Отрезок №3. Воспоминания с полки

У эгоистов есть одна хорошая черта: они не обсуждают других людей.

 

Неделю ничего не происходило. Моё турне отменили. Кирилл звонил пару раз, но я не отвечал. Чувствовал себя паршиво, кажется, даже испытывал вину перед ним. Всё-таки вместе мы прошли через многое. Он первый разглядел в моём невесёлом бренчании что-то. Он первый поверил в меня. Он вложил в меня свои деньги - те, что копил пару лет на тачку. Купил мне гитару, договорился с клубами, где я выступал первое время… Приходилось платить им. Мне, теперь относительно знаменитому певцу, приходилось платить самому, чтобы меня слушали. Тогда я много экспериментировал с имиджем, с антуражем. Иногда были дни, что нам не хватало на еду. Пару раз мы ночевали на вокзале: я в обнимку со своей гитарой, Кирилл в обнимку со своей коллекцией пластинок. Но постепенно жизнь стала налаживаться, меня стали приглашать выступать в разные клубы, платить больше, значительно больше. Потом мы уже не могли справляться со всем сами, тогда появился Руслан, или Лан, как он сам просил его называть. А дальше понеслось…
Зря или не зря я так с Кириллом, но это он обещал моему брату заботиться обо мне, а не наоборот. Вот, считай, отзаботился. Всё, что мне остаётся, спрятать эти воспоминания на дальнюю полку.
На душе всё равно было как-то погано, поэтому я решил спуститься в супермаркет за углом и купить выпить. Для этого пришлось нацепить шапочку, напялить солнечные очки и нормальную куртку, а не любимый кожаный плащ. Холодильник был пустой, так что я долго изучал витрину с представленными пиццами, минут через десять выбрав с грибами и беконом. Наверное, проще было бы заказать, но и так сойдёт. В отделе со спиртным я задержался меньше. Мои пристрастия сводились к водке и пиву. Пиво не катило, а вот водка пойдёт. Или её сестра-текила. Отлично. У кассы я, естественно, заметил журнал. На всю обложку широко улыбался Мустафа, и рядом была моя маленькая фотография. Надо же, как быстро разносятся вести. Я взял журнал и пока шёл до дома, жадно читал статью. Уже в лифте я глотнул текилы прямо из горла. Круть. Значит, я – «многообещающая звёздочка, косящая под Мерлина Мэнсона»? Интересно. Тот, что писал эту статью, вообще хоть видел Мэнсона? Был приведён мой не самый лучший стих, и критики к нему, буквально к каждой строчке по полстраницы. И не жалко же им было своего времени?.. И про Кирилла тут сказали. Что с «бездарным подобием продюсера покончено».
Дома я швырнул журнал в мусорное ведро, закурил и бросил спичку туда же. Глянцевая бумага тут же вспыхнула и стала наполнять квартиру едким дымом. Пришлось открыть окно. Что это за странное, тягучее, словно грязная жижа болота, чувство внутри?..
Что мне остаётся в этой ситуации? Правильно, напиться.
Как следует накачавшись текилой, я записал прямо на стеклянном столике чёрным, несмываемым маркером:

В борьбе постоянной, кто против - не важно…
Гнетёт паранойя назойливой тучей…
А счастье томится в отсеке багажном,
Но вынуть его всё не выдастся случай…

 

Отрезок №4. Первый клип

Черти внимательно осмотрели мою душу,
затем вежливо вернули ее и побежали мыть руки.

 

В павильоне, который специально сняли для съёмок моего клипа, было много народу. Когда я зашёл, весь из себя такой невъебенный и загадочный, голоса на секунду стихли. Мустафа был серьёзен и деятелен. Влад сразу подошёл ко мне и в лоб спросил:
- Сценарий читал?
- Да, - бросаю я. И тебе здравствуй.
- Тогда пошли, времени мало.
Следующий час мне наносили грим и подбирали наряды. Я с трепетом оглядывал декорации – чёрный-чёрный лес, такой настоящий, такой гнетущий, что сердце заполняла тоска. Неужели это всё правда? Неужели это будет со мной? Это - не сказка, это - реальность. Это - не мечты, это - правда. Это - не любительская съемка, это - профессионалы в своем деле.
- Он готов? – недовольный голос Мустафы.
- Всё, что можно, мы сделали, - морщится Влад, - но всё равно, будто только что из колхоза.
Мои щёки покраснели.
- Что ты сказал? – переспросил я, чувствуя, как мои руки сжимаются в кулаки.
- А ты ещё и глухой? – Влад пренебрежительно смотрит на меня.
- Ты…
- Послушай, Морти, ты делаешь то, что нужно нам, и мы все счастливы. Если будешь реагировать так на всё, то ни хрена у нас не получится. Я больше тебя в шоу-бизнесе, и пока ты кусок дерьма, из которого нужно сделать конфетку. Ты думаешь, ты, пиздец, какая звезда? Да ты годишься только на то, чтобы петь во второсортных забегаловках. Если будешь слушать нас и следовать нашим советам, то, быть может, из тебя что-то получится. Ясно? Вник? А теперь поднимай свою жопу и пиздуй работать.
Казалось, что щёки раскалились докрасна. Я даже не мог ничего ответить. Чувствовал лишь жгучее унижение. Мало того, что этот козёл позволял себе разговаривать так со мной, так он ещё и делал это при всех. В комнате было человек десять, а через пять минут о происшедшем уже будет знать вся съёмочная группа.
Интересно, если я сейчас встану и уйду, то на этом всё кончится?
- Морти, - Влад наклонился надо мной, говоря уже тише, чтобы мог различить его слова лишь я, - не усложняй всё. Ты должен быть счастлив, что тебе выпала такая честь. Сейчас ты никто, но, быть может, ты можешь подняться выше. Так что закрой свой очаровательный ротик на замок и иди снимать свой первый настоящий клип. А если ты всё-таки выберешь другой путь, - парень скосил глаза в направление двери, - то, поверь, никто и никогда больше не захочет с тобой работать. Дурная слава в шоу бизнесе обладает магической силой и разлетается быстро. Решай.
Он был очень близко ко мне, нависал надо мной, словно скала. От него веяло на удивление очень приятной туалетной водой, такой, какую выбирают сами мужчины, а не окружающие их женщины, будь то мама или любовница. Сейчас, когда он был так близко, я с удивлением отметил, что он старше, чем показался мне на первый взгляд. Гладкая аристократическая кожа сбивала с толку, но мелкие морщинки под глазами и глубокая складка на лбу рассказывали всю правду о хозяине. Ему было около тридцати пяти, не меньше.
Во мне всё кипело, но я понимал, что он прав. Если я сейчас уйду, то мои мечты можно будет похоронить и похлопать по горке земли сверху лопатой. А хотел я многого: славы, известности, богатства. Хотел, чтобы меня боготворили, как Майкла Джексона или Леди Гагу.
- Хорошо, - шепчу я. – Я понял.
- Какой хороший мальчик, - Влад распрямляется и подмигивает заинтересованно застывшему в проёме Мустафе.

***

 

Съёмки клипа длились бесконечно. Суть сценария сводилась к тому, что я потерялся в лесу (аллегория с миром), и ищу, как мне выбраться. Дул ветер, шёл дождь, гремели раскаты грома. Блин, я настолько вжился, что поверил. Слова, эти чёртовы слова, написанные мной полгода назад, звучали у меня в ушах, не переставая. Они изменили аранжировку, кое-где мой голос звучал протяжней и тоньше, но суть осталась прежней. Мир – это чёрная-чёрная дыра, из которой не выбраться, сколько не пытайся. Всё зря. Выхода нет.

 

 

Отрезок №5. Известные люди

Тебе начинают уделять повышенное внимание?
Скорее всего, тебя хотят либо вые...ть, либо нае...ать.

 

С утра меня захватило вдохновение. Я творил. Сразу как проснулся - даже не почистив зубы, даже не позавтракав. Слился воедино с гитарой, вырывал из души самые сокровенные строки. Телефоны не переставая звонили, но мне не было до них дела. Я существовал в параллельной вселенной, такой родной и уютной, как утроба матери. Тёмной, правда, полной боли и волнений, пережитых страданий и так старательно утаптываемых душевных травм. Но не всем же жить в мире света и доброты.
Солнце уже клонилось к горизонту, как меня кто-то грубо вырвал из моего ада. Я растерянно посмотрел перед собой и увидел Влада и Лана. У последнего в руках были запасные ключи от моей квартиры.
- Ты охуел не отвечать на звонки? – только Влад мог себе позволить так со мной разговаривать.
- Я… творил, - мне тяжело было на него реагировать, потому что сердце разрывали чувства и несовершенство вселенной.
Лан стал демонстративно рыться в моём шкафу. Влад без спросу забрал у меня листы с торопливо накарябанными стихами и пометками, проглядел, поднял на меня глаза:
- И это называется творил? Мой племянник справился бы с этим лучше.
Я только вздохнул. Я был опустошён морально и не хотел ничего сейчас. Ни разговаривать, ни спорить. Лан швырнул передо мной косуху и кожаные штаны.
- О, я никуда не пойду, - дошло до меня.
- Пойдёшь, - отрезал Влад. – Переодевайся.
Блять. Ну лучше не спорить. Сил нет ни на что. Я покорно переодеваюсь, стараясь не замечать странных взглядов парней.
Перед выходом я успел забежать в ванную и наконец-то почистить зубы. В зеркале отражалась бледная физиономия, под глазами пролегли чёрные круги. Я нацепил чёрные очки, вздохнул, и вышел из квартиры. Влад не отставал, стараясь не выпускать меня из поля зрения, а Лан замешкался. Внизу, в новехоньком лимузине, мне дали бокал шампанского, но я поставил его обратно на столик.
- Что, решил блюсти трезвость? – хмыкнул Влад, не скрываясь, достал из кармана пакетик с таблетками, кинул две в бокал и протянул его мне. – Пей. Ты должен быть бодр и свеж. Это поможет.
- Куда мы вообще?
- На вечеринку, где будут очень известные люди. Пей.
Я и раньше употреблял лёгкие наркотики, почему сейчас нет? Товар должен быть представлен лицом. Это поможет. Я осушил бокал в несколько глотков и откинулся на кожаную спинку. Голова тут же закружилась, по телу разлилась лёгкость. Влад наблюдал за мной из-под чуть приопущенных ресниц. Достаю сигарету и прикуриваю.
- Кончай травиться, - он забирает у меня сигарету и протягивает пачку незнакомых мне. – Эти лучше.
Попробуем. С первой же затяжкой лёгкости в теле только прибавляется. Настроение улучшается. Только время как-то странно увеличивает скорость своего бега. Я выхватываю лишь красочные картинки. Вот я на красной дорожке, вспышки фотокамер, кто-то поддерживает меня. Вот я за столом рядом с Мустафой. Влад подливает мне шампанского. Кто-то меня о чём-то спрашивает, все смеются моим ответам. Какие они все милые. Какой весь мир хороший, цветной, нереальный… Такой мир мне нравится. В нём нет боли, нет ненависти, нет несовершенства. Меня просят спеть. Гитара уже в руках. Напеваю что-то из последнего. Все замолкают, девушки всхлипывают, Мустафа сияет. Внезапно мне не очень хорошо, пробираюсь в туалет, там долго споласкиваю лицо холодной водой. Еле могу передвигать ноги. Меня выводят, заталкивают в лимузин, моя голова на чьих-то коленях. Даже не могу определить чьих. А не пофигу ли? Правильно, пофигу. Я вырубаюсь и прихожу в себя, когда меня не особо вежливо трясут. Так как я мычу нечто нечленораздельное в ответ, меня оставляют в покое. На минуту. Затем моих губ касаются чужие губы, собственнически подминают под себя. Это резко приводит в сознание. Я отталкиваю Влада и отскакиваю на соседнее сиденье.
- Чего пугливый такой? – он облизывает губы. Выглядит он сейчас как тигр, заметивший добычу.
- Я не хочу… - говорю не своим голосом.
- А тебя спрашивают? – Влад двигается ко мне. Я отползаю дальше.
- Я не буду, - уже более решительно говорю я.
Парень хватает меня за плечи и снова пытается поцеловать. Кажется, мои ноги сами его пинают, а моё тело само выскакивает из лимузина. Я поднимаюсь к себе, добираюсь до ванной комнаты, где меня долго и мучительно тошнит. Дети, не пейте столько и не смешивайте спиртное с экстази.

 

Отрезок №6. Студия

Деготь продается в бочках, а мед - в баночках

 

Студия. Теперь я провожу здесь всё своё время. Со мной работают педагоги по вокалу, аранжировщики, звукорежиссёры, музыканты. Мы пытаемся сварганить новый альбом за неделю, потому что уже объявлен его релиз. На моё прежнее творчество это похоже мало. Мои слова заменяют более тиражными, звучными. Всё происходящее сливается в одно размытое пятно. Голова идёт кругом, постоянно хочется спать.
Появляющийся периодически Влад иначе как «бездарностью» меня не называет. Всё время орёт, ничего ему не нравится. Стоило один раз мне открыть рот, чтобы защитить свои любимые строчки, как на меня обрушился такой поток брани, что я потом сидел часа полтора, будто в дерьме измазанный. Мустафа не появлялся. Лан стал помощником Влада, ходил за ним по пятам, выполнял любую его просьбу, разве что в рот не заглядывал.
«Когда кончится этот ад и начнётся счастливое будущее?», - меланхолично размышлял я, покуривая травку в туалете. Не так я представлял себе всё это, ох, не так.

***

 

На воскресенье назначили фотосессию для обложки. Даже Мустафа появился. И какой-то именитый фотограф. Меня гримировали часа два, делали причёску (а вернее её отсутствие в виде художественного беспорядка), и снова подбирали одежду. В итоге решили оставить чёрные, блестящие, будто бы кожаные, брюки и чёрные крылья ангела позади.
Дальше было так:
- Сядь ровно… Нет, чуть ссутулься. Не так сильно! Посмотри в камеру! Не смотри в камеру! Голову налево. Налево, я сказал! Грусти в глаза! Трагизма! Боли! Блять, я не могу с ним работать! Что за бездарность?!
Это фотограф. Он орал, вспомнил весь свой словарный запас относительно бранных слов. Мустафа сидел темнее грозовой тучи. А Влад подошёл ко мне с непроницаемым выражением лица:
- Ты поёшь и пишешь о боли, а изобразить её не можешь?
- Я стараюсь, - тихо роняю я.
- Ни хрена ты не стараешься. Но, знаешь, я тебе помогу.
И, прежде чем я что-то успеваю предпринять, он бьёт меня наотмашь по лицу. Щека вспыхивает, а моя гордость втоптана в землю. Я подскакиваю, но ублюдок легко толкает меня, и я снова оказываюсь на своём «троне».
- Так лучше? – это он интересуется у фотографа.
- Отлично.
- И это твоя помощь? – кажется, я кричу, а меня снова бьют по лицу. Едва сдерживаюсь, сам не зная зачем. – Урод!
- Конечно, Морти, ты же у нас такой недоступный красавец, вот, смотри, что из этого может получиться.
Влад снова отвешивает мне пощёчину. Беспомощность и унижение захлёстывают меня. Мы на площадке, тут полно народу, но все стоят и молчат. Слышно лишь стрёкот затворок фотоаппарата.
Я слабак. Даже не могу дать сдачи.
Получаю ещё одну затрещину, и на этом всё кончается, потому что довольный фотограф «сжаливается» надо мной. Ни на кого не глядя, я убегаю в гримёрку, снимаю эти дурацкие крылья, делаю пару глотков из бутылки с виски. Щёки горят. Это больно. Внутри больней, чем снаружи. Руки дрожат. Я же ничтожество для них. Просто какой-то идиот. Просто вещь, кусок мяса, который можно продать.
- Эй, Дим, - это Лан. Я оборачиваюсь к нему резко и порывисто, но вижу сочувствие на лице. Честно говоря, это бесит сильней.
- Что?
- Это работа, у тебя правда ничего не получалось. Зато теперь офигенные снимки.
- Не сомневаюсь, - выдыхаю я и сажусь в кресло. У меня постоянно чувство, что я падаю в пропасть.
- Лан, выйди.
Вздрагиваю против воли, когда слышу холодный и неэмоциональный голос Влада. Он медленно подходит ко мне, становится сзади, кладёт свои ледяные руки мне на плечи и начинает их массировать. Безумно хочется вырваться, но я будто приклеен к креслу.
- Видишь ли, Дима, или ты работаешь, или нет. Это мир шоу-бизнеса, за дверью таких как ты десятки, сотни, а Мустафа дал шанс тебе. Не подведи, - он наклоняется к моему уху и едва не касается его губами: - Ты никто, ты - пустое место. И веди себя соответственно. Уясни это раз и навсегда.
- Пошёл ты к…
Но его руки резко дёргают меня за волосы и заставляют запрокинуть голову. Он смотрит мне прямо в глаза:
- Уяснил?
И я знаю, что он не отпустит, пока я не отвечу так, как хочет он.

Отрезок №7. Арест

То, чего не можешь заполучить, всегда кажется лучше того, что имеешь.
В этом и состоит романтика и идиотизм человеческой жизни.

 

Мои мольбы были услышаны, и я получил один день отдыха. Валялся на диване и смотрел телевизор. Делать не хотелось ничего, а уж тем более - заниматься творчеством. Ближе к обеду я выбрался из дома - пообедал в Макдональдсе, прошёлся по парку. Было солнечно и это бесило. Я люблю больше дождь, сырость и серость. Я купил бутылку пива и сел в парке, наблюдая за случайными прохожими. Минут двадцать мне никто не мешал. А потом подошли менты. Я мысленно застонал.
- Так, что тут у нас? – спросил один у другого. Молодые ребята.
- Распитие спиртных напитков в общественном месте.
- Почему нарушаете, гражданин?
Молча встаю и выкидываю бутылку в мусорный бак.
- Нет, - лыбится тот, что пониже. – Так дело не пойдёт.
- Пройдёмте в участок. Если не хотите как-нибудь решить вопрос иначе…
- Я не собираюсь вам ещё и денег отстёгивать, - резко сказал я. Хватит того, что меня имеют на работе, поиметь этим двум придуркам я себя не дам.
- Да ладно? – мерзко ухмыляется один.
- Пройдёмте, - поддерживает другой.
Они берут меня под руки. Я вырываюсь:
- Отпустили, быстро!
- Глянь, Вить, звезда, блять!
Этот самый Витя ловко заламывает мне руки и тащит вперёд.
- Уёбки! – ругаюсь я, за что и получаю кулаком по носу. Класс. А завтра презентация. Блять… Меня убьют.

***

 

Позвонить, как и ожидалось, мне не дали. Я тупо сидел в обезьяннике. Дело близилось к вечеру, затем и вовсе к ночи. За всё время мне даже не дали воды. Хорошо ещё, что никого кроме меня не было.
К полуночи заявились менты. Тот самый Витя помахал через решётку моим сотовым. Я вздохнул:
- Ребят, ну не будьте быдлом, дайте позвонить.
- Сто баксов.
Прекрасно помню, что у меня в карманах было около трёх сотен рублей.
- Я позвоню, и друг привезёт.
Представители закона переглянулись. Витя нехотя протянул мне телефон. Я быстро нашёл номер Руслана. Выслушал длинные гудки, поматерился. Блять. Придётся звонить моему ненавистному врагу.
- Да, - Влад будто бы и не спал. А может он и не спал. Кто его разберёт, когда он спать ложится.
- Я это… в отделении, у ментов.
Что у него не отнимешь, так это сообразительности. Он задал лишь один вопрос, прежде чем бросить трубку:
- Номер отделения?
Я вздохнул. И чего мне дома не сиделось? Витёк с интересом посмотрел на меня:
- Привезёт?
- Конечно.
Сажусь на лавку.
- Ребят, куртку бы отдали, холодно.
Но они не отдали. Заржали и ушли. Появились через двадцать минут, открыли дверь, чуть ли не поклонились мне. Я, понуро опустив голову, вышел в коридор. Влад стоял, скрестив руки на груди. Поманил меня пальцем, приподнял голову, осмотрел здоровенный синяк.
- Браво.
Он указал мне на дверь, а сам остался что-то решать с ментами. У входа стоял чёрный мерседес с водителем за рулём. Я тихонечко проскользнул мимо и что есть мочи побежал. Дыхалка у меня ни к чёрту, через пару минут я стал задыхаться, плюнул на это занятие, пересчитал деньги и поймал частника. Дома я был минут через десять, и чёрный мерседес уже стоял возле подъезда. Я помаялся в кустах, но устыдившись собственного страха, вышел на свет и смело прошествовал к подъезду.
Влад курил возле машины, усмехнулся, когда я поравнялся:
- Чего не подождал? Я бы подвёз.
- Хотелось подышать воздухом.
- Подышал?
Безумно хотелось ответить, что рядом с ним воздух отравленный, в радиусе трёх километров, не меньше, но я прикусил язык.
Парень протянул мне мой сотовый и куртку. Быстро беру их и мечтаю, наконец, избавиться от общества ненавистного мне человека.
- Единственное, что ты сделал правильно – позвонил мне. Завтра в восемь утра за тобой приедет машина, сначала дашь небольшое интервью, потом презентация. Будешь милым и прилежно отвечающим на все вопросы, список которых у тебя давно в почтовом ящике. Понял?
Киваю. Что тут непонятного?
- Свободен, - Влад откидывает сигарету и садится в машину.
Ненавижу его.

Отрезок №8. Ради такого стоит жить

Ад, должно быть, клевое место, раз малые, что придумали религию,
так хотели, чтобы туда, кроме них, никто не попал.

 

Всё прошло хорошо. И интервью, и презентация. Синяк удалось загримировать так, что никто ничего и не понял. Я стал мега-крутой сенсацией. Мои песни крутили по радио, клип по всем музыкальным программам. На мой сайт (я, кстати, не знал, что он у меня есть) приходили тысячи сообщений от поклонников. Кто-то видел в моих строчках скрытый смысл, кто-то говорил, что они банальны и не интересны, но и те и другие слушали мои песни, покупали мой альбом, за обложку которого мне даже присудили какую-то премию. Снимок был очень качественный и живой. Кадр был сделан после первого удара Влада. Боль, обида, недоумение: всё это читалось в моих глазах, наполненных слезами. Смотреть на фото я не мог, меня точило что-то изнутри, но ведь меня и не заставляли.
Мустафа и его свита делали всё очень чётко. Везде было проплачено, не было и дня, чтобы обо мне где-нибудь не говорили. Реклама была сумасшедшей. Если раньше я радовался популярности, то теперь просто не мог выйти на улицу. И это всего за пару недель. Я и не знал, что так можно. Так быстро, так профессионально.
Апогеем всего стало моё выступление на очередной музыкальной премии. Я шёл сразу за единственными рок-н-рольщиками в нашей стране. Мандраж, охвативший меня, когда я вышел на сцену и увидел эти несколько тысяч человек, сковал меня. С трудом сделав пару шагов к микрофону, я вцепился в него, как в спасательный круг. Когда заиграла музыка, я думал, что не смогу выдавить из себя и слова, но неожиданно страх куда-то исчез. Остался я и наэлектризованная толпа. Жаждущая, жадная. Я запел. Тихо, немного жалобно, но от всего сердца. Это была песня про смерть. О том, что нам не избежать её, как ни старайся. Зачем тогда всё это? Этим вопросом я и задавался. Слова были простые, переделанные под широкую публику, не было моих «дилемм», «аллегорий», поэтому я немного путался, но пел, старательно выводя окончания, как учили. Когда я закончил, в зале стояла оглушающая тишина. Это было страшно. Огромный, живой монстр. Толпа могла меня уничтожить. А могла и вознести до небес, что она и сделала. От криков заложило уши, от визга чуть не лопнули барабанные перепонки, а грохот аплодисментов напоминал раскаты грома.
Я робко поклонился и скрылся за кулисами. С меня лил пот градом и кто-то, видя это, протянул мне полотенце. Лан стоял, открыв рот, а вот Влад с недовольной гримасой. Он на меня и накинулся, уничтожая эйфорию, охватившую меня:
- Ты, блять, три слова запомнить не можешь?
Он толкнул меня в грудь. Меня - ошарашенного и ничего не понимающего.
- Влад, да ладно, всё же прошло, - встрял Лан, но тот лишь поднял руку. Этого хватило, чтобы Лан отступил.
- Ещё раз ты забудешь текст, я вытатуирую каждое слово у тебя на лбу! Понял?
Киваю. Всё, что я хочу сейчас – оказаться как можно дальше от него. Плевать, что все смотрят. Осветители, звукорежиссёры, следующие за мной артисты. Я бегу в гримёрку и скручиваюсь там на диване в тугой клубочек. Меня трясёт. Но не от Влада, а от произошедшего на сцене. Лицо горит и вообще ощущение такое, будто через меня пропустили ток. Никогда ещё я не испытывал такого, хотя на моём счету было достаточно выступлений. Ради такого стоит жить.

Отрезок №9. Бухгалтер

Совесть — роскошь, а мы люди бедные.

 

Ко мне подослали бухгалтера. Молодой человек в стильных очках и костюме. Я развалился на диване и курил, пока он знакомил меня с моими финансами. Относился он ко мне с уважением и даже каким-то особым почтением. Под конец сказал, что ему очень нравится моя музыка и что я гений. Но мне лучше не хранить деньги на счету в банке, а вложить их в активы и фонды. Прибыль будет только увеличиваться.
В сущности, мне было всё равно. Я расписался везде, где он указал, а затем сыграл бухгалтеру одну из своих новых песен. Кажется, он проникся.

Отрезок №10. Гонка

Все люди приносят счастье.
Некоторые — своим присутствием,
но большинство — своим отсутствием, конечно же.

 

Мне кажется, моя жизнь стала напоминать гонку. Ни одной свободной минуты, всё расписано: встречи, интервью, выступления, работа с имиджмейкерами, работа с преподавателями вокала, с композиторами и просто с поклонниками. Я дал столько автографов, что стоило об этом подумать, как рука сразу же начинала ныть.
Мустафа был доволен мной. Мы виделись редко - он человек крайне занятой, но когда виделись, я слышал от него лишь похвалу.
Чего не скажешь о Владе.
Его я видел каждый день. И он всегда и всем был недоволен. А если это сопровождалось его плохим настроением, то можно было сразу вешаться. Ему не нравилось, как я разговариваю с журналистами, не нравилось моё творчество, не нравился мой новый имидж под мальчика-эмо. Его бесило, когда я дёргал головой, откидывая рвано выстриженную чёлку. Его бесили мои подведённые глаза, мои чёрные ногти, моё вечное предпочтение тёмного цвета в одежде. Мне кажется, его бесил сам факт моего рождения.
Я старался не замечать язвительных замечаний, его колкостей, сжимал зубы, руки, но этот ублюдок всегда знал, куда бить. Обидней всего, что почти всегда он был прав. С точки зрения добывания с помощью меня денег. Выбранный им рваный пиджак тут же стал хитом продаж в местных лавочках. Небрежно брошенное замечание намекнуть в телеэфире, что я би – да это обсуждали месяц, не меньше. Но находиться с ним в одной комнате было невозможно. Кажется, он делал всё, чтобы вогнать меня в депрессию. Я постоянно был под гнётом, но и это приносило свои плоды – я творил. Всю несправедливость жизни я выбрасывал на невинную бумагу. Такого творческого подъёма у меня не было никогда. Я терпел все унижения от него, лишь бы иметь возможность выходить к людям и петь. Это стало для меня всем.

Отрезок №11. Второй клип

Вы такие красивые вещи говорите.
Вам, наверное, очень трахаться хочется?

 

Через полгода, когда все сливки были собраны, Мустафа отдал приказ срочно записывать новый альбом. Материала у меня было полно. Влад выбрал самое достойное и приказал действовать. Опять я не спал, не ел, только работал и работал. В альбоме было всего десять песен, зато каких. Они затрагивали вопросы смерти, несовершенства человеческого тела, отсутствия настоящей любви в жизни и присутствия предательства в ней.
Фотосессию мне не устраивали. Выбрали одну из прошлых фотографий, обработали в фотошопе и будто новая. Жалко, что так нельзя было поступить с клипом. Его пришлось снимать.
Мустафа придумал нечто грандиозное. Будто я в аду и черти мучают меня, а я взываю к ангелам, которые глухи к моим молитвам.
Часа три меня гримировали и причёсывали. Волосы склеили гелем, чуть накрутили. Тон кожи выровняли почти до белоснежного, подумав, и торс запудрили тоже. Глаза подвели так, что они стали казаться огромными. В кадре я смотрелся ахуительно, без ложной скромности. Меня привязали к алтарю, на котором я должен был извиваться, дали «фанеру» и… Мы работали двенадцать часов без передышки, но всё было не то. Как орали Мустафа и Влад, я опущу. Я закоченел уже лежать на этой мраморной плите, а им всё было не так.
Когда все уже вымотались, они разрешили перерыв на час. Я собирался было в свою гримёрку, но Мустафа позвал меня к себе в кабинет. Он закрыл дверь, плеснул виски в стакан себе и Владу, затем повернулся:
- Что такое? Почему ты не можешь сыграть? Представь всё это! Что это из тебя достают душу!
Молчу.
Влад берёт свой стакан и выпивает залпом, потом цедит сквозь зубы:
- Как он меня достал.
А я снова молчу, словно это и не обо мне. Мустафа достаёт пакетик с белым порошком, платиновую кредитку, делает белую дорожку из порошка на стеклянном столе. Влад тоже не отказывается от наркотика и следует его примеру.
- Может ему дать? – они переглядываются.
- Нет, он будет как замороженный.
- Что делать с ним? Я и не думал, что он такая бездарность!
Чего я тут стою?
- Не знаю! – это Влад, снова наливает себе виски.
Мустафа барабанит по столу.
- Блять… Ну поёт он ещё ничего, но актёр из него ужасный…
- Знаешь, - вдруг говорит Влад, смотрит на меня и делает пару глотков прямо из бутылки, - у меня есть идея. Убери всех. Оставим только Лана.
- А как же мои ассистенты?
- Лучше им этого не видеть, - нехорошо усмехается Влад. – Сам всё снимешь.
Мне происходящее совсем не понравилось, но разве меня спрашивали? Что могло прийти в голову этому подвыпившему и обдолбавшемуся придурку?
Влад зовёт Лана, отдаёт несколько приказов и через минуту съёмочная площадка пустеет. Все устали и хотят домой, они с радостью воспользовались возможностью уйти, пока режиссёр не передумал. У меня испуганно стучит сердце, когда Влад подзывает меня к алтарю и укладывает на него. Затем он долго настраивает свет, а Мустафа подбирает ракурсы. Лан в это время делает вид, что он тоже очень значим - стоит столбом.
Лежать на каменой плите жутко неприятно, а особенно, когда не знаешь, чего ожидать. Ну что он может сделать? Побьёт меня? Ну пусть, лишь бы клип сняли. Ну что я за лох такой?
- Лан, ты закрыл двери? – тихий голос Влада пробирает до позвоночника.
- Конечно, закрыл, всё проверил. На площадке только мы.
- Отлично. Будешь помогать Мустафе. Включай фонограмму.
Когда заиграла моя песня, немного отпустило. Он ничего не сделает, да? По лицу Влада было невозможно что-либо понять. Он просто стоял рядом и смотрел на меня. Вдруг его руки потянулись ко мне, прошлись по моей груди, вызывая россыпь мурашек. Я замер. Это что ещё такое? Влад легко запрыгнул на мой алтарь и оттянул мою голову за волосы, открывая доступ к шее. Я дёрнулся, но оковы прочно меня держали.
- Что ты делаешь? – кричу я, стараясь переорать музыку.
Он не отвечает. Скидывает свой свитер, странно улыбается. Меня затрясло. В одно мгновение мне стало дико страшно. Он придавливает меня своим весом, и пытается поцеловать. Я кусаюсь, за что тут же получаю несильный удар.
Его руки тянутся к моим кожаным штанам, висящим на бёдрах. Я ору что есть мочи, но мне не перекричать фонограмму. Я бросаю взгляд на Мустафу и Лана, они спокойны, снимают.
Он ничего не сделает, не сделает…
Меня лихорадит. Я извиваюсь именно так, как они хотели, только бы скинуть этого ублюдка, уже раздевшего меня. Ему нравится происходящее, моя беспомощность, мои беззвучные крики, мои расширенные глаза.
Это не случится. Не случится.
Наверное, я понимал, что Влад сделает это, но не мог поверить. Мне было так страшно, что, не смотря на окружающий шум, я слышал биение своего сердца.
Он снова и снова пытается меня поцеловать. Я не сдаюсь. Я просто замираю. Меня охватывает омерзение, телом завладела паника, отдающаяся дрожью во всех конечностях.
Я закрываю глаза, но получаю звонкую пощёчину. Закрывать глаза нельзя, камера снимает, она должна видеть всё.
Я умоляю его не делать это. Умоляю до самого конца. Вплоть до того момента, как чувствую его член, давящий на сжатые мышцы анального отверстия. Если бы он остановился сейчас, я бы никогда этого не вспомнил. Простил бы, забыл. Но он и не думал останавливаться. Он проникал в меня медленно, не слыша, но понимая мои вскрики. Это было не так больно, как это было унизительно. Там, за пеленой белого света прожекторов, безразличные Мустафа и Лан, которые хотят одного – лучшего кадра. А тут расчленяют мою душу и им абсолютно нет до этого дела.
Когда я хотел петь и стать известным, ожидал ли я такого?
Нет. Даже в самых страшных снах я не мог представить, что меня будет трахать на камеру какой-то сволочной ублюдок, чтобы завершить съёмки моего второго клипа и поиметь на этом хорошие деньги.
Моя голова дёргалась, а тело скользило по гладкой плите. Я видел пальцы Влада на моих бёдрах, но не видел его глаз из-за упавших ему на лицо волос.
Господи, когда он уже кончит?
Господи, почему ты так жесток?
Ну почему?
Эта плата за популярность и успех? Это слишком большая цена.
Влад отставляет меня. Музыка, словно по волшебству, затихает. Тишина оглушает. Первый вопрос заданный хриплым баритоном:
- Всё снял?
И Мустафа кивает. Его режиссёрские амбиции перевешивают. Счастье заливает его лицо. Господи… Лан освобождает меня от оков, собирается обнять, но я отталкиваю его. Руки дрожат. Ощущение странное, будто это не со мной только что было. Будто этого вообще не было. Мустафа с Владом уходят смотреть отснятый материал, окликают Лана на полпути, и он, как верная собачка, бежит за ними. Я тихо сползаю вниз и обхватываю руками колени. Хочется забыться, обколоться и напиться. Только вот сил нет. Совсем-совсем. Как я буду смотреть им в глаза? Как? Я не смогу… Господи, и это будут крутить по всем каналам?..
Рядом садится кто-то, я, думая, что это Лан, не дёргаюсь. Но это Влад. Он протягивает мне свою сигарету. Непослушные пальцы отказываются держать её, тогда он сам даёт мне затянуться.
- Глубже, - просто говорит он, и я неожиданно чётко понимаю, что ни хрена ещё не кончено. Это только начало.

Отрезок №12. Опустошение

Смерть одного - это трагедия,
смерти многих - это статистика.

 

Утро серое, промозглое. Непривычный запах кофе и присутствие чужого человека в моей квартире. Слышу приближающиеся шаги и затаиваюсь. Но его ведь не обманешь. Я чувствую его циничную усмешку даже с закрытыми глазами.
- Сегодня можешь остаться дома. А завтра у тебя встреча с фанатами.
- Я не пойду, - едва слышно заявляю я.
Молчание пугает просто до дрожи.
- Хорошо. Отдыхай до конца недели.
Целых три дня. Это просто райский подарок.
- Только не нужно трагедию устраивать. Ничего ужасного не произошло. В клипе будет только твоё лицо. Никто и не узнает.
Естественно, его волнует только клип. А как быть с тем, что я сам знаю?
- Жду тебя в понедельник в студии.
Он касается моего плеча, мимолётно, но у меня ощущение, будто в меня ткнули раскалённым железом.
Ненавижу его.
Квартира уже не моё тайное убежище. Она пропахла им. Везде его след. В ванной - в капельках воды на зеркале, на кухне - в невымытой чашке, в прихожей - его светлый волос на расчёске. Меня ломает изнутри. Лично я знаю лишь одно средство.
Уже через час я пьян, накачиваюсь до отказа, в кожаном плаще нахожу таблетку экстази, глотаю её. Мир привычно не расцветает объёмными красками. Он всё так же хмур. Врубаю свой диск на всю. Блин, эту хрень написал я? Кошмар. Беру ручку в руку и альбом. В голову идёт лишь набор слов из которых никак не составить что-то стоящее. Горько, очень горько и пугающая беспомощность охватывает изнутри. Голова кружится, я кое-как добираюсь на кухню, выпиваю литровую бутылку воды, зная, что так нужно, затем ползу в спальню и вырубаюсь.

***