Литературоведение Казани после 1917 г.

15. Представители культурно-исторической школы в Казанском университете.

16. Жанровое многообразие историко-литературных и научно-критических публикаций литературоведов Казанского университета.

17. Казанское литературоведение в контексте академической науки России.

18. Славяноведение в Казанском университете XIX в. (В.П. Григорович, М.П. и Н.М. Петровские).

Мнемон Петровский В 1850 окончил Нижегородский дворянский институт императора Александра I, в 1855 историко-филологический факультет Казанского университета. В 1855 – 1859 преподавал в 1-й Казанской гимназии. В 1860 получил степень магистра славянской филологии, определен на кафедру истории и литературы славянских наречий университета. В 1861–1863 совершил первое научное путешествие в славянские земли. С сентября 1863 начал преподавать весь блок славяноведческих дисциплин на факультете.

В 1875 за ученые заслуги Совет Казанского университета присвоил Петровскому докторскую степень honoris causa (без защиты диссертации), после чего его избрали ординарным профессором. В 1885 ушел в отставку, занялся исключительно научной деятельностью. Член-корреспондент Императорской Академии наук по отделению русского языка и словесности (1895), с 1900 – заграничный член Академии наук, литературы и искусств императора Франца-Иосифа в Праге.

Автор исследований по славянской диалектологии, историографии славяноведения, славянской библиографии, истории древних и новых славянских и русской литератур. В многочисленных статьях и рецензиях рассматривал вопросы развития просвещения в конце XVIII – первой половине XIX в., литературное наследие и теоретические труды И.С. Аксакова, Н.М. Карамзина, М.В. Ломоносова, В.К. Тредиаковского и других писателей.

Занимался переводами прозаических и поэтических произведений западных славянских авторов (Я. Коллара, А. Мицкевича и др.). Активно сотрудничал в славянофильской прессе, а также в «Русском вестнике», «Вестнике Европы», «Русском филологическом вестнике» и других изданиях. Выступал с публичными лекциями перед жителями города.

ПЕТРОВСКИЙ Нестор Мемнонович (1875–1921) – филолог-славист, переводчик, критик, профессор, член-корреспондент Российской Академии наук.

В 1893 окончил 2-ю Казанскую гимназию. В 1893–1897 учился на историко-филологическом факультете Казанского университета. Оставлен для приготовления к профессорскому званию при кафедре славянской филологии, выдержал испытание на степень магистра. В 1899–1900 и 1903,1905 совершил заграничные путешествия с научной целью.

В 1901 – приват-доцент кафедры славянской филологии. В 1902 защитил магистерскую диссертацию «О сочинениях Петра Гекторовича» (Казань, 1901), в 1907 докторскую диссертацию «Первые годы деятельности В. Копитаря» (Казань, 1906). С декабря 1907 – профессор кафедры славянской филологии. В 1917 избран членом-корреспондентом Российской Академии наук.

Особое внимание уделял литературе и культуре южных славян, опубликовал немало исследований по истории болгарской, сербской, хорватской, словенской, чешской, польской литературам, но интересовался и русской литературой: изучал материалы и рукописи Соловецкой библиотеки, исследовал летописи, публиковал литературно-критические статьи, рецензии, заметки об истории периодической печати, творчестве М.В. Ломоносова, В.А. Жуковского, А.С. Грибоедова, А.С. Пушкина, М.Ю. Лермонтова, К.С. Аксакова А.К. Толстого и др. Тщательно и кропотливо собирал материалы, имеющие отношение к истории культуры Казани и края, выступал с докладами и статьями краеведческого характера. Занимался переводами произведений польских, сербских, болгарских, чешских, словацких писателей, а также трудов зарубежных учёных на русский язык.

Участвовал в общественно-научной жизни университета: состоял в Обществе археологии, истории и этнографии при Казанском университете (с 1897); выступил инициатором возрождения Общества любителей русской словесности в память А.С. Пушкина, занимал пост председателя 366

(май 1916 – январь 1919); был членом Совета университета; читал лекции на Высших женских курсах, в Северо-Восточном археологическом и этнографическом институте.

С 1919 выполнял обязанности библиотекаря Казанского губернского музея, редактировал филологический отдел журнала «Казанский библиофил

Окончил Харьковский (1830–1834) и Дерптский (1834–1839) университеты. В 1838 приглашен Казанским университетом занять открывающуюся кафедру истории и литературы славянских наречий. В апреле 1839 прибыл в Казань. За диссертацию «Опыт изложения литературы славян в ее главнейших эпохах» был удостоен степени магистра (1842).

В 1844–1847 совершил путешествие по славянским странам (Болгария, Македония, Сербия, Хорватия, Словения и др.), посетил Константинополь, Афон, Солунь, добрался до Вены. Путешествие положило начало научному изучению истории и литературы южных славян.

В 1848 переведен в Московский университет, через год вернулся в Казань. В 1854–1856 преподавал в Казанском университете и в Казанской Духовной академии. В 1863 Совет университета присудил Григоровичу ученую степень доктора славянской филологии honoris causa (без защиты диссертации). В том же году уволился со службы и переехал на жительство в Херсон с целью углублённого исследования местных славянских древностей. В 1865 назначен профессором только что открытого Новороссийского университета. В 1876 подал в отставку.

Стоял у истоков исторического славяноведения в Казанском университете. Занимался сравнительным изучением славянских литератур и языков, в том числе рассматривал древнерусскую литературу в контексте славянских литератур и в контексте всей славянской культуры.

Является основоположником одной из первых университетских научных школ славяноведения в России.

ГРИГОРОВИЧ Виктор Иванович (1815–1876) – филолог-славист, профессор.

Окончил Харьковский (1830–1834) и Дерптский (1834–1839) университеты. В 1838 приглашен Казанским университетом занять открывающуюся кафедру истории и литературы славянских наречий. В апреле 1839 прибыл в Казань. За диссертацию «Опыт изложения литературы славян в ее главнейших эпохах» был удостоен степени магистра (1842).

В 1844–1847 совершил путешествие по славянским странам (Болгария, Македония, Сербия, Хорватия, Словения и др.), посетил Константинополь, Афон, Солунь, добрался до Вены. Путешествие положило начало научному изучению истории и литературы южных славян.

В 1848 переведен в Московский университет, через год вернулся в Казань. В 1854–1856 преподавал в Казанском университете и в Казанской Духовной академии. В 1863 Совет университета присудил Григоровичу ученую степень доктора славянской филологии honoris causa (без защиты диссертации). В том же году уволился со службы и переехал на жительство в Херсон с целью углублённого исследования местных славянских древностей. В 1865 назначен профессором только что открытого Новороссийского университета. В 1876 подал в отставку.

Стоял у истоков исторического славяноведения в Казанском университете. Занимался сравнительным изучением славянских литератур и языков, в том числе рассматривал древнерусскую литературу в контексте славянских литератур и в контексте всей славянской культуры.

Является основоположником одной из первых университетских научных школ славяноведения в России.

В Казанском университете славяноведческие исследования начинаются с момента открытия специальной кафедры (1842) и приглашения В. И. Григоровича (1815–1873) – ученика и последователя академика А. Х. Востокова, основоположника сравнительно-исторического изуче- ния славянских языков и российской версии славяноведения. Исследо- ваниями Григоровича по славянскому языкознанию было раскрыто зна- чение церковнославянского языка для изучения других славянских языков, а также ключевые вопросы происхождения глаголицы и славян- ского письма вообще. Его сравнительная история славянских литератур стала единственным образцом последовательного применения сравни- тельного метода в нелингвистическом обобщающем труде. Григорович также стоял у истоков исторического славяноведения в Казанском уни- верситете. В Казанской духовной академии ученый осуществил один из первых в России текстологических проектов, результатом которого ста- ло вышедшее через несколько десятилетий многотомное Описание сла- вянских рукописных памятников Соловецкой библиотеки17, под общей редакцией его ученика, профессора, члена-корреспондента Академии наук И. Я. Порфирьева. Путешествие в славянские земли стало научным подвигом Григоровича: он был первым ученым, которому, с риском для жизни, удалось проникнуть в чужой до того времени и во многом враж- дебный европейцам «славянский мир», находившийся под турецким владычеством, и собрать обширные сведения о состоянии ряда славян- ских языков и диалектов. Им были уточнены географические карты «славянских земель», до этого весьма приблизительные, а также откры- ты уникальные памятники древней славянской письменности (глаголи- ческое Мариинское Евангелие и др.). Путешествие принесло Григоро- вичу и большую европейскую славу – звание «русского Шафарика». Биографический нарратив об исследователе18 включает в себя ис- тории, зафиксированные в мемуарах коллег и учеников, некрологи (эта группа источников традиционно считается наиболее субъективной и подчиненной законам жанра), биографические очерки, и, наконец, науч- ные биографии, которые могут существовать самостоятельно или как часть «истории» определенного периода развития науки. Как же распре- делились названные факты и оценки по данным группам источников? Мемуары учеников и коллег Григоровича создают тот самый поло- жительный именно для славяноведения образ. О своеобразии педагоги- ческой деятельности, научных взглядах, стиле общения Григоровича писали И. Красноперов, К. Лаврский, В. Лаврский, И. Смирнов, А. Ов- сянников, А. Гацисский, В. Модестов, Д. Корсаков, М. Петровский, И. Порфирьев. В их воспоминаниях обычно оказываются неразделимы- ми характеристики Григоровича-ученого и Григоровича-профессора. Перед нами предстает образ подвижника науки, человека монашеского склада, способного, однако, щедро делиться с окружающими своими духовными дарами. «С ним было даже страшно говорить о науке, не- смотря на всю его младенческую кротость и самую утонченную вежли- вость… Всецело преданный науке, только одной науке, он в каждый данный момент, по какому угодно предмету, преподающемуся в истори- ко-филологическом факультете, буквально засыпал своего собеседника данными, даже относившимися к специальной области последнего… Действие его на слушателей, даже в самую последнюю пору, было са- мое сильное: все его ближайшие слушатели, то есть люди, избиравшие славянские наречия своей специальностью, любили его до страсти, до обожания. Он не только увлекал их восторженною преданностью к науке, но и учил их с таким мастерством, так скоро ставил их на ноги в своей области, что едва ли какой-либо другой русский профессор мог указать на такую живительную и непосредственную плодотворность своей преподавательской деятельности» 19, – писал В. И. Модестов. Дру- гой ученик Григоровича, А. Овсянников, вспоминал: «…его все любили, хотя об этой любви он не хлопотал. Он любил свою специальность и мало того – жил ей… Григорович сделался для меня идеалом ученого, каким остался на всю мою жизнь, мало того – и идеалом человека… Его жизнь была не жизнь, а житие, его труд был не труд, а подвиг» 20. В биографических очерках и прочих больших историографических нарративах – другая картина. Крупнейшие славяноведы XIX в., принад- лежащие к разным поколениям, начиная с современника Григоровича – академика И. И. Срезневского, создают образ ученого, который обладал обширными фактическими знаниями, большим потенциалом, но так и не состоялся в науке, не сказал своего особого значительного слова. Пе- реходя из поколения в поколение, негатив все усиливался. В «Истории славянской филологии» И. В. Ягича глава, посвященная деятельности Григоровича в Казани и Одессе, получает название, ставшее впослед- ствии фразеологизмом: «В. И. Григорович: преподавательская деятель- ность; труды его не оправдали ожиданий…» 21, причем эта фраза повто- ряется и в колонтитуле на протяжении всей главы. Именно этому фундаментальному историографическому труду мы обязаны закрепле- нием концепции об отсутствии у Григоровича (и в Казани вообще) сла- вяноведческой школы 22, хотя признаки схоларности, которые дает со- временное науковедение, здесь налицо. «Русский Шафарик» оказался окончательно исключен из числа «героев» славяноведения. Только при ознакомлении со всеми имеющимися источниками научной биографии Григоровича становится ясно, что герой историо- графического нарратива полностью заслонил собой ученого и профес- сора В. И. Григоровича. Это одно из так называемых «темных мест» истории славяноведения, не поддающееся объяснению предвзятым от- ношением кого-либо из историографов. Представляется, что деконстру- ировать его можно, только отойдя от традиционной схемы воссоздания хронологии достижений славистики и оценок исторической целесооб- разности ее культурных проектов. Вероятно, причины «снижения» обра- за ученого могут быть объяснены логикой развития этой, напомним, искусственно сконструированной науки. Вслед за Востоковым, создав- шим метод только для славянского языкознания, уже в первых своих трудах Григорович сформулировал основные методологические прин- ципы всего славяноведения как комплексной н Наиболее длительной стала подготовка к путешествию Гри- горовича. Он прибыл в Казань в 1839 г., а выехал в славянские земли в 1844 г., подготовив за это время кандидатское и магистерское сочинения. Представленная них концепция славяноведения позволяет говорить, что этот период осознавался Григоровичем как принципиально необходи- мый. Его методологические поиски начинаются со славянского языко- знания как сферы, определившей структуру всей славистики и обладаю- щей сложившимся научным методом. Первое сочинение, представленное ученым в Совет факультета в 1840 г. – «Исследование о церковнославян- ском наречии, основанное на изучении его в древнейших памятниках, на исторических свидетельствах и отношении его к новейшим наречиям», не сохранилось. Из Отчета попечителю Казанского учебного округа М. Н. Мусину-Пушкину от 6 января 1840 г. 26 становится понятной глав- ная идея этого труда, а вместе с ним и данного этапа работы ученого. Григорович объясняет необходимость создания предварительной схемы будущего метода: «В настоящем состоянии изучения славянских языков

и их литератур, …когда доселе не удалось составить общих начал, по коим легко было бы обозревать всю массу не приведенных в порядок предметов, всякий убедившись в неопределенности и неупроченности своей науки, по необходимости почувствует потребность искать если не в сущности ее доселе совершенно неузнанной, то по крайней мере во внешних отношениях некоторую опору, на которой можно было бы ос- новать весь ряд исследований и придать им последовательность» 27. Ученый подчеркивает, что это суждение справедливо даже для сравнительного изучения славянских языков, поскольку не решен еще вопрос об основе сравнения – центральном наиболее древнем языке, в сопоставлении с которым будет выстраиваться сравнительная граммати- ка. При этом Григорович актуализирует идею Востокова об исторической изменчивости языков, в том числе церковнославянского: «…кто хочет изучать Церковнославянский язык, должен изучать его исторически, и обращать внимание на особенности, отличающие его в первом (IX– XIV вв.) и втором (XV–XVI вв.) периодах» 28. По мысли Григоровича, концепция не должна предшествовать исследованию, он ищет именно систему, которая определит цель, упорядочит частные наблюдения и по- ставит их на научную основу: «Конечно, это не будет изучение сравни- тельной грамматики славянских языков, которая должна основываться на общих данных уже законах, но будет некоторого рода приготовлением, исследованием, возможно ли и в чем состоят эти общие законы» 29. Подводя итог «лингвистическому» этапу методологических поис- ков, ученый подчеркивает, что из методологического хаоса, господству- ющего в этой части гуманитарного знания возможен единственный вы- ход – структурирование проблем изучения славянства вокруг некоего стержня (который он пока еще не в состоянии определить), сохраняю- щего единство славяноведения как науки. Исследователь особо указыва- ет на необходимость изучения языков славян в единстве с историей этих народов, хотя последняя и не представляет собой искомый стержень, поскольку она также «подвержена… противуречащим себе взглядам» и «делается все запутаннее» 30. Таким образом складываются основные установки междисциплинарного синтеза31. В том же 1840 г. Григорович

представляет в Совет «Краткое обозрение славянских литератур» в ка- честве отчета. Затем в переработанном виде32 эта работа стала его маги- стерской диссертацией. Хотя предмет исследования ограничен историей славянских литератур, во введении к работе обобщаются методологиче- ские идеи, охватывающие весь комплекс дисциплин славяноведения. Тезис о славянском единстве, славянской идентичности начинает работать как обоснование необходимости сравнительно-исторического изучения не только славянских языков, но и литератур, истории, этно- графии, и на такой основе утверждается адекватность методологическо- го синтеза в славистике. Задача дисциплин, составляющих славяноведе- ние, по Григоровичу, – исследовать, «каким образом в нравственном мире сознание народов Словенских постепенно определяло себя: как оно достигало и достигает в своем развитии всемирного значения…» продиктовала необходимость «доискиваться связи между явлениями» 33. Так выстраивается более четкая система будущих междисципли- нарных исследований. Концептуальным стержнем, вокруг которого должно строиться изучение составляющих славянской культуры, для Григоровича становится славянское Просвещение как единство фактов языка, истории, культуры: «С появлением Христианства у Словен со- пряжено собственное их появление в истории в более индивидуальном значении; от различного определения Христианисма в сознании Словен зависели все явления их духовной жизни, определялись их отношения к другим народам, решалась даже их судьба» 34. Славяне оказываются впи- саны и в контекст всемирной истории. Ученый нашел возможным рас- сматривать всю историю литературы восточных, южных и западных сла- вян с позиций единой периодизации, в рамках которой делается попытка подтвердить тезис о типологическом единстве развития культур славян- ских народов фактами истории литературы: «уразуметь, находятся ли признаки взаимности словенской на известных степенях их развития, выражают ли они в общем, в совокупности всех видов целого рода, одну мысль» 35. Показательно, что после публикации «Опыта изложения лите- ратуры словен…» Григорович отправляется в путешествие по славян- ским землям (1844–1847), т.е. исследовательский подход на данном этапе представляется ему относительно сложившимся, а объект исследова- ния – «славянский мир» – определенным.

Григорович, развивая идеи Востокова, предпринял попытку вы- строить модель методологического синтеза, при котором славянские культуры в их историческом развитии становятся единым текстом, про- читываемым славяноведением с помощью инструментария целого ряда гуманитарных наук. Эта модель могла стать научной основой комплекс- ных исследований славянского мира. Как показала история науки, сла- вяноведение по этому пути не пошло, избрав стратегию накопления фактов и все большей специализации. Это развело в методологическом плане последующие поколения славяноведов с первоначальным проек- том науки – славяноведческий комплекс сохранялся лишь на уровне де- кларации, придающей славистике особый идеологический интерес и позволяющей оставаться внутри процесса нациестроительства. Поэтому методологические идеи Григоровича – последователя Востокова, как и их практическая реализация в научных трудах, оказались не просто невостребованными, но породили мощный историографический нега- тив, что объясняет механизм «внутреннего» разрыва традиции как схо- ларной практики, при которой процесс школообразования идет через отрицание потенциальным лидером самой возможности школы. После отъезда Григоровича из Казани в 1863 г. 36 его преемником в университете стал ученик профессора М. П. Петровский. Его работы были посвящены славянской диалектологии, истории славянских лите- ратур, переводам со славянских языков. Невозможность расширять ис- следования, базирующиеся на средневековых источниках, Петровский (как и Григорович) объяснял сложностью предмета, требующего знания специфических, малоизвестных в России языков, и отсутствием в про- винциальном университете необходимых источников и научной литера- туры по непопулярному у студентов предмету. Однако так «проговари- ваются» в источниках причины внешние. Внутренний разрыв традиции – момент разрыва Григоровича с Казанью, который произо- шел, когда ученый счел невозможным дальше бороться за утверждение школы. Он уезжает в новооткрывшийся университет не с целью изба- виться от связей со старой устоявшейся корпорацией, а в результате ставшего очевидным методологического кризиса славистики. Новое ме- сто позволяет ученому, оставаясь одиночкой, освоить совершенно но- вый корпус источников и быть ближе к изучаемому объекту. Показа-

тельно и то, что оставшийся в Казани Петровский значительную часть своих трудов посвятил комментированию и введению в научный оборот остававшихся непонятыми и недооцененными методологических идей своего учителя. Но и Петровский в итоге использует ту же стратегию: в 1885 г. он досрочно вышел в отставку и посвятил себя исключительно научной деятельности. Член-корреспондент Академии наук с 1895 г., заграничный член Чешской Академии наук, литературы и искусств им- ператора Франца Иосифа с 1899 г., М. Петровский изучал славянскую диалектологию, переводил со славянских языков в стихах и прозе (около двухсот произведений), сотрудничал в славянофильской прессе, перевел «Историю сербохорватской литературы» И. В. Ягича, писал историо- графические работы (в том числе о В. И. Григоровиче) 37, издавал памят- ники славянской письменности, переписывался и сотрудничал с круп- нейшими европейскими славяноведами.

До 1911 г. кафедру занимал лингвист, ученик И. А. Бодуэна де Кур- тенэ А. А. Александров. В 1911 г. Александров принял постриг и оставил славянскую филологию, а кафедру занял сын М. П. Петровского Нестор Мемнонович, в 1907 г. защитивший диссертацию на степень доктора славянской филологии («Первые годы деятельности В. Копитаря»). Научные традиции, заложенные Григоровичем в Казанском университе-

те, таким образом, были вновь актуализированы. Нестор Петровский – автор более трехсот работ по истории славянских литератур и языков, историографии славяноведения39, переводчик трудов зарубежных славя- новедов и произведений славянских писателей. С 1907 г. Н. М. Петров- ский – профессор Казанского университета, с 1917 г. – член- корреспондент Российской Академии наук. Итак, в истории российского славяноведения мы наблюдаем инте- реснейшее явление – два академика, два ярких ученых в одной семье, причем Нестор Мемнонович – одновременно ученик и преемник отца и совершенно самостоятельный, оригинальный ученый нового поколения, что можно проследить по трудам и хронологически. Он пришел учиться почти через десять лет после ухода отца из университета, в то же время, в период уже довольно зрелой деятельности Нестора отец активно печа- тает свои труды в российских и европейских научных изданиях. В связи с этим сравнение их взглядов на предмет и задачи науки, сопоставление некоторых исследовательских подходов позволяет не только выявить и проследить схоларные практики в истории славистики в Казанском уни- верситете, но и наблюдать процесс смены поколений, формирования науки нового века. В истории славяноведения велика роль научных обществ, что обу- словлено спецификой науки, которая активно существовала в надинсти- туциональном общеславянском научном пространстве, «жила» научны- ми контактами, обменом источниками и научным странничеством, поскольку в течение всего XIX века продолжался сбор зарубежных ис- точников. В судьбе казанской славистики конца XIX – начала XX вв. Общество Археологии, Истории и Этнографии при Казанском универ- ситете стало пространством «внутренней эмиграции» научной школы. Отношение отца и сына Петровских к ОАИЭ существенно разли- чалось. Старший Петровский активно преподавал в Казанском универ- ситете и печатался, когда в Казани открылось общество. Однако мы не находим его имени ни среди членов-учредителей, ни на страницах Изве- стий ОАИЭ. Нестор Петровский, в отличие от отца, уже в годы учебы печатает в Известиях несколько статей, а по окончании курса становится

действительным членом Общества без баллотировки, так как «он уже достаточно известен Обществу своими учеными трудами». Одновре- менно с приемом Нестор был избран в секретари и главные редакторы изданий Общества. В 1899 г. он снимает с себя обязанности секретаря (готовится к защите магистерской диссертации). В 1900 г. он снова из- бран в члены Совета Общества и до 1919 г. включительно оставался в нем. Обязанности Нестора Мемноновича включали в себя редактирова- ние Известий общества, переписку, «благоустройство» коллекций. Он действительно был пожизненным членом общества: последнее выступ- ление состоялось за полтора месяца до смерти. Тематика докладов на заседаниях Общества и статей раскрывает широкий спектр интересов Н. М. Петровского: история (в том числе история Казани), археология, библиография, текстология, древние и но- вые славянские литературы, переводы трудов европейских славянове- дов, которые становились «событием». В работе «О двух спорных чте- ниях в “Поучении” Владимира Мономаха» 40 Нестор Мемнонович демонстрирует технику интерпретации «темных мест» древних памят- ников, которая предвосхитила некоторые опыты комплексного анализа современных ученых (С. С. Аверинцев). Целая серия заметок, статей и переводов Петровского посвящена тому, чтобы привлечь внимание ка- занских ученых смежных дисциплин (сопоставительной лингвистики, истории, этнографии) к проблемам уточнения истории славянской хро- нологии по данным, полученным в Европе и Поволжье. Первый и единственный биограф Петровских – Марианна Несто- ровна Петровская41 объясняла столь различное отношение к «обще- ственной деятельности» разницей характеров отца и сына. Однако скромность, замкнутость, отсутствие карьерных устремлений Мемнона Петровича – недостаточная причина игнорирования Общества. Извест- но, что он входил в ряд зарубежных научно-просветительских славян- ских обществ, в Московский благотворительный славянский комитет. Участие выражалось во взносах, книгообмене и пр. 42. Более 20-ти пер- вых лет существования Общества М. П. Петровский активно работает и печатает статьи в Известиях ОАИЭ, публикует памятники в Русском Филологическом Вестнике, Журнале Министерства Народного Просве- щения, Славянском обозрении (Славянском сборнике), Вестнике Евро- пы, Православном собеседнике. Несоответствие интересов (исследова-

ния Мемнона Петровича меньше, чем у Нестора Мемноновича, связаны с историей края, тем более с основными направлениями археологии и этнографии) задачам Общества также нельзя считать исчерпывающим объяснением, так как текстологические работы печатались в ИОАИЭ. Соответственно и большой интерес младшего Петровского к рабо- те в Обществе не может объясняться ни отсутствием других возможно- стей печататься, ни просто активностью характера (хотя он действи- тельно много работал – был председателем Пушкинского общества, со- сотрудничал в более чем тридцати периодических изданиях и т. д.). Возможно, рациональное объяснение дает ситуация, сложившаяся в гуманитаристике: в период активной деятельности Н. М. Петровского в славяноведении вновь складываются условия для методологической рефлексии, которая должна была дать этой науке основания заново ин- ституализироваться в изменившихся условиях. Закономерным результа- том специализации славяноведения стала потребность в интеграции уже на новых уровнях (не внутри одной дисциплины), и Н. М. Петровский в своей научно-общественной деятельности ищет к этому пути. Можно предположить, что старший Петровский, имея иной, негативный, опыт внутри сообщества и разделяя пессимистические прогнозы Григоровича в отношении судьбы востоковского проекта, сознательно отстранялся от процесса строительства новой науки. Со смертью Н. М. Петровского научные традиции, заложенные В. И. Григоровичем, окончательно прервались, ученик и последователь Петровского, А. М. Селищев, впоследствии крупный балканист, уехал из Казани.

 

В.И. Григорович, основатель научного славяноведения в Казанском университете, который в 1835 г. возглавил вновь организованную кафедру славяноведе- ния в университете. Ведущим направлением научно-исследова- тельской деятельности в Казанском университете В.И. Григоро- вича было формирование научно-методологической и источни- ковой основы для изучения основных отраслей славистики. В этом плане особый научный интерес представляют его работы, написанные на основе кандидатской и магистерской диссерта- ций: «Исследования о церковнославянском наречии, основан- ные на изучении его в древнейших памятниках, на исторических свидетельствах и отношении его к новейшим наречиям» (1840) и «Опыт изложения литературы славян в ее главнейших эпохах» (1842). Кроме того, важный научный интерес представляет и ис- торическая работа В.И. Григоровича «О Сербии в ее отношении к соседним державам, преимущественно в XIV и XV столетиях» (1858), заложившая теоретические основы для развития истори- ческого славяноведения в Казанском университете. Причем в ходе путешествий по южнославянским землям В.И. Григоро- вичем был собран уникальный массив данных о славянских языках и об их диалектах, обнаружены и описаны уникальные памятники древнеславянской письменности. Все это стало исто- рическим прорывом в изучении «славянского мира». С именем В.И. Григоровича связаны не только прорывные работы в области славистики, но и практика привлечения та- лантливых ученых-славистов в Казанский университет. К при- меру, в 1875 г. при его содействии получил работу в университете И.А. Бодуэн де Куртенэ, который не только обогатил методоло- гию лингвистической науки, предложив методику изучения жи- вых языков во все их проявлениях и метод относительной хро-

нологии языковых явлений, но и заложил основу Казанской лингвистической школы1. Деятельность этой школы связана с именами таких известных славистов как, А.И. Александров, А.С. Архангельский, В.А. Богородицкий, Н.В. Крушевский. Ос- новные их теоретические открытия были сделаны на российском и зарубежном славянском языковом материале. В результате активной научной деятельности этих ученых Казанская лингви- стическая школа со временем превратилась в теоретический центр изучения славянского языкознания. Кроме того, И.А. Бо- дуэн де Куртенэ вместе с казанскими учениками заложил основы фонологии, морфонологии, теории словообразования, лингви- стической типологии, и теории лингвистических универсалий. Причем интересны их взгляды относительно форм и методов изучения языка славянских народов. Наиболее важным они счи- тали разграничение устной и письменной форм речи, полное и всесторонне изучение живой речи, анализ взаимоотношений психологического и физиологического в языке, разграничение статики и динамики (синхронии и диахронии), историзм в под- ходе к языковым явлениям, равноправие всех языков2. Несмотря на свою увлеченность русофильскими идеями, эти ученые доста- точно трезво смотрели на проблемы языкознания других рос- сийских народов. К примеру, в этом отношении интересны взгляды И.А. Бодуэна де Куртене относительно изучения языков других народов Поволжско-Приуральского региона, который считал, что Казанский университет самой историей поставлен в исключительные условия, которых не имеет не один университет России: он расположен в крае, населенном представителями как минимум трех языковых семей – славянской, тюркской и фин- но-угорской, а потому должен стать центром по изучению язы- ков, культуры, истории народов – носителей этих языков3. Он добился восстановления в университете кафедры тюркских и финских языков, преподавания, хотя и факультативно, татарско- го языка. Его ученик В.А. Богородицкий, следуя его идеям, со- здал Кабинет экспериментальной фонетики, где изучалась аку- стика русского и татарского языков. Он ввел в практику фонети- ческого анализа технологию палатографии и лингвографии. В плане славяноведческих исследований интересны и взгля- ды Н.В. Крушевского, который основным законом развития

языка считал «соответствие мира слов миру понятий»1. Он обос- новал системный и знаковый характер языка, различая в нем фонетическую, семантическую и морфологическую подсистемы, впервые применил к языку теорию ассоциаций, используемую в логике и психологии. Другим талантливым казанским протеже В.И. Григоровича, также ставшей персоналией Татарской энциклопедии, был М.П. Петровский, который фактически стал его правопреемни- ком по кафедре истории и литературы славянских наречий. У В.И. Григоровича не было сомнений относительно способно- стей своего ученика М.П. Петровского, и он возлагал большие надежды на него. «Из молодых ученых, обративших внимание совета, по занятию кафедры в университете кандидатура Пет- ровского заслуживает внимание своими трудами и успехами». В результате после его отъезда в 1864 г. в Одессу для работы в Новороссийском университете М.П. Петровский возглавил уни- верситетскую кафедру истории и литературы славянских наре- чий. Благодарный ученик большую часть своих работ посвятил научной популяризации методологических идей своего учителя. Такая психологическая мотивация М.П. Петровского по отноше- нию к своему учителю вполне понятно. По мнению казанских историографов, это объясняется «духовным родством» ученика и учителя2, о котором свидетельствует и строки письма Петров- ского к своему учителю в Одессу: «Ваше беспримерное в летопи- сях Казанского университета внимание поддержало и подстеги- вало меня… постараюсь насколько станет силы фактами дока- зать, что не даром Вы делились со мной Вашими взглядами и научными открытиями. Думаю, что только этим я в состоянии буду хоть отчасти достойно отблагодарить Вас»3. Сын М.П. Петровского Нестор Мемнонович продолжил изу- чение научного наследия В.И. Григоровича, в том числе матери- алов, собранных во время его путешествий по славянским зем- лям, которых он оценил как ключ к пониманию идей и личности Григоровича. В своих трудах он подтвердил идею В.И. Григоро- вича о возможности методологического синтеза в славистике, необходимого для междисциплинарного изучения языка, литературы, истории, культуры, этнографии и традиций славянских народов. Чтобы привлечь внимание ученых смежных дисциплин (языкознания, истории, этнографии и др.) Н.М. Петровский по- святил целую серию заметок, статей и переводов1. Его много- гранная научная деятельность не ограничивалась только славя- новедением, он активно сотрудничал Обществом археологии, истории и этнографии при Казанском университете. В отличие от своего отца, он занимался еще изучением булгарской хроно- логии и татарской литературы. Касаясь судьбы поволжских народов, Н.М. Петровский высказал мнение, что история сла- вянского возрождения может служить примером для дальней- шего развития их самосознания и национальной культуры2.

 

· Третье задание: анализ двух работ на выбор из электронного ресурса «Русская литература в восприятии казанской интеллигенции XIX- начала XX в.»