Глава 9. О драме моего Детства

(нелюбовь и примирение)

 

Мне в детстве не повезло:

я очень рано познал нелюбовь.

Маму любил, папу любил, друзей любил.

А невзлюбил лишь советскую власть.

Уж как она навязывалась, как себя любить заставляла: и кнутом, и пряником.

И влюбила-таки в себя многих-многих (а, может, притворялись?). Но мне не повезло – не удалось этой власти обрести мою взаимность.

И виноват в этом Федор Михайлович Достоевский.

А, может, не он.

Может, сам я виноват: не по годам рано им увлекся. Читать его начал, когда мне было только 12 лет.

Рано, конечно, теперь понимаю, но ничего уж не поделаешь.

Прочитал я его, Достоевского, “Преступление и наказание” и... невзлюбил советскую власть. Все думали, что я перерасту эту нелюбовь свою (даже вкусы, а не только взгляды, меняются: в детстве в рот не могут взять маслины, а потом – не оторваться).

Но я своей нелюбви не перерос.

Слава Богу, дожил до того, что она, эта власть проклятая, сама себя изжила.

Но какое же отношение “Преступление и наказание” имело к моей нелюбви и к этой власти? А вот какое.

Прочитав роман два раза подряд, я пришел к убеждению, что вместе с еще 250 миллионами живу в одном из двух возможных государств Родиона Романовича Раскольникова.

Это он ведь обосновал ту двуединую идеологию, которую можно (нужно!) назвать фашистско-коммунистической.

Каким образом? А вот каким!

Раскольников планирует убийство старухи-процентщицы, чтобы после убийства забрать у нее деньги и разделить их между бедными.

Но поскольку Раскольников, как и Сальери, – не профессиональный убийца, а философ, то для совершения убийства ему нужно найти правовое или философское обоснование, которое позволит ему, во-первых, убить, а, во-вторых, оправдать убийство.

Вот его рассуждение и оправдание:

“...по моему разумению человечество делится на две категории – истинно люди и существа, необходимые лишь для размножения”.

Так вот, согласно Раскольнико|ву, “истинно люди” для достижения высших целей имеют право преступить через кровь. То есть законы пишутся для “размноженцев”, коих большинство; подлинно люди не признают этих законов, ибо им дано познание законов “высших”. Чья это идеология?

Конечно же, “сверхчеловеков” – на ней вся идеология фашизма держится, ибо эта идеология фашистских концлагерей, где “сверхчеловеки” распоряжаются судьбой “недочеловеков”.

Если бы я, читая роман, перестал размышлять дальше, все, быть может, так и закончилось бы – лишний раз подтвержденной нелюбовью к фашизму. Но я продолжил дальнейшие размышления.

Кто такая старуха-процентщица? Капиталист – владелец капитала. Что такое капитал, согласно Марксу? Стоимость, дающая прибавочную стоимость.

Что совершает Раскольников, убив старуху? Революцию! Ликвидирует владельца, экспроприирует капитал...

Знакомо? Конечно же, это путь ленинизма!

Итак, идеология фашизма (в его крайней форме – гитлеризме) и коммунизма (в его крайней форме – ленинизме) произрастает из единого идеологического зерна, оба пути ведут к убийству, в обоих принципах мышления

нарушена “только” одна-единственная

заповедь:

НЕУБИЙ!

Все остальное – софистика.

Когда я это понял, трудно мне стало жить, признаваясь в любви (или хотя бы не признаваясь в ненависти) к системе, базирующейся на убийстве).

Вспоминаю детство и краснею за некоторые эпизоды, когда вся моя нелюбовь к советской власти раскрывалась в общении с мамой и папой, ибо на кого еще можно было тогда обрушивать подобные идеологические выпады, не рискуя жизнью или хотя бы свободой.

Каждый день, когда все собирались дома, я начинал свои антикоммунистические высказывания, смело приглашая моих любимых родителей к дискуссии.

Моя бедная мама – убежденная коммунистка – сражалась со мной изо всех сил. Папа явно был на моей стороне, но он не хотел расстраивать маму, и цель у него была – успокоить обоих.

И вот однажды пришла к нам в гости Ася Семеновна, очень близкий друг семьи.

Настолько близкий, что мама не выдержала и пожаловалась ей на меня: “Не знаю, что с ним делать – несет сплошную антисоветчину – у меня уже сердце от этих разговоров болит”!

Ася Семеновна увела меня в другую комнату и спросила, чем я недоволен. А недоволен я, как вы понимаете, был советской властью.

Я обрадовался и, четко аргументируя, изложил по пунктам причины моей нелюбви.

Я был логичен, последователен, мудр и слегка язвителен. Никогда не забуду, что ответила на все мои доводы Ася Семеновна.

Она произнесла буквально следующее: “Ах, Мишенька, дорогой, советская власть-шмоветская власть – это все ерунда, мелочь, пустяк. Лишь бы мамочка была здорова”.

Это прозвучало так неожиданно, так естественно и так верно, что я опешил и впервые не нашелся, что ответить.

Права была Ася Семеновна!

Мамино здоровье важнее советской власти. Да и антисоветизм ее высказывания был куда сильнее моего: он был спонтанный и мудрый.

 

Советская власть-шмоветская власть, любая власть должна отступить перед здоровьем моей мамы. И это уже не абстрактный гуманизм, а конкретный.

 

Так вот и мучился я, болтаясь между двумя формами гуманизма.

Но было в моей жизни еще одно чувство, которое если и не примирило меня с советской властью, то отбросило мою ненависть к ней на задними план. (Хотя я никогда не прощу этой власти среди многого прочего тысячи и тысячи часов моей жизни, бездарно потраченных на конспектирование классиков марксизма, еще тысячи бесценных часов юности, отданных этим диким комсомольско-профсоюзным собраниям, нечеловечески глупым лекциям по истории КПСС, научному коммунизму, марксистско-ленинской философии, пожизненному для меня запрету выезжать в другие страны).

А примирило меня с жизнью в этой стране чувство гордости за ее уникальные традиции культуры прошлого, за удивительных людей-представителей старой русской интеллигенции (ничего подобного в мире больше нет), часть которых я еще, слава Богу, успел встретить; за величайшие в мире традиции гуманитарного образования, которые моя страна развивала вплоть до страшного большевистского переворота.

Примерно в то же время когда я читал Достоевского, мне попалась на глаза маленькая книжечка о традициях русской культуры.

(Сейчас уже не помню, сколько и какие там авторы, у меня ее давно кто-то зачитал).

Но ясно помню потрясшую меня до глубины души историю времен русской дореволюционной гимназии.

История следующая.

Это было в 1913 году.

Одиннадцатилетняя девочка, пансионерка Московской

Ржевской гимназии приставала к своему дядюшке с просьбой показать, что написано на медальоне, который тот всегда носил на груди.

Дядюшка снял медальон и протянул девочке. Девочка открыла крышку, а там ничего не написано. Кроме пяти нотных линеек и четырех нот: соль-диез – си – фа-диез – ми.

Девочка помедлила мгновенье, а затем весело закричала:

Дядюшка, я знаю, что здесь написано. Ноты на медальоне означают: “Я люблю Вас”.

И вот здесь возникает вопрос. Вы представляете себе, КАК УЧИЛИ ЭТУ ДЕВОЧКУ, если она, увидав четыре ноты, пропела их про себя, а пропев, узнала начало ариозо Ленского из оперы Чайковского “Евгений Онегин”.

И начинается это ариозо – признание восемнадцатилетнего дворянина, поэта Владимира Ленского шестнадцатилетней дворянке Ольге Лариной словами “Я люблю Вас” и четырьмя нотами, которые девочка и увидала на дядюшкином медальоне.

Оказалось, что этот медальон – столь оригинальное признание в любви, когда-то полученный девочкиным дядюшкой в подарок от своей невесты перед их свадьбой.

Но вы подумайте, ведь девочке только 11 лет! Каким же образом ее успели ТАК НАУЧИТЬ. И не в специальной музыкальной школе, и не в музыкальном колледже, а в нормальной русской гимназии, да еще в начальных классах.

Вопрос “ как учили эту девочку” я уже задал, теперь задам еще один вопрос, ответ на который выходит за рамки рассуждений только об уровне образования, а касается вопросов генофонда.

КАК нужно научить мальчика,

Чтобы он когда-нибудь

Подошел к такой девочке, заговорил с ней,

Заинтересовал ее как достойный собеседник,

Как личность, а со временем

Завоевал ее сердце?

Здесь уже никакими модными штанами и престижными кроссовками делу не поможешь.

Обучив девочку на таком уровне, ей как бы сделали прививку от бездуховности, от того потока примитивного однообразия, которое я условно называю “дискотечностью”. К этой девочке лишь бы какой мальчик не подойдет. Но если даже подойдет, то вряд ли найдет взаимопонимание. Ведь если мудро смотреть вперед, можно предположить, что эти дети в будущем поженятся, у них будут свои дети. И они должны, естественно, воспитать этих детей на соответствующем духовном уровне.

Таким образом, речь здесь идет об УРОВНЕ КОНТАКТА, уровне духовного, культурного соответствия. Мальчик обязательно должен быть духовным партнером этой девочки, находиться на уровне этой девочки, ее духовных запросов и приоритетов.

Следовательно, обучая девочку искусству, музыке, поэзии, уже в младших классах русской гимназии воспитывая (или, лучше сказать, формируя) духовную потребность, думали о генофонде, об интеллектуальном обществе будущего.

Но существовал ли в русском обществе того времени мальчик – достойный партнер нашей маленькой гимназистки?

Конечно, да!

Вы не задумывались, почему все офицеры царской армии учились играть на рояле? Так ли это необходимо для боевой подготовки?

Для боевой, быть может, и нет, а вот для генофонда – конечно же, да!!!

Вдумайтесь, что это за образ – офицер, играющий на рояле? Да это же символ мужской гармонии – сочетание офицерства и музыки.

С одной стороны, офицер – защитник, воин, а с другой – тонкий интерпретатор музыки Чайковского и Шопена.

У вас, читатель, голова не кружится от моих необузданных фантазий?

А ведь я ничего не придумываю – читайте побольше русскую литературу того времени.

А поэтические диспуты с сочинением и чтением собственных стихов прямо в казарме не хотите?

А знание трех-четырех иностранных языков?

Ура!

Мы нашли нашей девочке партнера!

И речь здесь идет о достойном партнерстве, поверьте.

Высокое качество гуманитарного образования в России, начиная с 20-х годов XIX века и до начала 20-х годов века XX, породило невероятную потребность в культуре и подготовило культурный взрыв, подобного которому, думаю, история человечества до сих пор еще не знала. И большая часть того, что в мире известно и ценимо в русской культуре – именно эти сто лет невиданного расцвета литературы, поэзии, музыки, изобразительного искусства.

Люди, ставшие участниками этого невероятного, не имеющего аналогий в истории культуры духовного и творческого взрыва, своим поведением, глубиной мышления, человечностью обозначили уникальнейшую группу русских людей, которую мы с гордостью именовали:

РУССКАЯ ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ.

Об этом чисто русском явлении нужно писать огромные, серьезные исследования, необходимо изучать этот феномен.

И действительно: как СТРАНА,

не знавшая античной эпохи,

не прошедшая через средневековые университеты,

оставшаяся в стороне от эпохи Возрождения,

еще недавно чуть ли не насильственно толкаемая Петром

Великим к необходимости подражать Западной Европе,

которая до 1861 года была, по сути, рабовладельческой,

неожиданно создает такие шедевры культуры,

порождает таких высочайше европейски развитых людей,

создает всемирного уровня литературу, музыку,

философию.

Ведь

Пушкин и Лермонтов,

Тютчев и Фет,

Лесков и Гоголь,

Тургенев и Гончаров,

Толстой и Достоевский,

Мусоргский и Чайковский,

Чехов и Левитан,

Репин и Серов,

Суриков и Врубель,

Скрябин и Рахманинов,

Кандинский и Шагал,

Стравинский и Бенуа

и многие-многие другие –