Коммуникации с выходом из представляемого характера 227

К этому можно добавить, что чем бессознательнее вы­учиваются и используются такого рода сигналы, тем легче будет участникам команды скрывать даже от самих себя, что они фактически действуют именно как команда. Ра­нее упоминалось, что даже по отношению к собственным членам, команда может быть секретным обществом.

В связи с идеей сценических реплик-намеков можно предположить, что команды разрабатывают и способы пе­редачи расширенных вербальных посланий друг другу та­ким образом, чтобы защитить проецируемое на других впе­чатление, могущее быть подорванным в случае, если бы аудитория вдруг поняла, что у нее на глазах происходит передача подобной информации. Это можно пояснить еще одним примером из практики британской государствен­ной службы:

Совершенно другое дело, когда госслужащего посылают на­блюдать за прохождением законопроекта через парламент, или участвовать в дебатах в любой из палат. Он не имеет права гово­рить от собственного лица — он может лишь снабжать мини­стра материалами и предложениями и надеяться, что тот хоро­шо их использует. Вряд ли нужно подробно расписывать, как министра заранее тщательно “осведомляют” перед каждой поло­женной ему речью, например, на втором и третьем чтениях важ­ного законопроекта или на представлении годовых смет данно­го министерства: для таких случаев министра снабжают обсто­ятельными записками по каждому имеющему вероятность воз­никнуть вопросу, даже приличествующими официальному оби­ходу анекдотами и шутками “для легкой разрядки”. Сам ми­нистр, его личный секретарь и непременный секретарь мини­стерства тратят, вероятно, массу времени и труда, отбирая из этих записок наиболее выигрышные пункты, располагая их в наилучшем порядке и придумывая впечатляющее, ударное за­ключение. Все это не очень волнительно и для министра и для его подчиненных чиновников, так как делается в спокойной об­становке и с достаточным запасом времени. Ключевой момент настает при заключительном выступлении в конце дебатов. Там министр должен в основном полагаться на самого себя. Правда, государственные служащие, сидя с терпеливым вниманием в маленькой галерее справа от спикера палаты общин или при входе в палату лордов, успевают записать неточности и искаже­ния фактов, ложные выводы, свидетельства недопонимания пра­вительственных предложений и тому подобные слабости в дово­дах ораторов оппозиции, но трудность часто в том, как доста­вить эти боеприпасы на линию огня. Время от времени личный

парламентский секретарь министра будет вынужден вставать со своего места, расположенного сразу за креслом шефа, осторож­но пробираться к служебной галерее и шепотом переговаривать­ся с присутствующими государственными служащими; иногда министру передадут записку; очень редко он сам появится на минутку среди своих и задаст какой-нибудь вопрос. Все эти ма­ленькие междусобойные переговоры-коммуникации вынужден­но проходят на глазах у палаты, а ни один министр не хочет вы­глядеть как актер, который не знает своей роли и требует под­сказок²⁴.

Деловой этикет, вероятно больше интересующийся стра­тегическими, чем моральными секретами, предлагает та­кие наставления:

...Храните в секрете цель вашего телефонного разговора, если его может слышать посторонний. Если вы получаете сообщение по телефону от кого-то со стороны и хотите быть уверены, что поняли его правильно, не повторяйте, как это делается обычно, сути сообщения сами, но вместо этого попросите собеседника повторить сказанное и попросите так, чтобы ваш тон не оповес­тил всех присутствующих о возможно личном характере сооб­щения.

...Прячьте ваши бумаги до прихода чужого посетителя, или заведите привычку держать их в папках или под чистым листом бумаги.

...Если вам надо переговорить с кем-то в вашей организа­ции, когда с ним рядом находится посторонний, или любой чело­век, не имеющий отношения к вашему сообщению, сделайте это так, чтобы это третье лицо не получило никакой важной инфор­мации. Скажем, можно воспользоваться внутренним телефоном, а не селектором, или изложить ваше сообщение в записке для передачи из рук в руки, вместо публичного проговаривания сво­ей информации²⁵.

Об ожидаемом посетителе должно быть доложено незамед­лительно. Если вы в это время уединились с другим лицом, ваша секретарша может прервать разговор, сказав нечто вроде: “На­значенный на 3 часа в приемной. Я подумала, что может быть это важно”. (Она не упоминает имени посетителя в присутствии постороннего. Если вы не в состоянии вспомнить, кто этот на­значенный на 3 часа, она пишет фамилию на клочке бумаги и вручает его вам, или использует ваш личный телефон вместо системы громкой связи.)²⁶.

²⁴ Dale Н. Е. Op. cit. Р. 148—149

²⁵ Многоточия принадлежат авторам. Esquire Etiquette. Op. cit. P. 7 ²⁶ Ibid P. 22—23

 

 

Сценические намеки и сигналы обсуждались в этой главе как один из главных типов командного сговора. Другой тип включает в себя коммуникации, которые работают в основном на то, чтобы довести до исполнителя истину, что в действительности он не придерживается рабочего согла­шения, что разыгрываемый им спектакль — это только спектакль и не больше. Тем самым исполнитель по мень­шей мере обеспечивает себе личную защиту от притяза­ний своей аудитории. Такой тип деятельности можно хле­стко назвать ироническим сговором. Как правило, в нем есть тайное пренебрежение к аудитории, хотя порой при этом могут передаваться такие понятия об аудитории, ко­торые своей неумеренной лестью выпадают из рамок рабо­чего соглашения. В этом случае перед нами некий тоже скрытый, но осуществляемый на глазах у публики аналог тех закулисных насмешек, которые были описаны в раз­деле “Обсуждение отсутствующих” данной главы.

Возможно, наиболее часто встречается иронический сговор исполнителя с самим собой. Примеры этого дают нам школьники, когда скрещивают пальцы, проговари­вая ложь, или высовывают языки, когда учительница на мгновение отворачивается и не может видеть школярских выходок. Подобно этому, и наемные работники часто строят гримасы боссу, или жестами шлют ему молчаливые про­клятья, исполняя эти сценки презрения или скрытой не­покорности при таком взаимном положении, когда те, кому они направлены, не могут их видеть. Вероятно, наискром­нейшую форму иронического самосговора можно усмот­реть в практике “рисования чертиков” или “бегства” в разные воображаемые приятные места при одновременном поддержании какой-то видимости добросовестного испол­нения роли слушателя.

Иронический сговор возникает также между участни­ками команды, когда они представляют другим свое ис­полнение. Так, хотя секретный код незаметных посторон­ним словесных оскорблений, вероятно, может быть выра­ботан только в среде самых ревностных приверженцев коммерческой жизни, не найдется ни одного настолько респектабельного торгового заведения, продавцы которо­го не позволяют себе даже обмениваться многозначитель­ными взглядами в присутствии нежелательного клиента

Коммуникации с выходом из представляемого характера 229

или желанного клиента, но ведущего себя неподобающим образом. Столь же трудно мужу и жене, или двум близ­ким друзьям провести праздничный вечер во взаимодейст­вии с кем-то третьим без того, чтобы в какой-то момент не обменяться взглядами, тайно противоречащими установ­ке, которую они формально поддерживают по отношению к этому третьему лицу.

Наиболее ядовитая форма такой агрессии против ауди­тории наблюдается в ситуациях, где исполнитель вынуж­ден принимать линию поведения, глубоко противную его внутреннему чувству. Пример можно взять из рассказа о защитных действиях, применявшихся военнопленными в китайских лагерях идеологического перевоспитания:

Следует указать, однако, что пленники находили многочи­сленные способы повиноваться лишь букве, но не духу китай­ских требований. Например, во время сеансов публичной само­критики они часто подчеркнуто повторяли ругательные слова о своих высказываниях, делая весь ритуал покаяния смешным: “Я сожалею, что назвал товарища Вана нехороший су-кин-сын”. Другим любимым приемом было обещание никогда в будущем “не попадаться” в совершении данного преступления. Подоб­ные приемы проходили успешно, потому что даже те китайцы, которые знали английский, недостаточно владели его идиома­ми и сленгом, чтобы уловить тонкую насмешку²⁷.

Сходная форма коммуникации, сопровождающаяся вы­ходом исполнителя за рамки представляемого им характе­ра, возникает там, где один из членов команды исполняет свою партию со специальной и тайной целью увеселения своих соратников по команде. К примеру, он может по­грузиться в это исполнение с напускным энтузиазмом, од­новременно преувеличенным и строго дозированным, но столь близким ожиданиям аудитории, что ее люди не со­всем сознают, или не полностью уверены, что над ними подсмеиваются. Так, джазовые музыканты, вынужденные играть “сентиментальную дребедень”, иногда начинают ис­полнять ее еще более слезливо чем нужно, и это легкое преувеличение служить средством, которым музыканты способны передать друг другу свое снисходительное пре­зрение к вкусам публики и свою верность более высокому

²⁷ Schein Е. Н. The Chinese indoctrination program for prisoners of war // Psychiatry. Vol. 19. P.159—160

 

Коммуникации с выходом из представляемого характера 231

искусству²⁸. В чем-то похожая форма сговора имеет место, когда один участник команды пытается поддразнивать дру­гого, хотя оба заняты в одном представлении. Непосред­ственная цель таких действий — заставить своего товари­ща по команде чуть ли не лопаться со смеху, или забавно ошибаться, или так или иначе почти терять самооблада­ние. Например, в Шетланд-отеле повар иногда стоял в про­ходе из кухни в передние зоны отеля и с достоинством, на правильном английском, торжественно отвечал на вопро­сы постояльцев отеля, тогда как сзади из кухни игривые официантки с непроницаемо серьезными лицами тайно, но настойчиво толкали его в спину. Издеваясь над публи­кой или дразня собрата по команде, исполнитель может показывать этим не только то, что он не скован до конца официальным взаимодействием, но и то, что он так силь­но контролирует это взаимодействие, что может забавлять­ся им как заблагорассудится.

Можно еще упомянуть последнюю форму иронических интерлюдий. Часто, когда один человек взаимодействует с другим человеком, агрессивным в каком-то отношении, он старается поймать сочувственный взгляд кого-то треть­его (лица определенно постороннего данному взаимодей­ствию) и таким путем получить подтверждение, что он не несет ответственности за характер или поведение своего партнера. В заключение заметим, что все названные фор­мы иронического сговора обычно возникают почти непро­извольно, посредством сигналов, передаваемых раньше чем в них успевают отдать себе отчет.

Учитывая многочисленность способов коммуникации, какими члены команды сообщаются между собой, выходя за пределы представляемого характера, вполне возможно ожидать, что исполнители будут действовать в таком же стиле даже в тех случаях, когда в этом нет практической нужды, и тем самым поощрять сольные выступления парт­неров. Тогда понятно, почему развивается одна специали­зированная командная роль — роль подручного, то есть лица, которое можно вводить в исполнение по воле друго­го лица с задачей обеспечить последнему удобные условия участия в игре команды. Этот особый способ облегчения

²⁸ Личное сообщение Хауарда Бекера.

себе жизни можно встретить везде, где имеются заметные различия властных характеристик людей и отсутствуют социальные запреты на общение между наделенными вла­стью и безвластными. Преходящая социальная роль ком­паньонки иллюстрирует подобную коммуникацию. В од­ной беллетризованной автобиографии конца XVIII в. чи­таем:

Вкратце мои обязанности сводились к следующему: в любой момент быть готовой присоединиться к госпоже в каждой уве­селительной или деловой компании, которую она выберет для общения. Я сопровождала ее по утрам на все распродажы, аук­ционы, выставки и т. п. и, в частности, присутствовала при та­ком важном событии как посещение магазинов... Я сопровож­дала мою госпожу во всех ее визитах, кроме случаев, когда встре­чалось особенно избранное общество, и присутствовала во всех компаниях, собирающихся в ее доме, где исполняла роль своего

 

рода старшей над слугами.

По-видимому, должность компаньонки требовала испол­нения тяжелой обязанности сопровождать хозяйку в лю­бое время по ее желанию отнюдь не для лакейских целей (или не только для одних этих целей), но для того чтобы хозяйка всегда имела под рукой кого-то, с кем можно объе­диниться против других присутствующих.

ПЕРЕСТРОЕНИЯ В ХОДЕ ИСПОЛНЕНИЯ

Уже говорилось, что когда люди собираются вместе для какого-либо взаимодействия, каждый придерживается той роли, которая была закреплена за ним в рамках команд­ной рутины, и каждый совместно со своими соратниками по команде соблюдает нужную дозировку формальности и неформальности, дистанции и близости в отношении чле­нов другой команды. Это не означает, что участники ко­манды будут публично обращаться друг с другом так же, как они публично обходятся со своей аудиторией, но, как правило, можно ожидать, что сокомандники будут обра­щаться друг с другом на публике в не совсем “естествен­ной” для них манере. Коммуникация по взаимному сгово-

 

²⁹Сообщение из “Lady's Magazine” за 1789 г. (№ 20, Р. 235). Цит. по: Hecht J. J. The domestic servant class in eighteenth-century England. L.: Routledge & Kegan Paul. 1956 P. 63.

 

': Коммуникации с выходом из представляемого характера 233

ру обсуждалась как один из способов, каким участники команды могут хоть чуть-чуть освободить себя от ограни­чений, требующихся для взаимодействия между команда­ми. Она выступает как своеобразное отклонение от основ­ного типа, о котором не должна подозревать аудитория, и, следовательно, такая коммуникация обычно оставляет в неприкосновенности существующее положение вещей. Од­нако исполнители, по-видимому, редко довольствуются по­добными безопасными каналами для выражения неудов­летворенности сложившимся рабочим консенсусом. Зача­стую они пытаются сказать больше, чем позволяет пред­ставляемый ими характер, но так, чтобы сказанное было услышано аудиторией, и в то же время открыто не угро­жало целостности двух команд и сохраняло социальную дистанцию между ними. Такие моментальные стихийные или срежисированные перестроения в ходе исполнения, часто вызывающего свойства, составляют интересную об­ласть для специального изучения.

Когда две команды устанавливают между собой офици­альный рабочий консенсус как известную гарантию безо­пасного социального взаимодействия, в этом процессе обыч­но участвует некая неофициальная линия коммуникации, которую каждая команда предлагает другой. Эта неофи­циальная коммуникация может осуществляться не пря­мо, обиняком, при помощи мимических акцентов, хоро­шо рассчитанных шуток, многозначительных пауз, заву­алированных намеков, целенаправленного дурачества, вы­разительных обертонов в голосе и других практически при­меняемых знаковых средств. Правила обоюдного воспри­ятия таких вольностей во взаимодействии весьма строги. Коммуникатор (передатчик неофициального сообщения) имеет право отрицать, что он “подразумевал что-либо” сво­им действием, если его реципиенты (получатели информа­ции) обвинят его в лицо в передаче чего-то неприемлемо­го, а реципиенты, в свою очередь, имеют право вести себя так, как если бы не было передано ничего (или проскочи­ло всего лишь нечто безобидное).

Возможно, наиболее распространенная тайная цель скрытой коммуникации для каждой команды состоит в том, чтобы тонко выставить себя в благоприятном свете, а другую команду — в неблагоприятном, часто под прикры-

тием словесных любезностей и комплиментов, которые от­влекают внимание³⁰. Если это так, то отнюдь не редким будет стремление команд разорвать путы, которые сдер­живают их в принятых рамках рабочего согласия. Инте­ресно, что именно эти скрываемые усилия возвышать себя и принижать другого, часто вносят мертвящую принуж­денность и скованность в общение людей, а вовсе не пре­словутый книжный педантизм социальных ритуалов.

Во многих видах социального взаимодействия неофи­циальная коммуникация обеспечивает канал, по которо­му одна команда может, не компрометируя себя, недвус­мысленно пригласить другую увеличить либо уменьшить социальную дистанцию и формализм их отношений, или же обоюдно поменять характер взаимодействия за счет ис­полнения какого-то нового круга ролей. Иногда это назы­вается “закидыванием удочки” и требует осмотритель­ных взаимораскрытий и наводящих вопросов. С помо­щью высказываний, обдуманно двусмысленных или име­ющих потаенное значение для посвященного, исполнитель способен прощупать, без ущерба для своей обороноспособ­ности, будет ли ему безопасно расстаться с существующим определением ситуации. Например, поскольку вовсе нео­бязательно сохранять социальную дистанцию или быть настороже перед коллегами по профессии, идеологии, эт­нической принадлежности, классу и т. д., то коллегам лю­бой разновидности обычно свойственно развивать систему тайных знаков, которые кажутся невинными посторонне­му, но в то же время сообщают посвященному, что он сре­ди своих и может ослабить напряжение позы, принятой им по отношению к публике. Так, в Индии XIX в. члены секты убийц-душителей “Тхаги”, которые маскировали свои ежегодные разбойничьи набеги девятимесячной де­монстрацией законопослушного гражданского поведения,

 

³⁰ Стивен Поттер предложил для этого явления термин — “комплекс превосходства”. Оно же под названием “привлечение внимания” рассмат­ривалось в моей статье, у Ансельма Штраусса оно называлось “статусным насилием”. В некоторых американских кругах фраза “поставить челове­ка на место” используется именно в этой связи. Отличный пример такого типа социального общения дан Джеем Хейли (см.: Goffman E. On face-work // Psychiatry. Vol. 18. P. 221—222; Goffman E. Where the action is: Three essays. Allen Lane: The Penguin Press, 1969; Strauss A. Essays on identity. 1959; Haley J. The art of psychoanalysis // ETC. Vol. 15. P. 189—200).

 

Коммуникации с выходом из представляемого характера 235

владели особым кодом для опознания друг друга. Как со­общает один автор:

Когда встречаются тхаги, хотя бы и незнакомые, в самой ма­нере их поведения есть нечто, очень скоро позволяющее им опо­знать друг друга, и чтобы увериться в зародившейся таким об­разом догадке, один из них восклицает: “Али Хан!”. И это вос­клицание, повторенное другой стороной, служит признанием их общей принадлежности...³¹.

Подобно этому, среди представителей британского ра­бочего класса все еще есть такие, которые до сих пор встав­ляют в разговоре с незнакомцем масонскую фразу-пароль с упоминанием слова “Восток”. Истинные франкмасоны знают, как отвечать на этот пароль, и знают, что после правильного ответа все присутствующие могут не церемо­ниться в проявлениях нетерпимости к католикам и непро­изводительным классам. (В англо-американском обществе полное фамильное имя и внешность лиц, кому представ­ляют человека, исполняют аналогичную функцию, сооб­щая представляемому какую из групп населения будет невежливо бранить в собравшейся компании.) По тем же причинам, некоторые постоянные клиенты изысканных ресторанов с особенным нажимом просят готовить им бу­терброды из ржаного хлеба и без масла, тем самым давая персоналу знать о своей этнической принадлежности, от которой клиент не хочет отрекаться³².

Осмотрительные взаимораскрытия, благодаря которым узнают друг друга два члена тайного общества, возможно, являются наименее тонкой разновидностью взаиморазоб­лачительных коммуникаций. В повседневной жизни, где индивиды не входят ни в какое секретное общество, свое членство в котором вдруг понадобится для чего-то обнару­жить, протекают более тонкие процессы. Когда взаимо­действующие индивиды не знакомы с мнениями и стату­сами друг друга, начинается процесс зондирования почвы, в котором каждый из них понемногу приоткрывает друго­му свои взгляды или истинное общественное положение. После ослабления (хотя бы и небольшого) защитного барь­ера каждый ждет от другого какого-то знака, подтвержда-

³¹ Sleeman С. J. L. Thugs or a million murders. L: Sampson Low, 1933. P. 79

³² См. неопубликованную статью Луиса Хирша: Hirsh L. Team work and performance in a Jewish delicatessen.

ющего, что это ослабление для него безопасно, и после по­лучения такой страховки может без опаски еще понизить этот барьер. Двусмысленно формулируя каждый шаг в по­добном взаимном прощупывании, индивид сохраняет по­ложение, в котором он способен мгновенно остановить про­цесс раскрытия своего представительского фронта, если он не получит от другого никакого подкрепления, и дейст­вовать в этом случае так, словно бы его последнее саморас­крытие не было лишь пробным шаром, а было неподдель­ной правдой. Так, если два лица в беседе пытаются разуз­нать, какая степень откровенности допустима между ними в высказывании своих истинных политических мнений, то один из них может остановиться в постепенном рас­крытии действительной глубины своих левых или правых убеждений в тот момент, когда другой уже явно полно­стью разоблачил свою позицию. В подобных случаях лицо, придерживающееся крайних взглядов, обычно будет вес­ти себя так, словно его взгляды являются не более ради­кальными, чем взгляды другого.

Этот процесс постепенного осмотрительного взаиморас­крытия можно также проиллюстрировать примерами из мифологии и фактами, связанными с гетеросексуальной жизнью в современном обществе. Сексуальные отношения обычно определяются как интимные отношения, иници­атива в которых принадлежит мужчине. Фактически, прак­тика ухаживания включает в себя систематические выпа­ды против равенства полов со стороны мужчины, посколь­ку в интимных отношениях тот пытается подчинить себе партнера, которому сперва был вынужден доказывать свое уважение³³. Но еще более агрессивные выпады против ра­венства между полами встречаются в ситуациях, где рабо­чий консенсус определен в категориях должностного пре­восходства и дистанцирования со стороны исполнителя-женщины, и подчинения со стороны исполнителя-мужчи­ны. При этом весьма возможно, что исполнитель-мужчи­на будет стремиться переопределить ситуацию взаимодей-

Рутинные предохранительные процедуры взаимораскрытия в гомо­сексуальном мире имеют двойное назначение: раскрытие своей принад­лежности к данному тайному обществу и зондаж отношений между кон­кретными членами этого общества. Удачную литературную иллюстрацию этому можно найти в рассказе Гора Вайдала “Три стратагемы” (см.: V ida/ (1 Three Stratagems // Vidal G. A thirsty evil. L.. Heinemann. 1958).

г Коммуникации с выходом из представляемого характера 23 7

ствия так, чтобы подчеркнуть свое сексуальное превосход­ство в противовес своей социально-экономической подчи­ненности³⁴. В американской литературе весьма распрост­ранен сюжет, когда именно бедный мужчина вносит это переопределение ситуации в отношения с богатой женщи­ной. Как часто отмечали до меня, яркий пример такого положения представлен в романе английского писателя Д. Лоуренса “Любовник леди Чаттерлей”. Если же обра­титься к сфере обслуживания, особенно к ее самым скром­ным профессиям, то там обязательно найдутся анекдоти­ческие рассказы бывалых практиков о случаях, когда им или их коллегам удавалось превратить сервисные отноше­ния в сексуальные (или сама ситуация переопределяла эти отношения за них). Такие сказки и легенды агрессивных переопределений ситуации составляют существенную часть мифологии, свойственной не только конкретным видам занятий, но и вообще мужской субкультуре.

Мгновенные перестроения на ходу, благодаря которым новое направление взаимодействия может быть по како­му-то неофициальному каналу схвачено подчиненным, или неофициально изменено вышестоящим, вносят известный элемент стабильности и институциализации в то, что иногда называют двусмысленным, разговором³⁵. Благодаря этой технике коммуникации два индивида могут передавать друг другу информацию, по манере передачи или по со­держанию не совместимую с их официальными отношени­ями. Двусмысленный разговор предполагает своеобразный обмен косвенными намеками с обеих сторон, возможный в течение длительного времени. По сути это разновидность

³⁴ Возможно, из-за чрезмерного почтения к фрейдистской этике неко­торые социологи, по-видимому, ведут себя так, словно считают плохим вкусом, кощунством или саморазоблачением определять сексуальное сно­шение как часть определенной церемониальной системы, некоего взаим­ного ритуала, исполняемого, чтобы символически подтвердить недоступ­ность для посторонних этого социального взаимоотношения. В этой главе обильно используются идеи Кеннета Берка, который явно принимает со­циологическую точку зрения при определении ухаживания как ритори­ческого принципа, благодаря которому преодолевается социальная отстра­ненность друг от друга (см.: Burke К. A rhetoric of motives. P. 208 ff., 267—268).

³⁵ В обиходной речи термин “двусмысленный разговор” используют еще и в двух других смыслах: применительно к высказываниям, в кото­рые вкрались звуки, по впечатлению осмысленные, но в действительнос­ти нет; и применительно к осторожно-неопределенным ответам на вопро­сы, по которым спрашивающий хотел получить четкий ответ.

коммуникации, основанной на сговоре, но отличающейся от других видов сговора тем, что “характеры”, против ко­торых направлен сговор, проецируются вовне самими ли­цами, вступающими в сговор. Обычно двусмысленный раз­говор случается во время взаимодействия между подчи­ненным и начальником относительно предметов, которые официально числятся вне компетенции и юрисдикции под­чиненного, но в действительности зависят от него. Под­держивая двусмысленный разговор, подчиненный в состо­янии проявлять инициативу в выборе линий действия, не допуская открытого выражения эмоциональных послед­ствий такой инициативы и не рискуя покушаться на ста­тусное различие между ним и начальником. Казармы и тюрьмы явно изобилуют двусмысленными разговорами. Они обычны и в ситуациях, где подчиненный имеет боль­шой опыт работы, а начальник нет, например, в прави­тельственных учреждениях с их сложными отношениями между “постоянным” заместителем министра и политиче­ски назначенным очередным министром, а также там, где подчиненный говорит на языке какой-то группы наемных работников, а его начальник нет. Двусмысленный разго­вор нередок при юридически или морально сомнительных переговорах двух сторон, ибо благодаря технике такого разговора коммуникация может состояться, но при этом ни один участник сомнительной сделки не попадает в руки другого. Иногда встречается похожая форма сговора меж­ду двумя командами, которые должны поддерживать впе­чатление относительной враждебности или относительно­го дистанцирования в отношении друг друга и все-таки находят взаимовыгодным для себя прийти к соглашению по определенным вопросам, не вредя при этом изначально обязательной для них оппозиционной установке³⁶. Иными словами, дела можно делать и без отношений взаимной со­лидарности, обычно возникающих при совместных сдел­ках. Возможно, еще важнее то, что двусмысленные разго­воры регулярно случаются в интимных ситуациях дома и на работе как безопасное средство предъявлять и отвер-

³⁶ Пример молчаливого компромисса между двумя командами, офи­циально оппозиционными друг другу см. у X. Э. Дейла (Dale Н. E. Op. cit. Р. 182—183). См. также: Dalton M. Unofficial union-management relations //American Sociological Review. Vol. 15. P. 611—619.

 

гать просьбы и требования, которые не могут быть откры­то сделаны или открыто отвергнуты без изменения харак­тера данных взаимоотношений.

Итак, рассмотрены некоторые обычные перестроения в ходе взаимодействия: движения около, или сверх, или в сторону от основной линии взаимодействия между коман­дами. В качестве примеров приводились такие процессы как выражение недовольства по неофициальным каналам, осмотрительные взаимораскрытия и двусмысленные раз­говоры. К этому хотелось бы добавить еще несколько ти­пов перестроений.

Когда рабочий консенсус, установленный между двумя командами, допускает открытую оппозицию, то случает­ся, что разделение труда внутри каждой команды может в конечном счете привести к мгновенным перестроениям такого рода, которые заставляют признать, что не только армии свойственно явление братания. Специалист одной команды может прийти к выводу, что он имеет много об­щего со своим занимающим то же положение в другой ко­манде антагонистом и что между собой они говорят на язы­ке, который толкает их к объединению в единую коман­ду, оппозиционную ко всем остальным участникам. Так, на переговорах рабочих и управляющих юристы противо­положных сторон могут обмениваться заговорщицкими взглядами, когда профан любой из команд допускает яв­ный юридический промах. Когда специалисты не входят в постоянный состав команды, а нанимаются на время пере­говоров, они, вероятнее всего, будут в каких-то отношени­ях более верны своему профессиональному призванию и своим коллегам по профессии, чем команде, которой им временно пришлось служить. Далее, если надо поддержи­вать впечатление оппозиционности команд, то эти пере­крестные сигналы лояльности между специалистами дол­жны подавляться или выражаться украдкой. Так юристы, чувствуя, что их клиенты хотят видеть их враждебно на­строенными к юристам противной стороны, могут дождать­ся какого-то закулисного перерыва, чтобы дружески по­болтать с коллегой о данном деле. Обсуждая роль государ­ственных служащих в парламентских дебатах, X. Э. Дейл приходит к сходным выводам:

Коммуникации с выходом из представляемого характера 239

Официальные дебаты по одному вопросу..., как правило, зани­мают только один день. Если какому-то министерству не повез­ло, так что оно вынуждено проводить длинный и спорный зако­нопроект на заседании всей палаты общин на правах комитета, специально созванного для обсуждения этого законопроекта, то министр и дежурные госслужащие должны присутствовать там с четырех до одиннадцати вечера (иногда и гораздо позднее, если правило одиннадцати часов не действует), и, возможно, день за днем с понедельника по четверг еженедельно... Однако эти гос­служащие получают за свои страдания некую компенсацию. Именно в это время они имеют наибольший шанс возобновить и расширить свои знакомства в палате. В этот период и члены парламента и правительственные чиновники меньше чувству­ют тяжесть своих обязанностей, чем во время официальных одно­дневных дебатов: вполне законно, например, сбежать из зала заседаний в курилку или на прогулочную террасу и погрузить­ся в приятную беседу, когда некий печально знаменитый мас­тер скуки вносит поправку, которую, как всем известно, невоз­можно принять. Невольно рождается какой-то дух товарище­ства между всеми людьми, вечер за вечером занятыми законо­проектом, — будь то члены правительства, представители оппо­зиции или рядовые госслужащие³⁷.

Интересно, что в некоторых случаях даже закулисное братание может рассматриваться как слишком большая угроза данному спектаклю. Так, от бейсбольных игроков, за команды которых болеют соперничающие группы фа­натов, правила лиги требуют воздерживаться от слишком оживленной беседы с противниками перед началом игры.

Это правило легко понять. Было бы неприлично показать иг­роков болтающими словно за полуденным чаепитием и потом надеяться поддержать впечатление, создаваемое как только игра начинается, будто они гоняются друг за другом и за мячом как дьяволы. Они должны вести себя как противники все время³⁸.

Во всех этих случаях, включая братание между специ­алистами противных сторон, дело не в том, что будут разо­блачены секреты или пострадают интересы команд (хотя это может случиться и случается), но скорее в том, что мо­жет быть дискредитировано лелеемое впечатление сопер­ничества между командами. Поведение специалиста дол­жно казаться стихийным откликом на фактические обсто-

³⁷ Dale Н. Е. Op. cit. Р. 150

³⁸ Pinelli B. MrUmp. Philadelphia: Westminster Press. 1953 P. 169

 

ятельства данного взаимодействия, но в то же время соот­ветствующим, несмотря ни на что, его положению про­тивника другой команды. Когда он братается со своим со­перником на другой стороне, техническое значение его вклада в команду может и не пострадать, но с драматурги­ческой точки зрения братание разоблачает то, чем этот вклад отчасти является на самом деле, а именно, куплен­ным исполнением некоторой рутинной задачи.

Все сказанное не означает, что братание случается только между специалистами, временно борющимися друг с дру­гом на противостоящих сторонах. Всякий раз когда векто­ры разных лояльностей в чем-либо совпадают, какой-то круг людей может подчеркнуто наглядно изображать из себя две абсолютно разные команды, одновременно втихо­молку образуя еще одну команду с общими интересами. И всякий раз, когда две команды вынуждены поддерживать высокий накал взаимного соперничества, или соблюдать социальную дистанцию, или делать и то, и другое, с само­го начала возможно установление некой четко ограничен­ной зоны, которая не только является закулисьем для спе­цифических исполнений каждой из команд, но и открыта для членов обеих команд. В общедоступных психиатри­ческих больницах, к примеру, часто имеется помещение или уединенная спортивная площадка, где пациенты и служители могут вместе поиграть, допустим, в покер или со знанием дела посплетничать в качестве старожилов за­ведения, но где при всем при том все понимают, что слу­жители “не поступятся своим авторитетом”. В армейских лагерях иногда тоже есть похожая зона. Воспоминания о жизни моряков дают еще один пример этого:

Существует старинное правило, что на камбузе каждый мо­жет безнаказанно высказываться откровенно, как на углу Гайд-парка в Лондоне. Офицер, который затаил бы в памяти нечто из услышанного там и использовал бы это против неосторожного болтуна за пределами камбуза, скоро обнаружил бы, что на ко­рабле его бойкотируют или саботируют его распоряжения³⁹.

Для начала скажем, что человек никогда не бывает с коком наедине. Всегда найдется еще хоть один бездельник, который отирается возле кока, выслушивает его сплетни или росказни о горестях, в то время как тот уютно сидит с раскрасневшимися

Harton J.de. A sailor's life. L.: Hamish Hamilton. 1956

уникации с выходом из представляемого характера 241

щеками на маленькой скамеечке, опираясь на теплую стенку напротив плиты и закинув ноги на поручень, ограждающий пли­ту. Эти закинутые ноги дают нам ключ: камбуз на корабле — это нечто вроде деревенской завалинки, и кок с его плитой обе­щают тепленькое местечко для посиделок. Это единственное мес­то, где офицеры и матросы встречаются на равных, как очень скоро убедится в этом любой молодой моряк, если он войдет ту­да с видом юношеского превосходства. По-свойски называя вновь вошедшего “голубчиком” или “дружком”, кок сразу осадит его, посадив на маленькой скамейке рядом со смазчиком Хэнком... Без этой свободы слова в камбузе корабль начинают разди­рать подспудные склоки. Все ныне согласны, что в тропиках нервное напряжение возрастает и судовой командой становится труднее управлять. Некоторые приписывают это жаре, другие же знают, что причина — в потере на теперешних судах старин­ного предохранительного клапана: камбуза⁴⁰.

Часто, когда две команды вступают в социальное вза­имодействие, можно обнаружить, что одна из них имеет низкий общий престиж, а другая — высокий. Обыкновен­но, размышляя о необходимых сценических перестроени­ях в таких случаях, полагают, что команды с понижен­ным престижем будут пытаться изменить основу в