Глава пятая. С аквалангом под землей

 

Мы ныряли в море в общей сложности пять тысяч раз, однако больше всего переживаний нам доставили не морские исследования, а изучение наполненной водой пещеры – широко известного источника Воклюз близ Авиньона. Знаменитый Воклюз представляет собой в видимой части небольшой водоем во впадине известковой скалы, возвышающейся на пятьсот футов над рекой Сорг. Круглый год из впадины бежит маленький ручеек, и так до марта, когда источник извергает бурный поток, вызывая паводок на реке. Пять недель продолжается интенсивный приток воды, затем зеркало водоема опускается. Это явление отмечалось каждый год с незапамятных времен.

Начиная со средневековья, воклюзский источник дает пищу фантазии поэтов. В четырнадцатом веке Петрарка писал здесь сонеты Лауре. Фредерик Мистраль, наш провансальский поэт, тоже принадлежал к числу почитателей Воклюза.

Не одно поколение гидрологов ломало себе голову над интересным явлением природы; были выдвинуты десятки теорий для его объяснения. Гидрологи замерили количество осадков на вышележащем плато, нанесли на карту все впадины и установили, что температура воды круглый год сохраняется неизменной – пятьдесят пять градусов по Фаренгейту. Однако никто не знал, чем вызывается внезапный весенний разлив.

Один из принципов действия природных фонтанов основан на «подземном сифоне», когда вода поступает из бассейна, лежащего выше в горах по сравнению с местом фонтанирования. Но Воклюз нельзя объяснить непосредственно переполнением верхнего резервуара вследствие атмосферных осадков, так как прибыль воды в гроте не совпадает с дождями. Приходилось предполагать наличие либо огромного внутреннего резервуара, либо ряда меньших пустот, соединенных системой «сифонов».

Научные теории часто казались не более достоверными, чем поэтичное объяснение Мистраля: «Однажды фея фонтана приняла образ прекрасной девы. Она взяла за руку бродячего менестреля-старика и провела его сквозь воды Воклюза к подземному лугу, на котором было семь отверстий, закрытых семью огромными алмазами. „Видишь ли ты эти алмазы? – спросила фея. – Когда я поднимаю седьмой алмаз, источник поднимается до корней фигового дерева, пьющего воду один раз в году». Приходится признавать, что объяснение Мистраля содержит, во всяком случае, один реальный факт, которого нет в догадках ученых: на отвесной скале над источником, как раз на отметке высшего годового уровня воды, прицепилось рахитичное столетнее фиговое дерево. Его корни действительно смачиваются водой только один раз в год.

Отставной армейский офицер Брюне, поселившийся в лежащей поблизости деревушке Апт, стал поклонником источника Воклюз так же, как Петрарка шесть веков тому назад. Брюне предложил Группе подводных изысканий направить ныряльщиков для исследования пещеры и раскрытия тайны. В 1946 году командование разрешило нам предпринять попытку. Мы прибыли в Воклюз 24 августа, когда источник находился в состоянии покоя.

Появление военных моряков на грузовиках, нагруженных снаряжением для ныряния, вызвало переполох в Воклюзе. Нас окружили ребятишки, добиваясь чести переносить воздушные баллоны, портативные декомпрессионные камеры, акваланги и костюмы вверх по деревянной лестнице к источнику. Половина города во главе с мэром Гарсеном оставила все свои дела и присоединилась к нам.

Мы услышали рассказ о том, как в 1936 году в страшный грот проник сеньор Негри. О, этот сеньор Негри был такой отважный человек! Он нырнул в специальном скафандре с микрофоном внутри шлема и передавал репортаж о своих потрясающих впечатлениях от погружения на глубину ста двадцати футов, до нижнего изгиба сифона. С волнением вспоминали наши воклюзские друзья драматический момент, когда голос из бездны возвестил, что сеньор Негри нашел цинковую лодку Оттонелли!

Нам уже приходилось слышать о наших предшественниках Негри и Оттонелли; последний проник в грот еще в 1878 году. Мы восхищались подвигом Оттонелли, в распоряжении которого имелось лишь самое примитивное снаряжение. Зато другая фигура несколько смущала нас: сеньор Негри, марсельский подрядчик по спасательным работам, упорно уклонялся от встречи с нами, когда мы пытались получить сведения из первых рук о топографии пещеры. Хотя мы и прочли его письменный отчет о виденном в гроте, тем не менее нам, понятно, хотелось выяснить некоторые детали в личной беседе.

Оба водолаза составили топографическое описание некоторой части пещеры. Оттонелли сообщал, в частности, что достиг дна на глубине сорока шести футов, после чего погрузился еще на столько же по наклонному тоннелю, начинавшемуся под огромным треугольным камнем. В то время когда он находился внизу, его цинковая лодка, плававшая на поверхности, перевернулась и тоже скользнула вглубь. Негри утверждал, что достиг глубины ста двадцати футов и обнаружил изгиб, от которого сифон поднимался вверх. Здесь же, по его словам, лежала и лодка Оттонелли. Устойчивый против коррозии металл отлично сохранился. Негри сообщал, что не смог продвинуться дальше потому, что его воздушный шланг задевал качающийся на остром выступе громадный камень, грозивший запереть его и обречь на мучительную смерть.

Исходя из всех этих сведений, мы и разработали свои планы. Мы с Дюма, связанные друг с другом тридцатифутовым канатом – совсем как альпинисты, – должны были составить первое звено. Длина другого каната, соединявшего нас с поверхностью, была рассчитана на основании измерений Негри и достигала четырехсот футов. Исходя из тех же данных, мы привесили к поясу груз значительно больший, нежели обычно, чтобы иметь возможность проникнуть в описанный Негри тоннель и устоять против течения в сифоне.

Чего мы не могли предусмотреть, спускаясь в грот, так это того, что сеньор Негри был наделен чрезмерным воображением. Топография пещеры в корне отличалась от его описания. Драматический репортаж Негри был, очевидно, весь передан с глубины пятидесяти футов, как только водолаз оказался вне поля зрения наблюдателей. Мы с Дюма едва не погибли, и все для того, чтобы узнать, что цинковая лодка Оттонелли скорее всего никогда не существовала. Правда, наши трагические приключения в недрах источника были вызваны не только этой дезинформацией: новый воздушный компрессор, которым заряжали наши баллоны, подготовил нам неприятный сюрприз.

Однако начнем по порядку.

Итак, мы находимся у водоема на поверхности. Мэр Гарсен одолжил нам свое канадское каноэ; мы спустили лодчонку на поверхность водоема и привязали к ней нашу «путеводную нить» – канат с тяжелым чугунным грузилом на конце, которое мы предварительно постарались спустить возможно глубже. Подводный проход был в одном месте отчасти перекрыт выступом скалы, однако нам удалось опустить чугунную чушку до глубины шестидесяти пяти футов. Старшина Жан Пинар вызвался нырнуть в легком скафандре, чтобы попытаться протолкнуть грузило еще дальше. Он вернулся посиневший от холода и доложил, что загнал чушку на глубину девяносто футов. Он не подозревал, что проник значительно глубже в грот, чем Негри.

Облаченный в шерстяное трико, я залез в специальный костюм собственной конструкции на глазах у восхищенной публики, усеявшей скалы вокруг впадины; среди зрителей находилась и моя жена, относившаяся ко всей этой затее с явным неодобрением. Дюма избрал итальянское военно-морское снаряжение типа «Фрогмен». Мы были нагружены, как ишаки: на каждом трехбалонная батарея, резиновые ласты, здоровенный кинжал и два водонепроницаемых фонаря – один на поясе, другой в руке. Через левое плечо у меня было переброшено три куска свернутого кольцом каната общей длиной в триста футов. У Дюма на поясе висели миниатюрный запасной акваланг, глубиномер и альпинистский ледоруб. Нам предстояло преодолевать каменистые склоны, и при нашем грузе ледоруб мог пригодиться.

На поверхности командование принял наш изобретательный заведующий материальной частью Морис Фарг, теперь уже лейтенант. Он должен был держать верхний конец каната с чугунным грузилом. Этот канат был единственной нашей связью с поверхностью. Мы разработали специальную сигнальную азбуку. Дернем один раз – Фарг должен натянуть канат, чтобы не цеплялся за камни. Дернем три раза – надо потравить канат. Шесть раз – сигнал тревоги, полным ходом тянуть наверх.

Мы собирались достигнуть «сифона Негри», оставить там чушку и нарастить канат за счет моих запасов. Затем мы будем подниматься вверх по сифону, постепенно разматывая канат. Мы предполагали, что наша цель находится где-нибудь за качающимся камнем Негри, в конце расщелины, которая, очевидно, ведет в другую пещеру, хранящую разгадку ежегодных извержений источника Воклюз.

Возбужденные предстоящим испытанием, мы ступили в водоем, поддерживаемые с обеих сторон товарищами. В последний раз оглянулись вокруг. Моим глазам предстал успокаивающий силуэт Фарга и теснящаяся около впадины толпа. Впереди стоял молодой аббат, явно ожидавший, что могут потребоваться и его услуги…

И вот мы погрузились. Вода сразу же облегчила наш груз. Мы остановились на минуту, чтобы выверить балласт и систему связи. У меня под эластичным шлемом имелся специальный мундштук, допускавший членораздельную речь под водой. У Дюма не было такого приспособления, но он мог отвечать мне кивками и жестами.

Я перевернулся вниз головой и нырнул в темное отверстие. Быстро проследовал мимо выступов в шахте, не боясь, что привязанный ко мне тридцатифутовым канатом Дюма отстанет. Прекрасный пловец, он мог в любой момент обогнать меня. Наше погружение носило разведывательный характер; за нами должны были последовать еще двойки. Мы намеревались, не теряя времени на изучение пути, добраться до чугунной чушки и доставить ее к изгибу «сифона Негри»; затем совершить быструю вылазку в тайники источника. Переносясь мысленно в прошлое, я вспоминаю теперь, что моим подсознательным желанием было возможно быстрее завершить первую разведку.

Я оглянулся назад и увидел Дюма: он плавно спускался вниз сквозь отверстие на фоне слабого зеленоватого сияния. Впрочем, теперь нам не было дела до неба. Мы очутились в ином мире, никогда еще не видевшем луча света. Тщетно силился я увидеть световую дорожку от моего фонаря: в подземном источнике совершенно не было взвешенных частиц, которые могли бы отразить свет^[14]. Лишь иногда в темноте загорался световой кружок – это луч упирался в скалу. Увлекаемый вглубь тяжелым грузом, я продолжал нетерпеливо мчаться вперед вниз головой, не задумываясь о Дюма. Внезапно меня остановил рывок за пояс; сверху посыпались камни. Превосходя меня весом, Диди попытался притормозить ногой. Теперь в его скафандр просачивалась вода. С грохотом катились вниз здоровенные обломки известняка. Один из них ударил меня в плечо. Я смутно сообразил, что должен попытаться думать. Но… я не мог думать!

На глубине девяноста футов я нашел стоящую на уступе чушку. В свете фонаря она казалась отнюдь не предметом из другого мира, а составной частью всего окружающего. Все так же смутно я сообразил, что должен что-то сделать с этой чушкой. Я столкнул ее вниз. Она покатилась вслед за камнями. Мое затуманенное сознание не заметило исчезновения висевшего на плече запасного каната. Я не знал, что позабыл дать Фаргу сигнал потравить канат с грузилом. Я забыл о Фарге, забыл обо всем, что было позади. Тоннель изгибался под острым углом. Моя правая рука непрерывно крутилась, рисуя световые круги на гладко отполированной стене. Я двигался со скоростью двух узлов. Я был в парижском метро. Никто не попадался мне навстречу: ни одного окунька, ни одной рыбы вообще.

В это время года – после летнего сезона – наши уши обычно оказывались уже хорошо натренированными. Так почему же я ощущаю такую боль в ушах? Что-то случилось. Луч уже не бежал вдоль стены тоннеля – теперь он уткнулся в плоское дно, покрытое мелкими камешками. Это была уже не скала, а земля, грунт на дне колодца. Тщетно пытаюсь увидеть стены: я оказался на дне огромной пещеры, заполненной водой. Здесь я нашел чугунную чушку, однако не мог нигде обнаружить ни цинковой лодки, ни сифона, ни качающейся скалы. Голова раскалывалась от боли. Мне не хотелось ничего предпринимать.

Я вспомнил, что нужно изучить географию этой гигантской подземной пустоты. Ни стен, ни потолка, только уходящий вниз под углом в сорок пять градусов пол… Между тем, чтобы возвращаться, необходимо сначала разыскать свод этого грота, который ведет в сокровенные глубины занимающей наши умы тайны.

Что-то знакомое привлекло мое внимание – луч света выхватил из тьмы извивающийся канат, на котором повисла какая-то бесформенная масса. Это был Дюма в его громоздком снаряжений, изогнувшийся этаким нелепым червяком. Он вяло взмахивал руками, пытаясь привязать к канату ледоруб. Я подплыл и посмотрел на его глубиномер – сто пятьдесят футов. Под стеклом прибора поблескивала вода; очевидно, мы фактически находимся еще глубже, не менее двухсот футов по вертикали и в четырехстах футах от поверхности, на дне извилистого наклонного тоннеля.

Мы оказались жертвами какой-то необычной формы глубинного опьянения. Вместо игривой веселости – гнетущее беспокойство. Дюма явно чувствовал себя еще хуже, чем я. В моем мозгу вертелись несвязные мысли: «Странное самочувствие для этой глубины… Возвращаться нельзя, пока не установлю, где мы. Почему я не ощущаю никакого течения? Канат с чушкой – наш единственный выход отсюда. Вдруг мы его потеряем? А где же канаты, что были у меня на плече?» Я ухитрился припомнить, что где-то потерял их. Затем взял руку Дюма и вложил в нее сигнальный канат. «Жди здесь! – прокричал я. – Я найду тоннель».

Диди подумал, что у меня кончился воздух, и я прощу у него запасной акваланг. Я пытался нашарить фонарем потолок пещеры – тщетно…

Дюма находился в состоянии тяжелого наркоза. Он решил, что я в опасности, и принялся лихорадочно отвязывать акваланг. Нервно размахивая руками, он заскользил по гравию и выпустил канат, связывавший нас с поверхностью. Канат растворился во мраке. Я плавал вверху, ища вслепую стену или потолок, как вдруг ощутил, что Дюма тянет меня назад, делая мои поиски невозможными.

Диди уже наполовину потерял сознание. Едва я коснулся его, как он со страшной силой ухватил меня за кисть и потянул к себе, охваченный отчаянным страхом за свою жизнь. Я вырвался и отступил назад, затем осветил Диди фонарем: сквозь стекло маски были видны его судорожно вращающиеся выпученные глаза.

Мертвую тишину пещеры нарушало только мое прерывистое дыхание. Я напряг остатки умственной энергии, чтобы обдумать создавшееся положение. К счастью, здесь не было течения, которое могло бы отнести Дюма в сторону от грузила. Малейшее течение, и мы оба пропали. Грузило должно быть где-то поблизости. Я усиленно искал глазами ржавый слиток металла, который был для нас дороже золота. Вот она! Увесистая, солидная, спасительная чугунная чушка! А вот и канат, уходящий во мрак, туда, где сосредоточились теперь все наши надежды.

Отуманенное сознание Дюма утратило контроль над челюстями, и мундштук выскочил у него изо рта. Диди глотнул воды и чуть было не захлебнулся, но каким-то чудом вновь нащупал мундштук. Канат манил меня наверх. Но как я поплыву, волоча тело Дюма, весящего не меньше двадцати пяти фунтов в наполненном водой скафандре? Я был совершенно обессилен вследствие таинственного воздействия затопленной пещеры. Нельзя сказать, чтобы нам пришлось слишком уж сильно напрягаться, и тем не менее Дюма был беспомощен, а я совершенно одурел.

Я решил карабкаться по канату, таща за собой Диди. И вот я уцепился за канат и двинулся вверх, перехватываясь руками; Дюма волочился следом по гладкой вертикальной стене.

Едва я перехватился в третий раз, как Фарг услужливо потравил канат, истолковав его подергивание как сигнал. Я с величайшим недовольством отметил, что канат подается, и делал нечеловеческие усилия, стараясь выиграть хоть один дюйм. Фарг продолжал с готовностью травить канат, чувствуя нетерпеливые рывки снизу. Прошла целая вечность, прежде чем я сообразил, какой тактики придерживаться: надо тянуть канат, пока он не кончится, – уж конец-то Фарг не выпустит из рук! И я принялся с унылым усердием выбирать канат.

Четыреста футов каната прошло через мои руки и легло кольцами на дне пещеры. Вдруг я почувствовал ладонью узел: Фарг нарастил канат, предполагая, что мы в этот самый момент пробираемся по последней подземной галерее Воклюза!..

Я отдернул руки от каната, словно это была змея. Оставалось только лезть вверх по тоннелю на манер альпинистов. И вот я начал карабкаться по выступам фут за футом, останавливаясь каждый раз, когда начинал задыхаться от перенапряжения, грозившего мне потерей сознания. Огромным усилием я заставлял себя лезть вперед и вперед; я чувствовал, что мои старания достигают цели. Стоя на цыпочках, я старался получше ухватиться руками за очередной выступ, как вдруг пальцы соскользнули, и меня потянуло вниз бессильное тело Дюма.

Потрясенный неудачей, я снова подумал о канате и вдруг вспомнил об условленном сигнале: шесть рывков означает немедленно вытягивать наверх! Я схватил канат и стал дергать его, уверенный, что могу сосчитать до шести. Четыреста футов ненатянутого, петляющего на выступах каната! Фарг, неужели ты не чувствуешь, что здесь происходит? Мои силы были уже на исходе. А тут еще Дюма…

Почему Дюма не может понять, какой обузой он стал для меня? Дюма, ты ведь все равно погибнешь. Если уже не погиб. Диди, у меня рука не поднимается сделать это, но ведь ты уже мертв и не хочешь выпустить меня живым отсюда. Уйди с дороги, Диди! Я протянул руку за кинжалом на поясе – обрезать канат, связывающий нас друг с другом.

Как ни затуманен был мой рассудок, что-то удержало меня, к кинжал остался лежать в ножнах. Диди, прежде чем обрезать канат, я еще раз попытаюсь связаться с Фаргом. Я взялся за канат и стал раз за разом давать сигналы бедствия. Диди, я делаю все, что только может сделать человек. Я умираю с тобой.

В это время Фарг стоял на берегу водоема в полном недоумении. Время, отведенное первой двойке для разведки, еще не вышло, но… эти странные сигналы! Его сильная, но чуткая рука не ощущает никаких отчетливых сигналов с тех пор, как несколько минут назад мы вдруг затребовали огромное количество каната. Он послушно выполнил нашу просьбу и даже поспешил надставить канат. «Не иначе, они обнаружили там что-нибудь потрясающее», – решил Фарг. Он уже предвкушал, как сам проникнет в тайну глубин, когда придет его черед нырять. В то же время его тревожила полная безжизненность каната в течение последних нескольких минут. Он нахмурился и стал щупать канат, словно пульс.

И вот с того конца, за четыреста футов, до его пальцев донеслась еле заметная вибрация, ослабленная трением о скалу. Он замер и пробормотал, адресуясь не то к себе самому, не то к собравшимся у грота зрителям: «Чем я рискую? В худшем случае обругают…» И Фарг принялся с каменным лицом вытягивать чугунную чушку.

Я почувствовал, как канат натянулся. Я отпустил рукоятку кинжала и ухватился за веревку. Мы быстро поднимались вверх; баллоны Дюма мелодично постукивали о камень. Вот я увидел в ста футах над своей головой чуть светящийся зеленый треугольник – треугольник надежды! Меньше чем за минуту Фарг вытащил нас в верхний водоем и прыгнул в воду за бесчувственным Дюма. Тайе и Пинар поспешили на помощь мне. Я напряг последние остатки сил, чтобы не утратить контроля над собой, не свалиться без чувств. Я заставил себя выйти на берег. Дюма лежал ничком, его рвало. Друзья сняли с нас скафандры, и я принялся греться около большого бензинового факела. Фарг наклонился вместе с доктором над Дюма. Пять минут спустя Диди был уже на ногах и стоял рядом со мной у огня. Я протянул ему бутылку бренди. Он сделал добрый глоток в произнес: «Я нырну еще раз». Я спросил, где Симона.

Мне ответил мэр: «Как только перестали подниматься пузырьки воздуха, ваша жена побежала вниз. Сказала, что ее нервы не выдержат этого».

Бедная Симона прибежала в кафе в Воклюзе и попросила подать ей чего-нибудь покрепче. Какой-то уличный торговец промчался мимо окон, вопя, что один водолаз утонул. Симона крикнула ему вслед: «Который? Какого цвета у него маска?»

«Красного!» – ответил тот.

Симона облегченно вздохнула: я нырял в синей маске. Однако тут же подумала о Дюма с его красной маской, и ее радость потухла. В полном отчаянии возвращалась она по лестнице к источнику. А там – о чудо! – стоял Дюма, живой и невредимый.

Силы Дюма быстро возвращались к нему, у него появился нормальный цвет лица, прояснился рассудок. Ему все не давала покоя мысль: чем объяснить наше наркотическое состояние в гроте?

Во второй половине дня мы снарядили следующую двойку – Тайе и Ги Морандьера, но уже не с такой нагрузкой. Они были облачены лишь в шерстяное трико и несли небольшой балласт, так что сохраняли некоторую плавучесть. Предполагалось, что они доберутся до пещеры и двинутся оттуда на поиски прохода, ведущего к тайнику Воклюзского источника. Найдя его, немедленно вернутся и набросают маршрут для третьей двойки, которая и завершит изыскания.

Вахтенный журнал позволяет восстановить пережитое капитаном Тайе и Морандьером: их ощущения были ничуть не приятнее наших. Понятно, что от них требовалось больше мужества, чем от нас, чтобы проникнуть в грот, едва не прикончивший первую двойку. Погрузившись в воду, они немного подождали, чтобы пообвыкнуть; Морандьер ощутил сильный холод. Затем двинулись в тоннель плечом к плечу, связанные вместе. Когда на пути попадался очередной выступ, они ныряли под него и снова отыскивали потолок, каждый раз, мечтая, что вот теперь пойдет ровный участок. Так они передвигались все дальше и дальше вниз. Наш единственный глубиномер вышел из строя, но опытный ныряльщик Тайе обладал исключительно развитым чувством глубины. Погрузившись на сто двадцать футов, он остановился, чтобы вместе с Морандьером проконтролировать свои ощущения. Тайе почувствовал первые признаки глубинного отравления. Он знал, что этого никак не должно быть на глубине всего двадцати саженей. Как бы то ни было, симптомы болезни давали себя знать.

Филипп окликнул Морандьера, давая понять, что надо возвращаться. Морандьер стал маневрировать, освобождая место Тайе для разворота. Услышав при этом учащенное дыхание Тайе, он обернулся так, чтобы тот видел, как он дергает канат шесть раз. Не имея возможности переговариваться под водой, они могли полагаться только на колеблющийся свет фонаря и на собственную догадку, когда надо было согласовывать свои движения. Морандьер переместился ниже Тайе, чтобы направлять капитана в сторону поверхности. Тайе решил, что с Морандьером что-то случилось: обоими все больше овладевало глубинное опьянение, едва не погубившее первую двойку.

Тайе осторожно двинулся вверх. Болтающийся в воде канат обернулся петлей вокруг его плеч. Тайе решил, что необходимо резать веревку, пока она совсем не опутала его. Он выхватил кинжал и ударил им по канату. Морандьер, плававший свободно ниже товарища, испугался, что Тайе теряет сознание. Вторая двойка поспешила в полной растерянности на свет зеленого треугольника. Морандьер догнал Тайе, схватил его за ноги и рывком протолкнул сквозь узкий проход, сам чуть не задохнувшись от этого усилия.

Мы увидели появившегося на поверхности Тайе в его белом костюме; затем показался из прохода Морандьер. Тайе встал на ноги и пошел к берегу, возбужденный, с вытаращенными глазами. В правой руке он держал кинжал. Пальцы были порезаны, и кровь стекала красной струйкой на мокрое шерстяное трико, но Филипп ничего не чувствовал.

Мы решили ограничиться детальным изучением топографии первой части источника. Прежде всего позаботились о том, чтобы Дюма, которого все еще обуревал гнев против коварного грота, не смог добраться до пещеры, едва не ставшей нашей могилой. Фарг привязал к поясу Диди канат длиной в сто пятьдесят футов и забрал его кинжал, чтобы он не вздумал освободиться и двинуться дальше намеченного. Заключительное исследование подводной расщелины прошло без инцидентов.

Бурный день пришел к концу. В этот вечер обе двойки решили провести основательное сравнение между действием коньяка и глубинным опьянением. Мы не находили себе покоя в поисках объяснения загадочного ощущения, испытанного нами в Воклюзском источнике. Нам были знакомы бурные приступы L'ivresse des grandes profondeurs в море, на глубине двухсот двадцати футов, но почему же эта прозрачная безжизненная известковая вода ударяет нам в голову совсем по-иному?

В ту же ночь Симона, Диди и я отправились обратно в Тулон, усиленно размышляя по пути, несмотря на усталость и головную боль.

Время от времени молчание нарушалось: кто-нибудь из нас высказывал очередное предположение. Диди произнес задумчиво: «Несчастные случаи бывают у ныряльщиков не только из-за наркотического состояния. Нервное расстройство в связи с личными и другими делами, вдыхаемый воздух…» Я подскочил: «Вдыхаемый воздух! Надо проверить в лаборатории воздух, оставшийся в аквалангах!»

На следующее утро мы взяли пробы воздуха из баллонов. Анализ показал присутствие одной двухтысячной доли окиси углерода. На глубине ста шестидесяти футов действие окиси углерода усиливается в шесть раз. Мы запустили наш новый компрессор, работающий от дизельного движка, и увидели, что он засасывает собственный выхлоп. Двадцати минут пребывания в таком воздухе, какой мы вдыхали в Воклюзе, достаточно, чтобы убить человека.

Впоследствии мы изучали гроты Шартре и Эстрамар. Однако и там нам не удалось обнаружить подземный сифон или другой «механизм», подающий воду наверх. В 1948 году, когда большинство из нас уехало с экспедицией «Батискаф», троим членам Группы подводных изысканий – лейтенанту Жану Алина, доктору Ф. Дэвилля и Жану Пинару – удалось, наконец, в сотрудничестве с армейскими саперами разгадать одну такую загадку. На этот раз объектом исследования был источник Витарель в районе Грама.

Витарель – подземный источник, его водное зеркало находится на глубине трехсот девяноста футов. Для того чтобы ныряльщик мог попасть к воде, саперам пришлось сначала проделать обширные подготовительные операции. На первом этапе солдаты преодолели 260-футовую шахту, спустив в нее понтоны, доски для мостков, акваланги, скафандры, канаты, осветительное оборудование и продовольствие. Затем снаряжение нужно было протащить еще через одну очень тесную, почти вертикальную расщелину длиной в его двадцать футов, которая заканчивалась большой пустотой. Дальше им пришлось настилать деревянные мостки и тащить все на протяжении тысячи шестисот футов через частично затопленные галереи, включая опасный извилистый проход длиной в тридцать футов. Только после этого они добрались до поверхности источника, в который предстояло погрузиться ныряльщикам. Саперы соорудили плавучую пристань с лесенками для спуска в воду, и ныряльщики приготовились к погружению.

По плану Алина они должны были нырять по одному, каждый раз со все более длинным канатом. Вооруженные измерительной лентой, фонарями, компасами, глубиномерами и миллиметровкой, ныряльщики принялись составлять карту подводного тоннеля, продвигаясь все дальше вглубь. План осуществлялся без перебоев, и на карте появлялись все новые участки. Кульминационным пунктом явилось десятое погружение, совершенное Алина 29 октября 1948 года.

Предыдущий ныряльщик добрался до входа в «сифон». Алина нырнул с четырехсотфутовым канатом и сразу же поплыл к границе последнего нанесенного на карту участка. Отсюда галерея стала подниматься под углом в двадцать градусов. Алина проник в узкий тоннель. Он продвинулся на сорок футов в довольно беспокойной воде, в полной темноте, нарушаемой лишь светом его фонаря. Вдруг он ощутил, как его голова словно прорывает тонкую пленку, и давление воды исчезло. Сквозь стекло маски, напоминавшее теперь ветровое стекло автомашины в дождь, он увидел, что его голова оказалась над водой. Алина очутился в изолированной пустоте с глинистым сводом и стенами. Он снял маску, вынул изо рта мундштук и вдохнул чистый природный воздух. Всюду, где течет вода, даже в закрытых гротах, есть воздух.

Алина выбрался на длинный скользкий берег, тянувшийся с одной стороны. Он был первым живым существом в этом подземном тайнике, куда ни разу не проникал животворный солнечный луч. Он прошел вдоль берега, измеряя и зарисовывая, радуясь нашей победе в борьбе с подземными источниками.

В дальнем конце грота Алина ожидало разочарование. Под самой поверхностью прозрачной воды виднелось отверстие другого «сифона»: Витарельский источник хранил еще секреты. Алина сел, прикидывая в уме, во сколько может обойтись преодоление всего лабиринта. Ныряльщикам придется переносить снаряжение под водою почти на четыреста футов, чтобы устроить новый аванпост, который позволит проникнуть дальше.

Алина закончил свой набросок и зашагал обратно в воду, печатая своими ластами лягушачьи следы на подземном берегу. Он поплевал на стекло маски и сполоснул его в воде. Затем натянул маску на лицо, вставил мундштук в рот, вошел в воду, оттолкнулся ногами и поплыл головой вниз по течению первого сифона. В продолжение нескольких минут на поверхности воды еще лопались его пузырьки, потом в гроте снова воцарилось небытие. Следы человека скрылись во мраке.