Поэма начинается с контраста, контарст - вы и я. в первой части поэмы герой мечтает о большй любви, противоппоставляя ее буржуазной , т.к. буржуазная любовь - продажная.

вторая часть и третья. отражение взглядов Маяковского на поэта и поэзию. автор выступает против поэзии, которая не касается жизни, ведь он сам поэт улицы. но отношение поэт - улица не всегда идеальны. толпа часто не понимает поэта. поэтому в поэме появляется новый герой - носиель новой силы, который приходит в мир, чтобы переделать его. личная трагдия героя отходит на второи план перед пафосом обличения окружающего мира и перед призывом к борьбе с этим миром. лир. герой становится революционером, которыи готов к любои жертве во имя революции.

В четвертои часте начинают звучать богоборческие ноты. лир. герои видит в жизни много несправедливого, обвиняя бога в этой социальной несправедливости.

четыре части как бы можно озаглавить можно таким образом:

1ч"долой вашу любовь"

2ч"долой ваше искусство"

3ч"долой ваш строй"

4ч"долой вашу религию".

А ВЫ МОГЛИ БЫ?

Я сразу смазал карту будня,

плеснувши краску из стакана;

я показал на блюде студня

косые скулы океана.

На чешуе жестяной рыбы

прочел я зовы новых губ.

А вы

ноктюрн сыграть

могли бы

на флейте водосточных труб?

1913

Анализ: основная тема раннего творчества - тема одиночества лир. героя.

В стихотворении утверждается красота города и приобразующая сила искусства. для него характерны праздничность интонации, гиперболизированность, необычные метафоры, основанные на неожиданных ассоциациях, характерно прямое отношение к читателю.

Новое видение

В нескольких емких фразах Владимир Маяковский обрисовывает серую и будничную картину обычной трапезы с классическим набором блюд. Однако словно бы по волшебству она преображается, так как поэт в состоянии увидеть в банальном студне «косые скулы океана». Его желание приукрасить мир настолько велико, что в ход идут всевозможные предметы, которые находятся под рукой.

Так, поддавшись романтическому настроению, поэт с первой же строчки заявляет о том, что он «сразу смазал карту будня», намекая на то, что его раздражает обыденность во всем, даже если речь идет об обычном обеде. Далее поэт позволяет себе явно хулиганскую выходку, «плеснувши краску из стакана». Пролитый напиток позволяет Владимиру Маяковскому если и не преобразить окружающий его мир, то хотя бы внести в него некоторые изменения, оживить унылый застольный пейзаж и попытаться найти в нем крупицы радости, праздника, некоего волшебного очарования.

Его романтический порыв настолько стремителен и увлекателен, что даже в обычной рыбьей чешуе поэт видит «зовы новых губ». Каждая вещь и каждое блюдо буквально преображаются под взглядом автора, приобретая новый смысл и раскрывая свои тайны. И в этом стремительном постижении нового, еще неизведанного мира, который скрывается под маской серости и безразличия, Владимир Маяковский видит удивительную гармонию, которая наполняет его сердце радостью и неким детским восторгом. Поэтому неудивительно, что в порыве вдохновения он обращается к неизвестному собеседнику, а, точнее, ко всем читателям с вопросом о том, смогли бы они сыграть ноктюрн на «флейте водосточных труб»?

Размер – 4 ямб

ПОСЛУШАЙТЕ!

Послушайте!

Ведь, если звезды зажигают -

значит - это кому-нибудь нужно?

Значит - кто-то хочет, чтобы они были?

Значит - кто-то называет эти плевочки

жемчужиной?

И, надрываясь

в метелях полуденной пыли,

врывается к богу,

боится, что опоздал,

плачет,

целует ему жилистую руку,

просит -

чтоб обязательно была звезда! -

клянется -

не перенесет эту беззвездную муку!

А после

ходит тревожный,

но спокойный наружно.

Говорит кому-то:

"Ведь теперь тебе ничего?

Не страшно?

Да?!"

Послушайте!

Ведь, если звезды

зажигают -

значит - это кому-нибудь нужно?

Значит - это необходимо,

чтобы каждый вечер

над крышами

загоралась хоть одна звезда?!

1914

Анализ: В чем заключается смысл жизни для каждого из нас? Зачем, для чего мы пришли в этот мир? Люди с древних веков до сегодняшнего дня пытаются найти ответы на подобные философские вопросы. Они сложны тем, что на них нельзя ответить однозначно, нельзя сказать человеку: делай так, и в этом есть смысл твоей жизни. Свой путь, свою цель и мечту каждый выбирает себе сам.
Стихотворение Маяковского «Послушайте!» посвящено как раз теме смысла человеческой жизни. Но поэт не говорит о том, о чем нужно мечтать и к чему стремиться, а о том, что у каждого из нас должна быть мечта, ради которой стоит жить. Эту цель, смысл жизни, веру в завтрашний день Маяковский называет «звездой», зажигаемой «кем-то» и нужной «кому-то».

Попробуем представить историческую обстановку во время создания стихотворения. Россия 1914 года. Все худшее еще впереди: и Первая мировая война, и революция, и приход большевиков… Молодой Маяковский, увлеченный футуризмом и поэзией, с надеждой смотрящий в будущее, пытается понять, в чем же смысл жизни? Это было время, когда страна активно развивалась, и ее жители верили в свои силы и в завтрашний день. Развитие промышленности, урбанизация, постепенная смена старого на новое влияли и на сознание людей. Этот оптимистичный настрой чувствуется в стихотворении.

«Послушайте!» - своеобразное обращение к людям, но не громогласное и пафосное, как это обычно бывает у Маяковского. Это просьба остановиться на миг, подняться ненадолго над миром «полуденной пыли» и посмотреть на небо, на звезды, подумать о том, чем оправдан каждый наш шаг на земле и кто все это придумал.
Основная идея стихотворения заключается в том, что в жизни каждого человека должна загораться звезда. Без идеи, без цели невозможно существовать в этом мире, начинается «беззвездная мука», когда все, что ты делаешь – бессмысленно, пусто. Человеку мало просто жить. Встречать каждое утро улыбкой, двигаться к чему-то большему и лучшему, дарить любовь и радость другим – такова жизнь, отмеченная «звездами».

Композиционно стихотворение состоит из трех частей, различных и по форме, и по ритму, и по эмоциональному воздействию. В первой части поэт обращается к читателям, обозначает проблему: «Значит – это кому-нибудь нужно?» С первой строки чувствуется присутствие высших сил, которые «зажигают» звезды. Маяковский поднимает проблему Бога, предопределения, ведь «жемчужины» не сами появляются над крышами домов, а по воле кого-то, кто выше всех людей.
Во второй части показана эмоциональная картина того, как лирический герой «врывается к Богу», в отчаянии просит его:

чтоб обязательно была звезда! -

клянется -

не перенесет эту беззвездную муку!

Получив от Бога «звезду», то есть мечту, герой обретает спокойствие и умиротворение. Ему уже ничего не страшно, и жизнь его теперь не пуста и бессмысленна. Эта часть – своеобразная молитва, обращенная к Богу. Причем Бог здесь – не одухотворенная высшая сущность, а вполне реальная личность с жилистыми руками, и, как мне показалось, добрыми глазами. Впрочем, на этом описание Бога заканчивается, больше мы о нем ничего не узнаем. Всего одна деталь, которую выделил Маяковский – руки – а сколько они могут рассказать! Бог всегда готов подать спасительную руку помощи, нужно только очень этого захотеть.

Третья часть стихотворения звучит как вывод, как утверждение, несмотря на два вопросительных знака, к которым добавляется и восклицательный, которого не было в начале произведения. Лирический герой, нашедший свою звезду, уже не спрашивает, а утверждает:

Значит - это необходимо,

чтобы каждый вечер

над крышами

загоралась хоть одна звезда?!

В стихотворении можно выделить трех «действующих» лиц: лирического героя, Бога и «кого-то». Эти «кто-то» - люди, все человечество, к которому обращается поэт. Все по-разному относятся к «звездам»: для одних это «плевочки», для других – «жемчужины», но несомненно то, что их свет необходим.

«Послушайте!» отличается от других стихотворений Маяковского, прежде всего, тем, что поэт не использует в нем неологизмы, «резкие» слова и пафосные фразы. Он не противопоставляет себя обществу, как это будет позже в «Облаке в штанах», никого не осуждает и не обличает, как в «Дряни» или «Прозаседавшихся». Маяковский в своем лирическом творении раскрывается как человек с искренней душой, с добрым сердцем, желающий, чтобы все рано или поздно нашли место в жизни.
Каждое слово в стихотворении экспрессивно, эмоционально, выразительно. Все описываемые картины буквально предстают перед нашими глазами: «визит» к Богу, звезды на небе, крыши домов… Стихотворение будто одухотворено, оно воздушно и искренне, близко читателю. Возможно, из-за того, что Маяковский не использует никаких местоимений, кроме «кто-то», ты как будто ощущаешь себя на месте лирического героя, чувствуешь ветер «полуденной пыли», слезы на глазах и внутреннюю тревогу.

Размер – акцентный стих

СКРИПКА И НЕМНОЖКО НЕРВНО

Скрипка издергалась, упрашивая,

и вдруг разревелась

так по-детски,

что барабан не выдержал:

"Хорошо, хорошо, хорошо!"

А сам устал,

не дослушал скрипкиной речи,

шмыгнул на горящий Кузнецкий

и ушел.

Оркестр чужо смотрел, как

выплакивалась скрипка

без слов,

без такта,

и только где-то

глупая тарелка

вылязгивала:

"Что это?"

"Как это?"

А когда геликон -

меднорожий,

потный,

крикнул:

"Дура,

плакса,

вытри!" -

я встал,

шатаясь, полез через ноты,

сгибающиеся под ужасом пюпитры,

зачем-то крикнул:

"Боже!",

бросился на деревянную шею:

"Знаете что, скрипка?

Мы ужасно похожи:

я вот тоже

ору -

а доказать ничего не умею!"

Музыканты смеются:

"Влип как!

Пришел к деревянной невесте!

Голова!"

А мне - наплевать!

Я - хороший.

"Знаете что, скрипка?

Давайте -

будем жить вместе!

А?"

1914

Анализ : К экспериментальным произведениям раннего периода творчества поэта также относится стихотворение «Скрипка и немножко нервно», созданное в 1914 году. Уже само название, противоречивое и нелепое, очерчивает фабулу произведения, лишенного логики и смысла с точки зрения обывателей. Более того, Маяковский прибегает к своему излюбленному приему гротеска, преувеличивая свои чувства и наделяя человеческими чертами неодушевленные предметы. По воспоминаниям автора, стихотворение «Скрипка и немножко нервно» было написано после ужина в одном из захудалых московских кабаков, где поэт очутился по воле случая. И, чтобы хоть как-то развлечь себя в ожидании еды, стал наблюдать за музыкантами. Чем больше поэт вслушивался в звуки, которые неслись с импровизированной сцены, тем больше его чуткий слух улавливал диссонанс между скрипкой и другими инструментами. И именно так, в полумраке дешевого питейного заведения, родились первые строчки стихотворения, навеянные ассоциациями от услышанной музыки: «Скрипка издергалась, упрашивая, и вдруг разревелась так по-детски».

Отождествляя обычный музыкальный инструмент с хрупкой и беззащитной девушкой, поэт попытался описать свои последующие впечатления, отметив при этом, что барабан явно порадовался том, что сумел довести несчастную скрипку-девушку до истерики, однако не дослушал ее жалобного плача, потому как «шмыгнул на Кузнецкий и ушел». В свою очередь, у всего остального оркестра неожиданная истерика скрипки вызвала недоумение, и лишь одна «глупая тарелка» продолжала вопрошать о том, что же происходит. Однако безжалостный «меднорожий, потный» геликон грубо одернул обиженную скрипку, приказав ей успокоиться. И именно это произвело на Маяковского настолько неизгладимое впечатление, что он (конечно же, не наяву, а лишь в своем воображении) «шатаясь, полез через ноты, слабеющие под ужасом пюпитры», чтобы защитить обиженную и расстроенную скрипку-девушку.

Он «бросился на деревянную шею» той, которая пробудила в нем столь яркие и противоречивые чувства. Не обращая внимания на насмешки окружающих, и заявил: «Знаете что, скрипка? Мы ужасно похожи: я вот тоже ору — а ничего доказать не умею!». При этом поэт назвал музыкальный инструмент, звуки которого произвели на него столь сильное впечатление, своей «деревянной невестой», предложив ей жить вместе.

Ирония, смешанная с грустью и отчаяньем, звучат в последних фразах этого удивительно образного, чувственного и очень лиричного стихотворения. Маяковский, будучи еще очень молодым человеком, тем не менее, уже в полной мере ощущает свое одиночество. Он понимает, что отличается от обычных людей, которые не умеют чувствовать окружающий мир так остро и обнажать перед ним душу, даже если взамен получают плевок вместо любви. Но каждая новая душевная рана не ожесточает поэта, а лишь заставляет его отгораживаться от окружающего мира невидимой ширмой, через которую он наблюдает за различными событиями и явлениями, робко примеривая их к собственной жизни. Поэтому неудивительно, что обычная скрипка вызывает у поэта такую бурю эмоций, в ней он видит родственную душу, одинокую, униженную и никем не понятую.

Размер – акц. Стих

ЛИЛИЧКА!

Вместо письма

 

Дым табачный воздух выел.

Комната -

глава в крученыховском аде.

Вспомни -

за этим окном

впервые

руки твои, исступленный, гладил.

Сегодня сидишь вот,

сердце в железе.

День еще -

выгонишь,

можешь быть, изругав.

В мутной передней долго не влезет

сломанная дрожью рука в рукав.

Выбегу,

тело в улицу брошу я.

Дикий,

обезумлюсь,

отчаяньем иссечась.

Не надо этого,

дорогая,

хорошая,

дай простимся сейчас.

Все равно

любовь моя -

тяжкая гиря ведь -

висит на тебе,

куда ни бежала б.

Дай в последнем крике выреветь

горечь обиженных жалоб.

Если быка трудом уморят -

он уйдет,

разляжется в холодных водах.

Кроме любви твоей,

мне

нету моря,

а у любви твоей и плачем не вымолишь отдых.

Захочет покоя уставший слон -

царственный ляжет в опожаренном песке.

Кроме любви твоей,

мне

нету солнца,

а я и не знаю, где ты и с кем.

Если б так поэта измучила,

он

любимую на деньги б и славу выменял,

а мне

ни один не радостен звон,

кроме звона твоего любимого имени.

И в пролет не брошусь,

и не выпью яда,

и курок не смогу над виском нажать.

Надо мною,

кроме твоего взгляда,

не властно лезвие ни одного ножа.

Завтра забудешь,

что тебя короновал,

что душу цветущую любовью выжег,

и суетных дней взметенный карнавал

растреплет страницы моих книжек...

Слов моих сухие листья ли

заставят остановиться,

жадно дыша?

 

Дай хоть

последней нежностью выстелить

твой уходящий шаг.

26 мая 1916, Петроград

Анализ: со временем пылкая страсть поэта превратилась для нее в обузу. Осознавая это, Маяковский, тонко чувствовавший перемену настроения любимой, в своем обращении-письме просит, чтобы она не выгоняла его только потому, что пребывает в дурном расположении духа – «сердце в железе». По-видимому, подобная сцена повторялась не раз, поэтому Маяковский точно знает, как будут развиваться события. «Выбегу, тело в улицу брошу, дикий, обезумлюсь, отчаяньем иссечась», — такие чувства поэт испытывал неоднократно. Чтобы избежать унизительной сцены, Маяковский обращается к Лиле Брик со словами: «Дай простимся сейчас». Он не хочет больше мучить свою возлюбленную, и не в состоянии сносить ее насмешки, холодность и безразличие. Единственное желание поэта в этот момент – «в последнем крике выреветь горечь обиженных жалоб».

С присущей образностью, обыгрывая каждое слово, Маяковский пытается доказать Лиле Брик свою любовь, утверждая, что это чувство владеет полно и безраздельно. Но еще гораздо больше в душе автора ревности, которая заставляет его ежеминутно страдать и при этом ненавидеть себя самого. «Кроме любви твоей, мне нету солнца, а я и не знаю, где ты и с кем», — утверждает поэт.

Рассуждая над сложившейся ситуацией, Маяковский в стихотворении примеряет к себе различные способы самоубийства, однако понимает, что его чувства гораздо выше и сильнее добровольного ухода из жизни. Ведь тогда он навсегда потеряет свою музу, ради которой он «душу цветущую любовью выжег». Но, вместе с тем, поэт также отчетливо осознает, что рядом со своей избранницей никогда не сможет быть по-настоящему счастливым. Да и Лиля Брик не готова целиком и полностью принадлежать лишь ему одному, она не создана для скучной и рутинной семейной жизни. Конечно, Маяковский в душе все еще надеется, что, возможно, это трогательное и чувственное стихотворение-письмо поможет все изменить. Однако умом понимает, что шансов на взаимность у него нет, поэтому его последняя просьба заключается в том, чтобы «последней нежностью выстелить твой уходящий шаг».

Размер – акц. Стих

ЮБИЛЕЙНОЕ

Александр Сергеевич, разрешите представиться. Маяковский.Дайте руку! Вот грудная клетка.Слушайте, уже не стук, а стон;тревожусь я о нем, в щенка смиренном львенке.Я никогда не знал, что столько тысяч тоннв моей позорно легкомыслой головенке.Я тащу вас. Удивляетесь, конечно?Стиснул? Больно? Извините, дорогой.У меня, да и у вас, в запасе вечность.Что нам потерять часок-другой?!Будто бы вода — давайте мчать, болтая,Будто бы весна — свободно и раскованно!В небе вон луна такая молодая,что ее без спутников и выпускать рискованно.Я теперь свободен от любви и от плакатов.Шкурой ревности медведь лежит когтист.Можно убедиться, что земля поката,—сядь на собственные ягодицы и катись!Нет, не навяжусь в меланхолишке черной,да и разговаривать не хочется ни с кем.Только жабры рифм топырит учащенноу таких, как мы, на поэтическом песке.Вред — мечта, и бесполезно грезить,надо весть служебную нуду.Но бывает — жизнь встает в другом разрезе,и большое понимаешь через ерунду.Нами лирика в штыки неоднократно атакована,ищем речи точной и нагой.Но поэзия — пресволочнейшая штуковина:существует — и ни в зуб ногой.Например вот это — говорится или блеется?Синемордое, в оранжевых усах,Навуходоносором библейцем —«Коопсах».Дайте нам стаканы! знаю способ старыйв горе дуть винище,но смотрите — извыплывают Red и White Star'ы¹с ворохом разнообразных виз.Мне приятно с вами,— рад, что вы у столика.Муза это ловко за язык вас тянет.Как это у вас говаривала Ольга?..Да не Ольга! из письмаОнегина к Татьяне.— Дескать, муж у вас дурак и старый мерин,я люблю вас, будьте обязательно моя,я сейчас же утром должен быть уверен,что с вами днем увижусь я.—Было всякое: и под окном стояние,п и сьма, тряски нервное желе.Вот когда и горевать не в состоянии —это, Александр Сергеич, много тяжелей.Айда, Маяковский! Маячь на юг!Сердце рифмами вымучь —вот и любви пришел каюк,дорогой Владим Владимыч.Нет, не старость этому имя!Т у шу вперед стрем я,я с удовольствием справлюсь с двоими,а разозлить — и с тремя.Говорят — я темой и-н-д-и-в-и-д-у-а-л-е-н!Entre nous..² чтоб цензор не нацыкал.Передам вам — говорят — видалидаже двух влюбленных членов ВЦИКа.Вот — пустили сплетню, тешат душу ею.Александр Сергеич, да не слушайте ж вы их!Может, я один действительно жалею,что сегодня нету вас в живых.Мне при жизни с вами сговориться б надо.Скоро вот и я умру и буду нем.После смерти нам стоять почти что рядом:вы на Пе, а я на эМ.Кто меж нами? с кем велите знаться?!Чересчур страна моя поэтами нищ а. Между нами — вот беда — позатесался Надсон³.Мы попросим, чтоб его куда-нибудь на Ща!А Некрасов⁴ Коля, сын покойного Алеши,—он и в карты, он и в стих, и так неплох на вид.Знаете его? вот он мужик хороший.Этот нам компания — пускай стоит.Что ж о современниках?!Не просчитались бы, за вас полсотни о тдав.От зевоты скулы разворачивает аж!Дорогойченко, Герасимов⁵, Кириллов, Родов —кар он однаробразный пейзаж!Ну Есенин⁶. мужиковствующих свора.Смех! Коровою в перчатках лаечных.Раз послушаешь.. но это ведь из хора!Балалаечник! Надо, чтоб поэт и в жизни был мастак.Мы крепки, как спирт в полтавском штофе.Ну, а что вот Безыменский?! Так...ничего... морковный кофе.Правда, есть у нас Асеев⁷ Колька.Этот может. Хватка у него моя.Но ведь надо заработать сколько!Маленькая, но семья.Были б живы — стали бы по Лефу соредактор.Я бы и агитки вам доверить мог.Раз бы показал: — вот так-то, мол,и так-то...Вы б смогли — у вас хороший слог.Я дал бы вам жиркость и с у кна,в рекламу б выдал гумских дам.(Я даже ямбом подсюсюкнул,чтоб только быть приятней вам.)Вам теперь пришлось бы бросить ямб картавый.Нынче наши перья — штык да зубья вил,—битвы революций посерьезнее «Полтавы»,и любовь пограндиознее онегинской любви.Бойтесь пушкинистов. Старомозгий Плюшкин,перышко держа, полезет с перержавленным.— Тоже, мол, у лефов появился Пушкин⁸.Вот арап! а состязается — с Державиным⁹...—Я люблю вас, но живого, а не мумию.Навели хрестоматийный глянец.Вы по-моем у при жизни — думаю —тоже бушевали. Африканец!Сукин сын Дантес! Великосветский шкода.Мы б его спросили: — А ваши кто родители?Чем вы занимались до 17-го года?—Только этого Дантеса бы и видели.Впрочем, что ж болтанье! Спиритизма вроде.Так сказать, невольник чести... пулею сражен...Их и по сегодня много ходит —всяческих охотников до наших жен.Хорошо у нас в Стране Советов.Можно жить, работать можно дружно.Только вот поэтов, к сожаленью, нету —впрочем, может, это и не нужно.Ну, пора: рассвет лучища выкалил.Как бы милиционер разыскивать не стал.На Тверском бульваре очень к вам привыкли.Ну, давайте, подсажу на пьедестал.Мне бы памятник при жизни полагается почину.Заложил бы динамиту — ну-ка, дрызнь!Ненавижу всяческую мертвечину!Обожаю всяческую жизнь!

1924

Анализ: в стихотворении ощущается глубокая связь Маяковского с классической литературой. Пушкин для него просто Александр Сергеевич. Маяковский обращется к нему, как к самому дорогому другу. Маяковский отождествлял себя с Пушкиным вплане бунтарства.

Анализ:Стихотворение «Юбилейное» построено в форме монолога, в котором автор обращается к Пушкину. Причем, достаточно панибратски, ставя себя с ним на один уровень. Однако если учитывать содержание манифеста, то подобное отношение к классику русской литературы можно считать более, чем лояльным. Во всяком случае, Маяковский признает, что Пушкин внес значительный вклад в развитие русской поэзии, обладал великолепным слогом, хотя и не умел писать стихи речью «точной и нагой», отдавая предпочтение «ямбу картавому».

Это произведение начинается с того, что Маяковский, подойдя к памятнику Пушкина на Тверской, представляется поэту и стягивает его с пьедестала. Не ради смеха или из-за неуважения, а для того, чтобы поговорить по душам. При этом себя Маяковский считает если и не классиком русской поэзии. То вполне достойным ее представителем. Поэтому и отмечает, что «у меня, да и у вас, в запасе вечность. Что нам потерять часок-другой?», приглашая Пушкина к разговору на равных. В весьма завуалированной форме поэт извиняется перед классиком за манифест футуристов, признаваясь, что он теперь «свободен от любви и от плакатов». Кроме этого, Маяковский действительно много размышляет о литературном наследии, оставленном потомками, и приходит к выводу, что порой «жизнь встает в другом разрезе, и большое понимаешь через ерунду».

Единственное, с чем не может смириться Маяковский – лирика в общепринятом смысле, которой, как считает поэт, не место в революционной литературе. По этой причине он отпускает довольно колкие и едкие замечания в адрес Сергея Есенина, считая, его «коровою в перчатках лаечных». Однако к Некрасову, в творчестве которого тоже немало лирических и даже романтических произведений, Маяковский относится весьма уважительно, утверждая, что «вот он мужик хороший», так как «он и в карты, он и в стих, и так неплох на вид».

Что до своих современников, то к ним Маяковский относится с большой долей иронии и пренебрежения, считая, если поставить всех поэтов алфавитном порядке, то нишу между буквами «М» (Маяковский) и «П» (Пушкин) попросту некем будет заполнить. К самому же Пушкину поэт испытывает уважение, сожалея о том, что тот жил в другое время. Иначе «стали бы по Лефу соредактор» и «я бы и агитки вам доверить мог». Анализируя поэзию как социальное и общественное явление, Маяковский утверждает, что она «пресволочнейшая штуковина: существует – и ни в зуб ногой», намекая на то, что от рифмованных строк никуда не деться. Однако в силах каждого поэта создавать такие произведения, чтобы они действительно приносили пользу обществу, а не являлись лишь отражением чьих-то душевных терзаний.

Обращаясь к Пушкину, Маяковский отмечает: «Может, я один действительно жалею, что сегодня нету вас в живых». Но при этом подчеркивает, что и он сам не вечен, однако «после смерти нам стоять почти что рядом». Однако автор не хочет себе той посмертной участи, которая постигла Пушкина, ставшего кумиром многих поколений. Он категорически против всяческих памятников, считая, что чтить поэтов нужно тогда, когда они еще живы. «Ненавижу всяческую мертвечину! Обожаю всяческую жизнь!», — эта финальная фраза произведения также относится и к литературе, которая, по мнению Маяковского, должна быть актуальной, яркой и оставляющей след в душе.

ПРОЗАСЕДАВШИЕСЯ

Чуть ночь превратится в рассвет,

вижу каждый день я:

кто в глав,

кто в ком,

кто в полит,

кто в просвет,

расходится народ в учрежденья.

Обдают дождем дела бумажные,

чуть войдешь в здание:

отобрав с полсотни -

самые важные!-

служащие расходятся на заседания.

 

Заявишься:

"Не могут ли аудиенцию дать?

Хожу со времени о на".-

"Товарищ Иван Ваныч ушли заседать -

объединение Тео и Гукона".

 

Исколесишь сто лестниц.

Свет не мил.

Опять:

"Через час велели прийти вам.

Заседают:

покупка склянки чернил

Губкооперативом".

 

Через час:

ни секретаря,

ни секретарши нет -

г о ло!

Все до 22-х лет

на заседании комсомола.

 

Снова взбираюсь, глядя н а ночь,

на верхний этаж семиэтажного дома.

"Пришел товарищ Иван Ваныч?" -

"На заседании

А-бе-ве-ге-де-е-же-зе-кома".

 

Взъяренный,

на заседание

врываюсь лавиной,

дикие проклятья дор о гой изрыгая.

И вижу:

сидят людей половины.

О дьявольщина!

Где же половина другая?

"Зарезали!

Убили!"

Мечусь, ор я.

От страшной картины свихнулся разум.

И слышу

спокойнейший голосок секретаря:

"Оне на двух заседаниях сразу.

 

В день

заседаний на двадцать

надо поспеть нам.

Поневоле приходится раздвояться.

До пояса здесь,

а остальное

там".

 

С волнением не уснешь.

Утро раннее.

Мечтой встречаю рассвет ранний:

"О, хотя бы

еще

одно заседание

относительно искоренения всех заседаний!"

1922