Глава XIV. Полуночное предупреждение

 

— Разве ты не понимаешь, дорогая Элен, что мое официальное положение требует от меня исполнения известных общественных обязанностей?

— Ты прав, дядя Артур, но мне гораздо приятнее сидеть дома.

— Ну, вот еще. Ступай, повеселись хорошенько.

— Я разлюбила танцы. Все это прекрасно там» дома. Однако, если и ты пойдешь…

— Нет, я слишком занят. Я должен проработать весь вечер и не в настроении веселиться.

— Ты нездоров, — сказала племянница судьи. — Я давно уже это заметила. Или переутомился от работы. Ты нервничаешь, ничего не ешь и худ, как вешалка. Посмотри, ты весь в морщинах, как старик.

Она встала из-за стола, за которым они завтракали, и, подойдя к нему, ласково погладила его серебрившуюся голову.

Он взял ее свежую руку и прижал к своей щеке; его обычное выражение озабоченности сменилось улыбкой.

— Это от работы, девочка, тяжелой и неблагодарной работы. Страна эта годна для людей молодых, а я слишком стар для нее.

Он вновь задумался и нервно сжал ее пальцы, как бы вспоминая нечто неприятное.

— Это страшная страна, лучше было бы, если бы мы никогда ее не видели.

— Не говори этого, — воскликнула Элен. — Это дивная страна. Подумай, какая для тебя честь. Ты первый судья Соединенных Штатов, приехавший сюда! Ты творишь историю, строишь страну, о тебе будут писать в книгах.

Она нагнулась и поцеловала его; но он почти содрогнулся от ее ласки.

— Я скажу Мак Намаре, чтобы он зашел за тобою в девять часов, — сказал, уходя, судья.

Элен вынула давно заброшенные наряды, и, когда Мак Намара вечером явился за нею, он нашел ее красивейшей из женщин.

Он еще больше возгордился, когда они очутились на балу, так как собрание мало походило на вечеринку в лагере рудокопов.

Женщины были элегантно одеты, а все мужчины во фраках. Широкая зала тянулась во всю длину гостиницы; по бокам ее были ложи, пол блестел, как стекло, а стены были эффектно разукрашены.

— Ах, как красиво, — сказала Элен, войдя. — Это совсем, как дома.

— Я видал быстро выраставшие города, — сказал он, — но их нельзя и сравнивать с этим. Впрочем, если северяне способны построить железную дорогу в месяц и целый город за одно лето, так почему бы им не иметь симфонические оркестры и бальные залы в стиле Людовика XV?

— Я знаю, вы отличный танцор, — сказала она.

— Будьте моим судьей. Я ни с кем не хочу танцевать, кроме вас.

После первого вальса он оставил ее окруженной кавалерами и вышел из бальной залы. Он впервые после приезда на Север дозволил себе развлечение. «Не следует превращаться в скучного домоседа», — подумал он, покусывая сигару, и с необычайным для него волнением думал о стройной сероглазой девушке, с пышными волосами, белыми плечами и веселой улыбкой. Он представил ее себе танцующей «ту-стэп» и поймал себя на том, что ему была неприятна мысль, что другой хотя бы на мгновение наслаждается ее прелестью.

— Держись, Алек, — пробормотал он. — Ты слишком старый волк, чтобы терять голову.

Это не помешало ему, однако, быть на месте к их следующему танцу. Ему показалось, что она уже не так весела.

— Что случилось? Разве вам не весело?

— О, нет, — быстро ответила она. — Я отлично провела время.

Когда он пришел к третьему своему танцу, она была еще рассеяннее.

Они вместе прошли мимо группы женщин, среди которых была миссис Чемпион и другие дамы, жены выдающихся лиц города. Он встречал некоторых из них в доме судьи Стилмэна и крайне удивился тому, что они не ответили на его приветствие и игнорировали Элен. Она слегка вздрогнула, и он понял, что случилось что-то неладное, но что именно, не мог себе уяснить.

Он умел справляться с мужскими делами, но разные женские тонкости были совсем за пределами его понимания.

— Что с ними такое? Они оскорбили вас?

— Я сама не понимаю, в чем дело. Я заговаривала с ними, но они притворяются, будто незнакомы со мною.

— Незнакомы с вами? — воскликнул он.

— Да. — Голос ее дрожал, но она высоко подняла голову. — Кажется, все женщины в Номе сговорились игнорировать меня Я совсем сбита с толку.

— Говорил ли вам кто-нибудь что-либо? Я хочу сказать, говорил ли мужчина?

— Нет, нет! Все мужчины очень милы со мною. Это одни женщины.

— Идемте домой.

— Ни за что! — гордо ответила она. — Я ничего не сделала такого, чтобы мне надо было от них прятаться. Я хочу узнать, в чем дело.

Мак Намара стал искать знакомого, к которому он мог бы обратиться за разъяснением. Большинство мужчин в Номе либо ненавидели, либо боялись его, однако ему удалось найти подходящего, и он увел его в сторону.

— Я хочу, чтобы вы прямо, не кривя душою, ответили на один вопрос. Понимаете? Я сам прямой человек и прошу вас быть откровенным.

— Хорошо.

— Ваша жена бывала в доме мисс Честер. Я видел ее там. Сегодня же она отказывается узнавать ее, и я хочу знать, в чем тут дело.

— Почем я знаю?

— Если не знаете, то я прошу вас узнать.

Собеседник Мак Намары с улыбкой покачал головой. Мак Намара вышел из себя.

— А я говорю, что вы узнаете и, мало того, заставите вашу жену извиниться перед мисс Честер, или же вы ответите мне, как мужчина мужчине. Я не позволю кучке выскочек из золотоискателей относиться с неуважением к мисс Честер.

Собеседник его ответил не сразу, так как трудно иметь дело с человеком, совсем не считающимся с условностями; в особенности, если он умеет требовать послушания. Репутация же Мак Намары была общеизвестна.

— Ну, как вам сказать, — я кое-что слышал, но, конечно, лично я не доверяю подобным слухам. Лучше не поднимать этой истории.

— Дальше.

— Среди дам было много разговоров — ну, дело тут в Гленистэре. Миссис Чемпион была в каюте рядом с ним, когда ехала сюда из Штатов, и видела там разные вещи. Что касается меня, я считаю девушку вправе делать то, что ей хочется, но у миссис Чемпион собственные взгляды на приличие.

Мак Намара мог бы единым словом рассеять эту сплетню, заставив этого человека объяснить положение дел своей жене, а через нее — ее знакомым, вывести таким образом Элен из неприятного положения и сконфузить злоязычных болтуний. Но он колебался.

Пожалуй, он сумеет использовать это обстоятельство. Он поблагодарил знакомого за сведения и, войдя в аванзал, увидал девушку, спешившую к нему навстречу.

— Пойдемте скорее. Я хочу домой.

— Вы передумали?

— Да, да, идемте.

Она тяжело переводила дыхание и шла так быстро, что он еле поспевал за нею. Она молчала, и он не нарушал молчания; когда же они дошли до дома, он вошел, снял пальто и осветил маленькую гостиную. Она бросила накидку на спинку стула и стала ходить взад и вперед в настоящей ярости. Глаза ее блестели от слез, лицо покраснело и кулаки нервно сжимались. Он стоял, прислонившись к камину, и наблюдал за нею сквозь дым сигары.

— Вам незачем рассказывать мне, — сказал он наконец. — Я знаю, в чем дело.

— Я рада. Я никогда не решилась бы повторить, что они говорили. Как подло! — Голос ее оборвался, и она закусила губу. — Зачем я спросила их! Почему я не сумела удержаться! Когда вы ушли, я подошла к этим женщинам и спросила. О, они были жестоки! Хотя какое мне до них дело! — Она топнула ногою в бальной туфле.

— Мне придется когда-нибудь убить этого человека, — сказал он, сбрасывая золу сигары в камин.

— Какого человека? — Она остановилась, глядя на него.

— Гленистэра, конечно. Если бы я думал, что сплетня дойдет до вас, то я давно бы покончил с ним.

— Но не он же распространяет ее! — вскрикнула она, горя негодованием. — Он благородный человек. Все эта несчастная сплетница, миссис Чемпион.

Мак Намара слегка, но многозначительно повел плечами, и она это заметила.

— Конечно, я не хочу сказать, что он поступил так преднамеренно. Для этого он слишком порядочный человек, но всякому приятно поговорить о красивой девушке. А госпожа Мэллот ревнивая штучка.

— Мэллот? Кто она? — с любопытством переспросила Элен.

Он молчал, задумавшись, а она наблюдала за ним. Как красив он был в вечернем костюме! Высокий рост его, сильная и энергичная фигура особенно эффектно бросались в глаза в уютной, маленькой и мягко освещенной комнате. В глазах его было то восхищение, которое заставляло женщин многое прощать. Он поднял смелое и красивое лицо и встретил ее взгляд.

— Я охотнее предоставлю вам самой узнать, кто она, так как не охотник до сплетен. У меня есть более важная тема для разговора, самое важное, что я когда-либо говорил вам, Элен.

Он впервые назвал ее по имени, и она задрожала, со страхом поглядывая в сторону двери. Она ждала этого момента, но все же еще не приготовилась к нему.

— Не сегодня, не говорите сегодня, пожалуйста.

— Нет, сегодня удобнее всего. Если вы не можете сразу дать мне ответ, я вернусь к вам завтра. Я хочу, чтобы вы были моей женой, хочу дать вам все то, что может дать мир. Я хочу, чтобы вы были счастливы, Элен. Теперь всякие сплетни прекратятся, я защищу вас от всех неприятностей, и все, чего бы вы ни захотели, я положу к вашим ногам. Я в состоянии это сделать.

Он поднял сильные руки, и она увидала по выражению его решительного лица, что, пожелай она, он в самом деле способен дать ей все, что только может дать смертный: любовь, защиту, обожание и завидное положение.

Она нерешительно заговорила, но воспоминание об унижении и обиде, испытанных ею в этот вечер, вихрем налетело на нее. Этот город, этот первобытный, полуобразованный лагерь рудокопов восстал против нее, осуждая ее с холодной жестокостью. Женщины, ревнивые болтуньи-сплетницы, готовы выбросить ее из своей среды и сделать ее жизнь в Северной стране невыносимой, причем у нее не будет никакой поддержки, кроме собственной гордости.

Она ясно представляла себе самое себя в будущем, безжалостно оставленную в одиночестве, унижаемую, оскорбляемую и в то же время не имеющую возможности ни уехать отсюда, ни разъяснить положение.

Ей придется оставаться и выносить все это в течение нескольких лет, пока ее дядя пробудет здесь судьей. Этот же человек может освободить ее. Он любит ее; он предлагает ей все, чего бы она ни захотела; он крупнее, чем все они, вместе взятые, они — игрушки в руках его и хорошо это знают.

Она не была уверена в том, что любит его, но сила его привлекала ее и вызывала в ней глубокое восхищение. Из всех людей, виденных ею, никого нельзя было сравнить с ним, кроме Гленистэра.

Ба! Животное! Сначала он глубоко оскорбил ее, а теперь унизил.

— Хотите быть моей женой, Элен? — тихо повторил Мак Намара.

Она опустила голову, и он шагнул вперед, чтобы привлечь ее к себе, но вдруг остановился, прислушиваясь.

Кто-то взбежал на крыльцо и громко постучал в дверь. Мак Намара с рассерженным видом вышел в переднюю, открыл дверь и впустил Струве.

— Вот ты где, Мак Намара! Я везде искал тебя! Черт знает, что случилось!

Элен с облегчением вздохнула и подобрала накидку; звук их голосов неясно долетал до нее. Она успела придти в себя до их появления в комнате.

Политический деятель говорил недовольным тоном.

— Меня вызвали на прииски, и надо немедленно ехать. Как можно скорее ехать. И так уже, пожалуй, слишком поздно. Я уже час, как ищу тебя, — говорил Струве. — Твоя лошадь оседлана и стоит у конторы. Не стоит переодеваться.

— Ты говоришь, Воорхез поехал с двадцатью понятыми? Это хорошо. Оставайся в городе и разузнавай как можно точнее, что здесь происходит.

— Я телеграфировал на «Крик» с приказом рабочим вооружиться и выставить пикеты. Если поторопишься, попадешь туда вовремя. Теперь всего только полночь.

— В чем дело? — беспокойно спросила мисс Честер.

— Сегодня собираются сделать нападение на прииски, — сказал адвокат. — Противная сторона пытается захватить их, и ожидается драка.

— Вы не должны туда ехать! — в ужасе воскликнула она. -Там будет кровопролитие.

— Именно поэтому я и обязан ехать, — ответил Мак Намара. — Я вернусь утром и хотел бы повидать вас наедине. До свидания.

На лице его появилось странное и новое для нее выражение. Для человека, не привыкшего к обращению с женщинами, он великолепно вел свою игру.

Он мрачно улыбнулся про себя, торопливо шагая в темноте по направлению к своей конторе.

«Она завтра даст мне ответ. Благодарю вас, мистер Гленистэр!» — сказал он себе.

Элен долго расспрашивала у Струве, но узнала от него лишь, что полицейские сыщики, проработав уже несколько недель подряд, теперь разузнали о существовании союза «Бдительные». По их сведениям, члены его собирались произвести в эту ночь налет на прииски, и они забили тревогу.

— Как! Вы нанимали шпионов? — недоверчиво спросила она.

— А как же? Без этого никак нельзя было. Противная сторона устроила слежку за нами, и теперь дошло до того, что для нас это дело жизни или смерти. Я говорил Мак Намаре, что не обойдется без кровопролития, еще тогда, когда он задумывал свой план, то есть я хочу сказать, когда неприятности еще только начинались.

Она всплеснула руками.

— Вот чего боялся дядя перед отъездом из Сиэтла! Вот почему я пошла на такой риск, привозя сюда документы. Я думала, вы получили их вовремя и успеете избегнуть всех этих осложнений.

Струве засмеялся, с любопытством глядя на нее.

— Знает ли дядя Артур обо всем этом? — продолжала она.

— Нет, мы говорили ему только самое необходимое; он не сильный человек.

— Да, да, он нездоров.

Адвокат опять улыбнулся.

— Кто во главе этого движения «Бдительных»?

— Мы думаем, что Гленистэр и его бандит-компаньон из Новой Мексики. Во всяком случае эти двое сплотили остальных.

Она немного помолчала.

— Я думаю, они искренно считают себя владельцами этих приисков, — заговорила Элен.

— Без всякого сомнения.

— Но ведь это не так, не правда ли?

Вопрос этот за последнее время почему-то настойчиво вставал перед нею, так как она поняла, что ей неизвестно еще многое, касающееся этой глухой и яростной борьбы. Она не допускала возможности несправедливости в отношении владельцев приисков; однако до нее беспрестанно доходили сбивающие с толку слухи. Когда она хотела проверить последние, ее знакомые старались замять разговор.

Никто не открывал ей глаз. Три местные газеты — все поддерживали суд и его образ действий. Она внимательно читала их и еще больше терялась в догадках, не будучи уверенной, как будто стояла на опасной и неверной почве. Она ощущала смутное и неприятное беспокойство.

— Да, возмущение вызвано этими двумя людьми. Если бы не они, дело было бы в шляпе.

— Кто такая мисс Мэллот?

Он ответил без запинки:

— Самая красивая и самая опасная женщина на всем Севере.

— Каким образом? Кто она?

— Трудно сказать, кто и откуда она. Она не похожа на прочих женщин. Она приехала в Даусон в самое первое время. Просто приехала, и мы не знали, ни каким образом, ни почему, и до сих пор не знаем. В одно прекрасное утро она оказалась здесь. К вечеру мы уже все ревновали ее друг к другу, а к концу недели она превратила нас в стадо идиотов. Во всем этом, пожалуй, играли роль таинственность и соревнование. В ту пору простая певичка могла нажить состояние за одну зиму или выйти замуж за миллионера, но мисс Мэлотт себя не утруждала. Она не танцевала до упаду на навощенных полах, а сам Соломон в его великолепии показался бы нищим рядом с нею.

— Вы говорите, она опасная?

— Вот вам пример. Был здесь зимой 1898 г. один молодой человек из хорошей семьи, по имени, кажется, Дейн. Большой такой, белокурый юноша. Он хотел жениться на ней, но был застрелен банкометом во время игры в «фаро». Затем был Рок, из верховой полиции, лучший офицер на этой службе. Его разжаловали. Она знала, что он идет к черту ради нее, и как будто бы совсем не интересовалась этим. Были и другие. При всем том она — великодушный и добрейший человек. Она кормила всех нуждающихся на Юконе, и нет ни одного пионера в стране, который не встал бы горой за нее. Я был ужасно влюблен в нее сам. Несмотря на это она опасна для всех, за исключением Гленистэра.

— Почему?

— Она ездила на Юкон выхаживать человека, лежавшего в цинге, и ледоход не пускал ее обратно. Меня там не было, но, оказывается, Гленистэр каким-то образом доставил ее домой тогда, когда никто не решался взяться за это. Их несло на льдине пять верст вниз по реке, пока ему не удалось выбраться с нею на берег.

— Что же случилось тогда?

— Разумеется, она влюбилась в него.

— И он, верно, так же бешено влюбился в нее, как и вы все? — презрительно сказала она.

— Тут-то и начинается странная часть истории. Сначала она очаровала его, но затем он сбежал от нее, и о нем долго ничего не было слышно. В конце концов она последовала за ним сюда, и на прошлой неделе свела с ним счеты. Она отплатила ему за то, что он спас ее.

— Я ничего не слышала об этом.

Он рассказал ей эпизод, имевший место в игральном зале Северной гостиницы, и закончил словами:

— Я хотел бы присутствовать при этом происшествии; говорят, возбуждение было громадное. Она заявила, что ошиблась, и потому игра не идет в счет; конечно, с ней не стали спорить, она настояла на своем. Один из присутствующих сказал мне, что она солгала.

— Так что, помимо других своих пороков, мистер Гленистэр еще и отчаянный игрок? — спросила с возмущением Элен. — Приходится гордиться тем, что я в долгу перед такой личностью. Удивительные разновидности встречаются в этой стране.

— Вот и ошиблись! — засмеялся Струве. — До сих пор его никто не видал за азартной игрой.

— Ах! Мне надоели эти противоречия! — сердито вскрикнула она. — Питейные дома, игральные залы, скандалы, авантюристки! Фу! Я ненавижу все это! Ненавижу! Зачем я сюда приехала?

— Эти вещи составляют неотъемлемую часть каждой молодой страны. До этого года мы ничего другого и не видали. Но нашему брату нужны такие женщины, как вы, мисс Элен; вы во многом можете помочь нам.

Ей не нравился взгляд его, и она вспомнила, что дядя ее наверху спал у себя в комнате.

— Прошу вас извинить меня теперь, — сказала она. — Поздно, и я очень устала.

Стрелка часов уже перешла за полночь; выпустив его, она потушила свет и с трудом поднялась к себе.

Она сняла платье и накинула на плечи легкий капот. Распуская тяжелые волосы, она с тоской вспомнила рассказ о Черри Мэллот. «Так Гленистэр и ей спас жизнь, рискуя своей. Какой галантный кавалер, подумаешь! Ему следовало бы завести себе герб, который изображал бы дракона, вооруженного рыцаря и девицу, падающую без чувств; тут же надпись: „Спасаю дам в несчастье, особенно красивых“. „Красивейшая женщина на Севере“, — говорил Струве».

Она взглянула в зеркало и сделала гримасу усталому и сердитому лицу, отразившемуся в нем. Она живо представила себе Гленистэра, прыгавшего с одной плавучей льдины на другую; холодные волны вздымались и шумели у его ног, а толпа на берегу криками ободряла женщину, которую он держал на руках.

Как крепко умели обнимать его руки!

Она покраснела, внезапно вспомнив, что, пока она тут мечтает, этот человек, возможно, борется в темном горном ущелье с другим, с тем, за которого она собирается выйти замуж.

Немного позже кто-то опять поднялся на крыльцо и постучал. Что за беспокойная ночь! Когда же люди перестанут ходить сюда? Она не помнила себя от усталости. Однако, подумав о страшных происшествиях за городом и о спящем больном старике, зажгла свечу и пошла вниз. Она думала, что увидит посланного от Мак Намары.

Отворив дверь, она отступила с изумлением, оставив ее широко раскрытой, так что огонь свечи заколебался и замигал от ночного воздуха.

Перед нею стоял Рой Гленистэр, мрачный и решительный; его широкая белая шляпа надвинута на лоб, штаны заткнуты в невысокие желтые сапоги, в руке он держал винчестер. Под курткой виден был пояс с желтыми патронами и никелированный револьвер. Он шагнул через порог без приглашения и закрыл за собой дверь.

— Мисс Честер, вы с судьей должны скорее одеться и идти со мною.

— Я не понимаю вас.

— «Бдительные» идут сюда с намерением повесить его. Идите со мною в мой дом, где я сумею защитить вас.

Она, дрожа, схватилась за грудь, побледнев, как полотно. Они услышали легкий шорох наверху и увидали судью Стилмэна, далеко высунувшегося за перила.

Он накинул халат, прибежал и теперь конвульсивно держался за перила; лицо его было желто, и глаза, опухшие от сна, широко раскрыты от ужаса. Губы беззвучно шевелились.

 

Глава XV. «БДИТЕЛЬНЫЕ»

 

На следующее утро после происшествия «в Северной гостинице Гленистэр проснулся, подавленный разочарованием и тоской. Разнообразные переживания последних суток казались ему далекими и ненастоящими.

За завтраком он постыдился рассказать Дэкстри о вчерашнем картежном дебоше, так как, по правде сказать, действовал предательски в отношении старика, когда ставил на карту половину прииска, хотя они и решили между собой, что каждый из них имеет право поступить со своей частью по собственному усмотрению.

Все пережитое казалось ему сплошным кошмаром: и часы, которые он провел, лежа в комнате над конторой инспектора, когда вера в любимую девушку покидала его, и эти порывы — то к вину, то к игре.

Это была последняя вспышка его прежней необузданности; теперь же бунтующие чувства потухли и улеглись.

Он сознавал, что теперь навсегда останется господином самого себя, что страстям уже не совладать с ним.

Дэксти заговорил:

— Вчера была сходка «Бдительных».

— Что решено?

— Они решили действовать быстро и идти на всякий захват, «линч» и тому подобное, поскольку будет необходимо. В своре Мак Намары слишком много мошенников, адвокатов и новых чиновников, которые могут добраться до «Бдительных». Они хотят выкинуть ставленников инспектора и водворить нас обратно на прииске.

— Вот и прекрасно! На сколько народу можно рассчитывать?

— Приблизительно на шестьдесят человек. Мы исключим многих, чтобы остались лишь те, кто в собственных интересах не станет болтать.

— Мне хотелось бы устроить драку с судейскими и вызвать такой скандал, что его услышали бы в Вашингтоне. Остальные попытки оказались все неудачными; остается только обратить на себя внимание правительства; то есть, конечно, если Билл Уилтон не сумеет добиться своего в калифорнийских судах.

— Я мало рассчитываю на него. Мак Намара не больше боится калифорнийских судов, чем мальчишки игрушечной пушки. У него слишком большая поддержка у власти. Если «Бдительные» нам не помогут, то просто придется идти придушить всю компанию, как змеиное гнездо. Если и это не удастся, то я уеду в Соединенные Штаты и сделаюсь доктором.

— Доктором? Это зачем?

— Я где-то прочел, что в Соединенных Штатах ежегодно употребляется сорок миллионов галлонов спирта для медицинских целей.

Гленистэр засмеялся.

— Говоря о спирте, Дэкс: ты что-то много напиваешься за последнее время, то есть много для тебя.

Старик покачал головой.

— Нет, для меня это немного.

— Ну, как бы там ни было, пора перестать.

В тот же день один из разведчиков, нанятых шведами, встретил Гленистэра на Передней улице и незаметно дал ему понять, что хочет говорить с ним. Когда они оказались наедине, он сказал:

— За нами налажена слежка.

— Я давно это знаю.

— Окружной стряпчий нарядил еще несколько человек. Я познакомился с женщиной, живущей рядом с ним, и через нее узнал многих, но еще не всех. Это все дрянной элемент, по большей части остатки шайки Сопи Смита из Скагуей. Они ни перед чем не остановятся.

— Благодарю вас. Я буду осторожен.

Через несколько дней Гленистэру пришлось вспомнить слова шпиона; он понял, что игра становилась жаркой и отчаянной. Хижина его находилась на окраине города, и, чтобы добраться до нее, он обыкновенно шел по одному из извилистых дощатых тротуаров, проходящих через лабиринт палаток, складов и домиков на задах двух главных улиц, которые пролегали вдоль набережной. Эта часть города не была расположена прямоугольными кварталами, так как при первом торопливом наплыве пионеры захватывали первое попавшееся свободное место и немедленно застраивали его как попало для закрепления его за собой. В результате получился бесформенный лабиринт хижин, домиков и навесов, без поперечных улиц и без освещения. Ночью после освещенных кварталов темнота здесь казалась еще непрогляднее. Дорога была так хорошо знакома Гленистэру, что он мог бы найти ее с завязанными глазами. Он вспомнил, подходя к углу склада, что дощатая настилка тротуара в этом месте сорвана; не желая попасть в грязь, он легко перепрыгнул через поврежденное место. Одновременно с этим он заметил движение в темном углу у стены и увидел огонь револьверного выстрела. Стрелявший спрятался за постройкой и был так близко от него, что, казалось, было невозможно не попасть в него. Гленистэр тяжело упал на бок, в мозгу его промелькнула мысль: «Убийцы Мак Намары пристрелили меня».

Нападавший выскочил из-за угла и кинулся бежать по тротуару; его быстрые и глухие шаги затихли в отдалении. Не ощущая никакой боли, Гленистэр встал на ноги, испытующе ощупал себя, затем крепко выругался. Он был невредим: выстрел не попал в него, но шум его, поразивший Гленистэра в самый момент скачка, очевидно, заставил его потерять равновесие, и он упал. Нападавший уже был далеко, и поймать его не было никакой возможности. Ввиду этого Гленистэр, порядочно озадаченный, направился дальше и дошел до дома, где рассказал Дэкстри о происшедшем.

— Ты думаешь, это дело Мак Намары? — спросил тот, выслушав его.

— Конечно. Ведь сегодня еще меня предупреждали.

Дэкстри покачал головой.

— Я не думаю, чтобы игра зашла так далеко с их стороны. Со временем мы доберемся до них, но пока еще они победители. Так зачем им убивать тебя? Не думаю, чтобы это было делом их рук; как бы то ни было, но будь осторожен, не то попадешься.

— Давай теперь вдвоем возвращаться домой, — предложил Гленистэр.

Они согласились выходить вместе, зная, что опасность может поджидать их за каждым углом. Их оставили на время в покое, хотя как-то вечером Гленистэр увидал тень, скользнувшую от их хижины в направлении непроглядной темной тундры; казалось, кто-то поджидал его у дверей и затем скрылся, увидав, что он не один. Он решил никогда не выходить без оружия…

Через несколько дней Дэкстри вернулся домой около десяти часов. Гленистэр сидел, занятый писанием писем. Старик закурил папиросу и, вдыхая дым ее, заговорил:

— Сегодня я сам чуть не попал на тот свет. Меня приняли за тебя, и я вовсе не желаю повторения этого комплимента. Мы с тобой почти одинакового роста и носим одинаковые шляпы. Я выходил из-за кучи сложенного леса, когда на меня выскочил молодой человек и приставил мне револьвер к носу. Он уже собирался снести мой скальп, когда вдруг узнал меня. Тогда он опустил оружие и сказал: «Извините, я ошибся Проходите».

— Ты узнал его?

— Разумеется. Догадайся, кто?

— Не могу.

— Бронко Кид.

— Вот как! — воскликнул Гленистэр. — И ты думаешь, он поджидал меня?

— А кого же еще, скажи, пожалуйста? Тут дело совсем не в Мак Намаре и не в том скандале с игрой; тут кроется что-то иное.

Дэкстри впервые упоминал о происшествии в «Северной».

— Я не знаю, почему он зол на меня. Я не делал ему никаких одолжений, — цинично заметил Гленистэр.

— Ну, смотри в оба, вот и все. Я бы охотнее помирился с Мак Намарой и всеми его мошенниками, чем с этим игроком.

В последующие дни Гленистэр постарался встретить владельца «Северной» лицом к лицу, но Кид окончательно исчез. Его не было видно ни вечером в игральном зале, ни днем на улице. В день бала в гостинице молодой человек, все еще разыскивая его, случайно встретил одного из «Бдительных», который сказал ему:

— Разве вы не опоздаете на митинг?

— Какой митинг?

Убедившись в том, что они одни, заговорщик сказал:

— Сегодня вечером в одиннадцать часов митинг. Кажется, дебатируется важный вопрос. Я думал, вам дали знать.

— Странно, — сказал Рой. — Это, наверно, произошло случайно. Я пойду вместе с вами.

Они перешли через реку в менее людный квартал и постучались у дверей большого, неосвещенного склада, окруженного с трех сторон высокой деревянной изгородью, за которой находились в большом количестве уголь и лес. Их впустили, и они, пройдя мимо плохо освещенных и высоко наваленных груд товаров, дошли до задней комнаты. Здесь хранились нежные товары во время холодов; окон не было. Идеальное помещение для тайных сборищ.

К удивлению своему, Гленистэр увидал тут всех членов союза, не исключая Дэкстри, которого он считал сидящим дома. По-видимому, происходили прения, так как председатель находился на своем месте, а члены собрания восседали на ящиках, бочках и кипах товаров. Неровный свет плохо освещал серьезные лица шестидесяти «Бдительных», известная неловкость изобразилась на них при входе Гленистэра. Председатель слегка сконфузился, но лишь на одно мгновение. Гленистэр почувствовал приближение важных и страшных обстоятельств; напряженность сказывалась в позах и выражениях лиц людей. Он хотел расспросить соседа, но председательствующий уже продолжал свою речь:

— Мы соберемся здесь без шума и в полном вооружении к часу ночи; советую вам не болтать и не распугать этих мерзавцев.

— Я опоздал, товарищ председатель, так что не знаю ваших намерений, — сказал Гленистэр. — Я понимаю, однако, что вы собираетесь действовать, и хочу быть с вами заодно. Могу ли я узнать, в чем дело?

— Конечно. Дело дошло до того, что умеренные средства уже стали бесцельны. Мы решили действовать и действовать быстро. Мы истощили все законные средства борьбы и теперь хотим уничтожить эту шайку разбойников совместными усилиями. Мы соберемся через час, разделимся на три группы по двадцати человек, с начальником в каждой. Затем отправимся к домам Мак Намары, Стилмэна и Воорхеза, возьмем их в плен и…

Он окончил широким движением руки.

Гленистэр молчал несколько минут. Толпа упорно смотрела на него.

— Вы основательно обсудили это? — спросил он.

— Как же! Мы поставили вопрос на голосование, и он прошел единогласно.

— Друзья мои, когда я вошел сюда, я почувствовал себя лишним, почему, не знаю, так как я более других работал по организации нашего движения и пострадал не менее других. Я хочу знать, преднамеренно ли меня исключили из этого собрания?

— Это затруднительный вопрос, — серьезно ответил председатель. — Однако, если товарищи пожелают, то я буду говорить за всех.

— Да, говори. Валяй, — ответили голоса присутствующих.

— Мы не сомневаемся в вашей лояльности, Гленистэр. Но мы не просили вас на это собрание, зная ваше отношение, лучше сказать — ваши чувства, к племяннице, то есть я хотел сказать к семейству судьи Стилмэна. До нас с разных сторон дошло, что на вас там произвели давление во вред вам и интересам вашего компаньона. В деле же «Бдительных» сентиментальные чувства не могут играть никакой роли. Мы идем производить суд и считаем, что лучше всего вас игнорировать, дабы обойтись без споров и неприятностей.

— Это — ложь! — хрипло закричал молодой человек. — Проклятая ложь! Вы боялись неприятных разговоров со мной. Вы были правы: я поговорю с вами. Вы намекнули на мои чувства к мисс Честер, так позвольте вам сказать, что она невеста Мак Намары, а мне до нее никакого дела нет. Кроме того, скажу вам, что я не дам вам ворваться в ее дом и повесить ее дядю, даже если он мерзавец. Нет! Нам не надо таких насилий, мы и без них выиграем свое дело. Будем бороться, как люди, а не безобразничать, как стая волков. Если хотите помочь нам, то возвратите нас обратно на прииски и поддержите нас там, но ради Бога, не опускайтесь до убийства и тактики итальянской мафии.

— Мы знали, что вы будете рассуждать таким образом, — сказал председатель под недовольный ропот толпы.

Один человек заговорил:

— Мы хладнокровно обсудили все это, Гленистэр; тут дело идет о нашей жизни и нашей свободе.

— Верно! — прибавил другой. — Мы не в состоянии захватить прииски, потому что у Мак Намары есть солдаты, которые пристрелят нас. Вы последний должны бы возражать против этого.

— Не спорю. Мак Намара заслуживает линча, но не Стилмэн. Он слабый старик, — кто-то презрительно фыркнул, — и у него в доме живет женщина. Он единственный ее защитник, и вам придется убить ее, чтобы добраться до него. Если вам это кажется необходимым, то схватите других, а его оставьте.

Но они только отрицательно покачали головами и стали проталкиваться мимо него.

— Все получат поровну, — сказал один, выходя.

С их точки зрения, они действовали согласно требованиям справедливости, и он не мог уломать их.

Они считали, что существование и благополучие Севера в их руках, и никто из них не колебался. Гленистэр стал умолять председателя, но тот ответил:

— Тут уж поздно разговаривать. Позвольте напомнить вам о вашем обещании, связывающем вас, как честного человека.

— О, не думайте, что я подведу вас, — ответил Гленистэр. — Но предупреждаю вас, чтобы вы не осмеливались врываться в дом Стилмэна.

Он вышел вслед за другими; Дэкстри исчез, очевидно, во избежание препирательства. За последние дни Рой заметил признаки беспокойства в сдержанном пионере, указывавшие на мучившее его желание сорвать тоску на людях, которые попрали, по его мнению, самые святые его права.

Рой увидел, что у него остался лишь час времени, чтобы найти выход.

Его инстинктивно влекло к товарищам, и хотелось посчитаться с людьми, столь тяжело обидевшими его; с точки зрения критериев молодой страны, они были разбойниками, и их следовало уничтожить.

Однако он не считал возможным поддержать товарищей в их намерении. Он знал, что «Бдительные» не удовлетворятся этим мщением и что легче подстрекать толпу на насилие, чем сдержать ее разнузданные инстинкты.

Мак Намара и Воорхез, очевидно, станут защищаться, и будут бунт, кровопролитие и хаос. Будут вызваны солдаты, объявлено военное положение, и улицы превратятся в арену стычек и бойни.

«Бдительные», несомненно, останутся победителями, так как все обитатели Севера бросятся к ним на помощь, судья будет убит вместе с другими, а она?.. Что станется с нею?

Он взял ружье, вычистил его и надел пояс с патронами, но все еще колебался между верностью «Бдительным» и велениями собственной совести. «Ведь она — член их шайки, — рассуждал он. — Она хитрила с ними вместе, стремясь погубить меня, воспользоваться моей же любовью к ней, и она стала невестой того единственного человека на свете, которого я ненавидел слепой и фанатической ненавистью. Что она мне?..»

Прежде он радостно встал бы во главе «Бдительных», но теперь он изменился. Что случилось с ним? Это не трусость и не осторожность. Это нечто неуловимое, но тем не менее заметное для других, что и доказало ему поведение его друзей.

Он вышел из дома. Толпа могла делать, что хотела, в других местах, но к ней он никого не впустит. Он увидел освещенное окно в ее доме и, подойдя, разглядел разговаривающих Струве и Элен. Он отошел назад в темноту и ждал довольно долго после выхода адвоката, прячась от возвращающихся с бала и проходивших мимо него людей.

Когда последняя группа скрылась из виду, он подошел к двери и резко постучал. Элен открыла ему.

Волосы девушки распустились и лежали тяжелыми и спутанными прядями на шее и плечах; а сама она тяжело переводила дыхание, неожиданно увидав его, и краска медленно разлилась по бледному и испуганному лицу.

Он почувствовал острую боль в сердце. Эта девушка была его злейшим врагом, и он не может ждать ничего хорошего от нее.

Он на время позабыл было, что она лжива и скрытна, а теперь, вспомнив, заговорил как можно резче и грубее, не доверяя своим натянутым нервам. Объяснив, что он хотел сделать для них, он прибавил:

— Не берите ничего с собой. Одевайтесь и идите за мной.

Дрожащее существо на лестнице заговорило:

— Что это за вторжение, мистер Гленистэр?

— Жители Нома взялись за оружие, и я пришел спасти вас от них. Не спорьте со мной.

Он говорил нетерпеливо.

— Это какая-нибудь хитрость, придуманная с целью овладеть моей особой!

— Дядя Артур!

Она умоляюще взглянула на Гленистэра.

— Не понимаю, что за безобразие. Они с ума сошли! — плакался