Хоту Матуа и семь разведчиков

Одна из наиболее известных легенд острова Пасхи гласит, что Хоту Матуа, первый правитель на острове, приплыл с запада, держа курс на восходящее солнце. Хоту Матуа вынужден был покинуть родной дом на острове Хива, которому по неким причинам грозило поглощение водами океана. О том, что именно это был за остров, историки спорят до сих пор, но наиболее популярна среди них версия, что это был район Маркизских островов, где встречаются аналогичные названия – Нуку Хива, Фату Хива, Хива Оа.

Однако Хоту Матуа не первым ступил на остров Пасхи. До него это сделали семь разведчиков, которых он отправил для обследования острова.

Вот как эту легенду представляет Франсис Мазьер – этнограф и археолог, который в 1962 году возглавлял экспедицию на остров Пасхи, организованную при непосредственном участии Международной научной федерации и Королевского Музея естественных наук Бельгии.

«Семеро посвященных сыновей вождя отправились первыми, чтобы обследовать остров и встретить Хоту Матуа. Этих семерых звали Ира, Рапаренга, Куукуу а Хуатава, Рингиринги а Хуатава, Нонома а Хуатава, Ууре а Хуатава, Макои Рингиринги а Хуатава. Вышли они из Хивы на одной лодке и, следуя указаниям Хаумаки, прошли мимо трех островков и высадились в Винапу. Затем они взобрались на вулкан и воскликнули: «Вот та самая Черная яма Хаумака!»

Потом они посадили ямс, который привезли с собой. Сажал его Куукуу. После этого разведчики отправились к восточному берегу острова и встретили по пути ростки кохе, сломанные Духом Хаумаки. Обойдя скалу Поике, они прошли вдоль северного берега в поисках песчаной бухты, куда могли бы зайти лодки вождя. Но все бухты оказались непригодными для высадки. Тогда они отправились ловить рыбу в Анакену. Придя туда, они сказали: «Здесь и высадится Хоту Матуа». Не найдя поблизости огня, двое из них отправились за ним в лодку. Они принесли дерево макои [кокосовая пальма], развели костер, нагрели камни и зажарили рыбу…

Из бухты Ханга-Роа они поднялись на вулкан Рано-Као и пошли в Оронго посмотреть, как растет ямс. Там выросли сорняки. Они вырвали их и сказали: «Это плохая земля!»…» (Ф.Мазьер, «Загадочный остров Пасхи»).

Затем часть разведчиков вернулась к Хоту Матуа, чтобы рассказать об увиденном.

Ныне, как считается, семь статуй-моаи на аху Акиви изображают именно этих легендарных семерых разведчиков. Это единственная платформа, расположенная не на побережье, а в глубине острова Пасхи.

Рис. 30. Статуи на аху Акиви

И вот тут и появляется момент, вызывающий сомнения у скептиков. Дело в том, что часто можно встретить такую трактовку, что разведчики вернулись непосредственно на остров Хива, а уже после этого в дальний путь на остров Пасхи двинулся Хоту Матуа со своими соплеменниками. И если на вариант относительно случайного открытия предками рапануйцев острова Пасхи скептики еще согласны, то возможность возвращения разведчиков на расстояние в три с половиной тысячи километров (до Маркизских островов), а затем повторение их пути с запада на восток на то же расстояние всем племенем во главе с Хоту Матуа, вызывает с их стороны активные возражения. И в этом, конечно, есть своя логика.

Однако при обращении к древним легендам и преданиям нужно быть крайне осторожным – их ни в коем случае нельзя воспринимать дословно. И особенно тогда, когда приходится иметь дело с пересказом этих легенд и преданий кем-то из исследователей.

Во-первых, с течением времени в ходе передачи сведений от поколения к поколению в повествовании могут вполне естественно появиться искажения каких-то частных деталей. А во-вторых, нередко и исследователи вносят свои искажения в ходе переизложения легенд на своем языке. Тут сказываются и языковые тонкости, и субъективные установки исследователя, и неоднозначность переводимых терминов.

На самом деле доступные варианты легенды ничего не говорят прямо и однозначно о возвращении разведчиков именно на родной им остров Хива. Они говорят лишь о возвращении куда-то – к своему вождю, но не конкретизируют, где именно в этот момент находился сам вождь. Далее идет детальное описание уже прибытия на остров Пасхи самого Хоту Матуа.

«Однажды две лодки Хоту Матуа появились у трех островков, названных Моту-Ити, Моту-Нуи, Моту-Каокао. Рингиринги, остававшийся на острове, заметил их со скалы Оронго.

Вождь спросил его, хорошая ли здесь земля. Он ответил: «Это плохая земля, сорняки заглушают ямс». Тогда Хоту Матуа сказал: «Наша земля тоже плохая, над ней нависла беда, прилив уничтожит на ней все». Затем лодки разошлись. Лодка Хоту Матуа обошла остров с востока, а лодка Авы Реи пуа – с запада. Они встретились у входа в бухту Анакена (см. Рис. 3-ц) и направились к двум скалам, ограничивающим ее. Вождь причалил к краю Хиро-Моко, а Ава Реи пуа – к Ханга-Охиро. Как только Ава Реи пуа высадилась на берег, она родила дочь, а в другой лодке у Хоту Матуа и его жены Вакаи родился сын» (Ф.Мазьер, «Загадочный остров Пасхи»).

 

 

Рис. 3-ц. Бухта Анакена

 

Рис. 31. Статуи в бухте Анакена

На мой взгляд, в данном случае будет гораздо логичней предположить, что разведчики вовсе не преодолевали таких огромных расстояний. Хоту Матуа вполне мог послать их на разведку не с острова Хива, а уже непосредственно в процессе путешествия всего племени – тогда, когда появились признаки наличия какой-то земли (стали видны облака над островом, появились птицы и тому подобное). Прежде, чем разворачивать туда сразу весь свой флот, грамотный вождь предпочтет предварительно послать одно каноэ с разведчиками. Что и было, судя по всему, сделано. Вот в таком изложении, древняя легенда о переселении племени Хоту Матуа уже не имеет каких-то серьезных логических противоречий.

 

Ботанические споры

Отстаивая южноамериканское происхождение предков рапануйцев, Тур Хейердал указывал на то, что на острове Пасхи имеются виды растений, родиной которых является Южная Америка. Соответственно, завезти их на остров могли лишь южноамериканские индейцы, а вовсе не полинезийцы.

Данные аргументы часто оспариваются другими авторами, которые либо подвергают сомнению само южноамериканское происхождение этих растений, либо не согласны с тезисом их завоза на остров соплеменниками Хоту Матуа.

«По мнению Хейердала, эти первые южноамериканские поселенцы привезли на остров ряд растений, включая батат, торомиро, тростник, чилийский перец, хлопок и бутылочную тыкву. Он всегда был уверен, что тростник (Scirpus riparius) – растение, преобладающее во всех трех кратерных болотах, – идентичен своему собрату в Перу; он заявлял, что анализ Олафа Селлинга (до сих пор не опубликованный) определил, что пыльца этого растения вдруг начала осаждаться во время раннего периода появления на острове людей и соединилась с частичками сажи. Он также заявлял, что тростник и таваи (Polygonum acuminatum, другое водяное растение) должны были быть привезены людьми, потому что они вырастают не из семян, а из новых побегов на корневых отпрысках» (Н.Непомнящий, «Остров Пасхи»).

Рис. 32. Заросли тростника тотора в кратере вулкана Рано-Рараку

Строго говоря, тростник тотора, заросли которого можно видеть на озере в кратере вулкана Рано-Рараку на острове Пасхи, не идентичен южноамериканскому тростнику, но все-таки является его весьма близким родственником. Этот «близкий родственник» растет, например, на озере Титикака – в регионе, который считали своей прародиной знаменитые инки. Инки использовали этот тростник для строительства лодок, на которых они плавали по озеру.

Рапануйцы использовали связки тростника тотора тоже в качестве плавательного средства. Первые экспедиции европейцев на остров Пасхи упоминают, что аборигены подплывали на таких связках к кораблям, а также использовали их в соревнованиях за звание «человеко-птицы года».

Но доказывает ли это, что тотора была сюда завезена на остров Пасхи инками или другими южноамериканскими индейцами?.. Однозначно на этот вопрос ответить нельзя.

Так, например, Непомнящий с аргументами Хейердала не согласен, хотя предлагает в качестве альтернативы еще более длинный и странный путь.

«Полученные данные ставят под сомнение заявление Хейердала о перуанском происхождении тотора (Scirpus riparius), его разновидности, растущие на острове, отличаются от своих перуанских собратьев (хотя похожи на те виды, которые встречаются в Чили) и могут размножаться семенами, которые могли быть перенесены на остров с помощью ветра, океана или птицами. В таком способе транспортировки нет ничего странного. Так, Чарлз Дарвин смыл с лап морских птиц семена пятидесяти двух видов растений. Таваи (Polygonum acuminatum), возможно, также размножались семенами и могли быть занесены птицами из разных мест.

Тот факт, что это растение встречается в Южной Америке, не подтверждает теорию Хейердала, потому что эти семена могли быть перенесены птицами из Южной Америки, скажем, на Маркизские острова в давние времена, а потом люди привезли их оттуда на остров Пасхи. Такой факт был бы неудивительным, ведь этому растению приписывают лечебные свойства. Между тем анализ пыльцы не дает ответа на вопрос, существует ли растение на острове с древних времен…

Как бы то ни было, все эти доказательства получили академическое признание после того, как сделанный Джоном Флинли анализ пыльцы показал, что тростник существует на острове Пасхи по меньшей мере 30 000 лет! Он не дает нам информации о какой-либо связи с Новым Светом» (Н.Непомнящий, «Остров Пасхи»).

Рис. 33. Индейцы региона озера Титикака до сих пор используют тотору

Путь с Южной Америки на Пасхи через Маркизские острова представляется весьма сомнительным – он предполагает дополнительный крюк в тысячи километров. И уж тем более сомнительны датировки в тридцать тысяч лет.

Пыльца обычно датируется радиоуглеродным методом. Между тем радиоуглеродный метод вовсе не столь точен, насколько это сейчас заявляется (подробно – см. в интернете мою статью «Чего изволите-с?.. Меню радиоуглеродного датирования и дендрохронологии»). В самой методике заложена такая неустранимая ошибка, которая при возрасте в тридцать тысяч лет выливается в погрешность на уровне 100 процентов и более – по сути, на таких датах метод просто перестает работать.

Так что пока имеется лишь факт наличия на острове Пасхи близкого родственника тростника, произрастающего в Южной Америке. Вопрос же о том, как и когда он сюда попал, остается дискуссионным…

Есть здесь и другие южноамериканские растения. Например, по всему острову мы встречали заросли такого кустарника с ярко-рыжими цветами, который в России называется ваточник (см. ниже Рис. 4-ц). Семена этого растения вызревают в коробочках с волокном, которое в свое время пытались использовать в качестве заменителя хлопка. Из него действительно можно получать нити и даже ткани, но они получаются весьма непрочными.

Если же углубиться в историю этого растения, то выясняется, что его родиной является Южная Америка. А каким образом он оказался на острове Пасхи – никому не известно...

Однако на острове Пасхи есть растения, пришедшие сюда не только с востока – со стороны Южной Америки, но и с запада. Скажем, также часто в экспедиции мы встречали заросли софоры – бобового растения, которое в засохшем виде гремит семенами в коробочках и благодаря этому свойству вполне может даже использоваться в качестве простейшего музыкального инструмента. Родиной же софоры считается Южная Индия.

 

 

Рис. 4-ц. Заросли ваточника

 

Есть на острове Пасхи некоторые виды подорожников и злаков, родиной которых является район современного Ирана…

Рис. 34. Семена софоры

В таких условиях возникает закономерный вопрос – какие именно из этих растений можно считать показательными для определения родины рапануйцев и на каком основании?..

Понятно, что с открытием европейцами острова Пасхи здесь неизбежно начали появляться новые растения, ранее не характерные для него. Точного учета видов завозимых растений никто не вел. В результате мы уже не можем просто так по произрастающим ныне на острове растениям делать сколь-нибудь обоснованные выводы.

Теоретически, в этом вопросе могли бы помочь записи первых исследователей острова. Однако среди этих исследователей далеко не всегда находились люди, достаточно сведущие в ботанике. И даже если ими упоминаются какие-то растения, которые имелись у аборигенов или вообще произрастали на острове, то нет никаких гарантий, что авторы таких записей верно идентифицировали то, что наблюдали. Характерным примером последствий этого является, например, ситуация вокруг чилийского перца.

«Как свидетельствует испанский отчет за 1770 год, островитяне выращивали чилийский перец, наряду с бататом и бананами; Хейердал утверждал, что чилийский перец невозможно перепутать ни с каким другим растением на острове, другие ученые предполагали, что его, возможно, спутали с растением местного происхождения Solanum forsteri, которое называли попоро, или поропоро. Примечательно, что ботаник капитана Кука, Джордж Форстер, который посвятил довольно много времени подобным [видам], никогда не упоминал в своих отчетах о чилийском перце…» (Н.Непомнящий, «Остров Пасхи»).

Рис. 35. Происхождение батата на острове Пасхи до сих пор вызывает споры

Для того, чтобы в современных условиях делать хоть сколь-нибудь определенные выводы по происхождению тех или иных видов растений, произраставших на острове Пасхи до появления здесь европейцев, нужно проводить серьезные и глубокие палеоботанические исследования. Пока же было осуществлено лишь одно подобное исследование – в кратере Рано-Рараку.

Для решения сельскохозяйственных задач часть воды из озера в кратере этого вулкана в ХХ веке была отведена на поля, в результате чего уровень озера понизился метров на 10-15. Вследствие этого обнажились слои ила, которые палеоботаники взяли на анализ. В образцах ила была обнаружена пыльца ближайшего родственника чилийской винной пальмы. А по количеству обнаруженной пыльцы был сделан вывод, что некогда в прошлом остров был покрыт зарослями этой пальмы.

Чилийская винная пальма полностью соответствует своему названию. Из нее действительно можно получить вино путем сбраживания и вываривания ее сока. Из-за этого своего качества данный вид пальмы некогда даже оказался на грани исчезновения, но вовремя был взят под защиту. Сейчас ее можно встретить в Европе, Австралии, Южной Африке, и даже Канаде, но родина ее – Южная Америка.

Однако одно-единственное исследование не позволяет делать какие-либо однозначные выводы о происхождении рапануйцев. Тем более, что остается открытым вопрос вообще о связи произрастании ранее этой пальмы на острове именно с историей его заселения…

Рис. 36. Чилийская винная пальма на улицах Сантьяго

Наличие самых разных растений на острове – имеющих прародину, расположенную как на восток от острова, так и на запад – выводит на версию о том, что в прошлом могла быть вовсе не одна миграция. Действительно – если кто-то смог доплыть до острова со стороны запада, то кто-то другой мог доплыть и с противоположной стороны. И такая компромиссно-комбинированная гипотеза снимает все противоречия, имеющиеся по ботанике.

Пусть современные рапануйцы имеют преимущественно полинезийские корни. И именно они завезли одни виды растений. Но остров некогда могли посетить и индейцы Южной Америки, которые завезли некоторые виды южноамериканских растений. И не обязательно это была вообще миграция в полном смысле слова. Это вполне мог быть кратковременный визит небольшого количества индейцев, которые могли затем вернуться домой (или не вернуться, погибнув на обратном пути).

Конечно, на первый взгляд даже единственная миграция может показаться маловероятной, а две миграции – и вовсе невозможным делом. Слишком уж далеко от ближайшей суши располагается остров Пасхи. Однако, как ни странно, определенные намеки на несколько миграций имеются в древних преданиях самих рапануйцев.

 

Длинноухие и короткоухие

Одна из известных легенд острова Пасхи повествует о конфликте между двумя группами поселенцев – ханау еепе и ханау момоко. «Ханау еепе» обычно переводят как «длинноухие», а «ханау момоко» – как «короткоухие».

В наиболее часто встречающемся изложении этой легенды говорится о том, что «длинноухие» прибыли на остров позже Хоту Матуа, то есть это была уже вторая (!) группа переселенцев. А Франсис Мазьер даже указывает ориентировочное время прибытия этой второй группы на остров Пасхи, ссылаясь при этом на показания одного из островитян, который утверждал следующее:

«Ханау еепе пришли на остров не во времена Хоту Матуа. Тогда здесь правил Туу ко Ихо».

Уже практически в конце экспедиции перед самым отходом судна Мазьеру удалось заполучить от своих друзей-островитян некую тетрадь, которая датировалась 1936 годом и была копией каталога, составленного ранее местным жителем для Кэтрин Раутледж. Тетрадь содержала вариант трактовки значков местной письменности ронго-ронго и изложение некоторых древних легенд. В ней также имелся перечень правивших на острове Пасхи вождей, составленный по сохранившимся устным преданиям. В этом перечне вождь по имени Туу ко Ихо стоял пятым после Хоту Матуа. Приняв, что поколения сменялись приблизительно через двадцать лет, Мазьер пришел к заключению, что вторая волна переселенцев имела место примерно через сто лет после прибытия первой волны.

Рис. 37. Франсис Мазьер

Однако уже в самом своем начале разные варианты этого предания содержат кардинальное противоречие, поскольку среди них есть и такие, в которых утверждается, что «длинноухие» прибыли на остров не позже, а раньше «короткоухих» во главе с Хоту Матуа. Даже наш гид Джордж Тепано Паоа, считающий себя коренным рапануйцем и утверждающий, что «история этого острова течет в его крови», рассказывая разные предания, путался в показаниях по этому вопросу – то до Хоту Матуа на острове никто не жил, то «короткоухие» (а их вождем и был Хоту Матуа) прибыли лишь со второй волной миграции.

Именно последнего варианта придерживался и Тур Хейердал, который также во многом ориентировался на местные предания. Хейердал полагал, что «длинноухие» (ханау еепе) были как раз теми колонистами, которые прибыли на остров Пасхи из Южной Америки, а «короткоухие» (ханау момоко) были уже пришельцами из Полинезии.

Другие исследователи, которые также принимают версию двух миграций, в вопросе о происхождении «длинноухих» с Хейердалом не соглашаются, предпочитая гипотезу, что обе миграции прибыли с запада. Так английская исследовательница Кэтрин Раутледж полагала, что ханау еепе – это потомки меланезийцев, прибывших на остров Пасхи еще до нашей эры (то есть до Хоту Матуа). Себастьян Энглерт также считал их меланезийцами, но относил их появление на острове Пасхи к значительно более позднему времени – лишь к началу XVII века (существенно позднее прибытия ханау момоко во главе с Хоту Матуа).

Современные историки чаще всего стараются обходить молчанием вопрос о двух миграциях, считая «длинноухих» и «короткоухих» всего лишь двумя разными кланами, имеющими общих предков – полинезийских переселенцев под предводительством Хоту Матуа. В подкрепление такой позиции иногда даже можно встретить утверждение, что якобы нет никаких археологических свидетельств того, что на острове когда-то проживали представители двух разных рас. Однако этому в корне противоречит Франсис Мазьер, который в своей книге «Загадочный остров Пасхи» упоминает весьма важный момент в археологических исследованиях возглавляемой им экспедиции – «среди черепов брахицефалов мы обнаружили черепа долихоцефалов».

Брахицефалы – это «короткоголовые» люди, у которых максимальная ширина головы составляет более 80,9 % максимальной длины. К брахицефалам традиционно относят балтидов, альпинидов, арменоидов и монголоидов. Долихоцефалы – это «длинноголовые» люди, у которых отношение максимальной ширины головы к максимальной длине составляет 75,9 % и ниже. К долихоцефалам традиционно относят представителей нордической и средиземноморской расы.

Так что легенда о двух разных типах людей, ранее живших на острове Пасхи, имеет вполне реальные подтверждения.

Рис. 38. Статуэтка с разными ушами в музее Себастьяна Энглерта

Следует отметить, что Франсис Мазьер также высказывается против традиционных названий двух групп древних островитян – «длинноухие» и «короткоухие».

Так, скажем, Хейердал считал, что «длинноухие» названы так, потому что мочка уха у них была растянута и предназначена для ношения украшений. Подобная практика была широко распространена на острове, когда сюда впервые прибыли европейцы. Между тем Кэтрин Раутледж, опираясь на местные предания, полагала, что термин «длинноухие» не относился к культурным обычаям ханау еепе – длинные уши у них были от природы. Мазьер же утверждает, что обе трактовки порождены лишь ошибочным переводом местных терминов.

«Вся традиция острова Пасхи пронизана сосуществованием на нем двух рас – ханау момоко и ханау еепе, называемых длинноухими. Мы не согласны с таким пониманием слова ханау еепе, хотя оно и принято многими учеными. Здесь налицо явная фонетическая ошибка. В действительности островитяне произносят не епе, а еепе, что значит «сильные», «дородные» люди. Поскольку термин ханау момоко точно переводится как «слабые, тощие люди», перевод ханау еепе – «сильные, дородные люди» – кажется более правильным. Ясно одно, речь здесь идет о двух различных народах» (Ф.Мазьер, «Загадочный остров Пасхи»).

Судя по всему, Мазьер опирается на мнение Себастьяна Энглерта, который также категорически отрицал, что термины «ханау момоко» и «ханау еепе» имеют отношение к ушам. Изучив старую форму языка островитян более детально, чем кто-либо еще, Энглерт пришел к выводу, что «ханау еепе» следует переводить как «грубый/сильный/ полный человек», а «ханау момоко» означает «стройный человек».

Сделав здесь столь важную оговорку, мы все-таки вернемся к традиционным названиям «длинноухие» и «короткоухие», дабы не вносить дополнительной путаницы…

Рис. 39. Худоба деревянных статуэток острова Пасхи до сих пор не нашла объяснений

При всех имеющихся разногласиях исследователи сходятся в том, что именно «длинноухие» руководили работами по строительству платформ и установке на них статуй. Из-за этих работ, как считается, и разразился конфликт между двумя группами островитян.

«Островом правили ханау еепе – длинноухие. Они строили аху. На них работали ханау момоко – короткоухие. Заставив ханау момоко сбросить все камни с плато Поике в море, длинноухие приказали затем ханау момоко расчистить весь остров, чтобы сделать всю землю пригодной для обработки» (Ф.Мазьер, «Загадочный остров Пасхи»).

По другой же версии, конфликт возник в ходе борьбы за контроль над территорией острова.

Короткоухие спросили: «Зачем вы пришли к нам. Зачем сбрасывать камни?» Ответ был: «Мы владеем этим островом, а вы пришли позже нас во время второй (!) иммиграции».

Как бы то ни было, «короткоухие» в некий момент отказываются таскать камни и подчиняться «длинноухим».

Ханау момоко сказали: «Мы не хотим таскать камни, лежащие на земле, оставив из-за этого наше пропитание, сладкий картофель, покрывшийся листьями, банановые деревья, сахарный тростник, мы не хотим оставлять их чахнуть и дичать». Ханау еепе разгневались, что им не помогают в строительстве «аху».

«Но как бы ни был силен гнев ханау еепе, у их подчиненных было больше оснований сердиться. Мало того, что ханау момоко не могли работать на своих полях, таская камни для пришельцев. На острове развилось людоедство. Когда один из ханау еепе, некто Ко Ита, убил тридцать детей, с тем чтобы их съесть, возмущение достигло предела и угнетенные восстали. По всему острову началось избиение ненавистных ханау еепе» (А.Кондратов, «Погибшие цивилизации»).

«Длинноухие со всех концов острова бежали на восток, на расчищенный полуостров Поике. Под начальством своего предводителя Ико они прорыли двухкилометровый ров, который отделил плато от остальной части острова, и набросали в ров множество бревен и сучьев, чтобы в любую минуту можно было зажечь огромный костер, если засевшие на равнине внизу короткоухие попытаются штурмовать склон, ведущий на плато.

Полуостров обрывается в море крутыми стенами двухсотметровой высоты, и длинноухие чувствовали себя в полной безопасности. Но один из них был женат на женщине из племени короткоухих, по имени Моко Пингеи, и она оказалась вместе с мужем на Пойке. Эта женщина была изменницей, она сговорилась с осаждающими; обещала подать им сигнал. Когда короткоухие увидят ее за плетением корзины, пусть прокрадутся мимо нее.

И вот однажды ночью лазутчики короткоухих заметили, что Моко Пингеи плетет корзину, сидя у конца рва Ико, и один за другим осаждающие стали красться по краю скалы. Пробираясь над обрывом все дальше вперед, они обложили плато сплошным кольцом. Одновременно другой отряд открыто подступил вплотную ко рву. Ничего не подозревавшие длинноухие выстроились по другую сторону рва и подожгли сваленное в нем топливо. Тотчас противник набросился на них с тылу, завязалась кровавая схватка, и длинноухие сгорели в собственном рву.

Лишь троим длинноухим удалось перескочить ров и бежать в сторону Анакены. Одного из них звали Оророина, второго – Ваи, имя третьего забыто. Они спрятались в пещере, которую пасхальцы и сегодня могут вам показать. Здесь их нашли, двоих закололи острыми кольями, а третьему сохранили жизнь, и это был единственный оставшийся в живых длинноухий. Когда короткоухие вытаскивали его из пещеры, он кричал «орро, орро, орро» на своем языке, которого короткоухие не понимали.

Оророину привели в дом короткоухого, по имени Пипи Хореко, у подножия горы Тоатоа. Он женился на женщине из рода Хаоа, у него было много потомков, в том числе Инаки-Луки и Пеа, у которых тоже были потомки, и последние из них по сей день живут на острове среди короткоухих» (Т.Хейердал, «Аку-Аку»).

По словам же нашего гида Джорджа Тепано Паоа, многие современные рапануйцы считают себя смешанными потомками «длинноухих» и «короткоухих». В том числе и он сам…

Рис. 40. Джордж Тепано Паоа

Это «генеральное сражение», состоявшееся между «длинноухими» и «короткоухими», получило название «битва при Поике». И поскольку эта битва, согласно легенде, оказала столь значительные последствия на всю дальнейшую историю острова, исследователи не могли обойти ее вниманием.

Прежде всего они заинтересовались конкретным объектом, упоминающимся в древнем предании, – рвом возле Поике. В утверждении легенды о том, что ров был искусственного происхождения, засомневалась еще Кэтрин Раутледж, которая в конце концов пришла к выводу, что это – естественная впадина геологического происхождения, возможно использованная длинноухими для обороны.

Этнограф же Альфред Метро из состава франко‑бельгийской экспедиции 1934–1935 годов пошел еще дальше, заявив, что своеобразная природная формация дала островитянам повод сочинить сказку. Он считал, что рапануйцы старались как-то объяснить своеобразный геологический феномен, а повествование о битве «длинноухих» и «короткоухих» является всего лишь вымыслом жителей островом Пасхи и сочинено ими в относительно недавнее время.

«Среди тех, кто осматривал ров длинноухих, был также один геолог. Он раз навсегда установил, что впадина возникла естественным путем еще до появления здесь людей. Поток лавы из главной части острова натолкнулся на затвердевший поток, который еще раньше сполз с плато Поике, и в месте их встречи получилось подобие рва. Наука вынесла свой приговор, который поверг в недоумение обескураженных пасхальцев. Однако они продолжали стоять на своем: это оборонительный ров Ико, земляная печь длинноухих» (Т.Хейердал, «Аку-Аку»).

Чтобы разобраться с этой проблемой, экспедиция Хейердала решила провести раскопки. Руководить раскопками рва длинноухих взялся Карлайл Смит, который решил сначала заложить несколько разведочных шурфов, для чего привлек пятерых рабочих из числа местных жителей.

«Впервые я видел, чтобы пасхальцы так рьяно брались за работу. Наблюдать за ними не было надобности, и мы решили прогуляться по плато. А когда вернулись и пошли к первому шурфу посмотреть, как подвигается дело, оказалось, что оставленный здесь рабочий куда-то исчез вместе с инструментом. Но прежде чем мы успели удивиться, из ямы вылетели комья земли, и, подойдя вплотную, мы увидели, что старик уже зарылся метра на два и продолжает лихо орудовать киркой и лопатой. А в горчично-желтой стене вокруг него проступал широкий красно-черный слой. Древесный уголь и зола! Здесь некогда пылал огромный костер, и Карл объяснил, что пламя было очень жарким или же костер горел долго, оттого зола такая красная» (Т.Хейердал, «Аку-Аку»).

Первые впечатляющие находки в пробных шурфах подвигли членов экспедиции на то, чтобы сделать полный разрез впадины, на что ушло несколько дней. По результатом проведенной работы Хейердал пришел к выводу, что здесь располагается действительно искусственный ров глубиной в четыре метра, шириной двенадцать метров и больше двух километров в длину. В золе же были обнаружены каменные орудия и метательные камни для пращи.

«…мы убедились, что ров Ико – великолепно задуманное оборонительное сооружение. В глубокой канаве вдоль всего склона много лет назад люди сложили топливо и зажгли огромный костер. Настал наш черед дивиться, а пасхальцы все это давно знали, из поколения в поколение передавалось, что занесенная впадина – след защитного рва Ико и место гибели длинноухих» (Т.Хейердал, «Аку-Аку»).

Образцы золы из рва были взяты на дальнейшее исследование. Радиоуглеродный анализ этих образцов показал дату 1676±100 год нашей эры. Этот результат совпадал с расчетами Энглерта, которые он провел на основе генеалогического списка вождей. Древнее рапануйское предание вроде бы подтверждалось…

Но и здесь не обошлось без странностей, которые начали обнаруживаться еще в ходе раскопок, проведенных экспедицией Хейердала.

«…оборонительное сооружение было создано людьми задолго до этой катастрофы, ров уже наполовину занесло песком, когда длинноухие собрали в него топливо и подожгли. В нижних слоях тоже оказались следы кострища. Те, кто первоначально копал ров, закидали щебнем очаг, в котором горел огонь около 400 года нашей эры» (Т.Хейердал, «Аку-Аку»).

Таким образом, если опираться на датировки, полученные экспедицией Хейердала, либо кто-то создал ров за тысячу с лишним лет до знаменитой «битвы при Поике», либо «длинноухие» в XVII веке использовали уже имевшееся естественное углубление, лишь немного его доработав.

Однако раскопки того же рва, проведенные позднее Франсисом Мазьером, неожиданно дали обескуражившие результаты.

«Мы произвели выемку грунта, и на глубине пяти метров обнаружился слой красной земли, как и было описано норвежской экспедицией, затем несколько веточек обожженного дерева, а точнее, корней травы, но никаких следов того, что здесь, в этой гигантской печи, погибли люди. Да! Никаких следов» (Ф.Мазьер, «Загадочный остров Пасхи»).

Как же так?.. Ведь должны же были сохраниться кости погибших!.. Они не могли бесследно раствориться в воздухе, как не могли и полностью разложиться в земле за такое короткое время – ведь по расчетам Энглерта и данным экспедиции Хейердала с момента «битвы при Поике» прошло всего лет триста.

Один из островитян, считавший себя потомком «длинноухих», поведал Мазьеру несколько иную версию древней легенды, которая лучше соотносилась с отсутствием человеческих останков во рву. В варианте этого островитянина, во-первых, «длинноухих» было не так уж и много. А во-вторых, погибли они вовсе не во рву.

«…их было около сотни, этих ханау еепе. Они были вынуждены скрываться на Поике, но были окружены и во время сражения бежали к скале, которая в крайней южной части трещины возвышается над равниной Хоту-Ити. Там их перебили и изжарили в печи, называемой ко те уму о те ханау еепе. Их земля была сожжена, а сами они были съедены...»

Мазьер указывает, что в таком изложении легенда кажется более достоверной, но сомнения все-таки остаются, поскольку слышал он ее (именно в таком варианте) только от одного человека – пусть и того, кого можно считать «посвященным»…

Выскажу здесь свою личную точку зрения.

По мере ознакомления с приводимыми в различных источниках древними легендами и преданиями острова Пасхи, у меня постепенно крепло ощущение, что к ним нужно относиться крайне осторожно. Мало того, что на это устное наследие рапануйцев очень сильное влияние оказало внешнее воздействие со стороны христианства, которое насаждалось на острове Пасхи с момента обустройства здесь различных миссионеров. Значительно усугубило ситуацию то, что ныне жизнь острова ориентирована на туристов. Островитяне порой готовы рассказать вам ту версию древних преданий, которую вы сами хотите от них услышать…

«Сброшенные» статуи

Одним из моментов, которые обычно связывают с конфликтом двух групп островитян, является не только отказ «короткоухих» от изготовления новых платформ и установки на них статуй, но и разрушение ими уже имевшихся конструкций. Якобы в запале своего протеста восставшие повалили все статуи лицом вниз, чтобы изваяния больше не могли на них смотреть. Этот «приступ разрушения», по мнению Хейердала и историков, знаменует собой начало третьего этапа в истории острова Пасхи.

Но насколько обосновано подобное утверждение?..

Ныне любой турист может легко убедиться в том, что эта драматичная деталь древнего предания, порой возводимая историками в ранг чуть ли не «достоверно установленного исторического события», мягко говоря, не соответствует действительности. На острове имеются как статуи, упавшие лицом вниз, так и те, лица которых смотрят не вниз, а в сторону, то есть головы их лежат на боку. Есть и статуи, лежащие вообще на спине и «смотрящие» в небо (см. Рис. 5-ц). При этом нередко возле одной и той же платформы одновременно находятся статуи, лежащие в самых разных положениях.

 

 

Рис. 5-ц. Статуя, лежащая на спине (аху Оне-Макихи)

Рис. 41. Голова статуи, лежащая на боку

Достаточно очевидно, что сбрасывание статуй лицом вниз – лишь поэтическая выдумка островитян либо вообще самих исследователей, то есть просто очередной миф. Однако этот миф, увы, настолько пришелся по вкусу тем, кто сам не был на острове, что его можно встретить в самых разных книгах и фильмах. Прямым же следствием этого мифа явился еще один, порой также встречающихся в некоторых «работах» по острову Пасхи.

Ясно, что если бы статуи действительно роняли лицом вниз (а изначально они стояли спиной к океану), то они должны были бы сейчас лежать примерно в одном направлении – параллельно друг другу (по крайней мере в пределах одной и той же платформы). И подобное утверждение действительно можно встретить в некоторых книгах, где на этом авторы порой