, подражал и доверял, а теперь Луи вытворил такое? Наверное, Гарри испытывает растерянность. Отвращение. Или некую ужасную смесь и того, и другого. Господи, Луи пытается представить, что чувствовал бы он сам, если бы один из взрослых, которым он восхищался всю жизнь, внезапно попытался его поцеловать… например, кто-нибудь из друзей мамы. Или если бы один из его тренеров по футболу напоил его в баре, а потом наклонился бы ближе…

Луи начинает подташнивать. Нет, его точно стошнит.

Он позволяет телохранителю отвести их обратно в номера и гадает, сколько времени ему потребуется, чтобы осмелиться посмотреть Гарри в глаза.

*

- Просто… я не знаю, что мне делать. Я продолжаю спрашивать, но она не говорит, в чем проблема. Так что, я подумал, ну, естественно, у Томмо должны быть какие-нибудь потрясающие идеи для масштабного романтичного сюрприза.

Даниэль собирается разбить Лиаму сердце. Луи знает это, он видел доказательства в будущем, так что уверен на сто процентов, но держит рот на замке. Кое-чему он уже успел научиться: осознание и ожидание беды ничуть не помогает легче перенести ее. И если Лиам хочет попробовать спасти свои обреченные на провал отношения, Луи не станет его отговаривать.

- Да, да, конечно, друг. Насколько масштабное событие ты планируешь? Масштабное как MGM Grand* или как Grandmaster Flash**?

Лиам широко улыбается. Видимо, под действием остроумных комментариев Луи сердечные муки оказываются забыты.

- Как Grand Theft Auto***.

Луи поджимает губы.

- Давай оставим мир компьютерных игр мне, идет? Не уверен, что Даниэль оценит угнанные машины и мертвых проституток.

Лиам тут же возвращается с небес на землю.

- Я просто… - его голос сходит на нет. – Я хочу, чтобы она вспомнила, почему полюбила меня в самом начале. До того, как появились все эти трудности и все такое. Потому что, я думаю, что мы могли бы быть вместе… ну, навсегда, понимаешь? Мне просто нужно, чтобы она тоже это увидела.

Черт, Луи совсем не тот человек, который может давать советы по поводу «навсегда». Луи не верит в «навсегда», и вообще не верит в постоянство каких бы то ни было отношений. И все же, сейчас он сидит в квартире Лиама и принимает участие в тайном заговоре, результатом которого в идеале должна стать свадьба и угроза в виде трех младенцев.

- Ну, ладно. Принеси мне пива, чтобы у меня заработали мозги.

Лиам послушно уходит, а Луи в его отсутствие думает совсем не о нем и Даниэль.

Его разум ежеминутно устремляется к тому месту, где он только что был – к дому Гарри. К слишком большому и слишком шикарному дому Гарри, в котором тот проведет свое навсегда. И в котором будет растить ребенка, черт побери.

Теперь, когда Луи знает, что тот дом, в который он перемещался, принадлежит Гарри, он неистово пытается припомнить каждую увиденную там деталь, на которую прежде не обратил внимания. Были ли в раковине тарелки, и если были, то сколько? Какие картины висели на стенах? Действительно ли это был сдутый футбольный мяч, одиноко лежащий в саду? И, самое важное, указывало ли хоть что-нибудь на личность того человека, вместе с которым Гарри растил малыша?

Потому что малыш, черт побери, человеческий ребенок, это вполне себе окончательное навсегда. Самое постоянное пополнение в жизни, какое только можно заиметь. И не то, чтобы Луи беспокоился по поводу того, что Гарри станет папой… наоборот, он уверен, что Гарри блестяще справится с этой ролью, но… Что ж. Луи всей душой надеется, что тот человек, с которым Гарри отважится на этот шаг… что он останется.

Потому что семья и ребенок вовсе не гарантируют, что любимый человек будет с тобой, Луи знает это слишком хорошо. Он затолкал болезненные воспоминания о страданиях матери как можно глубже, но осадок все равно никуда не делся. И Луи надеется, что из всех людей на планете именно Гарри никогда не доведется пережить подобного. Потому что, если кто-то в этом мире и заслуживает счастья, господи, это точно должен быть Гарри.

Естественно, Лиам тоже заслуживает свою сказку. Поэтому Луи предпринимает попытку сосредоточиться.

- Я думаю, что тебе нужно просто, знаешь, быть рядом для нее. Показать, что она может на тебя рассчитывать. Ведь это и есть любовь, верно?

Лиам морщит лоб.

- Что «это»?

- Ну, возможность довериться, положиться на свою вторую половинку. Когда доходит до дела, это единственное, что действительно важно.

- Но… мы так много времени проводим в дороге. Я даже не знаю, может ли она на самом деле…

- Я говорю не о физическом присутствии рядом, - перебивает его Луи, и твердость в его голосе вовсе не соответствует неуверенности, разливающейся в груди, но он все равно заканчивает мысль, аккуратно и осмотрительно, словно взбирается по ступенькам в темноте. – Мы приезжаем и уезжаем, и, так или иначе, не можем контролировать этот процесс. Но ведь дом там, где твое сердце, да? Так покажи это Дани. Дай ей понять, что она – твой дом. Даже если ты не можешь всегда быть рядом с ней. По крайней мере, стоит попытаться.

Лиам все еще хмурится, уставившись в окно гостиной, но теперь черты его лица выражают скорее печальную задумчивость. Луи вытягивает ноги и складывает их на кофейный столик, абсолютно игнорируя прозвучавшее ранее предупреждение Лиама так не делать.

Он не высказывает все свои мысли вслух. Он даже не уверен, хочет ли еще что-то говорить и будут ли его сантименты полезны для Лиама. Ну, то есть, в конечном итоге он точно знает, что отношениям Лиама уже ничто не поможет. Но, возможно, его совет обеспечит другу еще несколько месяцев притворного счастья.

А мысли Луи снова сворачивают к Гарри. К Гарри, его огромному новому дому и оригинальной вечеринке. К Гарри, окруженном бутылками с шампанским и всеми этими друзьями, которые его обожают… Луи полагает, что, наверное, теперь дом и сердце Гарри там. И Гарри наполнит это место любимыми вещами и любимыми людьми. И Луи надеется, что там, где-нибудь, найдется место и для него, пусть даже совсем маленький уголочек.

Он надеется, что однажды сможет стать человеком, на которого Гарри мог бы рассчитывать.

*

Одиннадцатилетний Гарри отличается талантом красноречия.

- Мама говорит, что мне пока нельзя иметь сотовый телефон. Но Джемме можно, потому что она старше. А ты говорил, что ты старше меня, даже тот ты, который из этого времени, правильно, Лу?

- Правильно, - рассеянно соглашается Луи, зачерпывая горсть шоколадных яиц Cadbury. Видимо, совсем недавно была Пасха, и Гарри притащил в лес всю свою корзинку со сладостями, чтобы поделиться ими с Луи. И несмотря на то, что в своем времени Луи сейчас подводит свою девушку (опять), и он уверен, что позже огребет за это (опять), день проходит очень даже неплохо.

- Так значит, у тебя есть телефон, потому что ты же старше… есть же? Ну, сейчас?

Луи некоторое время молчит, слизывая шоколад с пальцев.

- В каком мы году? В 2005? Да, вроде бы, у меня был телефон. Хотя мне приходилось платить за него самостоятельно, потому что у мамы было не так много денег.

- Моя мама каждое утро разгадывает кроссворды, чтобы тренировать память. Она говорит, что наш мозг – это тоже мышца, которой нужны упражнения, как и всему остальному телу.

Луи медленно кивает, сбитый с толку нелогичностью перехода.

- Она молодец, Хаз.

Это было внезапно, но Гарри всего одиннадцать, так что чего-то подобного вполне можно было ожидать.

Однако, Гарри неожиданно начинает ерзать на месте.

- Как ты думаешь, ну… а у тебя достаточно хорошая память, чтобы вспомнить свой старый номер телефона?

Луи ухмыляется, не поднимая головы, и продолжает осторожно разворачивать обертку шоколадного яйца.

- Тебе не удастся обманом вытащить из меня мой старый номер телефона, малыш Хазза. Ни единого шанса.

Гарри строит невероятно обиженную мордочку, и слава богу, что Луи действительно совершенно не помнит, какой у него был номер телефона в восьмом классе, потому что, несмотря на все протесты, скорее всего, он бы сдался и продиктовал Гарри цифры прямо сейчас.

- Что ты собирался делать с этим номером?

- Позвонил бы тебе, - отвечает Гарри, уставляясь на Луи таким взглядом, будто внезапно слегка усомнился в его умственных способностях. – Сказал бы «привет», неверное. Может быть, позвал бы тебя поиграть?

- Вообще-то, я живу не так уж близко к тебе.

- Но ты же говорил, что живешь недалеко!

Луи изображает руками неопределенный взмах.

- Я живу где-то между близко и далеко.

Гарри качает головой.

- Ты самый раздражающий человек в мире. Я даже не знаю, почему так сильно хочу с тобой встретиться.

На этом моменте Луи приходится сделать глубокий вдох, чтобы усмирить переполняющее его чувство привязанности к этому мальчику и не взорваться.

- Ты встретишь меня, Хазза. И после того, как ты меня встретишь, уже не сможешь от меня избавиться.

Гарри поворачивается к нему с огромной, полной искренней надежды улыбкой.

- Обещаешь?

- Клянусь. – Луи протягивает ему мизинец. На что Гарри снисходительно хмыкает, потому что он как раз проходит через ту фазу, когда относится с осторожностью ко всему, что кажется ему слишком детским. Но все равно переплетает свой мизинец с пальцем Луи.

- Просто, понимаешь, я хочу, чтобы все познакомились с тобой. Ну, моя мама и сестра, и друзья из школы. Я думаю, ты бы им всем понравился.

- Обязательно понравлюсь, - отвечает Луи уверенно. Он не знает, считается ли это за выдачу секретной информации из будущего, но очень гордится своей способностью производить хорошее впечатление, и, эй, это же правда.

И Гарри, кажется, нравится эта идея.

- Понравишься? Даже маме?

- Особенно маме, - произносит Луи, с нежностью вспоминая Энн и то, как легко она впустила его в свою жизнь и в жизнь Гарри. То, как она доверилась ему, позволив присматривать за Гарри и защищать его, когда мальчики только переехали в Лондон.

- О, это хорошо. То есть, я так и думал, что ты ей понравишься. Она всегда говорила, что у нее слабость к красивым глазам… то есть…

Одиннадцатилетний Гарри в буквальном смысле слова обеими руками зажимает себе рот в самой наиочевиднейшей попытке хоть как-нибудь исправить сказанное. Луи же прилагает максимум усилий, чтобы не позволить уголкам губ поползти вверх.

Он уже какое-то время подозревает, что как раз в этом возрасте у Гарри намечается легкая влюбленность в него. Это стало заметно по небольшому сдвигу в поведении мальчика от искренней восторженности более ранних лет к чему-то иному, сильнее наполненному напряжением. От внимания Луи не укрылось, как начинающий входить в подростковый возраст Гарри теперь расстегивает верхние пуговицы на рубашке перед их встречами, как он педантично следит за тем, чтобы не забыть предпочтения Луи в еде, и каким перепуганным он выглядит каждый раз, когда вдруг попадает в неловкую ситуацию.

Это мило и очаровательно. И Луи вовсе не против роли первой влюбленности Гарри.

Обломись, Фрэнки Сэндфорд.

- Красивые глаза, говоришь? – спокойно замечает он, пытаясь смягчить смущение Гарри. – Тогда, наверное, ей бывает очень трудно отказывать тебе.

И Гарри просто… расцветает. Выпячивает грудь, как одна из маленьких девочек в Американской истории ужасов, как все эти принцессы в Коронованных детках. Это забавно и уморительно, и Луи делает себе мысленную пометку, что нужно будет непременно подколоть Гарри из его времени по этому поводу.

Но прямо сейчас одиннадцатилетний Гарри пододвигается чуть ближе.

- Эй, Лу? – зовет он, все еще улыбаясь от уха до уха. – А ты случайно не помнишь, был ли у тебя e-mail?

*

Теперь Луи уже не так часто получает оргазмы со своими старшими версиями. Одна из причин заключается в том, что они редко остаются наедине, когда Луи из будущего перемещается в это время. Обычно компанию им составляет Гарри или кто-нибудь из парней. И кроме того, Луи больше не тот до нелепости озабоченный четырнадцатилетний подросток с практически перманентным стояком, отчаянно желающий получить любую доступную ласку. Больше нет. Теперь у него есть симпатичная девушка, которая обеспечивает ему почти регулярный секс, так что ему больше не требуется собственная рука, – или собственный рот, - чтобы пережить холодные, одинокие ночи.

Но, естественно, если уж его взрослая версия появляется в номере отеля в ЛА во время затянувшегося промо-сезона, как раз в тот самый момент, когда Луи находится в процессе самоудовлетворения, что ж. Он точно не откажется от содействия в этом нелегком деле.

Эта версия Луи выглядит старше, но ненамного. Его волосы длиннее и концы сзади на шее начинают слегка завиваться наружу, а щеки покрыты заметной щетиной. Мышцы его пресса прорисовываются куда сильнее, и это заставляет Луи одновременно испытывать и смущение от своей нынешней формы, и радость по поводу будущего. И, конечно же, руки и торс этой версии покрыты кучей бессмысленных татуировок.

Но в пользу взрослого Луи стоит отметить, что он не тратит впустую ни минуты, а тут же подходит к устроившемуся на кровати и лениво поглаживающему свой член Луи из настоящего. Он опускается коленями на матрас и отталкивает руки младшего Луи.

- Вот так. Давай я.

Луи с легкостью соглашается с таким поворотом событий, закрывая глаза и позволяя разуму погрузиться в чистое блаженство.

Когда-то он рассматривал это как самый отвратительный способ мастурбации: тебе дрочит тот, кто знает каждый твой самый ужасный изъян и в точности разделяет твою ненависть к самому себе, разбивая вдребезги иллюзию приватности. Такой метод достижения удовольствия казался Луи постыдным, и его долго мучил вопрос, не является ли он сам донельзя развращенным, раз принимает участие в подобном?

Однако, он примирился с таким положением вещей уже давно. Если уж вселенная измывается над ним, заставляя переноситься сквозь время, Луи как минимум может урвать хотя бы парочку оргазмов.

- Тебе же скоро исполнится двадцать один, да? – интересуется старший Луи, оставляя засос на животе у младшего себя.

- Да, в следующем месяце. – Господи, Луи хочется, чтобы его вариант из будущего пропустил уже вступление и приступил сразу к главной части. Ему вовсе не требуется, чтобы его обхаживали.

- Ну, ладно тогда. Есть кое-что, чему тебе нужно научиться. Я не позволю тебе опозориться.

Луи уже собирается попросить разъяснений, но тут его старшая версия уверенно проводит языком ровную линию прямо по нижней стороне его члена, и вопросы растворяются в судорожном вздохе.

- Никто не любит, когда их дразнят, но частью хорошего минета непременно является плавное наращивание возбуждения, поэтому… лучше начать с облизывания вокруг. Может быть, поласкать головку немного, не беря ее в рот.

Луи из будущего наклоняется и демонстрирует сказанное, оставляя поцелуи на самом кончике члена Луи.

Луи из настоящего абсолютно не обращает внимания на то, что говорит его старшая версия, и, как обычно бывает во время минета, не думает ни о чем, кроме: «горячий рот на моем члене, черт побери, да».

Луи же из будущего отстраняется с пошлым чпокающим звуком.

- Немного соленый на вкус, но ты к этому привыкнешь. А потом ты это полюбишь. Не сможешь насытиться его… этим.

Боже, и почему его старшая версия все еще болтает? Луи наплевать. Он требовательно толкается бедрами верх, но встречает только воздух.

- Да, да, это тоже… тебе нужно научиться давать трахать свой рот. Позволять обходиться с собой немного грубо. Давай, потяни меня за волосы.

Луи вслепую протягивает руку и ловит маленькую прядку у своей старшей версии за ухом, а потом тянет, зажав ее между большим и указательным пальцами. Чувствует, как его член заглатывают, и уже не может себя остановить. Толкается вверх, в узкое и влажное тепло.

Но Луи из будущего снова отстраняется, потому что он самый ужасный человек в мире. Боже, Луи ненавидит его, ненавидит себя.

- В первый раз ты не сможешь принять его так глубоко, но это не страшно. Если ты сможешь поместить головку члена под язык, это даст ему почти такие же ощущения, как при заглатывании, но без риска подавиться для тебя.

Луи понимает, о чем говорит его старший вариант, когда тот открывает рот и проделывает все, что только что описал, хотя вся суть этого урока – или что там это должно быть – для него уже давно потеряна. Черт, это просто потрясающе, - и это все, на что хватает сейчас мозга младшего Луи.

Луи из будущего снова заглатывает, и давление языка вокруг члена просто невероятно приятно. Луи из настоящего знает, что скоро кончит, – только вопрос времени, - хотя ему хочется задержать это ощущение навечно. Вне всяких сомнений, это лучший минет в его жизни, в чем довольно неловко признаваться даже самому себе. Особенно самому себе. Боже, он предпочел собственный рот рту своей девушки. Насколько это ненормально? Хотя, ради справедливости по отношению к Элеанор стоит заметить, что ее ладони и рот куда меньше, чем его собственные, а значит просто физически не могут покрывать такую же площадь. Конечно, у нее в качестве плюсов есть титьки. С ними всегда забавно развлекаться.

Луи встряхивает головой, потому что какого черта он сравнивает техники минета, когда на его члене движутся губы? О, да.

Он мешкает и не предупреждает свою старшую версию о том, что сейчас кончит, потому что с самим собой позволительно быть мудаком. Но, в любом случае, Луи из будущего это не смущает. Он проглатывает сперму, точно шампанское, и, господи, он действительно хорош в минетах.

Луи зарывается в подушку и сквозь туманную дымку соображает, что получил этот импровизированный урок потому, что его старшая версия тоже хочет опробовать высококлассные оральные ласки. И судя по тому, какие навыки он освоит в будущем, Луи полагает, что у него все получится.

Старший Луи вытирает рот тыльной стороной ладони и усмехается.

- Урок окончен. И, я думаю, у нас есть примерно десять минут до твоего послеоргазменного прыжка. – Он указывает на собственную эрекцию. – Пришло время для практического экзамена.

*

Встреча со взрослым Гарри разительно и впечатляюще отличается от всех опытов общения Луи со своими старшими версиями.

Конечно, он и раньше попадал в будущее, поэтому мелькание новых веяний и постоянно уменьшающийся в размерах iPhone ему не в новинку. Но все версии Гарри из будущего, с которыми уже доводилось сталкиваться Луи, были старше Гарри из настоящего всего на год или два. Конечно, он немного отличался и менялся, но всегда оставался более-менее узнаваемым.

Этому же мужчине легко может быть за сорок, и Гарри явно везунчик, потому что с возрастом становится только красивее. У него на висках седина – точно соль с перцем, – намек на морщинки вокруг глаз и стройность, которая явно является результатом строгой самодисциплины, а не подарком подросткового метаболизма. И все эти черты сливаются и создают образ… мужчины. Взрослого мужчины, который накопил жизненный опыт, многому научился и многое пережил, сформировав целостную личность и приобретя значимость.

Луи даже не отдает себе отчет в том, что, обнаженный, стоит, разинув рот, прямо посреди Лондонской улицы, пока Гарри не поднимает взгляд от телефона, на котором что-то печатал, и ахает, застигнутый врасплох.

- Малыш… эм, Луи? Господи, садись в мою машину… Где-то там должна быть одежда. Боже, ты…

Он настойчиво указывает в сторону внедорожника, удобно припаркованного параллельно тротуару справа от них. Луи не нужны дальнейшие инструкции. Он распахивает дверцу и ныряет на заднее сидение, раскапывая там обещанную одежду.

Обратно он вылезает уже облаченный в свободные спортивные штаны и нейтральный шерстяной джемпер. Легкая обувь в стиле мокасин слегка не соответствует погоде, но это лучше, чем разгуливать по Лондону босиком. И у Луи в груди нарастает теплое, мягкое чувство, потому что… Гарри уже сорок с хвостиком, а он все еще хранит одежду на случай экстренных перемещений во времени на заднем сидении автомобиля? Это трогательно.

- Ты не против съездить со мной по нескольким поручениям, правда? – спрашивает Гарри, не поднимая взгляда от телефона, на котором, видимо, строчит очередное сообщение. – Знаешь, я бы с удовольствием послушал, что нового у тебя произошло, но сегодня у меня очень загруженный покупками день.

- Я совсем не против, - отвечает Луи, засовывая руки глубоко в карманы и послушно топая вслед за Гарри. Все равно у него нет занятия получше.

Поручения оказываются именно такими, какими Гарри их и описывал… Луи таскается за Гарри по Sainsbury’s****, а тот собирает с полок товары из длинного списка, сохраненного на телефоне. Большая часть заинтересовавших Гарри продуктов — это закуски: замороженные блинчики с начинкой, чипсы из питы, глуакамоле и хумус, вкупе со всевозможными сладостями и выпечкой. Совершенно очевидно, что взрослый Гарри устраивает какую-то вечеринку.

- Ах, да, - начинает Луи невинный тоном. – И сколько сейчас твоему ребенку?

Гарри закатывает глаза.

- Даже не пытайся, малявка. Я написал книгу о попытках выудить информацию о будущем. Ты ничего не узнаешь от меня.

- Малявка … да ты даже понятия не имеешь, сколько мне лет, - возмущается Луи.

Взгляд Гарри останавливается где-то чуть ниже шеи Луи.

- Отсутствие татуировок означает, что девятнадцать или двадцать. А с учетом этой челки, я с твердой уверенностью могу сказать, что двадцать. Как я уже упоминал, я написал об этом книгу.

Луи обиженно надувается, что должно выглядеть довольно эффектно по его собственному мнению. Но вскоре переступает через себя и помогает сощурившемуся Гарри прочитать срок годности на упаковке с хрустящим картофелем.

- Может быть, ты мне хотя бы скажешь, что за вечеринку ты устраиваешь?

- Семейный праздник, - рассеянно отзывается Гарри, скидывая в тележку стопку бумажных тарелок.

- День рождения? Крестины? Свадьба?

- Я бы не стал закупаться в Sainsbury’s в день свадьбы, солнце, - мягко замечает Гарри.

- Ну, а мне-то откуда это знать?

Гарри с нежностью качает головой.

- Конечно, ты не знаешь. Но я не раскрою тебе никаких подробностей этого праздника, прости. – Он ухмыляется точно с тем же выражением, которое появляется на лице Гарри из прошлого, когда тот полагает, что придумал особенно остроумную фразу. – Детали только для приглашенных.

Луи закусывает губу и молча отходит в сторону, пока Гарри разговаривает с работником магазина о лотках с фруктами, которые он заказывал. И только когда Гарри вручают целую башню нарезанных ананасов, Луи снова подает голос.

- А я приглашен? Эм, ну… будущий я?

Гарри несколько секунд просто смотрит на юного Луи, и на его лице сменяется миллион различных выражений. Его глаза становятся больше, подбородок расслабляется, а уголки губ слегка подергиваются.

- Лу, - произносит он, и его голос, также, как и взгляд, переполнен до краев… чем-то. – Конечно, приглашен. Конечно.

Это каким-то образом успокаивает Луи. Дарит ему ощущение, что даже в этом чужом будущем, где Гарри – мужчина средних лет с сединой в волосах, а в Sainsbury’s больше не продают хлеб, который содержит клейковину, все еще остается что-то знакомое ему.

Они оба молчат, пока Гарри толкает тележку в сторону кассы и готовится расплачиваться. Вежливый прыщавый парнишка складывает их покупки в пакеты, и Луи удивляется, когда он неожиданно обращается к Гарри лично.

- Привет, Папаша Гарри. Это все для вечеринки Джуди?

Брови Гарри взлетают вверх в комичном выражении зашкаливающей тревоги, тогда как уши Луи едва ли не вытягиваются от любопытства. Что Гарри будет делать? Шикнет на этого подростка и как-нибудь попытается объяснить, что нужно держать подробности праздника в секрете, потому что Луи – путешественник во времени?

- Да, да, Мэтью…

- Должна получиться клевая вечеринка, - ловко встревает Луи. – Боже, Джуди. Обожаю ее.

Мальчишка, видимо, поименованный Мэтью, растерянно уставляется на Луи.

- Эм, ладно. А ты кто?

- Дальний кузен, - глухо отвечает Гарри, посылая Луи предупреждающий взгляд.

Но Луи абсолютно его игнорирует.

- Очень дальний. Но я всегда говорю: нет ничего важнее семьи, верно? Проделал такой длиннющий путь с Бали только ради сегодняшнего вечера. Обожаю хорошие вечеринки, и ради Джуди? Даже многочисленные запреты не смогли бы удержать меня от участия.

Мэтью, кажется, не совсем понимает, что делать с этим энергичным заявлением, продолжая озадаченно пялиться на Луи и автоматически упаковывать продукты. Но как только последняя коробка с фруктами оказывается уложена в пакет, его глаза расширяются от узнавания.

- Ох, да, ты действительно похож на…

- Большое спасибо, Мэтью, но мы очень торопимся. Нужно еще забрать заказанные цветы, - перебивает его Гарри. – Ждем тебя и твою семью сегодня вечером, ага?

Они не дожидаются ни вербального ответа, ни хотя бы прощального жеста, что Луи находит весьма странным, учитывая, какие длинные беседы порой ведет Гарри и с куда более отдаленными знакомыми. Должно быть, вечеринка этой Джуди – масштабное событие.

Когда они садятся в машину и отправляются к флористу, на Луи снова налетает осознание, насколько взрослым стал этот Гарри. Все в нем кажется устоявшимся, начиная от сжимающих руль пальцев и заканчивая покрытыми джинсовой тканью расставленными коленями. Все его движения плавные и взвешенные, он действительно мужчина, который знает, что делает. Ему не нужны советы и указания… в нем нет робости и замешательства, которые Луи привык ассоциировать с юным Гарри.

И эти отличия настолько разительны, что заставляют Луи задуматься по поводу собственных будущих версий. Есть ли в них те же самые признаки взрослости и зрелости? Когда в настоящем времени появлялись его взрослые воплощения, Луи обычно был слишком занят тем, что обижался на них, или спорил с ними, или отсасывал им, так что не особенно обращал внимания на такие детали. А теперь ему интересно, мог ли Гарри различать их? Видел ли контраст между уверенной взрослостью уже состоявшегося мужчины и хаотичной резкостью того Луи, которым, по-видимому, он сейчас и является?

Не в первый раз Луи гадает, какую из его собственных версий предпочитает Гарри? Но теперь ему кажется, что он знает ответ.

Видимо, Гарри замечает угрюмость, с которой Луи таращится на пролетающие за окном панорамы дождливого Лондона, потому что он поворачивается и закусывает губу.

- Можешь спросить меня о чем-нибудь. Только про одну вещь. Один вопрос. То, что ты хочешь узнать о будущем больше всего. И я отвечу, как смогу.

Луи выдерживает паузу, барабаня пальцами по дверце автомобиля.

- Серьезно?

Гарри с опаской кивает, и в этом жесте есть что-то такое, намекающее, что он всегда будет тем самым мальчишкой, которого знает Луи.

- Разве это не против правил?

Гарри пожимает плечами.

- На самом деле, это не мои правила. Это ты их придумал. И я помню, как сильно их ненавидел, когда был на твоем месте, так что… Один вопрос не принесет вреда.

Разум Луи начинает судорожно перебирать возможные варианты. Вопросы напористо выскакивают один за другим, словно кроты в той глупой аркадной игре. Ему так много всего хочется узнать, нужно найти столько потерянных концов и перевернуть столько подводных камней. Можно раскрыть тайны жизни и смерти, или вопросы с их карьерой, группой, парнями, его личной жизнью, его семьей … Столько вопросов, но нужно выбрать всего один.

И наконец он понимает, что на самом деле ему необходим один-единственный ответ. Только он позволит вздохнуть полной грудью.

- Ты счастлив?

Гарри на мгновенье прикрывает глаза, будто позволяя вопросу, ответу и всей его жизни пропитать его тело. А потом смотрит прямо на Луи, и это тот самый взгляд, принадлежащий его Гарри, тот эффект маяка, о котором говорят люди. Только для Луи это больше похоже на затмение: весь его мир рождается и умирает в этих искренних глазах.

- Да. Я так счастлив, Лу. Так невероятно счастлив.

Какая короткая фраза, но, в каком-то смысле, в ней есть ответ на все.