Заглавная страница Избранные статьи Случайная статья Познавательные статьи Новые добавления Обратная связь КАТЕГОРИИ: АрхеологияБиология Генетика География Информатика История Логика Маркетинг Математика Менеджмент Механика Педагогика Религия Социология Технологии Физика Философия Финансы Химия Экология ТОП 10 на сайте Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрацииТехника нижней прямой подачи мяча. Франко-прусская война (причины и последствия) Организация работы процедурного кабинета Смысловое и механическое запоминание, их место и роль в усвоении знаний Коммуникативные барьеры и пути их преодоления Обработка изделий медицинского назначения многократного применения Образцы текста публицистического стиля Четыре типа изменения баланса Задачи с ответами для Всероссийской олимпиады по праву Мы поможем в написании ваших работ! ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ?
Влияние общества на человека
Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрации Практические работы по географии для 6 класса Организация работы процедурного кабинета Изменения в неживой природе осенью Уборка процедурного кабинета Сольфеджио. Все правила по сольфеджио Балочные системы. Определение реакций опор и моментов защемления |
Парламентская реформа 1832 г.
В 1829 г. произошло уравнение в политических правах католиков и членов многочисленных христианских сект, до того не имевших доступа в парламент. Лишение их этого основополагающего права осуществлялось ранее, можно сказать, по-английски - не прямым запретом, а с помощью формулы принесения присяги членом парламента, приемлемой лишь для последователей англиканской церкви. В феврале 1828 г. в нижнюю палату было внесено предложение об изменении пресловутой формулы. Премьер-министром был тогда герцог Веллингтон, в политике олицетворявший традиции консерватизма. Но давление снизу было значительным, особенно со стороны католиков-ирландцев. Веллингтон встал перед выбором - или уступить, или удалиться в отставку, передав власть (впервые за сорок лет!) вигам. Он предпочел первое (апрель 1829 г.). Эмансипация католиков не привела к социальному миру - слишком очевидны были изъяны государственной структуры и чересчур велики силы, стремившиеся их реформировать. Ирландцы во главе с О'Коннеллом вступили в борьбу за отмену унии с Англией и восстановление в Дублине своего парламента (движение рипилеров). Оставалась весьма архаичной избирательная система. Округа застыли незыблемо, как были скроены в начале XVII в. при короле Якове I. Единого избирательного ценза не существовало; в деревнях голосовали «свободные землевладельцы» с доходом свыше 40 шиллингов в год; в городах царила полная разноголосица, но важно было овладеть собственностью. Система игнорировала воистину гигантские демографические изменения предшествовавших двух веков. Индустриальный гигант Бирмингем вообще был лишен представительства; промышленный Йоркшир был представлен двумя депутатами - ровно столько, сколько посылал в нижнюю палату обезлюдевший Олд Сарум; одна деревня была поглощена океаном, еще одна исчезла с лица земли, и место ее заняло болото, поросшее вереском. Всеми этими «гнилыми» и «карманными» местечками распоряжались лендлорды, набиравшие здесь свои «команды». Всего в голосовании участвовали 160 тыс. человек на 16 млн. населения. Зачастую место просто продавалось, что было нетрудно при десятке-другом избирателей, и даже существовала такса: такие округа делились на «дешевые» и «дорогие».
Три течения слились в мощный поток с требованием реформ. Для «низов» зло выступало в виде ненавистных хлебных законов, означавших дороговизну продовольствия, а за этим стоял парламент с его неправедным представительством. Обретшая силу промышленная буржуазия не удовлетворялась прибылями от заокеанских рынков и требовала доступа к реальной власти. Для нее снижение цен на хлеб открывало перспективу уменьшения заработной платы. А во главе движения встали радикалы, сторонники демократизации конституционных норм. В роли идеолога выступал Ричард Кобден, убежденный сторонник свободы торговли, которую он считал ключом к благосостоянию. Перед самыми всеобщими выборами, пришедшимися на, осень 1830 г., пришла весть о революции во Франции, вдохновившая реформаторов. Премьер, герцог Веллингтон, с порога отметал всякую возможность изменения избирательного закона как покушение на британскую конституцию, являвшуюся, по его словам, верхом совершенства, доступным человеческой природе. Кабинет подал в отставку, и новый король Вильям (Вильгельм) IV поручил формирование правительства лидеру вигов Чарлзу Грею, более доступному новым веяниям. Он был готов потесниться и допустить нуворишей к власти, отнюдь не выпуская ее из рук правящей элиты. Будучи, по собственным словам, «аристократом по натуре и положению», он хотел с помощью реформы «обеспечить прочную почву для сопротивления дальнейшим инновациям». Предвидя ожесточенное противодействие палаты лордов, он заручился обещанием короля возвести в пэры столько людей, сколько потребуется для создания послушного правительству большинства в верхней палате. Напуганные перспективой «инфляции» на пэров, лорды сдались. И все же потребовались еще одни выборы, чтобы билль прошел и стал законом. Итоги двухлетней борьбы: 56 «гнилых» местечек потеряли право на представительство; еще 31 округ из двухместного стал одноместным; округа были перекроены к выгоде для промышленных центров, но очень непоследовательно. Непременным условием права на участие в выборах являлось наличие определенного имущества, хотя ценз, по английскому обычаю, был определен крайне запутанно.
Весть о принятии 7 июня 1832 г. закона вызвала в стране ликование: созывались митинги, устраивались пикники, возжигались фейерверки. Но радость для многих оказалась преждевременной, хотя акт и добавил к спискам избирателей более двухсот тысяч человек. И все же в выборах участвовала лишь /6 часть взрослого мужского населения. Тайного голосования не предусматривалось, а это означало, что в массе небольших сельских округов сквайр и приходский священник по-прежнему имели решающее слово. Сохранилось много «карманных» местечек. Первые акты нового парламента были благоприятными: отмена рабства в Британской империи и, благодаря энергии филантропа лорда Шефтсбери, принятие первого действенного «фабричного закона», предусматривавшего сокращение рабочего дня для детей 9-12 лет на текстильных предприятиях до 48 часов в неделю, а юношей и девушек до 18 лет -68 часами. Таковы тогда были представления о гуманности. Грея на посту премьера сменил виконт Вильям Мелборн. Добившаяся участия (не более того!) в управлении городская буржуазия «отблагодарила» поддержавшие ее низы Законом о бедных 1834 г., круто изменившим существовавшие прежде формы призрения. По уходившим в средние века обычаям, узаконенным во второй половине XVI в. королевой Елизаветой I, каждый приход должен был содержать своих сирых и убогих, выделяя для этого соответствующие средства. Уже давно лендлорды, фермеры и промышленники выражали недовольство чрезмерной расточительностью и обременительностью для них прежних правил. Принятый акт разрешил предоставлять помощь на дому лишь престарелым и больным. Всех остальных надлежало помещать в работные дома, что больше походило на тюремное заключение. Открыто провозглашаемый принцип сводился к тому, чтобы обитателям названных учреждений было так плохо, что лишь отчаяние могло заставить переступить их порог. В работных домах жен разлучали с мужьями, а родителей - с детьми; добропорядочные, но впавшие в бедность граждане, случалось, помещались вместе с уголовниками, замужние женщины - с проститутками. Все это дополнялось изнурительным и бессмысленным (нарочно!) трудом и скудной пищей. Пауперам запрещалось покидать свои узилища (иначе их не назовешь!). Во время приема пищи не допускались разговоры; запрещалось курение. Эти мрачные заведения были окрещены Бастилиями и возбуждали чувство негодования у гуманно настроенной общественности. Подлинно обвинительным актом против них является роман Чарлза Диккенса «Оливер Твист», герой которого имел несчастье очутиться в таком учреждении для детей.
В 1835 г. тори прорвались (ненадолго) к власти. Этот малозначительный эпизод был знаменателен тем, что сэр Р. Пил обратился к своим избирателям с Тамвортским манифестом, с которого, как принято считать, началась история современной консервативной партии, преемницы тори. Пил, выходец из среды промышленной буржуазии, высказывался за то, чтобы «соединять твердую приверженность установленному правопорядку с исправлением явных злоупотреблений и устранением (причин) для недовольства». Так в стоячей воде торизма появилась свежая реформаторская струя, обеспечившая партии продление жизни. Завершение промышленной революции. Промышленная революция завершилась под стук паровозных колес. В 1825 г. Дж. Стефенсон провел пассажирский состав между Стоктоном и Дарлингтоном. Ревнители старины и поклонники дилижанса были в ужасе, предрекая чуть ли не конец света: отравленная дымом земля перестанет приносить урожаи, звери и птицы повыведутся, и не на кого даже будет охотиться благородным джентльменам. Но пыхтящее и чадящее чудовище уверенно прокладывало себе дорогу в жизнь. В 1830 г. линия протяженностью в 100 км связала текстильный Манчестер с портовым Ливерпулем. А дальше строительство пошло даже не семимильными, а стомильными шагами: к 1850 г. Англия покрылась сетью железных дорог, их общая протяженность достигла 50 тыс. км.
Железнодорожная лихорадка дала толчок металлургии, машиностроению, горнорудному и строительному делу. Выплавка чугуна за двадцатилетие выросла втрое и перевалила за 2 млн. т при значительном совершенствовании технологического процесса. Те же железные дороги породили паровозе- и вагоностроение. Однако не произошло ничего похожего на самопожирающий процесс гипертрофированного развития тяжелой индустрии. И по товарной продукции, и по числу занятых первое место продолжала занимать текстильная промышленность (1050 тыс. рабочих в 1850 г. по сравнению с 220 тыс. в угледобыче), прежде всего хлопчатобумажная, изделия которой составляли 70% британского экспорта. Но в середине века машинное производство, включая машиностроение, одержало победу во всех основных отраслях. Промышленный переворот был завершен. Англия превратилась в мастерскую мира, с ее изделиями никто не мог конкурировать на равных. Хотя экспорт отставал по темпам роста - сказывалась таможенная огороженность традиционных европейских рынков,- но цифры роста выглядели все же внушительно: 45 млн. ф. ст. в 1830 г. и 70 млн. ф. ст. в 1850 г., причем вывозилась почти исключительно промышленная продукция. Лондон стал мировым торговым и финансовым центром. Быстро менялась демографическая ситуация: уже в 40-х годах в индустрии и коммерции было занято 42% самодеятельного населения, а в сельском хозяйстве - всего 28%. Двухмиллионный Лондон превратился в город-гигант; за ним следовали не древние Йорк и Кентербери, а молодые Манчестер, Бирмингем, Глазго. Деревня и ремесло выбрасывали на рынок труда все новые и новые массы людей, а условия производства, его раздробленность на множество простейших операций позволяли предпринимателям широко прибегать к неквалифицированному труду, особенно женщин и детей (из-за его дешевизны). Громадные и все растущие доходы и теоретически, и практически делали вполне возможным повышение заработной платы, но индустриальная буржуазия не была к этому готова ни идейно, ни нравственно. Над ней довлели представления эпохи первоначального накопления капитала, пережитки кальвинистски-пресвитерианских представлений о богоугодности преуспеяния в делах, не отягощаемых мыслью о греховности низведения ближнего своего до нищенского состояния. В понятие о конституционных свободах входила и свобода найма, не связывавшая работодателя какими-либо обязательствами по отношению к нанимаемым; на последних распространялся закон о хозяевах и слугах, ставивший их в неравноправное положение.
В июне 1839 г. Джон Рассел заявил в парламенте, что процветание страны проистекает из свободы - слова, коммерции, политики, религии. Рабочие же беспорядки он приписывал агитации «зачинщиков», «волнующих население разнузданными революционными речами, призывающих к неповиновению властям и закону». Понадобились жестокие для правящих сфер уроки чартизма, голода 40-х годов в Ирландии и подъема рабочего движения, чтобы побудить их вступить на тот путь, который/заслужил британской буржуазии репутацию самой благоразумной и предусмотрительной в мире.
Чартизм
В Англии в 30-е годы XIX в. была предпринята первая серьезная попытка выделения пролетариата из общедемократического потока и сплочения его в организацию со своей программой и требованиями. В 1836 г. почти одновременно возникли Лондонская ассоциация рабочих и Большой Северный союз (Лидс). Обе организации объявили своей целью преобразование политического строя страны в интересах трудящихся с помощью парламентской реформы. Выдвинулись вожди - столяр Вильям Ловетт, журналисты Фергюс О'Коннор, Джеймс О'Брайен и Джулиан Гарни. Была составлена программа, получившая название Народной хартии, включавшая шесть пунктов: всеобщее избирательное право для мужчин; тайное голосование; создание равных по численности избирательных округов; отмена имущественного ценза для кандидатов; выплата членам палаты общин жалованья и ежегодное переизбрание палаты. Воплощение в жизнь Народной хартии распахнуло бы двери палаты общин для «низов». На многочисленных митингах изложенные в Хартии требования получали поддержку, сотни тысяч людей подписывали ее текст. Лидеры чартистов так сформулировали народу цель: «Политическая власть - наше средство, благоденствие - наша цель». Промышленный спад 1838 г. способствовал агитации чартистов. Популярный оратор, священник Стивене говорил: «Всеобщее избирательное право есть, в конечном счете, вопрос ножа и вилки, вопрос о хлебе и сыре». В феврале 1839 г. в Лондоне собрался первый чартистский конвент, обсудивший методы и формы борьбы за достижение Хартии. Среди делегатов возникли разногласия: одни (Ф. О'Коннор, Дж. О' Брайен) стояли за петиционную кампанию; другие (во главе с Дж. Гарни) полагали: «Есть лишь один способ добиться Хартии. Этот способ - восстание». 6 мая свитки Хартии, содержащие 1250 тыс. подписей, на громадных носилках были доставлены в парламент. Палата общин не спешила и только 12 июля приступила к обсуждению петиции. Внес ее радикально настроенный банкир В. Аттвуд, который сказал: «Великая петиция, не имеющая прецедентов в парламентской истории Англии, порождена страданиями, обидами, неправдами, несчастьями трудящихся классов народа - не только рабочих, но и торговцев, предпринимателей, ремесленников, фермеров...» Действительно, Хартия заключала в себе мощный заряд общедемократических ценностей, и пролетариат, выступив ее инициатором, шел в авангарде. Акт о бедных Аттвуд сравнил со злодеяниями из времен норманнского завоевания. Он, Аттвуд,- законопослушный подданный короны; никогда он слова не молвил поперек властей предержащих; он просит лишь, чтобы труженики могли жить своим трудом. Присутствовавшие не вняли его призыву и отвергли Хартию. Молодой заднескамеечник, будущий знаменитый лидер консерваторов Бенджамин Дизраэли, хотя и поддержал большинство, выступил с речью, по-своему знаменательной: «Ему не стыдно заявить, что, как бы он ни осуждал Хартию, он сочувствует чартистам». Они составляют немалую часть его избирателей, и «никто не может сомневаться в том, что они трудятся в тяжелых условиях». Правительство не должно игнорировать недовольство миллиона с четвертью своих соотечественников, зло надо лечить. Через несколько лет тот же Дизраэли, уже как писатель, выпустил роман с характерным заголовком «Сибилла, или Две нации», в котором яркими красками описал изысканную роскошь знати и убогое существование обитателей трущоб. Так наиболее проницательная часть правящей элиты осознала, что отметать с порога требования чартистов нельзя. Семена в почву реформ были брошены. Между тем разочарованный. чартистский конвент, перебравшийся в Бирмингем, дебатировал вопрос - что же делать дальше? Небольшим большинством голосов на 12 августа была назначена всеобщая стачка. Масса оказалась не подготовленной к ней ни идейно, ни организационно. В назначенный день в стране прошли митинги, демонстрации и лишь кое-где забастовки. Правительство ответило арестами «зачинщиков», конвент разошелся, почти все лидеры оказались за решеткой. С целью освобождения одного из них, Винсента, заключенного в тюрьме Ньюпорта в Южном Уэльсе, решено было предпринять вооруженную акцию. Отряд рабочих предпринял нападение на тюрьму, но был рассеян войсками и полицией. Накал событий привел к размежеванию в чартистских рядах; последние представители радикалов покинули их. В июле 1840 г. в Манчестере была организационно оформлена Национальная чартистская ассоциация с регулярными взносами и ячейками («классами») по десять человек. Новая петиция (3,3 млн. подписей) была отвергнута парламентом в мае 1842 г. В ответ в Манчестере, во всем Ланкашире и соседних графствах, Шотландии, Уэльсе и Лондоне прокатилась волна стачек; но долго продержаться рабочие не могли, нужда заставила их вернуться на фабрики и заводы. Начался разброд среди лидеров. Ловетт предложил сосредоточиться на образовательных целях. О'Коннор выдвинул популярный лозунг возврата рабочих на землю. План оказался несбыточным из-за нехватки средств; Земельное общество О'Коннора обанкротилось, сам он разорился. Часть рабочих сосредоточилась на деятельности потребительской кооперации. В 1844 г. группа энтузиастов основала в городе Рочдейл (Рочдейлские пионеры) кооперативную лавку, развернувшую успешную торговлю по приемлемым ценам, и кооперативное движение стало разрастаться, как снежный ком. Третий и последний подъем чартизма пришелся на 1847-1848 гг. и развивался в иных условиях - отмены хлебных законов, подешевления продовольствия и вместе с ним и жизни. Всколыхнули рабочих вести о революции в Европе. Руководители чартистов утверждали, что им удалось собрать под новой петицией 5 млн. подписей. На день внесения ее в парламент (10 апреля 1848 г.) была назначена грандиозная манифестация. Правительство спешно провело закон об охране короны, стянуло в столицу сильные отряды войск, объявило набор специальных констеблей (в число которых записался принц Луи Наполеон Бонапарт, будущий император французов) и запретило шествие к зданию Вестминстера. О'Коннор обратился к участникам многолюдного митинга с просьбой не бросать открытого вызова властям. Его послушались, толпа разошлась. Это было воспринято как признак слабости. Палата вновь отвергла петицию; движение пошло на убыль. Нельзя, однако, считать запреты и репрессии основной и даже значительной причиной спада. Великобритания вступила в полосу серьезных социальных реформ. В либеральной партии все громче звучал голос Вильяма Юарта Гладстона. Б. Дизраэли возглавил группировку «молодых тори». В верхней палате трудился знаменитый филантроп лорд Шефтсбери. Под несомненным влиянием чартизма окрепли тред-юнионы. В правящих кругах росло убеждение, что от принципа невмешательства государства в социальную жизнь надо отказаться и, хочешь - не хочешь, законодательно обозначить пределы эксплуатации. Чартизм не исчез без следа. Он продолжал существовать до 1854 г. в лице Союза братских демократов во главе с Эрнестом Джонсом, членом которого состоял молодой Ф. Энгельс. Это была классовая организация, провозгласившая социализм своей целью. Но ее теоретическое созревание сопровождалось сокращенностью числа приверженцев; массы отдавали предпочтение тред-юнионистскому движению. Вера в возможность улучшения своей участи в рамках существующего строя не была поколеблена; напротив, деятельность парламента способствовала ее упрочению. И в дальнейшем революционная струя в общественном движении Англии, существовавшая в виде социалистических обществ, а позднее и партий, в широкий поток не превратилась, а воплощение в жизнь социалистических идей мыслилось реформистским путем. В парламенте обе партии, виги и тори, не могли игнорировать подступавшие со всех сторон социальные проблемы: и в той, и в другой реформаторы противостояли традиционалистам, так что отдельные группировки по своим взглядам стояли ближе к единомышленникам в рядах «соперника», нежели к «собственным» ретроградам. Минули времена бесспорного долголетнего преобладания (а значит, и правительственной монополии) той или другой (виги-1715-1770; тори -1770-1830). Теперь правительство часто опиралось на крошечное большинство, а то и вовсе его не имело. Гораздо чаще, нежели раньше, стали образовываться так называемые королевские комиссии по обследованию жизни и труда тех или иных слоев населения; в них сотрудничали представители обеих партий, а доклады комиссий, публикуемые в виде Синих книг, открывали перед общественностью такие ужасы, что прятать их под сукно было просто невозможно. При смене правительств нередко случалось так! что новый кабинет доводил до конца (правда, обычно в несколько видоизмененном виде) итоги расследований и законопроекты, начатые его предшественником. Понятие соперничества стало постепенно уступать представлению о партнерстве в одном деле. На оппозицию стали смотреть как на поставщика альтернативных идей, постепенно и все чаще ее стали именовать, по аналогии с правительством, «оппозицией его (ее) величества». Позднее этот термин приобрел значение конституционного, ее лидер превратился в важную фигуру государственной иерархии, а взгляды оппозиции стали рассматриваться как вклад в копилку государственных идей. В 1835 г. было покончено с сохранившимся со средневековья хаосом в местном самоуправлении. По акту о муниципальной реформе возникли избираемые налогоплательщиками муниципальные советы, которые постепенно взяли в свои руки контроль за жилищным строительством, мощением и уборкой улиц, их освещением, отоплением домов, снабжением газом и водой, полицейской службой. В 30-40-е годы королевские комиссии дважды выступали с отчетами об условиях труда на фабриках и шахтах, потрясших общественность: малыши 7-8 лет работали в духоте текстильных предприятий с 6 утра до 8.30 вечера; были помещены рисунки, изображавшие женщин и детей в лохмотьях, которые ползком толкали вагонетки с углем, ибо высота штреков не позволяла им выпрямиться. Одновременно с урегулированием продолжительности рабочего дня детей и подростков (1833) был введен институт фабричных инспекторов, несколько обуздавший особо рьяных «потовыжимателей». Через десять лет был запрещен труд женщин и детей под землей. В 1847 г. вступил в силу акт, вводивший 58-часовую неделю для женщин и подростков на всех производствах. Неторопливо шел прогресс социального законодательства, но все же оно отвоевывало все новые позиции.
Начало Викторианской эпохи
В 1837 г. престол заняла девятнадцатилетняя Виктория, мужская ветвь Ганноверского дома оборвалась. Кто бы мог подумать тогда, что ей суждено долгое 65-летнее царствование? Что в историю войдут понятия «Викторианская Англия» (и никому в голову не придет говорить о Гладстоновской Англии - по имени самого знаменитого ее деятеля), «викторианская эпоха», «викторианская мораль» и даже «викторианская архитектура», причем не только в Британии, но и в Канаде, Австралии, Индии и даже в Соединенных Штатах? Что маленькая, молчаливая и в старости обрюзгшая и тучная женщина станет символом истории Англии в пору наивысшего подъема ее могущества? Вступив на трон неопытной девочкой, Виктория быстро усвоила парламентские традиции и конституционные обычаи под руководством лорда Мелборна, симпатизировавшего юной монархине. Постепенно и все жестче начали проявляться черты ее характера - упорство и властность. Она высоко ставила королевские прерогативы и никому не позволяла посягать на них. Случилось, например, такое: самоуверенный лорд Джон Пальмерстон поспешил признать монархический Переворот Луи Наполеона Бонапарта, предварительно не информировав об этом, как то надлежало, королеву,- и навсегда расстался с печатями Форин-оффис. Она не фрондировала с парламентом и не посягала на его полномочия, как то бывало с ее дедом и дядей, Георгом III и Георгом IV, не раз со вздохом назначала на высший пост в государстве лично ей неприятного Гладстона; но все премьер-министры начинали письма к ней словами: «Смиренно исполняя свой долг» - и делали свои доклады стоя. Она сама выбрала себе супруга - принца Альберта Саксен-Кобург-Готского - и стала многодетной матерью образцовой английской семьи. Принц-супруг скончался, и Виктория сорок лет носила по нему траур. Королева служила символом гражданских и семейных добродетелей. Строгость викторианских обычаев и даже моды (не только зимой, но и летом, в жару, джентльмены не смели снять сюртук и скинуть жилет) вошли в поговорку. Виктория подняла престиж института монархии, пошатнувшийся при ее дяде Георге IV. Ее образ постепенно стал ассоциироваться с величием и могуществом империи. За свою долгую жизнь Виктория породнилась чуть ли не со всеми правящими домами Европы. Царица Александра Федоровна, которую в нашей литературе много лет ожесточенно поносили, именуя ее немкой, была внучкой Виктории и англичанкой по воспитанию. Разветвленные монархические связи служили удобным средством дипломатических контактов, когда официальные каналы по тем или иным причинам представлялись неудобными. При рождении принцесса была наречена именем Александрины-Виктории (в честь императора Александра I, реноме которого было весьма высоко в посленаполеоновское время). В последний раз оно прозвучало при коронации. Затем королева вычеркнула его из своей биографии. Это было естественно: Виктория считала Россию извечным соперником Великобритании, была одним из инициаторов Крымской войны и толкала правительство на конфликт с Россией в 1877-1878 гг. Она, несомненно, оказывала влияние на антирусскую направленность британской внешней политики. Но пока что до этого было далеко. В 1837 г. Британия с симпатией взирала на хрупкую девочку, волею судеб ставшую главой нации. На трон она взошла в разгар острого политического кризиса, развернувшегося вокруг вопроса о внешней торговле. Хлебные законы постоянно удерживали цены на продовольствие на высоком уровне, от чего страдала любая семья, не относившаяся к состоятельным. Требуя их отмены, радикалы во главе с талантливыми публицистами и экономистами Ричардом Кобденом (1809-1865) и Джоном Брайтом (1811-1889) нашли понимание у масс. Проблема ставилась шире: введение свободы торговли, ибо мастерской мира нечего было опасаться конкуренции зарубежных товаров; Англия была заинтересована в том, чтобы партнеры на основе принципа взаимного благоприятствования отказались от возведенных ими таможенных барьеров, надеясь затопить мир потоком своих товаров. Против, по понятным соображениям, выступала «сельская Англия», боявшаяся притока в страну дешевого хлеба с континента и спада сельскохозяйственного производства. Правительство не могло уже игнорировать развернутую фритредерами кампанию. Лорд Мелборн, будучи премьер-министром, решил разобраться в составленной в течение веков и собранной по кусочкам системе таможенных сборов. Созданная для этого комиссия, изрядно потрудившись, обнаружила 80 действовавших парламентских актов о таможенных сборах и до 500 видов товаров, ими облагавшихся; из них 10 приносили 80% дохода, а остальные - мелочь, иногда смехотворную. Так, среднегодовой сбор от ввоза стеклянных глаз для кукол (существовал и такой!) составлял один шиллинг 3,5 пенса, т. е. меньше тогдашнего российского полтинника. И вот парламент - медленным шагом, робким зигзагом, в борении фритредеров и протекционистов - принялся реформировать таможенную систему. Два правительства пали, будучи не в силах решить эту задачу. Решительный шаг сделал сэр Р. Пил, понимавший, что на кон поставлено само существование консервативной партии: упорство в отстаивании хлебных законов закрывало перед нею ворота в будущее. Еще один довод говорил в пользу реформы. В 1845 г. дожди залили поля в Англии, урожай выдался жалкий. Еще хуже сложились дела в Ирландии; болезнь картофеля, основной пищи ирландцев, свела почти на нет его сборы. На Изумрудном острове воцарился голод; несчастные его обитатели питались кореньями и травой; тысячами они умирали и сотнями тысяч в полном отчаянии отправлялись за океан. Благотворительность давала крохи требуемого. Лишь подвоз продовольствия с континента мог спасти обезлюдевшую наполовину Ирландию. Цепляться за хлебные законы значило обрекать на голодную смерть все новые тысячи. И Пил решился: в июне 1846 г. парламент принял акт об их отмене. Но сэр Роберт сломал на этом свою карьеру: он провел закон голосами либералов и ирландцев против большинства членов своей консервативной партии. Консерваторы после этого раскололись, Пил ушел в отставку, а через четыре года во время верховой прогулки лошадь сбросила его с седла, да так неудачно, что он скончался. В 1849 г. были отменены Навигационные акты, некогда защищавшие британский торговый флот от иностранной конкуренции. Теперь он в защите не нуждался и сам претендовал на роль морского извозчика. Нашим современникам обрисованные выше социальные акты, вероятно, могут представиться недостаточно масштабными: жизнь «человека с улицы» оставалась тяжелой, а его труд - изнурительным. Но все познается в сравнении. Популярный журнал «Панч» («Петрушка») поместил рисунок: счастливая семья сидит вокруг стола; у отца, матери и детей в руках - по куску долгожданного дешевого хлеба! Промышленный подъем сменялся спадом; не раз пролетариат поднимался на широкие и длительные стачечные акции, порой добиваясь улучшения жизни; случались даже голодные бунты. Но столбовой дорогой британского рабочего движения стали организация и борьба за усовершенствование существующего строя. В 1851 г. возникло Объединенное общество механиков, в 1863 г.- Национальный союз горняков (помимо десятков более мелких тред-юнионов). В 1860 г. столичные профсоюзы объединились в Лондонский совет тред-юнионов. Рабочие организации участвовали в политических акциях большого размаха; во время Гражданской войны в США они, проявляя солидарность с северянами, выступали против благоприятной южанам политики правительства.
|
|||||||||
Последнее изменение этой страницы: 2016-06-26; просмотров: 354; Нарушение авторского права страницы; Мы поможем в написании вашей работы! infopedia.su Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Обратная связь - 18.218.70.93 (0.042 с.) |