Февраля 1976 года. Третий акт. Сцена Марьи Львовны и Власа.

ТОВСТОНОГОВ (Ольхиной). Стало хуже, чем на прош­лых репетициях. Ничего не наработано. Ничего не проис­ходит. Сцену с Варварой вам уже не сыграть, потому что ничего с вами не случилось в сцене с Власом. Уходите в слова, все в словесной сфере.

ОЛЬХИНА. Я должна скорей избавиться от Власа, а я его жду. Это меня сбивает.

ТОВСТОНОГОВ. А вы не ждите. Вы убегаете от него, все время старайтесь уйти туда, где его нет, а он вас находит.

Л Е Б Е Д Е В. Но она хочет еще раз услышать от него признание. Она его любит.

ТОВСТОНОГОВ. Да, но она убегает от этой любви, от самой себя.

Л Е Б Е Д Е В. Бежит, но хочет удостовериться. ПОПОВА. Ей не убежать от самой себя. Л Е Б Е Д Е В. Сейчас это любовная сцена вообще, а должна быть огромная радость жизни.

Сцена повторяется.

ТОВСТОНОГОВ (Ольхиной). Не надо смотреть на

Власа. Вы боретесь с собой, чтобы не упасть в его объятия.

СТРЖЕЛЬЧИК. Ты не должна позволить ему сказать

главное.

ТЕНЯКОВА. Не дать себе сказать.

ТОВСТОНОГОВ. Вы не оцениваете, что он становится

перед вами на колени. Это же не сцены из рыцарских

времен, это событие чрезвычайное, тем более что всюду

люди, сейчас сюда могут прийти. Выход Варвары для

вас спасение. Но, с другой стороны, разрушилось то,

что дорого, и радостно, и страшно. Влас упал на колени —

это и удар и сладостно в одно и то же время. Д Е М И Ч. А я откровенно падаю на колени, мне бояться нечего.

ТОВСТОНОГОВ. И все-таки вы не нашли неловкости в объяснении. Это с вами впервые в жизни, а получается, что Влас — опытный любовник.

Д Е М И Ч. Но ему все ясно, он счастлив и решился все высказать. Мне нечего стесняться. Моя любовь — огонь. Влас здесь поэт, он говорит почти стихами. Он и Марью Львовну призывает ничего не бояться.

ТОВСТОНОГОВ. Вот сейчас вы говорите лучше, чем репетируете. Это убеждает. ДЕМИЧ. Я говорю своими словами.

ТОВСТОНОГОВ. Переходите на авторский текст. В этом же качестве. (Ольхиной.) Вам неловко смотреть на Вар­вару, стыдно. Очень мешают цезуры, которые вы ставите внутри каждой фразы. Здесь все нелогично, нескладно, слова идут как бы без вашей воли, но это не значит, что надо делать театральные паузочки.

Л Е Б Е Д Е В. Марья Львовна очень серьезно должна прогонять Власа, когда он встал перед ней на колени. Неужели он может полюбить такую старую? Что он, издевается, что ли? Горький доводит эту сцену до накала. Она должна убедить себя, что это невозможно. Поэтому и не уходит от него, ей это дороже всего в жизни.

Сцена повторяется.

ОЛЬХИНА. Что мне теперь делать?

ТОВСТОНОГОВ. Очень хорошо. Пришла Варвара, так и оставайтесь при ней — не знаете, что вам делать. (Голо­виной.) «Вы были бы матерью ему» — поняла, что сказала страшную правду, осеклась.

Сцена Варвары и Рюмина.

ТОВСТОНОГОВ (Рецептеру). Нет оценки, когда она

говорит, что не любит вас. Если бы вы проживали весь

процесс верно, вы бы не забывали. Самая главная оценка

появится, когда вы будете жить процессом, действием.

У вас рвется ниточка.

Р Е Ц Е П Т Е Р. Я считаю, что этого не может быть, она

не может меня не любить.

ТОВСТОНОГОВ. Он хватается за эту соломинку,

но потом понимает, что это — конец. «Как это просто все» — это он уже не ей говорит, себе. (Головиной.) Не переживайте, все просто и трезво — что же я могу поделать? Тогда для него будет по-настоящему трагично. Когда вы переживаете, у него остается надежда. ГОЛОВИНА. Я думала про свое.

ТОВСТОНОГОВ. А получился «Чехов для бедных». (Рецептеру.) Вы все время снимаете действие, каждую фразу начинаете сначала. Интересно же, что с вами проис­ходит. У Рюмина должно быть самочувствие человека, который мчался к цели и вдруг оказалось, что все впустую. Ненужные паузы. Вы отдельно оцениваете и отдельно говорите слова роли. Все оценки должны быть положены на слова. Вы облегчаете себе жизнь, получается театр одного актера.

Р Е Ц Е П Т Е Р. Я пробую, это очень сложная сцена. ТОВСТОНОГОВ. Когда вы делаете паузу, вы пропус­каете оценку. Последите за собой.

Р Е Ц Е П Т Е Р. У меня нет времени на подготовку, я не успеваю.

ТОВСТОНОГОВ. У вас всего пять реплик, которые поло­жены на оценку, а вы проговариваете каждое слово и делаете оценку в паузах. Поэтому все реплики идут вхолостую. Я вас не тороплю, я хочу, чтобы вы поняли, в чем наше с вами расхождение. Это принципиально. Не успокаивайтесь, сцена растет не в смысле нарастания голоса, а во внутреннем вашем существовании.

Сцена Шалимова и Варвары.

ТОВСТОНОГОВ (Стржельчику). После разоблачения это совсем другой человек. Обязательно должен получить­ся контраст. (Головиной.) Трезво, конкретно, не надо лирики. Произошло окончательное, необратимое отрезв­ление, прозрение. Не надо романтики. «Бросьте мой цветок» — вы оказались заурядным пошляком,— вот что она ему говорит, и он это понимает.

ГОЛОВИНА. Не хватает последней точки. Хотелось бы точку.

ТОВСТОНОГОВ. Это и есть точка. Ничего сильнее вы не сделаете.

Прогон третьего акта.

ТОВСТОНОГОВ (Панкову). Больше активности. Двое­точие тут разошелся, разгулялся. (Борисову и Басилаш­вили.) Два разных опьянения, злое у Суслова и благодуш­ное у Басова.

ТЕНЯКОВА. Подумаем о первой сцене трех женщин. Скучно.

ТОВСТОНОГОВ. Она непонятна без аккомпанемента мужской сцены.

ТЕНЯКОВА. Может, мне играть быстрее, веселее? ТОВСТОНОГОВ. Не нужно настроенчества. Конфликтно по отношению к мужской сцене. Надо построить мужскую сцену.

БАСИЛАШВИЛИ. Женщины живут сейчас отдельно друг от друга. Надо подчеркнуть контры между Юлией и Калерией, а Варвара хочет их примирить. ТЕНЯКОВА. Это не получится. Каждая думает и гово­рит о своем.

ТОВСТОНОГОВ. Они не понимают друг друга и не слу­шают друг друга.

ТЕНЯКОВА. Может, они сидят тесной кучкой, пьют, поют и упорно говорят о своем?

СТРЖЕЛЬЧИК. Юлия взяла на пикник револьвер. Это и надо сыграть в начале акта.

ТОВСТОНОГОВ. Градус отчаяния здесь самый высокий. До встречи с пьяным мужем.

ТЕНЯКОВА. В четвертом акте у нее со всеми хорошие отношения, она перед всеми извиняется. ТОВСТОНОГОВ. Перестала бороться со своей жизнью, с самой собой. Примирилась.

Февраля 1976 года.

Третий акт.

ТОВСТОНОГОВ (Ольхиной). После любовной сцены с Власом вы долго не можете включиться в жизнь окружа­ющих, вся в себе.

Л Е Б Е Д Е В. Все мои шутки, реплики повисают. Никак не могу наладить контакт. Все, что он говорит, никому не интересно.

ТОВСТОНОГОВ. Тут все трудно, все чужое, он никому не нужен, даже его миллион никому не нужен.

Варвара, ее судьба должна быть центром спектакля, а не одной из его линий. Все воспринимается через нее. В пьесе неубедителен ее уход в новую жизнь, чуть ли не в революцию. Это не вытекает из всего развития. Мне кажется, тут должна быть аналогия с Надеждой Мона­ховой из «Варваров» — трагедия русской женщины. Хочется в спектакле ввести ее в безумие. Самый здоровый человек, из народа, здоровая психика, и именно она не выдержала. Не Юлия, не Калерия, что было бы естест­венней, а именно Варвара. Про нее говорят — «Она сошла с ума», но это фигурально. А у нас она сойдет с ума буквально. Ее уведут со сцены, как безумную. Четвертый акт надо играть в очень высоком градусе. Все линии накладываются на эту основу. У Варвары в четвертом акте уже нет рассуждений, резонерство уйдет, ее бросили в атмосферу, где нет кислорода. Это подчеркнет пустоту всей жизни «дачников».

ГОЛОВИНА. Тогда будет перспектива роли, если такой финал получится, а то все уходит в песок, ничем не кон­чается.

ТОВСТОНОГОВ. Должно быть страшно именно от обы­денности ударов. От этого и сходят с ума. В третьем акте она попрощалась навсегда с Шалимовым, с мужем, а тут еще выстрел Рюмина, который во всеуслышание заявляет, что стрелялся из-за нее. Надо искать непосредственное, детское восприятие окружающего. Варвара — белая ворона в стае, но не надо стараться быть хорошей. Я боюсь в этой роли доктринерства, чтобы не было молодой Марьи Львовны. Ее прорвало в четвертом акте, случилось перевозбуждение. Басов ничего в ней не понимает, отсю­да — «Валаамова ослица». Варвара — молодая женщина из другой среды, но общественного пафоса у нее нет. Это отделяет Варвару от Марьи Львовны, для Варвары это не выход. Юлия была на грани безумия в третьем акте, там был ее кризис, но она его пережила и примири­лась. Варвара не примирилась. Но она никого не обвиняет, она делает открытия. В этом варианте все оправдано — почему она не уходит.

СТРЖЕЛЬЧИК. У меня получается традиционный, шаб­лонный Шалимов. Я не знаю, как выйти из сцены, чтобы ей все открылось. Варвара мне верит, и я не знаю, в чем ее обманываю, что, собственно говоря, случилось, где она поняла, что я попросту ее соблазняю.

ТОВСТОНОГОВ. Надо найти очень точный момент, что-то очень грубое, привычное, какой-то жест, взгляд.

Февраля 1976 года.

Четвертый акт.

ТОВСТОНОГОВ (Головиной). В четвертом акте у вас особенно активно должно накапливаться состояние, близ­кое к стрессовому. Ничего не пропускайте. Все происходит за столом, при всех.

Д Е М И Ч. В каком качестве мне читать стихи? ТОВСТОНОГОВ. Как пародию на стихи Калерии. СТРЖЕЛЬЧИК. Когда я спрашиваю Басова: «Тебе нра­вится Сергей?» — я имею в виду, что он хозяин и должен убрать отсюда этого хулигана.

ТОВСТОНОГОВ. А Басов снимает остроту. «Как шутка...» Рифма, конечно, слабая, как стихи — это бред, но ведь мы все время шутим. (Борисову.) Ваш монолог в четвертом акте — главный момент в жизни Суслова. Попробуйте начать совсем спокойно, не меняя позиции, сидя в кресле, заложив ногу за ногу, отпивая вино из бокала. Никакого актива, даже можно пальцами закрыть глаза. И не торопитесь к концу. Есть даже возможность подсесть к Марье Львовне и спокойно, по-дружески объяснить ей, как она вам противна. Только в самом конце — «Наплевать...» — прорвалось все, что в вас сидело. Главное, чтобы не было ощущения монолога, идет продолжение сцены. (Басилашвили и Демину.) Ваша ссора подчеркнуто происходит при всех, они ругают­ся и оскорбляют друг друга с разных концов сцены. (Демину.) Сильнее звучит сцена, когда вы внешне спокой­ны, не мельчите. А в зрительном зале должно быть ощу­щение, что они сейчас подерутся. (Ольхиной.) Где-то в середине монолога вы начинаете понимать, что «мечете бисер», что этим людям вас не понять. Она умная женщина.

Февраля 1976 года.

Четвертый акт.

ТОВСТОНОГОВ. Скандал между Басовым и Власом должен дойти до грани настоящей драки. Чтобы подчерк-360

нуть драматизм финала, Варвара должна оставаться все время на сцене и слышать все грубые и циничные рас­суждения Суслова, Шалимова и Басова о женщинах. РЕЦЕПТЕР. Хорошо, если бы Рюмина выносили как мертвое тело.

ТОВСТОНОГОВ. Обязательно это сделаем. А теперь займемся вот чем: каждому надо отобрать самые решаю­щие реплики у его персонажа. Например, у Суслова: «Просто нужно, чтобы она чаще была беременна, тогда она вся в наших руках». Или у Рюмина: «А я хочу быть обманутым. Не любви прошу — жалости». И завершает все реплика Басова: «Заговорила валаамова...» Сделаем в финале такой бобслей.

Февраля 1976 года.

Четвертый акт.

Д Е М И Ч. Наверное, у меня сильнее должно проявиться ожесточение против тех, кто подсмотрел любовную сцену и пустил сплетню.

ТОВСТОНОГОВ. Тут дело не только в Марье Львовне, а в стыдном ощущении, что его интимная жизнь стала достоянием гласности. Это важнейший стимул для край­него ожесточения, и это состояние Власа будет длиться уже до конца пьесы. Если раньше он шутил, то теперь перестал. (Лебедеву.) Двоеточие резко осуждает Сусло­ва — его бездействие, как инженера, привело к гибели людей. Подлый поступок. ЛЕБЕДЕВ. Кровь этих людей на нем.

ТОВСТОНОГОВ. Верно, в этом качестве. (Всем.) Когда начинает говорить Марья Львовна, все встают из-за стола и расходятся в разные стороны. Это похоже на бегство. Не все сразу, конечно, но все. Заранее знают, что она скажет. (Крячун.) Калерия повторяет Рюмину мысль Варвары: «Имейте мужество молчать». А вы гово­рите, как в первый раз, как свое. «Вам же сказали» — вот что вы имеете в виду. (Борисову.) Монолог Суслова тихо, без взрыва. Весь накал внутри. Огромная убежден­ность. И взрыв в конце: «И, наконец, наплевать мне на ваши россказни... призывы... идеи!» У Варвары вымары-361

вается реплика: «Куда я уйду?» и соответственно у Двое­точия: «Ко мне бы». ЛЕБЕДЕВ. Почему?

ТОВСТОНОГОВ. Если мы ведем ее к безумию, то для нее уже нет вопроса, куда уйти. К этому моменту ясно, что ей некуда уходить. И Влас ей об этом сказал прямо. Диалог Дудакова с женой — ссора на последнем пределе. Может быть, она его даже бьет.

С Т Р Ж Е Л Ь Ч И К. Получается, что после скандала мы все трое с Басовым и Сусловым пришли к сговору. ТОВСТОНОГОВ. Надо, чтобы первым вышел Суслов, сел в сторонке в полутьме, а Басов и Шалимов могут прийти вместе и обнаружить его. Потом сели к столу поесть, ведь поесть толком не дали. Б О Р И С О В. А есть хочется.

ТОВСТОНОГОВ. Когда Суслов скажет: «Я не сдержался», Басов и Шалимов оба дают ему понять, что сдержаться было невозможно, и они ему сочувствуют.