Продавец грез в храме финансов

Известность учителя росла изо дня в день. Предприниматели и администраторы прослышали об этом необычном человеке и, будучи заинтересованными в новых методах руководства и в новых формах творчества, прислали мне письмо с просьбой уговорить учителя прочитать лекцию. Им хотелось познакомиться с умом, будоражащим общество.

С моей точки зрения как теоретика марксизма, эту элиту в первую очередь интересуют деньги, во вторую — их банковские счета и в третью — их капитал. Я уж чуть было не ответил, что продавец идей приглашений не принимает. Но, чтобы не препятствовать ему принять решение лично, я все-таки сообщил о приглашении.

И был удивлен. Подумав, учитель сказал, что поговорит с ними, но в такой аудитории, которую выберет сам, и дал мне адрес. Это было место, о котором я никогда не слышал. Я не знал ни размеров зрительного зала, ни того, оборудован ли он системой кондиционирования воздуха и удобными креслами. А мы знали, что эти люди привыкли к максимальному комфорту.

Мне сказали, что предпринимателей и администраторов соберется сто человек, среди них — всего четыре женщины. Среди слушателей будут промышленники, банкиры, владельцы крупных строительных компаний, руководители сетей супермаркетов и магазинов, а также других отраслей производства. Они представляют большую часть богатств мегаполиса и штата.

Финансовую элиту привело в возбуждение согласие учителя, но, как всегда в таких случаях, в моем лице нашелся критик, который вылил на их головы ушат холодной воды. Я сказал им, что человек, которого они будут слушать, не привык останавливаться ни перед чем и способен заставить даже таких коммунистов, как Ленин, недовольно забрюзжать. Мой укол поубавил участникам встречи энтузиазма. Потом я совсем уж скверно пошутил: сказал, что продавец грез может назвать их гадюками капиталистического общества, кастой буржуев-эксплуататоров. Шутка им не понравилась. Она их насторожила. Но все равно им хотелось покопаться непосредственно в первоисточнике удивительных идей.

Они получили адрес и определили время встречи. Некоторые лидеры высказали удивление по поводу того, что не знают, что это за место, поскольку привыкли организовывать различного рода мероприятия в лучших помещениях города. В тот вечер, на который была назначена встреча, учитель ушел раньше нас. Казалось, что он отделился, чтобы предаться медитации. «Наверное, проверяет надежность своей артиллерии? — подумал я. — А может быть, просит своего Бога вразумить его, дабы он смог выбить почву из-под ног правящего класса? Ему предоставляется прекрасный шанс переломить становой хребет финансовой элите», — продолжал я размышлять. Но мне так и не удалось предугадать, что произойдет. Я потерял дар речи, мои друзья были ошеломлены.

Поскольку мы не знали точного месторасположения объекта с таким адресом, то начали спрашивать дорогу к нему. Мы стояли уже на указанной улице у дома с таким номером, но здания, в котором могли бы проводиться массовые мероприятия, нигде не видели. Местность вообще была необычная и плохо освещенная. Позднее мы увидели еще одну группу людей, не знавших, куда идти. Это оказались предприниматели и администраторы. Они думали, что адрес, который дал им я, был неправильным. Но я подтвердил, что получил именно этот адрес. Тем не менее мне и самому показалось, что они правы. Учитель, не будучи человеком привилегированной касты, мог и не знать, где в этом городе находятся аудитории большого размера, и дал нам неверные сведения.

Руководители предприятий были разочарованы. Мы решили идти дальше вместе по указанной в адресе улице. Неожиданно перед нами появилось огромное и мрачное кладбище. Это был известный некрополь «Реколета». Смутившись, мы проверили и убедились, что номер дома на улице совпадает с номером на воротах кладбища. Я подумал: «Если учитель уже получил известность как сумасброд, то теперь она только укрепится в умах этих людей». Сам он, возможно, находится где-то на другом конце города.

— Мне часто мерещатся привидения, но мне совсем не нравится бывать на кладбище, особенно ночью, пошли отсюда, — сказал Соломон.

Без особой уверенности я взял его за руку, пытаясь успокоить. Начали съезжаться участники встречи в своих шикарных машинах и присоединяться к нам. Все были в недоумении. Я опозорился перед этими людьми и то и дело просил их извинить меня за неправильно названный адрес. Внезапно, когда мы решили уйти, ворота большого кладбища со скрипом открылись. Краснобай тут же обнял руку Ангела, и оба затряслись от страха.

— Я в таких местах появляюсь только после того, как хорошенько надерусь водки.

Едва Бартоломеу успел произнести эту фразу, как в воротах возникла странная пугающая фигура. Опознать ее было невозможно из-за плохого освещения ворот. Хорошо еще, что света внутри кладбища было больше. Фигура подавала знаки рукой, явно приглашая войти. Это был всего-навсего сегодняшний лектор, то есть учитель. Мы потеряли дар речи, убедившись, что данный нам адрес был правильным.

Все мы, и ученики, и предприниматели, с опаской двинулись в эту своеобразную аудиторию. Мы незаметно поглядывали друг на друга и, надо полагать, думали одно и то же: «Куда меня занесло!» Мне впервые пришлось узнать, что лекцию на тему о творчестве и управлении можно проводить и на кладбище. Впервые о скверном мире живых будут говорить на «подмостках» мертвых. Когда мы приближались к «лекционному залу», учитель мрачным и дрожащим голосом приветствовал слушателей самым странным образом:

— Добро пожаловать, самые богатые будущие постояльцы этого кладбища! Чувствуйте себя как дома.

Ноги у предпринимателей начали подкашиваться. Они привыкли к серьезным стычкам, к жестокой конкурентной борьбе, феноменальным рискам, но отнюдь не к дуэлям такого рода. Анонимный лектор нокаутировал их уже в первом раунде. Я не знал, что сказать, как реагировать. Окружавшие меня люди выглядели не менее ошалевшими. Кладбище «Реколета» — учреждение импозантное. Оно предназначено для людей с достатком. Его склепы роскошны — настоящие произведения искусства.

Видя, что мы погрузились в себя, учитель начал излагать свои идеи:

— Здесь обрели вечный покой выдающиеся мужчины и женщины нашего общества. Мечты, апатии, тайные помыслы, видимые свету эмоции, приступы мучительной тревоги, редкие моменты наслаждения составляли жизнь тех, кто здесь обрел вечный покой. Их жизненные истории спят. И редко кто проявит о них заботу, исключая ближайших родственников.

Мы не знали, куда клонит учитель. Не знали также, началась ли лекция или это только вступление. Единственное, что было понятно, так это то, что он приглашает нас совершить путешествие по страницам собственных жизненных историй. Прошлое усопших приподнимало завесу, скрывавшую наше собственное будущее. Голос учителя, который поначалу, казалось, пытался нагнать на нас страх, теперь начинал приобретать необъяснимую сладость. Вскоре он обратился к слушателям с просьбой:

— Почитайте в течение десяти минут добрые слова, начертанные над входом в склепы.

Такого социологического опыта я никогда не проводил. Несмотря на то что освещение было далеко не идеальным, мы пошли по аллеям кладбища и стали читать надписи, вырезанные в металле, в которых говорилось о славном жизненном пути тех, кто здесь похоронен. Как много печальных фраз! Сколько кладбищенских штампов! Сколько возвышенных слов! Были надписи и такого содержания: «Моему благородному и доброму мужу с грустью от любимой жены. Упокой его, Господи», «Дорогому папе. Время забрало тебя у нас, но оно никогда не отберет у нас любви, которую мы к тебе питаем», «Папа, ты незабываем. Я буду любить тебя вечно», «Незаменимому другу. Спасибо за то, что ты жил и был с нами».

Не знаю, что случилось со мной по прочтении надписей на этих пластинах, но я почувствовал эмоциональный подъем и начал вспоминать людей, которых потерял. Сам я так и не сделал подобной надписи на могильной плите отца и даже не поблагодарил его за то, что он дал мне жизнь. Мои чувства были блокированы его самоубийством. Даже на могиле моей смелой матери я не оставил слов сожаления, если не считать тех, которые держу в уме: «Я люблю тебя. Спасибо за поддержку моего бунтарства».

Я посмотрел по сторонам и увидел, что все мои друзья и предприниматели глубоко тронуты. Мы совершили путешествие во времени. Мы открыли врата того, что находится вне сознания, и повстречались с самым жестоким проявлением недолговечности. Участники эксперимента были людьми, руководившими предприятиями с многотысячным персоналом, а сейчас ощутили себя простыми смертными.

В этот момент я почувствовал, что учитель сознательно формирует атмосферу встречи. Он отбирает у своих слушателей уверенность в своей безопасности, их средства защиты, сохранения их финансового статуса, чтобы было проще торпедировать их своим словом. Он задал такой вопрос, который ни одному предпринимателю не хотелось бы услышать:

— Где они находятся и кто они теперь, нынешние пролетарии?

Я подумал: «Сейчас эта публика разбежится. Хотя они только что были ошеломлены путешествием в прошлое, эти люди не потерпят потока критики, который обрушит на них продавец идей». Ответ, который казался неизбежным, не прозвучал. Учитель, не производя никаких физических манипуляций с моим организмом, потряс его. Вывернув наизнанку марксистскую теорию, он сказал:

— Пролетариями на сегодняшний день являетесь вы, по крайней мере, составляете важную их часть.

«Что это за утверждение? — подумал я. — Неужели он не знает, что за люди собрались его послушать?» Мне хотелось бежать отсюда, потому что учитель, как мне казалось, не понимает, о чем говорит и с кем. Но он быстро заставил меня изменить ход мыслей и начал собственно лекцию.

Он сказал, что философ Карл Маркс (1818–1883) покинул свою родину и переехал в Париж, где познакомился с Фридрихом Энгельсом (1820–1895). Вместе они придали своим идеям более научный Вид, вошли в кружки социалистов и начали сотрудничество, которое продолжалось всю их жизнь. С их точки зрения, факторы экономического и технологического порядка, такие, как способ производства материальных благ, существующий в данный момент, распределение этих благ, являются силами, определяющими развитие истории, а также подводят фундамент под политику, законодательство, мораль и философию, то есть под всю культуру. Маркс полагал, что история человечества подчиняется законам науки, и отвергал любые объяснения явлений природы и истории с религиозных позиций. По этим законам люди, в особенности рабочий класс, были свободны создавать свою собственную историю.

Однако свобода, о которой они мечтали, так и не стала реальностью. Когда социалисты брали власть в свои руки, они превращались в людей непреклонных, начинали уничтожать тысячи так называемых противников, отнимали у людей свободу слова, лишали их других прав, подавляли в конечном итоге свободу, о которой сами же и говорили. Рабочий класс не стал творцом собственной истории, а лишь истории, которую для него определяли сверху. На смену прежней религии пришел культ личности этих вождей.

— Их революция была внешней. В отличие от них, моя мечта состоит не в том, чтобы разрушить существующую политическую систему, а в том, чтобы перестроить ее. Я не верю в изменения, приходящие извне и действующие внутри. Я верю в мирные перемены, исходящие изнутри и идущие вовне. Верю в способность мыслить, смотреть и видеть, критиковать, интерпретировать социальные явления и в особенности — в способность получать удовольствие. Моя мечта — это мечта, внутренне присущая человеческому существу.

После этого краткого объяснения, которое показывало, что он понимает то, о чем говорит, учитель сказал, что в то время, когда Маркс выдвинул свои идеи, правящий класс своих доходов не распределял, он использовал политическую и финансовую власть для того, чтобы угнетать рабочий класс. Незначительное меньшинство людей купалось в роскоши на фоне нищенского существования подавляющего большинства. Классовые различия все еще существуют, социальная несправедливость еще не устранена, однако в третьем тысячелетии наступивший глобализм породит новый класс эксплуатируемых людей.

— Это будете вы! — воскликнул он.

Услышав это утверждение, я опять задумался: «Но разве не они являются людьми привилегированными? Не они ли живут в роскоши, отгородившись от мира мажордомами? Как можно считать их эксплуатируемым классом, пролетариями наступившего тысячелетия?» Однако, подводя фундамент под свои идеи, учитель начал манипулировать старой пословицей, знакомой многим из нас.

— В прошлые века, до того как система развилась, одного состояния хватало на три поколения. Поэтому старая пословица была вполне обоснована: дед богат, сын родовит, внук бедный сидит. Но ныне эта мысль редко находит подтверждение. Солидное предприятие может исчезнуть в течение пяти лет. Некое важное производство в короткое время может оказаться вытесненным с рынка. Иными словами, периода жизни одного поколения может оказаться достаточно для того, чтобы рухнули три, четыре, пять, а то и больше состояний. И мой карточный домик начал рушиться.

После первоначального испуга предприниматели задумались и начали соглашаться с этим таинственным подстрекателем.

— Для того чтобы ваши предприятия выжили, вам нужно беспрестанно конкурировать между собой. Для того чтобы ваши предприятия не сожрали конкуренты, вам необходимо ежегодно снова находить себя, ежемесячно превосходить себя и еженедельно менять самого себя.

Затем он задал главный вопрос, на который никто не ответил правильно:

— Уничтожает ли система малозначащие и малоэффективные предприятия?

Все в один голос ответили: «Да». Но он сказал: «Нет».

— Система уничтожает не предприятия, она уничтожает их руководителей.

Учитель сказал нам также, что врачи, адвокаты, инженеры, журналисты и представители многих других профессий находятся в том же процессе ликвидации. Денежные мешки начали понимать, что не являются такими богатыми, как им это казалось. Те, в чьих руках сосредоточена власть, начали понимать, что они не так сильны, как думали. Однако многие все еще были настроены скептически. Учителю скептики очень нравятся, так как он имеет возможность переубедить их благодаря изощренности своего мышления. Чтобы не оставалось никаких сомнений, он поставил диагноз и продемонстрировал результат.

— Господа, время рабства со страниц истории еще не стерто, рабство лишь изменилось по форме. Сейчас я задам вам несколько вопросов, прошу вас быть предельно откровенными. Знайте, что тот, кто не откровенен, имеет неоплатный долг перед своим психическим здоровьем. Ответьте мне, у кого из вас бывают головные боли?

Люди почувствовали себя несколько смущенными, но потом один за другим начали поднимать руки. Было видно, что руки подняли почти все.

— У кого мышечные боли?

И опять большинство из них подняли руки. Это были наиболее откровенные люди. После чего учитель продолжил задавать вопросы:

— Кто ложится спать усталым? У кого выпадают волосы? Кому кажется, что его ум возбужден? Кто испытывает мучения от трудностей, которые еще не возникли? Кому кажется, что он висит на волоске? Кого раздражают самые мелкие проблемы? У кого эмоции носят переменчивый характер — то человек спокоен, то, когда что-то происходит вопреки его ожиданиям, он взрывается? Кого страшит будущее?

Большинство присутствующих даже не давали себе труда опускать руки. У всех были названные симптомы. Я не верил своим глазам, тер их обеими руками и спрашивал себя: «Неужели это элита общества? Почему у них такая отвратительная жизнь? Не они ли пьют лучшие вина? Не они ли посещают лучшие рестораны? Почему же они находятся в таком стрессе?» Я был потрясен.

Мое сознание все время возвращалось к проблеме основ социализма. Их нужно было откорректировать. Буржуи разъезжали в роскошных автомобилях, но были парализованы стрессами, под давлением которых постоянно пребывали. Они возвращались домой с пляжа, а их эмоции не покачивались на волнах удовольствия. Они спали на мягких матрасах, но не испытывали физического комфорта, а сон тоже не приносил им радости. Они носили безупречные костюмы, но оставались по сути дела нагими, незащищенные от стрессов и тревог.

«Какое безумие! — думал я. — Где то счастье, которое система обещала тем, кто поднимется на верхнюю ступеньку капиталистического общества? Где спокойствие тех, кто накопил богатства? Где то благо, которое приносит конкуренция? Они страхуют дома, жизнь, предприятия, организуют социальное обеспечение, даже страхуют себя от похищения, но почему же у них такая богатая симптоматика, свидетельствующая об отсутствии какой бы то ни было безопасности?» Система давит своих вождей.