Глава шестая. Сокровища на дне моря

 

Однажды мы услышали в портовом кабачке в Йере историю, которая заставила нас навострить уши. «Давным-давно, – рассказывал старый рыбак, – между Рибо и островами Поркероль столкнулись на глубоком месте два колесных парохода. Оба пошли ко дну. Один из них вез золото. Спросите старика водолаза грека Мишеля Мавропойнтиса – он работал там после нас. Один подрядчик пытался добраться до сокровищ с помощью землечерпалки. Потом правительство посылало туда два военных корабля. Они хотели перевернуть затонувший пароход, но тот не поддался, так и остался лежать килем кверху. Никто не может проникнуть внутрь. Ныряльщики не осмеливаются больше приближаться к нему, с тех пор как один из них повстречался в трубе с чудовищным морским угрем».

Знакомая история! Перевернутое вверх дном судно с доступной тем не менее трубой и стерегущим золото морским чудовищем. Однако Мишель Мавропойнтис был нашим другом, и мы решили проверить рассказ рыбака. И вот мы с Дюма отправились в любимый кабачок Мишеля. Ветеран водолазного дела обрадовался, увидя нас. Он знал, что имеет в нашем лице неутомимых слушателей его историй. Мы же видели в старом Мишеле достойного представителя почетной профессии ныряльщиков.

Мишель охотно принял от нас рюмку пастиса, вылил ее в стакан воды и проглотил мутную смесь. «Между этими двумя судами, о которых вы спрашиваете, нет никакой связи, – сообщил он. – Одно из них, „Мишель Сеи“, длиной в триста футов, затонуло пятьдесят лет тому назад. Второе называется „Виль де Гра“; это колесный пароход, его разрезал надвое „Виль де Марсель“ примерно в тысяча восемьсот восьмидесятом году. „Де Гра“ вез итальянских эмигрантов. На нем погибло пятьдесят три человека. Эмигранты везли с собой тысячу семьсот пятьдесят золотых монет. Нос парохода лежит на глубине шестидесяти, корма – ста восьмидесяти футов».

Это был классический образец рассказа о подводном кладе: детальное описание несчастного случая, точное указание количества золота, наименование парохода, года его гибели и глубины моря в этом месте. Малейшая неопределенность в сведениях могла поколебать веру в наличие клада и отпугнуть лиц, готовых финансировать попытку добыть сокровище. Наш друг опрокинул еще стаканчик и продолжал: «Я получил от правительства разрешение на спасение груза „Мишеля Сеи“. По этому разрешению мне принадлежало все, что я найду в радиусе восьмисот футов. Работая там, я в то же время старался разыскать „Виль де Гра“».

Уловка Мишеля была нам ясна: занимаясь для виду весьма прозаической работой, он мог одновременно тайно искать золото.

«Целое лето я проработал там, а колесника так и не нашел. С „Мишеля Сеи“ поднял хороший фарфор и хрусталь, несколько ящиков отличного пива, мешки с мукой…»

«С мукой?» – переспросил Дюма.

«Вот именно, – подтвердил Мавропойнтис. – В морской воде мешковина и верхний слой муки образовали корочку, а внутри все было сухо».

Он глотнул свой пастис, явно наслаждаясь тем, что мог блеснуть познаниями перед зелеными новичками.

«В конце сезона мы как-то зазевались и не заметили, что катер сносит. Вдруг наш якорь за что-то зацепился. И что же вы думаете, дети? Это был „Виль де Гра“, золотоносный корабль! Понятно, что в следующий момент я уже был в воде. Пробрался к судну и стал разрывать руками ил. Остальные водолазы тоже все изрыли. И вот я нашел сундук».

Мишель снова взялся за стаканчик, делая эффектную паузу перед кульминационным пунктом своего повествования.

«На катере страшное волнение, – заговорил он наконец. – Ножи сами повыскакивали из карманов, команда сгрудилась вокруг сундука. Наконец крышка поддалась, открылась, и нашим глазам предстали… всевозможные блестящие театральные побрякушки, украшения, мишура. От нашего прикосновения они рассыпались в прах. Так что золото „Виль де Гра“ лежит и по сей день на дне морском».

Мишель не назвал координаты погибшего парохода, а наши осторожные попытки выудить у него интересующие нас данные ни к чему не привели. Мы истолковали это как признак того, что в недрах затонувшего судна действительно скрывалось золото. Мы решили сами отыскать эмигрантское сокровище, ныряя в районе известного нам места гибели «Мишеля Сеи». Диди обнаружил «Сеи» со второго захода. Его зоркие глаза увидели смутную массу, которая при ближайшем рассмотрении превратилась в зубчатый силуэт старого железного корабельного корпуса. В памяти Мавропойнтиса «Мишель Сеи» обладал размерами большими, чем на самом деле: скелет парохода имел в длину не триста футов, а сто пятьдесят. Над темной массой главного котла виднелись ажурные очертания мостика; конец вала с обломанными лопастями напоминал мутовку. Дюма проник внутрь судна и приступил к поискам. Там он и в самом деле обнаружил мешок муки, оставленный Мишелем много лет назад!

Около носовой части «Мишеля Сеи» толпилось еще не виданное нами количество рыбы. Обитатели дна группировались по видам, словно специально напоказ для ихтиолога; над ними ходили косяками плавучие жители моря. Диди подобрал на «Сеи» бронзовый судовой фонарь и бинокль.

Сколько мы ни искали вокруг «Мишеля Сеи», нам не удавалось обнаружить никакого следа «Виль де Гра». Мы регулярно возвращались на это место, и с годами «Мишель Сеи» таял буквально у нас на глазах. «Виль де Гра» оставался наименее достоверным пунктом в репертуаре Мавропойнтиса, а сам хранитель морских преданий умер, так и не рассказав, где покоится эмигрантский корабль.

Но вот в 1949 году мы проходили как-то раз через этот район на «Эли Монье», и тут эхолот обнаружил на дне какое-то массивное образование неподалеку от «Мишеля Сеи». Диди поспешно натянул на себя «сбрую» и стремительно нырнул, словно голодный дельфин.

Море в этом месте было очень глубокое. Очутившись на мягкой песчаной равнине, Дюма увидел впереди что-то темное. Он подплыл поближе, и его глазам открылось необычайное зрелище: два громадных, покрытых курчавой зеленью гребных колеса стояли торчком на дне. Между ними лежала большая паровая машина. Голые ребра, торчавшие из песка, обозначали линию, где когда-то проходил борт судна. От второго борта вообще ничего не осталось, зато валялись сотни пустых баночек из-под косметических изделий. Дюма нашел небольшую медную кастрюлю и несколько бутылок. Его наручный глубиномер показывал пятьдесят пять метров (сто восемьдесят один фут). Старик Мавропойнтис сказал правду: глубина точно соответствовала его указаниям. Диди убедился, что раскапывать эту развалину бесполезно. Между тем дыхательный шланг начал протекать, и Дюма наглотался смеси соленой воды и сжатого воздуха. Подобрав одну баночку и бутылку, он двинулся обратно. На пути к поверхности сжатый воздух у него в желудке стал расширяться. Диди вынырнул из царства золота с раздувшимся животом и ближайшие три часа то и дело громко рыгал, как после роскошного китайского обеда.

Огюст Марцеллин, тот самый, который с такой го товностью поддержал наши первые шаги на поприще изучения затонувших судов, передал Дюма срочный подряд на розыски подводных кладов. Он сообщил, что получил правительственное разрешение на обследование четырех торговых судов, затонувших около города Пор-Вендр, недалеко от испанской границы: «Сомюр», «Сен Люсьен», «Л'Алис Робер» и «Л'Астре». Все они были торпедированы в 1944 году французской подлодкой, когда возвращались из Испании. По имевшимся сведениям, они везли немцам груз вольфрама стоимостью около миллиона долларов. «Я думаю закупить эти суда, – объяснил Марцеллин, – но хотел бы знать наверное характер их груза. Возьмешься проверить, Диди?» Дюма был весьма польщен тем, что Огюст Марцеллин отдает ему предпочтение перед своими испытанными водолазами, и немедленно собрался в путь, забрав свои деревянные ящики с аквалангом.

В Пор-Вендре он обошел все кабачки, опрашивая моряков, рыбаков, служащих и кабатчиков. На этот раз, в виде исключения, все рассказы о гибели названных судов до удивления совпадали. Подводная лодка, поддерживавшая связь с разведывательной сетью союзников в Испании, укрылась под скалами Медвежьего мыса, у самого входа в гавань. Как раз над ней располагались немецкие береговые батареи, но лодка пробралась настолько близко, что оказалась вне зоны обстрела. Командир подлодки действовал наверняка. Заняв боевую позицию, он потопил все четыре судна с вольфрамом по мере их появления в водах Пор-Вендра.

Местные ныряльщики обследовали «Л'Алис Робер» и установили, что ее трюмы пусты. «Л'Астре» был торпедирован ночью; где именно – никто не знал. Зато не было, казалось, человека в Пор-Вендре, который не видел бы, как пошел ко дну у входа в гавань «Сомюр», пораженный двумя торпедами.

Дюма нанял старого портовика, папашу Анри, подвезти его к месту гибели «Сомюра». Папаша Анри подгреб туда и бросил якорь, а Диди спустился по якорной цепи в волнующуюся пучину.

Вот как он сам описывает свою разведку:

 

«Сначала я заметил силуэт мачты. Ее усеивали тысячи ракушек. На самой макушке повисли два здоровенных омара. Впервые в жизни я увидел омаров на мачте. Спустившись ниже, натолкнулся на лебедку, над которой стоял целый лес омаровых усов. Затем пробрался через открытый люк и спустился на первую грузовую палубу на груду пустых раковин. На вольфрам что-то не похоже. Дальше в стороны раковин нет. Можно подумать, что рыбы ели устриц с мачты и роняли раковины прямо в трюм.

В трюме рассыпан мелкий камень, смешанный с землей. Я никогда не видел вольфрама, но если это он, то красотою он не отличается. Набрал несколько горстей в мешочек и снова поднялся на палубу. Повсюду омары. Взялся за якорную цепь – омары полезли из клюзов. Замерзнув, направился к поверхности».

 

Диди передал свои трофеи местному химику. «Это – вольфрам? – удивился тот. – Ничего подобного. На мой взгляд, это низкосортная железная руда».

На следующий день Диди снова посетил лежавший на глубине ста пятидесяти футов «Сомюр» и осмотрел остальные трюмы. Они были наполнены тем же неинтересным веществом, которое заслужило презрительный отзыв химика. Дюма поплыл над главной палубой. В одном месте взрыв торпеды сорвал настил, и сквозь отверстия можно было видеть кишащие омарами тазы и ванны. Он скользнул вниз и поймал трех омаров для папаши Анри.

Итак, «Сомюр» оказался пустым номером. Что-то покажет «Сен Люсьен»? Местные жители описывали его гибель следующим образом:

 

«Торпеда поразила его в носовую часть, от удара с грохотом сорвались якоря. Судно зарылось носом в воду, и долгое время его винты вращались в воздухе. Вторая торпеда прошла мимо. Она взорвалась на скалах. „Сен Люсьен“ тонул очень медленно».

 

Снова Дюма сел в лодку папаши Анри. Несколько часов они безуспешно крейсировали, волоча по дну кошку. Диди нежился на солнышке, размышляя про себя: «Взрыв первой торпеды освободил якоря. Следовательно, когда судно тонуло, оно было заякорено. А тонуло оно носом вниз». Вслух Диди выразил предположение, что «Сен Люсьен» шел ко дну, вращаясь на якорной цепи по спирали. «Ну-ка, пройдем с кошкой поближе к берегу», – предложил он. Папаша Анри согласился, и вскоре кошка нащупала «Сен Люсьена»; он лежал на той же глубине, что «Сомюр». Дюма скользнул вниз к кошке – она лежала на чистом дне, судна видно не было. Кошка успела сорваться. Однако она оставила борозду на грунте, и Диди двинулся по следу к «Сен Люсьену».

Главный грузовой трюм парохода оказался пуст, если не считать огромного множества деревянных дощечек, разбросанных в полном беспорядке. Дюма вернулся наверх совершенно ошалевший от охоты за кладами.

На следующее утро его разбудил нестройный гул во дворе гостиницы. Выглянув в окно, он увидел оживленную торговлю испанскими апельсинами. Торговки доставали золотистые плоды из ящиков, которые были сколочены из таких же точно дощечек, какие Диди обнаружил в трюме «Сен Люсьена». Так вот в чем дело! Судно тонуло так медленно потому, что везло груз апельсинов…

Огюст Марцеллин воздержался от покупки «вольфрамовых» судов.

Узнав о характере наших занятий, собеседники обычно задают три стандартных вопроса. Первый вопрос: «Вы, наверное, нашли немало сокровищ на всех этих судах?» Настоящая глава призвана служить ответом на этот вопрос.

Второй вoпpoс: «А как насчет морских чудовищ, охраняющих затонувшие корабли?» На это отвечу позже.

Третий: «Что вы испытали, когда в первый раз нашли утопленника?» Мы научились терпеливо относиться к этому вопросу. А между тем он рожден совершенно ошибочным представлением. Мы побывали в общей сложности более шестисот раз на двадцати пяти погибших кораблях, пробирались в малейшие закоулки, где только может поместиться человек с тремя металлическими баллонами на спине, но ни разу не находили даже остатка человеческого тела. Лишь очень немногие гибнут внутри судна, большинство успевает выбраться наружу и тонет в море.

Допустим, однако, что какой-нибудь несчастный пошел на дно, запертый внутри судна. Его тело сохранится всего несколько недель. Мягкие ткани будут съедены за пару дней не только рыбами и ракообразными, но даже, как это ни покажется неожиданным, морскими звездами, которые являются весьма прожорливыми существами. Затем настанет черед скелета: он будет постепенно уничтожен червями и бактериями.

Легенды о кладах на дне морском – на девяносто девять процентов мистификация и обман; единственное золото, о котором приходится говорить в этой связи, то, которое переходит из карманов романтичных легковеров в руки ловких дельцов. Обманчивая мечта о быстром обогащении, лелеемая большинством из нас, весьма успешно эксплуатируется владельцами пожелтевших морских карт с помеченными на них затонувшими кораблями. Успех жульничества обеспечен уже тем, что легковерные люди, дающие деньги на осуществление дутых проектов, знают море еще хуже, чем авторы подобных планов. Серьезный предприниматель, располагающий необходимыми знаниями и техническими средствами для поднятия сокровищ, будет держать все свои действия в величайшем секрете. Уже один факт привлечения к такому делу посторонних служит достаточной гарантией того, что речь идет не столько о подводном золоте, сколько о наземных благах.

Найти клад – это, на мой взгляд, худшее, что только может постигнуть шкипера. Прежде всего ему придется сообщить об этом всей команде и заключить с ней соответствующий контракт, обеспечивающий каждому его долю. Далее он, разумеется, заставит подчиненных поклясться соблюдать тайну. Однако достаточно третьему помощнику выпить пару стаканчиков в первом попавшемся портовом кабачке, и тайное станет явным. А затем, если шкипер обнаружил испанское золото, немедленно вынырнут всякие наследники и правопреемники конкистадоров и скончавшихся монархов и предъявят иск на основании генеалогических связей. Правительство страны, в чьих территориальных водах обнаружен клад, сдерет со шкипера немалые поборы. Если после всего этого у бедняги еще останется что-нибудь, собственное правительство заберет у него большую часть посредством налогов. Вижу его, лишенного друзей, лишенного доброй славы; на его судно наложен арест, а сам он проклинает себя за то, что не оставил злополучный клад лежать на дне морском.

Мы очень быстро излечились от золотой лихорадки; один лишь Дюма оказался подверженным повторным пароксизмам.

Затонувшие корабли часто таят в своих трюмах более современные сокровища, вроде олова, меди, вольфрама. Однако эти сокровища хранятся не в легко доступных для проникновения внутрь португальских каравеллах, о которых любят шуметь комбинаторы. Добыча таких кладов требует поставленных на широкую ногу механизированных подъемных работ, осуществляемых под контролем собственников груза, правительственных органов или страховых компаний, и связана с длительными, лишенными всякой романтики усилиями, вознаграждаемыми весьма скудной прибылью.

Единственная известная нам успешная спасательная операция, которая привела к быстрому обогащению счастливца, имела место на острове До Сал в архипелаге Зеленого Мыса. В этом неприветливом уголке к нам на судно неожиданно явился старый знакомый – ныряльщик-любитель с Ривьеры. «Что ты здесь делаешь?» – спросили мы его. «Спасаю груз с затонувшего судна». – «Кто ваш подрядчик?» – «Никто, – отвечает. – Работаю один». Я заподозрил, что он морочит нам голову. Однако наш приятель настаивал на своем: он заключил контракт на подъем груза с судна, лежащего на глубине двадцати пяти футов. Работает один, пользуясь лишь маской и ластами. «Я захватил сюда один из ваших аппаратов типа „Наргиле“, но здесь все равно не нашлось ни одного воздушного насоса», – сообщил он.

«Наргиле» – так называется турецкий курительный прибор – представляет собой разновидность акваланга, только воздух накачивается в маску через шланг, связанный с поверхностью.

Ожидая услышать в ответ обычную историю о золотых и серебряных слитках, я спросил, что же за клад он разыскал.

«Какао-бобы, – последовал неожиданный ответ. – Четыре тысячи тонн какао-бобов. Уже открыл люк и приступил к подъему груза».

Наше свидание было слишком кратким, чтобы мы могли проверить его сообщение, но в Дакаре представитель видной страховой компании подтвердил его слова: «Он подписал контракт с нами. И работает без всякого специального снаряжения, если не считать сачка».

«Сачка!» – воскликнул Диди.

«Вот именно. Джутовые мешки с бобами какао плавают под самой палубой. На поверхности воды сидит в лодке туземец. Ныряльщик набирает воздух в легкие, проникает сквозь люк в трюм и разрезает мешки. Потом гонит бобы в сторону люка, и они всплывают на поверхность. А здесь помощник вылавливает их сачком. Там у него на берегу уже целая гора бобов насыпана».

Год спустя мы с Диди решили навестить «ловца какао» в его доме на Лазурном берегу. Вид хозяина красноречиво свидетельствовал о его благополучии.

«Друзья, – сообщил он нам, – это был лучший год в моей жизни. Контракт принес мне восемь миллионов семьсот пятьдесят тысяч франков (двадцать пять тысяч долларов)».

Из чего явствует, что на дне моря действительно можно найти настоящий клад.