Первая репетиция — 23 ноября 1975 года.

ТОВСТОНОГОВ. В третий раз — вслед за «Варварами» (1959) и «Мещанами» (1966) — мы обращаемся к пьесе М. Горького. Высокая оценка «Варваров» и «Мещан» по­вышает нашу ответственность.

Так сложилось, что «Дачники» стали завершением своеобразной горьковской трилогии в нашем театре, свя­занной не сюжетом, а мыслью, темой. Бездуховность и пассивность — эти мотивы есть и в «Варварах» и в «Ме­щанах». Они выражают суть мещанства, в какие бы одежды оно ни рядилось.

В истории Б Д Т есть опыт постановки «Дачников» Б. А. Бабочкиным. Для своего времени этот спектакль был значительным событием. И это тоже увеличивает нашу

ответственность. Надо искать новые ходы, новый подход. И наш собственный опыт работы над Горьким повторен быть не может.

В начале века бездуховность и гражданская вялость овладели определенной частью интеллигенции. Горький на это и откликнулся, написав «Дачников». После поста­новки пьесы автор был освистан. Возмущение части интеллигенции доказывало, что Горький попал в цель. Для своего времени это было произведение публицисти­ческое.

Сегодня прямой публицистический ход не годится, он был бы просто несовременным, архаичным. Мы можем до­биться убедительного результата в показе духовно раз­битой интеллигенции, только пропустив зрителя через внутренний процесс жизни героев, пытаясь понять этих людей.

В процессе работы мы должны проникнуть в суть каждого, обнаружить его субъективную правду, чтобы образы получили смысловую емкость, неоднозначность. Зритель в результате сам сделает вывод, но только если мы объясним ему горьковских персонажей, покажем их собственную сложность. Например, Суслов — пропаган­дист мещанства, причем убежденный и оголтелый, но ес­ли не будет раскрыта его трагедия, мы его не поймем. Или Рюмин. Что такое — пошлость или трагедия пошлости? Нам необходимо найти ход психологического объяснения, избежав публицистической прямолинейности оценок, а тем более пародии.

Пьеса бессюжетна, даже по сравнению с «Варварами». Нужно открыть и выстроить непрерывный психологический процесс. Действие начинается в атмосфере, страшно нака­ленной, с самого начала в пьесе нет покоя. Задан очень высокий градус.

Люди шли в гору и постепенно сбрасывали, как балласт, груз совести, благородства, нравственности. В самом на­чале пьесы они уже наверху, на горе, с пустыми мешками. Как пример — отношения Басова с женой: потеряно все, кроме формы. Крайняя степень заданных отношений. Сто­рожа Пустобайка и Кропилкин открывают внутренний смысл пьесы в разговоре о любительском театре, который придумали для себя господа. Как они играют? Притворя­ются кто кем. Подлинная жизнь этих людей, господ, и есть плохой любительский спектакль, который они разыгрыва-313

ют в жизни, в нем все — мираж, призрачность. А тот спек­такль, на сцене, никогда не состоится.

В оформлении вместе с Э. С. Кочергиным мы искали пластическое выражение этой призрачности, миража. Контраст красивого фона (а декаданс в России был кра­сив) и грязи в отношениях, в устоях. Диффузия природы и интерьера. Большую роль будет играть свет. Мне пред­ставляется, что эти дачники ползают по саду, как красивые насекомые. Хочется создать непрерывно живущий фон. Красивые насекомые живут на красивом фоне и все время перемещаются.

Эта пьеса наиболее близка Чехову. Мне не случайно хочется связать нашу работу с Чеховым, хотя он никогда не был прокурором своих героев, он любил их, и эта лю­бовь давала ему право строго, а то и жестоко судить их. В письме к И. И. Орлову от 22 февраля 1899 года Чехов писал: «Пока это еще студенты и курсистки — это честный, хороший народ, это надежда наша, это будущее России, но стоит только студентам и курсисткам выйти самостоятель­но на дорогу, стать взрослыми, как надежда наша и буду­щее России обращается в дым, и остаются на фильтре одни доктора-дачевладельцы, несытые чиновники, ворующие инженеры... Я не верю в нашу интеллигенцию, лицемерную, фальшивую, истеричную, невоспитанную, ленивую, не верю даже, когда она страдает и жалуется, ибо ее при­теснители выходят из ее же недр. Я верую в отдельных людей, я вижу спасение в отдельных личностях, разбро­санных по всей России там и сям — интеллигенты они или мужики,— в них сила, хотя их и мало».

Эти слова точно подводят нас к «Дачникам».

Мы будем искать ходы и отношения практически. Вы знаете, я не люблю развернутых деклараций.

Это самая длинная пьеса Горького, необходимо было провести большую работу по сокращению. Л Е Б Е Д Е В. Что такое этот Двоеточие? Просто добрый дядя или воплощение того, что потеряно в жизни? Он ска­зочный персонаж при всей его достоверности. Какая-то странная фамилия, неизвестно, чем занимается. Может быть, он существует здесь для контраста? ТОВСТОНОГОВ. Двоеточие — единственный человек, который живет полной жизнью. Нам надо выяснить его место в контексте обстоятельств, только в действии можно обнаружить нравственное содержание роли.

В течение месяца репетиции вел Д. Л. Ли-буркин, так как Г. А. Товстоногов выпускал премьеру «История лошади».

Декабря 1975 года.

Читка всей пьесы.

ТОВСТОНОГОВ. Интересно в пьесе, что на работе у всех плохо. Никто из них не любит свое дело, да и дела-то у них у всех не слишком увлекательные. Колония, суд, строительство тюрьмы, больница — все они обслуживают изнанку жизни.

Необходимо избегать подчеркивания переживаний, сейчас вы слишком на них «рассиживаетесь». Это не зна­чит, что надо что-то пропускать, но надо нажить особую трагичность в мелочах (сейчас это было только у Шарко), а не форсировать.

В первом действии нет внешних, сюжетных поворотов, тем точнее надо выстроить внутренний процесс, цепочку внутренних событий. Это сложно еще и потому, что все позиции, все точки зрения давно уже выяснены. Нам надо искать остроту этой будничности, топтания на ме­сте. Это касается всех. БОРИСОВ. Кроме Суслова.

ТОВСТОНОГОВ. Почему? У него тоже ситуация давно известная, стабильная.

БОРИСОВ. Думаю, что измены еще нет. ТОВСТОНОГОВ. Уже давно все стало реальностью, всем известны отношения Юлии и Замыслова. Так интереснее строить роль — мнимая конспирация. Мы заста­ем момент, когда вот-вот произойдет взрыв. Суслов срывается под влиянием жары, алкоголя. Б О Р И С О В. Хочется обострить ситуацию. ТОВСТОНОГОВ. Это не обостряет. Измена свершилась давно, он обо всем узнал, правда, последним, но уже давно с этим живет. (Головиной.) Вы должны едва терпеть при­сутствие Рюмина.

Р Е Ц Е П Т Е Р. Почему? Она терпела его четыре года, только сейчас начинается что-то новое. Ложное в этой роли то, что у него нет настоящей любви к Варваре.

ТОВСТОНОГОВ. Но субъективно вы считаете, что лю­бите?

РЕЦЕПТЕР. Да.

ТОВСТОНОГОВ. Это главное. Вам должно быть важно только это. Как объективно обстоит дело — будет видно. КРЯЧУН. Знает ли Калерия об отношениях Рюмина и Варвары?

ТОВСТОНОГОВ. Все всё знают. КРЯЧУН. У Калерии есть надежда?

ТОВСТОНОГОВ. Она по-своему борется. Ей помогает то, что она знает, что Варвара не отвечает Рюмину взаимно­стью. Мне очень важно, чтобы в первом действии под­черкнуто не происходило ничего нового. На этом пути нам и надо искать — ни одного сюжетного поворота, а все рав­но интересно. В этом — ход.

Р Е Ц Е П Т Е Р. Ничего не играется. Микрособытия. ТОВСТОНОГОВ. Событие — приезд Шалимова. Но это уже финал акта.

РЕЦЕПТЕР. Почему Рюмин четыре года не говорил о своей любви?

ТОВСТОНОГОВ. Боялся того, что и случилось, когда заговорил. Его чувство — нелепый фанатизм. Придумал и живет этим. Мы должны рассмотреть этих людей как бы изнутри. Чаепитие, болтовня, какие-то старые отношения, на которые все намекают,— все это и есть предмет нашего внимания. Не надо торопиться. Всем надо жить прошлым, воспитать, взрастить его в себе. Все внутри, а на поверх­ности — кусочки, оболочка.

БАСИЛАШВИЛИ. У Басова есть попытка сближения с Варварой?

ТОВСТОНОГОВ. И это тоже не первый раз. Ситуация у вас тоже давнишняя, если не многолетняя. Затертость отношений, привычный драматизм. Как шарманка. Смот­рим настоящее, через которое все время выглядывает прошлое. А дальше в этой же среде все время происходит прорыв в новое. Вот, например, Калерии и Власу, обоим уже обрыдло ссориться друг с другом. Это — вечное. КРЯЧУН. Но все ждут Шалимова.

ТОВСТОНОГОВ. Нет, это неважно. На этом ничего нель­зя строить. Главное — убить время. Спать еще рано, а де­лать им нечего. Это характерно именно для дачной жизни. Ощущение слоняющихся людей, каждому надоело гово­рить одно и то же.

БАСИЛАШВИЛИ. А Басову — надоело? ТОВСТОНОГОВ. Он все в тридцать восьмой раз говорит. БАСИЛАШВИЛИ. Он хочет скорее уйти, но должен ждать Власа, который поехал по его делам в город. И уйти он хо­чет в хорошем настроении. И чтобы у всех было хорошее настроение.

ТОВСТОНОГОВ. Задача в том, чтобы Варвара не успела остановить его. И не дать ей сказать что-то нехорошее, пор­тящее настроение. Он хочет думать, что у нее тоже хорошее настроение.

БАСИЛАШВИЛИ. Не было бы все это скучно слушать. ТОВСТОНОГОВ. Если мы начнем рассиживаться на пе­реживаниях, то будет скука и пустота. Надо играть мнимые события и давние отношения.

БАСИЛАШВИЛИ. То, что мы слышим,— сотая доля того, что они могли бы сказать.

МАКАРОВА. В «Вишневом саде» на Таганке быстро гово­рят, а ощущение, что пропущено главное. ТОВСТОНОГОВ. Демидова успевает ничего не пропус­тить в Раневской. Важен при этом процесс. Давайте попробуем действовать.

Начало первого акта.

ТОВСТОНОГОВ (Головиной). Вы играете, что вам все
опротивело. Не надо этого, проще. (Головиной и Басила­
швили.) Слишком все обытовляете. Мне хочется найти
атмосферу нелепости, абсурдности. У Басова впереди
длинный вечер, делать нечего. К Суслову идти еще рано,
работать не хочется. Некуда деваться. Хорошо бы в тем­
ноте отплясать канкан. Голос Варвары — как пожар, не
видел ее в полумраке. Долго смотрит, собственную жену
не узнал. Долго и тупо. Это надо зафиксировать. Незна­
чительные вещи очень трудно сыграть. Басова очень
раздражают вещи, обо все спотыкаешься. Можно

попробовать сделать Сашу возлюбленной Басова. БАСИЛАШВИЛИ. А из чего это будет видно? ТОВСТОНОГОВ. Ну, это мы найдем. Отправьте ее неза­метно из комнаты, она слишком откровенна. В какой-то мо­мент он встрепенулся, ему показалось, что жена что-то заметила, потом сразу успокоится, эти переходы у него мгновенны. Он должен все время напевать какие-то ме­лодии из оперетт. Это его сфера, оперетту он знает хорошо. (Головиной.) Вы боитесь соврать и переходите в шепот,

это опасно, вы можете привыкнуть шептать текст про се­бя. (Басилашвили.) Басов, говоря о Шалимове, мстит жене, которая была влюблена в писателя, подшучивает добродушно и пошловато. (Борисову.) Суслов вышел, посмотрел, увидел, что не вовремя, потом кашлянул — дал знать о себе. Д л я Басова появление Суслова здесь — катастрофа, ему некуда уйти. Суслова больше всего вол­нует Замыслов, все остальное мало его волнует. (Басила­швили.) У вас получается хлюпик, нет респектабельности. У Басова прочное положение, деньги в банке, он уверен в правильности своей жизни, умеет наслаж­даться достатком. Его достаток строится не на явном воровстве, просто он берется за такие сомни­тельные дела, за которые дают большой гонорар, именно в силу их сомнительности. В суть дела он не вникает, за­крывает на это глаза. Теперь он не суетится, у него есть помощники. Ему хорошо жить, его удивляет, почему дру­гие живут так беспокойно. Варвару он успокаивает перс­пективой приезда Шалимова — вот приедет он, твое гим­назическое увлечение, и тебе будет интересно. Теперь мне ясно, что надо искать в первом акте. Надо репетировать на сценической площадке, хватит сидеть за столом.

Декабря 1975 года.

ТОВСТОНОГОВ. Надо преодолеть актерство, окрашива­ние слов. Это есть у всех, но особенно у Крячун и Голови­ной. Это надо преодолеть, сломать. Вот Демич нашел сейчас действие, сразу появился юмор, стало интересно. Варвара сейчас уже не может жалеть Рюмина, она его жалела раньше и увидела, к чему это ведет — к бесконеч­ным абстрактным разговорам, которые выдержать не­возможно.

Первый акт. Сцена Калерии, Власа и Вар­вары.

ТОВСТОНОГОВ. Влас привычно подтрунивает над Кале-рией, делает вид, что записывает каждое ее слово, каждую фразу, как бесценный афоризм, плачет, услышав ее слова: «Вы ничего не понимаете». (Крячун.) Не играйте пародию, для вас все серьезно. (Демину.) Не красьте каждое слово. Д Е М И Ч. Я могу передразнить только что-то конкретное.

ТОВСТОНОГОВ (Крячун). Должна быть минута вдохно­вения. Она всерьез может заплакать из-за шутки. С заоб­лачных высот ее сбрасывают на землю. О встрече с Рю­миным она рассказывает, как о глобальном событии. Она разговаривает так же, как, вероятно, записывает в своем дневнике.

ГОЛОВИНА. Я отношусь к Калерии так же, как Влас? ТОВСТОНОГОВ. Думаю, что не совсем. Варвара, ко­нечно, над ней посмеивается, но жалеет ее. Ведь Калерии так же плохо, как всем остальным. Сейчас вы иронизируете над Рюминым. (Крячун.) Когда Калерия садится за рояль, она долго не может начать играть, пикировка с Власом сбила ей настроение.

БАСИЛАШВИЛИ. Нет ли на моем Басове с самого начала клейма?

ТОВСТОНОГОВ. Почему вы этого боитесь? Впереди четы­ре акта. Потом мы приподымем завесу — и покажем в нем человеческое, даже трагедию. Мы как бы скажем: не так все просто, товарищи зрители. БАСИЛАШВИЛИ. А не будет поздно?

ТОВСТОНОГОВ. Думаю, что нет. В каждой роли здесь свой ход. Влас, например, сразу открывает свою трагедию, его главная задача в первом акте — ни за что не показать, как ему плохо. У вас дело обстоит посложнее. (Крячун.) Учтите, что у Калерии есть большая женская неудовлетво­ренность, хотя и прикрытая флером творчества. (Голови­ной.) Не играйте гостеприимную хозяйку, несите свою линию. Улыбаться вам запрещено. Только один раз, когда речь идет о Рюмине, можете чуть-чуть улыбнуться. Во всех прочих случаях — исключено. Улыбка, особенно у актрис, часто прикрывает пустоту. Варваре все эти люди неинтересны, она их всех знает до мельчайших черточек. Ее гостеприимство формально. Ей ненавистно перемыва-ние косточек, сплетни, пересуды. Она много раз просила Ольгу не сплетничать. Это тоже имеет свое давнее про­шлое.

Декабря 1975 года.

Первый акт.

ТОВСТОНОГОВ. Ссора Калерии с Власом — не проход­ная сцена. Это происходит каждый день, но с нарастаю­щим ожесточением. Эти люди — два крайних полюса. (Бо -

гачеву.) С вашим приходом всегда становится шумно, весело. Замыслов умеет разогнать скуку. Другое дело, что по сути он — пустышка, у него нет ничего святого, но это мы увидим и поймем позднее. (Теняковой.) Какое у вас отношение к Двоеточию? ТЕНЯКОВА. Он мне очень понравился.

ТОВСТОНОГОВ. Мы этого не почувствовали. Он ее очень заинтересовал. (Крячун.) Калерии очень хочется прочи­тать стихи, она отказывается из кокетства — мол, вы не поймете и поэтому вам будет скучно. (Головиной.) Вам надо подтянуться, вы развинчены. Надо воспитывать эту подтянутость. Она и в кресле-качалке качается строго. (Рыжухину и Рецептеру.) У Рюмина с Дудаковым старые отношения. Рюмина раздражает, когда доктор говорит о колонии, раздражает его и заикание. Заикание должно быть едва заметно. А главное, что этот замотанный жизнью человек самый деятельный из всех. У него должен быть повышенный ритм жизни, а сейчас он нулевой. (Поповой.) Срыв должен быть сильнее. Ольга крайне мнительна, в каждом слове мужа ей чувствуется намек, упрек. Эти дав­ние отношения прорываются очень бурно, неожиданно для всех. У Дудаковых это бывает часто. (Рецептеру.) Рюмин в образе эдельвейса увидел себя — «это все про меня». Надо выстроить внутренний монолог на эту тему.

Января 1976 года.

Первая репетиция на сцене с декорациями. Первый акт. Сцена Басова и Варвары.

ТОВСТОНОГОВ. Басов все делает для того, чтобы нала­дить отношения с женой. Все время ищет тему для раз­говора, на который бы она пошла. А она не идет. Не хочешь говорить о даче, поговорим о Власе. Но Варвара снимает все. Все время отход и новый заход. Ему будет спокойнее у Суслова, если он оставит ее в хорошем настроении. А у него — нетерпение. Напряженные моменты он снимает опереточными напевами. Есть и некоторая обида на жену — не идешь со мной на контакт — не надо. Она его все время обрывает. Только он приготовился произнести уничтожающий Власа монолог, как она его прерывает: «Хочешь чаю?» И так все время. (Басилашвили.) Вы бои-

тесь здесь оправдать своего героя, но потом будет трудно его оправдать. Напрасно вы боитесь. Я призываю вас к этой трудности. В этом особенность пьесы Горького и самого характера Басова. Адвокатство роли не в том, что­бы сглаживать все противоречия с самого начала. Надо обострять характер, тогда неожиданными будут другие черты, которые заставят нас пристальнее и глубже вгля­деться в вашего Басова.

Января 1976 года.

ТОВСТОНОГОВ (Головиной). Вы слишком многозначи­тельны. Например, когда вы говорите про Власа, что «он в кабинете», у него, мол, много работы, создается такое впечатление, как будто речь идет о чем-то глобальном. О проходном вы говорите так же значительно, как о глав­ном.

ГОЛОВИНА. Мне очень важны и Влас, и Марья Львовна, я серьезно отношусь к ним.

ТОВСТОНОГОВ. Мы это увидим и узнаем, когда придет время. Не нагружайте каждую фразу смыслом всей роли. ОЛЬХИНА. Марья Львовна говорит: «Я пойду к нему» — не знаю, как мне здесь быть.

ТОВСТОНОГОВ. И очень хорошо. Вам неловко, но вы не можете не пойти. Не надо только все время улыбаться и стараться играть хорошую и добрую женщину. Марья Львовна совсем другая.

Января 1976 года.

ТОВСТОНОГОВ (зав. музыкальной частью Розенцвейгу). Слишком полнокровная музыка для «Эдельвейса». Надо найти нечто более эфирное, декадентское, воздушное. Не от мира сего. Сейчас музыка слишком материальна для «Эдельвейса» и Калерии.

Крячун долго размешивает сахар в чашке с чаем.

ТОВСТОНОГОВ (Крячун). Что вы делаете?

КРЯЧУН. Надо положить сахар в чашку и размешать.

ТОВСТОНОГОВ. Калерия пьет без сахара. Но пьет как нектар, изысканно, со вкусом. Вам мешают бытовые подробности, это никому не интересно. Бессодержатель­ные паузы. Она пьет без сахара, а Варвара рядом пьет вприкуску, хрустит сахаром, как кустодиевская купчиха. В диалоге Варвары и Калерии о Рюмине самый важный вопрос: «Вы объяснились с ним?». Калерии важно, имеет ли она моральное право на Рюмина. (Рецептеру.) Почему вы не поднимаетесь до крика?

Р Е Ц Е П Т Е Р. Я думал, что разные люди кричат по-раз­ному.

ТОВСТОНОГОВ. Начало монолога верное, но к финалу вы должны кричать, сорваться. Именно за это он и просит извинения у всех присутствующих, особенно ему неловко перед Варварой... «Он же лысый» — при появлении Ша­лимова — не констатация, а крушение. Ничего нельзя сохранить в этом мире.

Января 1976 года.

Второй акт.

ТОВСТОНОГОВ. Зачем приехал Двоеточие? Вложить свой миллион в какое-нибудь дело или найти человеческую теплоту, общение с близкими? Конечно, второе.

У Горького есть странные появления персонажей, ко­торые мы еще несколько усугубили нашими сокращениями. Человек появляется, говорит две-три фразы и исчезает. А некоторые вообще не говорят. Если это недостаток, то надо попытаться превратить его в достоинство, благода­ря приему, найденному при решении оформления — персонажи не приходят и не уходят, а появляются и исче­зают с помощью системы тюлевых занавесей. Например, появляется Калерия, садится в гамак и говорит: «Кого ты теперь будешь ждать?» Она сказала это и исчезла. Варва­ра снова осталась одна. Это как бы ее внутренний голос, а не прямой диалог с Калерией. Драматизм разочарования в Шалимове, приезда которого она ждала, как избавления, таким образом будет более явственным.

Второй акт сильно отличается от первого. Если там все было, как отголосок прошлого, то здесь мы сразу вовле­каемся в настоящее. Там мы познакомились как бы с мас-322

ками персонажей, а здесь мы их приоткрываем, загля­дываем в лицо, постепенно обнаруживая все новые черты и краски. В первом акте тема — так они постоянно живут. Итог первого акта — этот пузырь должен лопнуть. Во втором акте мы сразу оказываемся накануне какого-то взрыва. Это главное обстоятельство, которое может и должно все сцементировать. На этом пути лежат все оценки и каждый вливается в эту линию. Например, как развиваются отношения Варвары и Ольги? В первом акте это милые, дружелюбные отношения двух задушевных подруг. Во втором акте — ссора, серьезный прорыв в от­ношениях. Ольга в открытую выступает здесь против Марьи Львовны.

Б О Р И С О В. Практически она упреждает монолог Суслова в финале пьесы. У Суслова и Ольги есть какой-то контакт. ПОПОВА. Она сочувствует Суслову.

Б О Р И С О В. Она все время спрашивает: «что с вами?», «как вы?»

ТОВСТОНОГОВ. И возмущается поведением Юлии Фи­липповны.

Б О Р И С О В. И она очень права в этом.

ТОВСТОНОГОВ. Очень важно найти, как приносится жизнь из-за кулис на сцену. Главное происходит там. А здесь обнаруживается личное отношение каждого к общему форуму, который происходил в доме, за обедом. Это соотношение напоминает кулуары после общего соб­рания. Там происходят выступления, а здесь обсуждение, дебаты. Сюда сильно, страстно выносится то, что обсужда­лось там.

ЛЕБЕДЕВ. Я приехал в один день с Шалимовым, но его все знают, а я какой-то чудик, чучело. Несколько раз пытался пробиться к Петру, но не вышло. ТОВСТОНОГОВ. Вчера он был пьян, ты не мог с ним поговорить, утром ты пытался снова поговорить, но он с утра избегает тебя. Это логично и может произойти в один день.

ЛЕБЕДЕВ. А из чего он заключил, что Влас — хороший парень?

ОЛЬХИНА. Он слышал его монолог.

ПАНКОВ. Он здесь впервые рассказывает про себя, про то, что продал завод.

Л Е Б Е Д Е В. Я хочу разобраться, я не знаю, что делать. Б О Р И С О В. Здесь скрыта какая-то глубина.

Л Е Б Е Д Е В. Мается человек.

ТОВСТОНОГОВ. Оттого, что не может приложить силы. Он не привык к безделью.

Л Е Б Е Д Е В. Перед Двоеточием встают вопросы — куда я попал? Чего им надо? Должна быть сосредоточенность на чем-то. Может быть, на женщинах?

ПАНКОВ. Женщины здесь ни при чем. Он говорит, что только на уважение способен.

Л Е Б Е Д Е В. Это шутка. Он считает, что они все только на это и способны, мол, вы, интеллигентки, только рас­суждать способны в вашей России. БОРИСОВ. А сам он откуда?

ТОВСТОНОГОВ. Он из Малороссии. Там были распрост­ранены иностранные концессии. На это есть намек у Горь­кого.

ПАНКОВ. А может быть, он из Сибири? ТОВСТОНОГОВ. Тогда он вряд ли сказал бы «у вас, в России».

Л Е Б Е Д Е В. Здесь ничего не указывает, что он из другой страны. «У вас, в России» звучит как обличение, и как признание того, что он не чувствует себя хозяином. Здесь перекличка с «Мещанами», где Петр говорит: «У нас в России»... Разве Россия наша?» И Двоеточие в этом смысле говорит. Это — позиция.

ТОВСТОНОГОВ. Нам важно его одиночество. Единствен­ный родной человек — племянник, который встретил его отнюдь не по-родственному.

БОРИСОВ. Но он приехал с миллионом. Хочет продол­жать дело. Он капиталист начала века.

ТОВСТОНОГОВ. Видимо, у него было кустарное русское производство. Пришли немцы, он им не мог противостоять. Но накопил достаточно, чтобы прожить до конца дней своих. Ему не так важно продолжать дело, как найти человеческую близость, уйти от одиночества. Б О Р И С О В. Он все время говорит про руки, которые бол­таются без дела, а деньги есть. Он все время намекает на что-то связанное с каким-то делом. «Дело надо делать», как бы взывает он, ищет компаньона, но не получает от­клика.

Л Е Б Е Д Е В. Он понадобился Горькому, как свежий глаз, который проявляет этих дачников. Они только говорят о деле, а дела не делают. Он им предлагает себя, свой миллион — берите, делайте дело!

ТОВСТОНОГОВ. Ему важнее всего не «дело», а человече­ское. Он пришел сюда искать человеческие контакты, всю жизнь не может найти этого. Он одинокий человек. Наобо­рот, он разочарован в своем деле, денег ему больше не нужно, он готов отдать свой миллион. Не новый завод он хочет строить, а сблизиться с людьми и делать что-то совсем новое, полезное, на чем можно объединиться. Не продолжать, а искать новое.

Л Е Б Е Д Е В. Продолжать-то ему нечего. Надо что-то ре­шать, а не продолжать.

СТРЖЕЛЬЧИК. Двоеточие говорит про своего племянни­ка — «какой-то он нежелающий». Он думал, что Суслов чем-то загорится, а он знать ничего не хочет и к дяде и даже к его миллиону относится без всякого интереса. ТОВСТОНОГОВ. Натолкнулся на самое страшное — на равнодушие.

БАСИЛАШВИЛИ. Конечно, он приехал искать человека. Хочет остаться здесь жить, у Суслова, вместе, как родные люди.

ТОВСТОНОГОВ. Суслов настолько поглощен своей бе­дой, что дядя ему только мешает. Этот дядя для него как назойливая муха. И Двоеточие это чувствует. БАСИЛАШВИЛИ. Конечно, он хочет не завод строить. ТОВСТОНОГОВ. Он хочет одного — найти человеческий контакт. Он предлагает себя целиком, полностью, как говорится, «с потрохами». От племянника он ничего хо­рошего не дождался, но благодаря своей активности в конце концов уводит за собой троих.

БАСИЛАШВИЛИ. По-видимому, он умен. Другие разо­рялись, а он избежал этого.

ТОВСТОНОГОВ. Вовремя понял, что конкуренции не выдержит. Ликвидировал дело, спас капитал. ПАНКОВ. Так что же все-таки: предложить миллион пле­мяннику — инженеру или найти душевный контакт? ТОВСТОНОГОВ. Я — за второе. Л Е Б Е Д Е В. Эти темы нельзя разделять. БОРИСОВ. Деньги тоже важны.

ТОВСТОНОГОВ. Он хочет того же, о чем говорит Варва­ра — делать полезное, нужное людям дело. Встретив пол­ное равнодушие со стороны племянника, он находит со­чувствие у Марьи Львовны и Власа. А деньги важны в том смысле, что без денег вообще ничего сделать нельзя.

ПАНКОВ. Он не деляга. Ему не хватает душевного тепла.

ТОВСТОНОГОВ. Только на этой основе у него могут быть контакты с людьми. Его очень волнует вопрос: какие лю­ди меня окружают?

Б О Р И С О В. Раз он сумел заработать миллион, значит, он деловой человек, не деляга, а энергичный человек. Л Е Б Е Д Е В. Ему много лет, наступил момент, когда переос­мысливается вся жизнь. Он остался один, у него и жены были, видимо, и друзья, но к концу жизни он одинок. Он наказан одиночеством и теперь хочет оправдаться перед людьми, совершая добрые дела, готов отдать на это свои деньги.

ТОВСТОНОГОВ. В старости стал думать о боге, о совести. Интересно, что у него с Сусловым только одна сцена. Он в нем быстро разочаровался и уже не идет на контакт. А Влас ему понравился сразу, прежде всего своей прямотой, он уже его не бросает до конца.

Л Е Б Е Д Е В. Он понимает, как трудно жить Власу с его прямотой, и понимает, что будет еще трудней. ТОВСТОНОГОВ. Влас обвиняет его в стяжательстве, но Двоеточие сам пришел к самообвинению и не намерен больше этим заниматься. Поэтому он так добродушно относится к обличениям Власа.

ЛЕБЕДЕВ. У него есть ирония по отношению к Власу — не знает жизни. Вообще ему свойственна ирония, даже по отношению к себе. Он говорит племяннику: «Может, утону, и наследство тебе достанется». Конечно, он шутит, но такие мысли в нем бродят — уйти из жизни, застре­литься, утопиться. Он куражится, не щадит себя. В нем есть булычовское начало в этом смысле. ТОВСТОНОГОВ. Булычов до конца остается деятельным человеком. У него трагедия деятельного человека. Р Е Ц Е П Т Е Р. Все кипят, бурлят, а все равно находятся в трясине. И Шалимов попадает в трясину. Но есть один человек, который спокойно на всех смотрит и выбирает. Он посматривает, оценивает, а трясина бурлит. Этот один, как глаз, в который можно выговариваться. Может быть, это Двоеточие, может быть, Варвара. Все хотят выгово­риться. Басов хочет...

БАСИЛАШВИЛИ (перебивает). Я не хочу выговориться, я хочу как-то ликвидировать Марью Львовну в своей жизни.

Р Е Ц Е П Т Е Р. Где-то должен быть глаз. Я ощущаю необ­ходимость даже в обманном глазе, в который я могу выговориться.

Л Е Б Е Д Е В. Это неправильно. Они все кого-то играют, у каждого маска, им не нужен «глаз». Двоеточие просто­душен, у него нет маски, он сразу зовет с собой, предла­гает себя.

ТОВСТОНОГОВ. Он всех перебрал — Суслов, Влас, Вар­вара, Марья Львовна — и выбирает в конце. Это выстрое­но железно. Ему неважно, родственник или нет, важно найти человека.

Актеры читают сцену Двоеточия и Суслова из второго акта, до реплики Двоеточия: «Очень легко у вас жен отбивать».

ТОВСТОНОГОВ. Прямо по больному месту.

Д В О Е Т О Ч И Е. А муж какое-то ничтожество в шляпе.

ТОВСТОНОГОВ (Борисову). Снимите шляпу.

Смех.

СУСЛОВ. Как же вы думаете жить?

ТОВСТОНОГОВ. Спрашивает, как чужой человек, никак не соединяя дядю с собой. Значит, все мимо, зря Двоеточие душу открывал.

Эта сцена происходит после обеда у Басова. Суслов раздражен тем, что Юлии не было на обеде, и он не знает, где она.

Б О Р И С О В. Басов рассказывает Суслову про конфликт с Марьей Львовной за обедом. Значит, и Суслова с дядей за обедом не было.

ТОВСТОНОГОВ. Важно, что он обеспокоен, пришел сюда, а Юлии нет.

СТРЖЕЛЬЧИК. Марья Львовна сильно задела Шалимо­ва. За обедом он помалкивал, но это его задело. ТОВСТОНОГОВ. Басову неудобно перед Шалимовым за поведение Марьи Львовны. На вопрос, часто ли она бывает у них, он сначала сказал «нет», а потом поправился и ска­зал правду: «то есть да...» Ему неловко — не любит, а в доме терпит из-за жены, своей воли не имеет.

Января 1976 года.

Басилашвили и Медведев читают сцену Ба­сова и Шалимова из второго акта до реплики Шалимова: «Я должен взять роль громоот­вода».

ТОВСТОНОГОВ (Медведеву). Вы прямо говорите то, что Басов не может сказать, но к чему ведет. Шалимов понял, что Басов не бескорыстно позвал его на дачу. Для него это открытие. Шалимов ему мстит тем, что не хочет понять личную драму Басова. Басов же, в свою очередь, не пони­мает переживаний Шалимова по поводу писательства и потери читателя. Полное непонимание, а внешне — два друга.

Басов действительно не понял, что Шалимов от­крывает ему душу, когда говорит о своем общест­венном положении. Он отнесся к этому легкомысленно. Они не контактны — вот что для нас самое важное. БАСИЛАШВИЛИ. Я не могу серьезно к этому относить­ся — что это за работа, писатель! Разве тут есть пробле­мы? Вот стоит дерево — Лев Толстой написал о нем два­дцать пять страниц. Вот и пиши. Что это за проблема? У него тут срабатывает и юмор, и ирония. Попытка снять серьез.

ТОВСТОНОГОВ. Да, ему все это не важно и не интересно. Д л я Шалимова это вопрос жизни, а он не допускает этого до себя вообще.

Января 1976 года.

Второй акт. Сцена Шалимова и Басова.

ТОВСТОНОГОВ (Басилашвили). Басов решает пробле­му, как начать разговор о жене. Неловко все-таки просить приятеля поухаживать за собственной женой. С Т Р Ж Е Л Ь Ч И К. Я должен возмутиться. Ничего не понял из того, что я сказал. Я изливал ему душу, а он предлагает бог знает что!

Б А С И Л А Ш В И Л И. Мне трудно сказать: «Она милая...» ТОВСТОНОГОВ. Тут такая логика: ты меня неправильно понял, ты не должен за ней ухаживать, просто развлеки ее, она милая, порядочная, но скучает. Как раз эта часть

сцены получается, а разговор о писательстве — пока нет. Надо смелей играть фальшивую заинтересованность со стороны Басова. Преувеличенное внимание. БАСИЛАШВИЛИ. Я и хочу показать это внимание. ТОВСТОНОГОВ. Именно — показать.

БАСИЛАШВИЛИ. Я как бы говорю — «я заинтересован твоей судьбой, поинтересуйся и ты моей». ТОВСТОНОГОВ. Сейчас было непонятно, что это показ­ное внимание. Была подлинная заинтересованность. Тут нужна «показуха» — будто нет для Басова ничего важ­нее судеб русской литературы. И это тесно связано с Ша­лимовым. Такова природа чувств героев этой пьесы, в осо­бенности Басова. Сейчас вы сделали схему. Положите теперь сцену на действие — п о к а з а т ь и н т е р е с.

Актеры повторяют сцену.

ТОВСТОНОГОВ. «Пишешь что-нибудь большое?» — ты так долго молчишь, что теперь должно выйти из-под твоего пера нечто грандиозное.

Басилашвили начинает разговор о литера­туре с такой заинтересованностью, будто услышь он «нет» — и мир рухнет.

БАСИЛАШВИЛИ. Весь спор положен на то, что Шалимов бесспорно талантлив. Этой проблемы нет.

Стржельчик, говоря о потерянном читателе, выходит вперед и вглядывается в зал.

ТОВСТОНОГОВ (Стржельчику). Верно. Это программное место.

Сцена повторяется еще раз.

ТОВСТОНОГОВ (Стржельчику.) Все ложится на то, что вам не дают отдохнуть, все чего-то требуют. За обедом Марья Львовна, теперь Басов. (Басилашвили.) У вас все очень просто. Вы ему говорите: «отдохнешь, и читатель найдется». Басову сегодня все удается. Удалось натравить Шалимова на Марью Львовну, это получилось, в нем по­явились уверенность и легкость в решении чужих проб­лем.

СТРЖЕЛЬЧИК. Шалимов только набрел на что-то человеческое, а Басов взял и все опошлил. БАСИЛАШВИЛИ. Я ему логически доказываю, что он не прав.

ТОВСТОНОГОВ. Шалимов хочет отдыхать как нормаль­ный человек — купаться, загорать, ловить рыбу. Ничего из этого не получается. Специально уехал из столицы для этого, а попал снова в муравейник. (Призван-Соколо-вой — она играет женщину, которая ищет ребенка.) У вас получается бытовой проход, а нам он нужен, чтобы раз­резать философский, серьезный разговор. В этой женщине должна быть огромная степень волнения. Она бегает целый день за этим мальчиком, ее уже ноги не носят. Не надо останавливаться, чтобы объяснять им, какой мальчик — все на ходу. Принесите катастрофичность события — потерялся мальчик, что с вами сделают господа Розовы! (Рыжухину.) Спокойно присядьте. Вам важно подчерк­нуть дачное пребывание. Ритм п а с у щ и х с я лю­дей — проходы, пробеги, беседы, сидения, разговоры. (Призван-Соколовой.) Вы хорошо сейчас захлопали в ладоши. Посмотрите в зрительный зал, позовите Женечку. Д Е М И Ч. Почему Влас вдруг заговорил про чай? ТОВСТОНОГОВ. Ему неловко, что Двоеточие хвалит его при Марье Львовне, к тому же обсуждает, трудно ли ему будет в жизни. Снял шуткой свою неловкость. (Борисову.) С чем вы появились?

БОРИСОВ. В доме — ужас. Юлия опять открыто кокет­ничает с Замысловым.

ТОВСТОНОГОВ. Это надо принести. Он не выдерживает, не ручается за себя, вышел покурить, а тут Марья Львов­на. (Призван-Соколовой.) Ваш выход при Суслове еще более катастрофичен — нарвалась на грубость. Вы в таком зашоре, что можете перепутать имя мальчика.

Сцена Варвары и Ольги.

ТОВСТОНОГОВ (Поповой). Ваш диалог прервал своим выходом Рюмин, поэтому она его и обругала. Прошел бы кто-нибудь другой, она бы и его уничтожила. Ей уже все равно, она всех ненавидит, из нее полезла вся дрянь, кото­рой и кончается ссора с Варварой. Пошел поток, она уже не может остановиться. Она и Марью Львовну не любит, и Рюмина — всех! (Рецептеру.) Рюмин вышел и сразу на-330

толкнулся на Варвару, любимую женщину. Это важное обстоятельство, нельзя его пропускать. Он не знает, то ли задержаться, то ли пройти. Но они должны так замолчать при его появлении, что Рюмин почувствовал себя лишним. Надо уйти. Но уйти с достоинством, он как бы проносит се­бя перед Варварой. Выстраивается целая гамма, а не слу­жебный проход.

Января 1976 года.

Второй акт.

ТОВСТОНОГОВ. Шалимов сразу «рухнул» в глазах Вар­вары.

СТРЖЕЛЬЧИК. Не до конца.

ТОВСТОНОГОВ. Это нельзя сыграть. На данном этапе — до конца. Потом начнется новая фаза отношений, а на этой стадии для нее все кончено. Того человека, которого она ждала, нет.

СТРЖЕЛЬЧИК. Она разочаровалась еще до спора Ша­лимова с Марьей Львовной.

ТОВСТОНОГОВ. Но она внимательно слушала их спор. СТРЖЕЛЬЧИК. Вероятно, она плакала ночью, потом за­думалась.