Карвальо монтейру и его дворец в синтре

 

Лиссабон — старинный город, история которого насчитывает вотуже 3000 лет. Однако планировка португальской столицы сравнительно новая, от старого города почти ничего не осталось: он был разрушен землетрясением 1755 года. В тот ноябрьский день погибло 30 000 человек, 9000 зданий превратились в обломки и щебень, а уцелевшие уничтожил бушевавший три дня пожар.

Старинная легенда гласит, что Лиссабон был основан Одиссеем, который назвал это место Олисипо. Потом сюда приходили финикийцы, римляне, а в 714 году город заняли арабы. Прошло более 400 лет прежде чем Португалия завершила реконкисту — почти надва с половиной столетия раньше, чем соседняя Испания. Поэтому влияние арабской культуры в стране ощущается меньше.

Однако есть в Португалии один старый небольшой городок Синтра, который Н. Кривцов, корреспондент журнала «Вокруг света», назвал «Вотчиной богини Луны».[26]Расположенный к западу от Лиссабона, он является наиболее мавританским из всех других городов Португалии.

Синтра — благословенное место с обилием водных источников, плодородной почвой и удивительным микроклиматом. Говорят, что даже когда над всей Португалией сияет солнце, над этим маленьким кусочком побережья лежит тень от проплывающих в небе облаков. Поэтому в раскаленном от жары Лиссабоне хребет Синтра веками считался местом летней прохлады.

В середине XII века благодатные условия Синтры, лежащей совсем рядом со столицей, по достоинству оценили португальские монархи, превратившие городок в свою летнюю резиденцию. В центре города был возведен дворец Пасу-Реал, в котором еще много чего оставалось от традиций мавров. Например, в нем почти полностью отсутствовала мебель и даже в XVII веке здесь предпочитали возлежать на подушках, а не сидеть на стульях.

Но особенно роль Синтры как королевской резиденции возросла, когда в Лиссабоне свирепствовала чума. Семья португальського короля не просто пережидала там страшные дни: отсюда в начале XVI века исходили и все указы короля Мануэла I.

Ну а туда, где жила королевская семья, потянулась и знать. И постепенно в старом мавританском городе появились многочисленные виллы и дворцы, которые построили себе португальские богатей, сколотившие свое состояние за границей — в основном в Бразилии. И строили они их в стиле тех стран, где им улыбнулось счастье. Не случайно в Синтре много поместий и дворцов, которые напоминают архитектуру Франции, Голландии, Индии и других стран.

Но есть в Синтре дворец, который редко посещают туристы, да и путеводители о нем редко упоминали даже до недавнего времени. На тихой тенистой улочке неподалеку от центра городка расположился типичный для Синтры дом, фасад которого украшает арабская вязь. Напротив него — глухой и высокий забор, за которым разместилась усадьба, до сих пор хранящая свою тайну.

За оградой по склону горы террасами поднимается парк. Среди его буйной растительности, на возвышении, белеют башенки и шпили дворца, который ведет свое начало с XVII века и не раз менял хозяев. В 1840 году усадьбу приобрела дочь богатого португальского купца, которая впоследствии получила титул баронессы Регалейра. Так у поместья появилось его нынешнее название.

Но современный вид усадьба стала приобретать лишь в самом конце XIX века, когда бароны продали ее доктору Антониу Аугушту Карвальо Монтейру, известному всем под прозвищем Монтейру-миллионщик. Наследник огромного семейного состояния, умноженного в Бразилии благодаря монополии на торговлю кофе и драгоценными камнями, К. Монтейру был к тому же человеком культурным и очень образованным. Он слыл большим знатоком оперы, собирал музыкальные инструменты, часы, ракушки, различные древности. Его библиотека считалась одной из лучших в Португалии и самым полным собранием произведений Луиса Камоэнса.

И вот Монтейру-миллионщик решил воплотить свой давний замысел — возвести дворец философии, причем философии, которую исповедовал он сам, с ее удивительными и порой даже необъяснимыми законами.

Для воплощения этого замысла городок Синтра подходил просто прекрасно. Здесь жили королевская семья и многочисленные представители знати, которых можно будет приглашать в гости. А кроме того, природные условия Синтры позволяли создать неподалеку от Лиссабона тот романтический многоярусный парк, в котором переплелись искусство и мистерия.

Для создания ансамбля К. Монтейру пригласил итальянского архитектора, художника и сценографа Луиджи Манини, который работал в миланском театре «Ла Скала». Тот не только по достоинству оценил природу и ландшафт Синтры, но, по всей видимости, разделял и философско-эстетические вкусы владельца усадьбы.

Здание дворца поистине прекрасно: потемневший от времени и влаги белый камень особенно живописно и романтично смотрится на фоне яркой тропической зелени. В оформлении дворца присутствуют изображения растений, маленькие витые колонны и обилие резьбы по камню. Все это Л. Манини дополнил изваяниями животных и антропоморфных существ, а на крыше дворца он поместил фигуры фантастических монстров, напоминающих гигантских кроликов.

Внутреннее убранство дворца не менее роскошно, чем его внешнее оформление. Правда, в настоящее время от некогда богатейшей обстановки и коллекций Монтейру-миллионщика мало что сохранилось. Но даже то, что сохранилось или удалось собрать у родственников, говорит о вкусах и пристрастиях владельца Регалейры.

В Королевском зале дворца висит галерея портретов португальских монархов. Рассказывают, что в библиотеке К. Монтейру было немало книг, которые свидетельствовали об интересе ее хозяина к себастьянизму — португальскому мессианскому культу, связанному с именем короля Себаштиана. Этот король в 1578 году сгинул в песках Северной Африки, но считается, что он не погиб, а в один прекрасный день вернется и принесет стране новое процветание и славу. После революции 1910 года К. Монтейру даже хранил у себя королевский трон, надеясь на возвращение монархии.

Путешествие по террасам парка и любая остановка в нем — это каждый раз открытие, имеющее свою логику и последовательность, и, как хорошая пьеса, — свою драматургию. Парк Регалейры задумывался как райский сад Эдем. На разных уровнях по нему разбросаны балконы, бельведеры, беседки, гроты, скульптуры и крошечные озера, имеющие свой определенный смысл. Например, египетский домик с мозаичным изображением священного ибиса, символизирует древние культы. У входа в один из гротов вас встречают уже античные персонажи: скульптура Леды, держащей в руке голубя, и Зевса в облике лебедя на краю крошечного озерка, щиплющего ее заногу, — как бы воплощает языческое видение непорочного зачатия.

Переход с одной террасы парка на другую — это своего родапутешествие по кругам «Божественной комедии» Данте: ад, чистилище, рай. Например, грот с каменной скамейкой украшен статуей Беатриче; по краям скамейки, на которой высечено число DXV («515»), сидят две гончие.

В последней песне «Чистилища» говорится, что «Пятьсот пятнадцать, вестник Бога», а гончая — символ божественного вестника, который объявляет о пришествии Святого Духа и спасении христианства. В то же время исследователи творчества Данте говорят, что «515» имеет и другой смысл: если в DXV переставить местами последние знаки, получится DVX, что означает «вождь».

К таким сложным символам, использующим каббалистику, прибегали средневековые алхимики. Поэтому, чтобы все понять в Регалейре, надо прекрасно разбираться в философии, мифологии, поэзии и португальской истории, которым сценограф Л. Манини придал еще и черты театральности. Но даже если и не знать скрытого смысла таинственных символов, каждый посетитель невольно осознает, что ничего здесь не появилось чисто случайно, а наоборот, все выстроено в определенной закономерности. Поэтому продвижение по кругам ада и чистилища к раю поневоле заставляет каждого сосредоточиться, отбросив все суетные, посторонние мысли.

Вот у склона горы расположился пруд, в который со скал сбегает вода. Посреди пруда брошены плоские камни, ступая по которым можно попасть к входу в грот, скрытый изгибом склона и падающей сверху водой. Но камни положены так, что лишь зная, с какой ноги надо начать по ним шагать, можно добраться до входа в грот.

На одной из террас парка стоит часовня, в которой все так же изящно, как и в других португальских часовнях, только вот крест Ордена тамплиеров нарушает сходство. Справа от входа — неприметный проход к потайной винтовой лестнице, которая ведет в склеп. В отличие от часовни склеп, как и положено быть, очень аскетичен. В этом и заключается дуализм усадьбы Регалейра, где все построено на единстве противоположностей: небо — преисподняя, ад — рай, земной мир и мир потусторонний.

На одной из стен склепа виден знак «дельта луминозо» («сияющий треугольник») — символ масонства. На потолке одного из залов дворца тоже присутствует аллегорическая картина, изображающая три масонских добродетели — Силу, Мудрость и Красоту. И, конечно, это не было случайным совпадением.

Обряды Ордена тамплиеров, алхимия, масонство — все было построено на таинствах и символах. Орден тамплиеров, запрещенный во всех странах, в Португалии был просто переименован в Орден Христа. Именно под его эгидой совершались все знаменитые португальские открытия, породившие мессианство себастьянизма, которое, по-видимому, разделял владелец Регалейры.

На самой верхней террасе парка расположились менгиры — вертикально стоящие камни. Один из них, поворачиваясь, открывает проход внутрь — в мир иной, потусторонний — преисподнюю, которая соседствует с райским Эдемом. Несколько шагов отделяют от самоговерхнего яруса 30-метрового колодца, уходящего в недра горы. Спиральная галерея, идущая вокруг колодца, имеет девять уровней, которые поддерживаются резными каменными колоннами.

Эти девять уровней, по которым либо поднимаешься к небесам, либо сходишь в преисподнюю, символизируют девять кругов ада, девять кругов чистилища и девять кругов рая, описанных великим Данте. Все тот же дуализм: небо — преисподняя, рай — ад, а между ними — путь посвящения. Выложенный на дне колодца огромный крест тамплиеров вписан в восьмиконечную звезду — герб К. Монтейру, что тоже подтверждает неслучайность и мистическую значимость всех этих символов.

Если медленно спускаться вниз, круг неба над головой постепенно становится все меньше, а крест тамплиеров — ближе. Когда был сооружен «Колодец посвящения» — никто не знает. Возможно, он существовал еще при прежних хозяевах Регалейры, и потому К. Монтейру, склонному к мистике, так приглянулась эта усадьба.

Кто, когда и зачем соорудил этот колодец? Кого приводил с собой философ-миллионщик в этот колодец, вход в который он так тщательно скрывал? Какие обряды и ритуалы в нем совершались, какие мистерии разворачивались? Ответы на эти вопросы пока не найдены, но поистине велика была сила убеждений и веры хозяина Регалейры в эти мистические символы, чтобы заставить его вгрызаться в недра скалы.

Был ли Карвальо Монтейру масоном или членом какого-либо другого тайного общества — тоже неизвестно. Пока не найдены документы, которые бы подтверждали или опровергали это. Но само местоположение усадьбы Регалейра замешано на мистике, ведь хребет Синтра с древних пор был обителью древних культов. И когда К. Монтейра возводил здесь свой дворец, он явно знал об этом.

Однако миллионщик, философ и эрудит-мистик вряд ли мог предполагать, что после его смерти в 1920 году его беспутный сын Педру промотает отцовское состояние, а имение пустит с молотка. В 1987 году усадьбу Регалейра приобрела одна японская фирма, которая намеревалась открыть здесь отель. Правда, через десять лет власти Синтры выкупили Регалейру, чтобы превратить ее в музей. Однако до сих пор над усадьбой К. Монтейру по-прежнему висит полог тайны, ведь даже экзотические растения, привезенные из Бразилии, собраны здесь с определенным умыслом. А мистика, масонство, алхимия и каббалистика — это такие тонкие материи, о которых не принято говорить вслух.

 

ЦАРСКИЙ ДВОРЕЦ В ЛИВАДИИ

 

Название курортного местечка Ливадия, расположенного на северо-восточном склоне горы Могаби, по-гречески означает «луг», «луговина», «поляна». В конце XVIII века здесь находилось греческое поселение, которое называлось «Ай-Ян» («Святой Иоанн»). Позже греки были переселены отсюда в Мариупольский округ, а земли Ливадии и соседней Ореанды перешли во владение полковника Ф. Ревелиотти — командира Балаклавского греческого батальона.

В 1834 году эти земли купил польский магнат Лев Потоцкий. Граф страстно полюбил свое новое имение, выстроил в нем красивый господский дом, хозяйственные службы, развел виноградники, а в парке посадил редкие деревья и растения.

Л. Потоцкий украшал свое имение и редкими произведениями искусства. Например, на площадке перед южным фасадом графского дворца размещалась античная мраморная гробница с нимфой и аллегорическими изображениями Гименея. Этот саркофаг, возраст которого насчитывал более 2000 лет, граф в 1834 году тайно вывез из развалин древней Помпеи. Итальянский закон запрещал вывозить античные произведения из страны, но Л. Потоцкий распилил саркофаг, перевез в Россию, где его потом вновь собрали. В Ливадии античная гробница была превращена в фонтан, и из урны, которую держала нимфа, тонкой струйкой лилась вода.

После смерти графа в 1861 году его наследницы продали имение в Ливадии и два каменных дома в Министерство уделов, и в том же году оно было куплено в дар императрице Марии Александровне.

Первый раз царская семья посетила Ливадию в 1861 году, но в настоящем своем виде это имение не могло удовлетворить потребности пребывания здесь царского дома. Весной 1862 года в Ливадию был направлен придворный архитектор И. Монигетти — для ознакомления с местностью и составления предварительных проектов. Под руководством зодчего во дворец переделали прежний дом графа Л. Потоцкого и возвели еще около 60 построек. Но до настоящего времени из всех сооружений И. Монигетти сохранились только дворцовая церковь и некоторые службы.

К 1904 году ливадийские дворцы уже не удовлетворяли запросам царской семьи: Малый дворец, действительно, был невелик, а Большой пришел в ветхость. После обследования было решено Большой дворец снести до основания, а на его месте построить совершенно новый. Проектирование и возведение дворца поручили ялтинскому архитектору Н.П. Краснову. Весь 1909 год он работал над составлением проекта царского дворца, и в апреле 1910 года в основание дворца заложили первый камень.

Семнадцать месяцев 2500 рабочих трудились на строительстве. Когда сломали старое дворцовое здание, вся территория была дренирована специально устроенными водосборными галереями. Затем в почву забили большое количество бетонных свай, на которые легли железобетонные подушки и фундамент.

К январю 1911 года дворец в Ливадии был уже подготовлен к отделочным работам, но тут в его строительстве наступил тяжелый период. Зима на Южном берегу Крыма обычно бывает теплой и мягкой, но в том году внезапно ударили морозы: температура доходила днем до -8 °C, а ночью — до -13 °C. Кроме того, день за днем шел густой снег, и вскоре вся стройка покрылась сугробами. Морозы ослабели только к марту, но еще и в мае месяце погода оставалась ненастной. Отсыревшие стены зданий не позволяли приступить к внутренней отделке дворца, но и медлить было нельзя.

И тогда для просушки дворца инженеры под руководством Н.П. Краснова устроили мощное электрическое отопление и организовали ночные работы, когда строители трудились при свете факелов и фонарей. Эти меры и позволили подготовить дворец к сдаче к намеченному сроку- сентябрю 1911 года.

Вначале архитектор хотел сделать дворец квадратным в плане с главным входом в него с восточной стороны. Впоследствии восточный фасад дворца получился несколько растянутым и лишенным симметрии, слева на углу оказалась наружная лестница с галереями, справа — башня.

Центральный вход в Ливадийский дворец теперь располагается на северной стороне. Он оформлен в виде выступающего портика с тремя полуциркульными арками, опирающимися на изящные парные колонны из голубовато-белого мрамора. С северной стороны предстает интересно задуманный и столь же искусно исполненный «каскад» объемов — от трехэтажной башни слева до одноэтажного здания столовой справа.

Здание дворца возводилось из инкерманского камня, который добывали близ Севастополя. Камень этот легко поддается обработке, очень прочен и не требует побелки и штукатурки. Но наружную поверхность дворцовых стен, после завершения строительства, покрыли специальным химическим составом (кеслерским флюатом), который защищал стены от выветривания и загрязнения.

С западной стороны к дворцу примыкает небольшая домашняя яцерковь в византийском стиле, перестроенная еще И. Монигетти из католической часовни графа Л. Потоцкого. За сохранение этого храма в дворцовом ансамбле архитектора Н.П. Краснова впоследствии очень сильно упрекали. Так, например, А. Попов (автор книги «Романовы на Южном берегу Крыма») писал: «Приземистая, пузатая церковка, как говорится, ни к селу ни к городу около Итальянского дворика».

Но сохранение старой Крестовоздвиженской церкви было главным условием, которое поставила перед архитектором царская фамилия. Церковь выстроена из инкерманского камня, покрыта цинком и медью в виде чешуи и увенчана золоченым крестом с цепями. Дверь, ведущая в церковь, сделана из дуба и бронзы, а дверные наличники украшены резьбой.

Для Романовых этот храм был святыней, за несколько десятилетий в него были пожертвованы прекрасные иконы, ценная утварь, ак 900-летию торжества христианства на Руси в алтаре был установлен «Образ Воздвиженья Честнаго и Живородящего Креста Господня», выполненный в Италии.

В левой стороне церкви, за деревянной застекленной дверью, располагалась личная молельня императрицы — с крестом и аналоем. Молельня сплошь была увешана иконами, одна из которых принадлежала кисти великого А. Рублева.

Крестовоздвиженская церковь в Ливадийском дворце примечательна еще и тем, что на бархатной обивке одной из ее стен очень высоко осталась вытертая лунка от эполета императора Александра III. Как известно, император был высокого роста, и приходя молиться, он вовремя службы прислонялся к стене.

Самое замечательное здание всего дворцового комплекса в Ливадии — это Белый дворец, построенный в стиле раннего Возрожденья. Белый дворец стоит на фундаменте из серого мраморовидного известняка, а основным архитектурным мотивом для его возведения послужило зодчество Флоренции. Из итальянской архитектуры были заимствованы и оформление внутреннего двора и центрального входа. Однако не весь дворец построен в стиле итальянского Возрождения: Н.П. Краснов соединил (или по-своему переработал) элементы нескольких архитектурных стилей.

Удивительной частью ливадийского дворцового комплекса является Итальянский дворик — прекраснейший уголок всего ансамбля. Со всех четырех сторон он окружен полуциркульными арками, опирающимися на колонны дорического ордера. От капителей колонн идут тяги крестового свода, и в результате получается тенистая лоджия. Строгие пропорции, четкий ритм арок и колонн, легкая балюстрада над арками, четкие прямоугольные окна второго этажа, дорожки к фонтанчику, вечнозеленые растения — все это навевает покой и гармонию. Нисколько не спорят с архитектурой Итальянского дворика римские по форме мраморные диваны с высокими спинками и подлокотниками в виде грифонов. Завершают его убранство флорентийские фонари, решетки окон и особенно металлические кованые ворота работы уральских мастеров, которая исключительной тонкостью своего исполнения вызывает неизменное восхищение всех посетителей.

Итальянский дворик Ливадии давным-давно стал незаменимой съемочной площадкой, когда кинематографистам бывает нужна «Италия». Здесь снимались такие фильмы, как «Иоланта», «Двенадцатая ночь», «Ромео и Джульетта», «Собака на сене». Здесь же провели свои счастливые «итальянские» дни Анна Каренина и Алексей Вронский.

Архитектору Н.П. Краснову было разрешено при возведении царского дворца использовать элементы дворца Потоцких, и он перенес оттуда внутренний Арабский дворик. Этот дворик был устроен для освещения коридоров и некоторых подсобных помещений. На уровне первого этажа он облицован майоликовыми плитками с восточным орнаментом и украшен пристенным фонтаном. В царском дворце Арабский дворик тоже предстал в виде светового колодца, который прорезал основной объем дворца сквозь все этажи.

Предметом особой заботы Н.П. Краснова был антиквариат. При оформлении дворцового парка реставрировались и заново украшались турецкие и греческие беседки, восстанавливались старинные фонтаны и вазы. Архитектор сам в поисках древностей дважды выезжал в Италию, посылал за ними и своих помощников. Он сохранил упоминавшийся выше фонтан с нимфой, а группа старинных предметов под покоями императрицы придала весьма выразительный облик юго-восточному фасаду дворца. Мраморные диваны в римском стиле II века составили беседку, а над лестницей высокого крыльца нависла химера — копия с химеры Собора Парижской Богоматери, олицетворяющая собой доброго духа, охраняющего дом.

В украшении дворцового ансамбля Н.П. Краснов использовалмного предметов, которые, как накладываемый временем налет старины, встречаются в интерьерах дворца и парка и придают им неповторимое очарование. Однако не все принимали использование архитектором антиквариата и считали, что дворцовый ансамбль ими перегружен. Упоминавшийся уже автор А. Попов, например, назвал восточный фасад ливадийского дворца «настоящей кунсткамерой».

Однако известно, что русский император Николай II остался очень доволен дворцом. После отречения от престола он хотел поселиться в Ливадии и на покое ухаживать за любимыми розами. Но, как мы знаем из истории, события развернулись совсем по-другому.

В декабре 1920 года декретом Совнаркома «Об использовании Крыма для лечения трудящихся» все национализированные дворцы и дачи в Крыму стали здравницами для рабочих и крестьян. На арке ворот ливадийского дворца надпись «Имение его императорского величества» сменилась другой: «Крестьянский курорт — Ливадия».

Первая группа отдыхающих состояла из 220 человек, которые приехали из разных уголков Советской страны. Однако крестьяне здесь не только лечились и отдыхали: им читали лекции по различным вопросам сельского хозяйства, для них были организованы курсы ликвидации неграмотности. Не случайно в те годы Ливадию называли «крестьянским университетом».

В феврале 1945 года название этого сравнительно небольшого крымского курорта стало известно всему миру. В конце войны в Белом зале дворца состоялась встреча глав правительств трех союзных держав антигитлеровской коалиции (СССР, США и Великобритании) — встреча, которая вошла в историю под названием Крымской (Ялтинской) конференции.

 

«ЭЛЬ-МОНТАЗА» — ДВОРЕЦ ПОСЛЕДНЕГО КОРОЛЯ ЕГИПТА

 

Города, как и люди, имеют разные судьбы. Одни из них теряются в истории, громкая слава других, прокатившись по всему миру, не старится и тысячелетиями. Так и Александрия — город, которому насчитывается около 2300 лет.

Эта «египетская жемчужина Средиземного моря» считается второй столицей Объединенной Арабской Республики Египет. Названная в честь Александра Македонского, Александрия была основана великим полководцем в 331 году до нашей эры. Самой великолепной частью города был царский квартал Брухейн. Здесь располагался царский дворец, ансамбль которого постоянно пополнялся новыми постройками. Страбон в своей «Географии» писал, что «всякий царь из любви к пышности обычно прибавлял какое-нибудь украшение к памятникам». Весь царский район был окружен стеной и походил на крепость. Ее надежно охраняла царская гвардия, палаты которой располагались вблизи царского дворца.

Александрия пронесла имя великого полководца через века, однако следов самого основателя в городе не осталось — ни в памятниках, ни в названиях улиц. Сам император вроде бы был похоронен в Александрии, но когда и как — историки спорят об этом до сих пор.

Не оставили о себе ничего и наследники Александра Великого. Более трех веков правила в этих краях знаменитая династия Птолемеев, но и они унесли свои тайны с собой.

В настоящее время одной из архитектурных достопримечательностей Александрии является трехэтажная «Эль-Монтаза» — один из пяти дворцов последнего египетского короля Фарука. Дворец располагается на морском берегу, рядом с Западной гаванью.

Строительство «Монтазы» было закончено в 1926 году, во время правления короля Ахмеда Фуада — отца Фарука. Над проектом дворца работали лучшие египетские архитекторы, а мрамор привозили из Италии. Дворец был обставлен самой современной по тем временам мебелью, а также фамильной обстановкой династии Мухаммеда Али — основателя королевской династии в Египте. Например, во дворце «Монтаза», который доступен сейчас посетителям для осмотра, выставлены бильярд и два пианино, изготовленные в начале XIX века.

Во всех помещениях и на мебели дворца встречается латинская буква «F» — выгравированная или инкрустированная. Эта буква должна была приносить счастье всем отпрыскам, продолжавшим линию Мухаммеда Али. Поэтому король Ахмед Фуад всех своих детей назвал именами, начинающимися с этой буквы: сын — Фарук и четыре дочери — Фавзия, Фаиза, Фаика, Фасия.

Король Фарук впоследствии продолжил эту традицию, даже свою первую жену Зафиназ переименовал в Фариду, а трех дочерей от нее тоже назвал именами, начинающимися с буквы «F».

Король Фарук впервые приехал в «Монтазу», когда ему было пятнадцать лет, а в шестнадцать лет он уже вступил на трон. Изолированный от сверстников по воле отца, он провел свое детство в этом дворце, общаясь только с сестрами. Король Фарук не видел даже знаменитых пирамид в предместьях Каира.

«Монтаза» была летней резиденцией египетского монарха, и при короле Фаруке почти все 300 комнат дворца в летние месяцы занимала его родня и многочисленная свита.

Вход в «Монтазу» охраняют два беломраморных льва, а внутренняя часть дворца отличается поистине восточной роскошью убранства. Так, например, в Приемном зале дворца все блестит от света множества больших люстр. Убранство комнат третьего этажа, правда, не может похвастать украшениями, имеющими большую художественную или историческую ценность, но зато здесь выставлены для осмотра личные вещи последних королей Египта.

Вокруг «Монтазы» раскинулся очень красивый парк, цветники и множество небольших павильонов. В этом огромном парке с его бархатными английскими газонами собрана флора почти всего субтропического пояса нашей планеты. Здесь всегда зеленеют кипарисы, огненным фейерверком распускаются гладиолусы, розы и гвоздики. Именно во дворце «Монтаза» короля Фарука застало известиео революции 1952 года, отсюда в конце июля 1952 года уехал заграницу последний король Египта.

 

ДВОРЦЫ КРУЖЕВНОЙ САНЫ

Дворец имама Яхьи

 

Древняя столица Йемена — город Сана («богатый ремеслами») напоминает мираж из сказок Шехерезады, ворвавшийся в этот мир и застывший в нем. «Время остановило свой бег на его пыльных улицах, будто задремав под сенью вечнозеленых садов, в тени древних стен и домов. Оно проносилось песчаными бурями над цветущими просторами „Счастливой Аравии“, иссушая реки и водохранилища, разрушая плотины, засыпая оазисы и стирая с лица земли целые государства. Но здесь оно смирилось, будто признав свое бессилие», как пишет Н. Баландинский, корреспондент журнала «Вокруг света».

Древняя традиция приписывает основание Саны Хаму, сыну Ноя, которому птицы указали лучшее место для возведения поселения. Летописные источники сообщают, что город возник скорее всего на рубеже новой эры. Но сами йеменцы считают, что их столица самый древний город в мире, и говорят: «Сана — мать городов!».

Это очень своеобразный город, и первое что бросается в глаза подъезжающему к Сане путнику, — большое количество высоких минаретов. В старину путешественники называли Сану «многобашенным городом».

Сана — город, в своем роде единственный на Востоке. Расположенный на обширном плоскогорье, на высоте более 2000 метров над уровнем моря, он весь утопает в зелени садов, полей и виноградников. Ещев 1930-е годы Сана была обнесена древней глинобитной стеной, и попасть в город можно было только, если открывались тяжелые скрипучие ворота. Седые стены его домов видели древних персов, абиссинцев и турок, но сейчас эти стены разрушаются, да город и перерос их.

Тесно сомкнутые в сплошной ряд 6-7-этажные дома-башни старого города издали кажутся современным жилым массивом. Оконные проемы в этих башнях часто делали в два-три ряда на один этаж(по типу бойниц), благодаря чему издали их нетрудно принять дажеза 15–20 — этажные здания. Аль-Хамдани, арабский историк Х века, на основании древних источников в своем уникальном 12-томном труде рассказывает, что по повелению Химъяритских царей в Сане было действительно сооружено двадцатиэтажное здание — своего рода «небоскреб» того времени. Этот царский дворец располагался в тени горы Нугум, и тогда царь приказал поднять его еще выше. Когда постройка была доведена до двадцатого этажа, зодчий воскликнул: «Этой высоты хватит и для славы царя, и для его безопасности!» — и приказал остановить работы.

Во дворце-небоскребе был специальный зал на крыше, огороженный рамой и «застекленный» тончайшими пластинами из «лунного камня», как в Йемене называют алебастр. Проходя через такие пластины, солнечные лучи давали мягкий приглушенный свет.

Давно разрушен царский дворец, и теперь на его месте стоит крепость с могучими каменными стенами. Однако современный архитектурный стиль Саны прямой традицией связан с эпохой, описанной арабским историком.

В современной Сане каждый дом — это дворец, совершенный по своему оформлению. Первые этажи домов кладутся из серого или черного естественного камня — базальта, а верхние этажи — из обожженного кирпича. Здесь размещаются жилые помещения самого хозяина дома, гарем и помещения для слуг. На плоской крыше устраивается еще одна комната, где хозяин может остаться наедине с собой и насладиться покоем.

Между каждым этажом делается пояс, украшенный белым геометрическим рисунком. Таким же рисунком украшаются карнизы окон и дверные проемы.

В окна вставляются разноцветные стекла или тончайшие алебастровые пластины. Чем больше в доме этажей, тем жилище считается престижнее.

Лучшим образцом традиционного йеменского дома «башенного типа» является «Дом на горе» — резиденция имама Яхьи. Власть имамов не была в Йемене наследственной, обычно их выбирали на собраниях вождей племен, в которых принимало участие и духовенство. Выбираемый имам должен был удовлетворять двенадцати требованиям: он должен был быть свободным человеком, происходить от Пророка; должен был быть упорным, справедливым, благородным, мудрым, здоровым, без физических недостатков, преданным, мужественным и хорошим наездником.

Свой «Дом на горе» имам Яхьи выстроил уже в наше время — в 30-е годы XX века, и с тех пор его дворец стал своеобразной визитной карточкой йеменской столицы.

Расположенный в 15 километрах от Саны, «Дом на горе» венчает одинокую останцевую скалу в Вади Дхар. Орнамент его стен повторяет узоры санских домов, а окна выполнены в том же традиционном стиле «тахрим». Этот способ украшения оконных проемов во многом напоминает европейские витражи из цветного стекла. Создаваемый орнамент, с одной стороны, отличается как бы некоторой вычурностью, но с другой — в нем царит строгая симметрия. Фрагменты цветного стекла вставляются в рамы и наличники окон, которые затем окрашивают белым или голубым гипсом.

 

«ВИЛЛА-ВОДОПАД» ФРЭНКА ЛЛОЙДА РАЙТА

 

Как архитектор Фрэнк Ллойд Райт сформировался в русле новаторских исканий Чикагской школы, стремившейся найти новые условия строительства в самой архитектуре. Он рано понял, что простота и естественность, цельность и обоснованность, соответствие реальнымусловиям современности должны быть гармоничными сами по себе.

Теория американского архитектора Фрэнка Ллойда Райта известна под названием «теории органической архитектуры». Как отмечают российские ученые Д.В. Ольшанский и Н.Г. Ярлыкова, на первый взгляд кажется, что основной принцип этой теории заключается в том, что здание должно «сливаться» с природой, как бы вырастать из нее, вместе с тем ее продолжая. Однако подлинное значение термина «органическая архитектура» не столь однозначно, оно включает в себя еще и особую философию архитектуры.

Для Ф.Л. Райта неразрывная связь человека и природы была нестолько биологической взаимосвязью, сколько культурной: природа источник творчества, которое во многом остается подражанием ей. Поэтому архитектор считал, что человек «свое ощущение форм берет из форм, уже сделанных и существующих в его природном окружении».

Чтобы стать органическим, архитектурное сооружение должно создаваться подобно тому, как развивается живой организм, например, как растет цветок. Как в природе прелестный цветок определяется своим внутренним строением, так форма и привлекательность здания определяются его внутренней структурой. Ф.Л. Райт всегда возражал против знаменитой догмы, что «форма следует функции», для него «красота должна обязательно присутствовать, а не только являться неизбежным побочным продуктом функциии формы». Взаимосвязь материала, формы и метода работы как раз и создает естественную целостность «каждого во всем и всех в каждом».

Архитектурное произведение, считал Ф.Л. Райт, призвано удовлетворять не только насущные нужды людей, но и их потребность в красоте. Именно поэтому «хорошее здание — величайшая поэма, когда оно является выражением органической архитектуры».

В 1937 году архитектор построил свою «величайшую поэму» виллу «Фоллитуотер» («Дом-водопад», «Дом над водопадом»), по оценкам специалистов, самый известный жилой дом в Америке. Виллу-водопад Ф.Л. Райт возвел над Медвежьим ручьем в штате Пенсильвания — для миллионера Э. Кауфмана.

Виллу называют еще «Падающими водами», и это здание — одно из самых изумительных творений современной архитектуры. Его каменные и железобетонные кровли и балконы словно низвергаются вниз вместе с пенящимися волнами вихрящегося горного ручья. Фантастические формы виллы прекрасно гармонируют с живописным природным окружением, подчеркивая его естественную красоту.

Основной принцип конструктивно-пространственной архитектуры этого сооружения состоит в том, что перекрытиями в нем служат железобетонные плиты, выступающие из центрального массива в разных направлениях и на разных уровнях. Эти железобетонные консоли террас, повисшие над водопадом, производят впечатление экзотического архитектурного чуда.

Все помещения «Дома-водопада» имеют с одной стороны каменные, а с другой (наружной) стороны — стеклянные стены. Поэтому общий вид виллы представляет собой живописную композицию массивов каменной кладки, стекла и больших железобетонных балконов с глухими парапетами.

Основную часть первого этажа занимает большая комната, к которой примыкают столовая, кухня и прихожая. Общая комната, благодаря обильному остеклению и множеству стеклянных дверей, связана с внешним пространством террас, а лестницей — с ручьем внизу.

Во втором этаже разместились три спальни, каждая из которых имеет свой балкон; на третьем этаже тоже есть спальня с балконом, отсюда переходный мостик ведет к домикам для гостей и прислуги и к гаражу. Ф.Л. Райт стремился, чтобы интерьер виллы и природная средане были резко отделены друг от друга. Для беспрепятственной зрительной связи с природой, как уже говорилось выше, он применил большие плоскости остекления. Кроме этого, наружное пространство прони