Северная стена Айгера. Фото Omar Jabr

Генрих Харрер

БЕЛЫЙ ПАУК

 

ПРЕДИСЛОВИЕ

ЭЙГЕР. Северная стена

 

Не ходи на Эйгер, папа, не ходи туда…

Старая песенка.

 

Северная Стена Эйгера — Eigernordwand — мечта многих альпинистов на протяжении более, чем полувека. Стена, на которой заявляли о себе, как о восходителях Лионель Террай, Герман Буль, Кристиан Бонингтон и Райнхольд Месснер. Эта стена, как магнитом, тянула к себе и признанных грандов мирового альпинизма и зелёных новичков, мечтавших об эффектном восхождении. В июне 1950 года французская экспедиция спешным темпом, пытаясь обогнать муссон, спускалась с Аннапурны. Врач Жак Удо ампутировал Морису Эрцогу одну фалангу за другой, а покоритель первого восьмитысячника и будущий национальный герой Франции плакал. Не от боли, а от обиды — он никогда не сможет пройти Эйгернордвэнд, а ведь он так мечтал об этом! В конце пятидесятых стоимость проката подзорной трубы в деревне Клейн Шеддег (Kleine Scheiddeg) выросла в несколько раз: многим хотелось полюбоваться на тело итальянского альпиниста Стефано Лонжи, которое несколько лет не могли снять со стены. «Никакая гора не стоит человеческой жизни», — сказал великий Вальтер Бонатти после неудачной попытки пройти северную стену Эйгера соло. «Стена смерти», «Белая кобра» — так называли Эйгернорвэнд альпинисты. Впрочем, альпинистский фольклор, зачастую весьма склонный к чёрному юмору, в этом случае всего-навсего вернулся к изначальному названию горы: огр — великан-людоед. В древности люди верили, что огры живут на высоких горах, и одного такого они поселили на вершине, которая своей мрачной стеной вставала над Гриндельвальдской долиной.

 

Генрих Харрер

БЕЛЫЙ ПАУК

 

Генрих Харрер

 

Северная стена Айгера. Фото Omar Jabr

 

Схема маршрута. Представлена Сергеем Калмыковым

 

А.Хекмайер, Л.Фьёрг, Ф.Каспарек, Г. Харрер

 

Лето 1938 началось достаточно печально, гибелью двух молодых итальянских альпинистов, Бартоло Сандри и Марио Менти. Они работали на фабрике шерсти в Валдано, в провинции Виченца. В юном возрасте — 23 года — оба стали почетными членами Итальянского альпинистского клуба. Особенно был известен Сандри, необычайно одаренный скалолаз, который совершил множество серьезнейших восхождений высшей 6-ой категории сложности, включая несколько первовосхождений.

Правда, у них не было почти никакого опыта передвижения по ледовым маршрутам в Альпах. Как все настоящие альпинисты, они прибыли в Альпиглен и Кляйне Шайдегг тихо, без помпы, почти тайно. Вначале изучили Стену, для разведки прошли начало маршрута и снова спустились. Они решили, что прямой путь, по которому три года назад пытались совершить восхождение на Айгер Макс Зедлмайер и Карл Мерингер, был проще, чем тот, который открыл Андреас Хинтерштойссер. Но он, отнюдь, не был безопаснее. Дело в том, что Стена еще не достигла состояния, наиболее подходящего для восхождений.

 

Вид на Айгер, Мёнх, Юнгфрау с Мэнлихена. Бернские Альпы

 

Тем не менее, Бартоло и Марио отправились в путь ранним утром 21-ого июня. Они смогли подняться выше, чем прошли Зедлмайер и Хинтерштойсер за первый день. Храбрость и энтузиазм друзей возросли, как и их стремление одержать победу. Итальянцы были нетерпеливы и просто не могли заставить себя ждать. А природа в это время следовала своим собственным законам, не учитывая храбрости, энтузиазма и амбиций. Поздно вечером началась одна из печально известных гроз Айгера …

 

Айгер, Мёнх, Юнгфрау

 

На следующий же день поисковый патруль Гриндельвальдских гидов во главе с Фрицем Штойри, находят Сандри мертвым на снегу у подножья Стены. Тело Менти с огромным трудом было поднято из глубокой трещины в леднике только несколькими днями позже.

 

Спасработы

 

Мемориальная табличка Б.Сандри и М.Менти

 

Это было скверное начало попыток восхождения на Айгер летом 1938, но очередная трагедия не могла остановить развития событий, которые должны были произойти. Память об успешном возвращении с маршрута Ребича и Фёрга, которое явилось поворотным моментом в сознании альпинистов, была все еще ярка. Но это было уроком, после которого все поняли, что невозможно застать Стену врасплох. Veni, vidi, vici (Пришел, увидел, победил) не проходит на Айгере. Необходимо иметь бесконечное терпение и уметь долго ждать… в течение многих дней, возможно, даже недель.

 

Айгер. Фото billyc

 

Тем временем, Фриц Каспарек нетерпеливо ждал моего приезда. Этот великий альпинист из Вены, искрящийся жизнью, благословленный оптимизмом, который ничто не могло разрушить, уже был в Гриндельвальде какое-то время, катался на лыжах в районе Бернского Оберленда, не переставая наблюдать за могущественной Стеной Айгера. Хотя, пока, особенно не за чем было наблюдать, кроме непрерывных лавин, достаточно серьезных, чтобы пресечь в корне даже саму мысль о попытке.

 

Схема Северной стены Айгера

 

Все равно, Фриц бы очень хотел, чтобы с ним был сейчас его партнер по серьезному восхождению, которое они планировали сделать вместе; ведь никогда не знаешь, что, может случиться, при смене планов. Зэпп Бруннхубер (Sepp Brunnhuber), с которым Фриц совершил первое зимнее восхождение на Северную Стену Grosse Zinne еще в феврале — в какой-то степени тренировочное восхождение для проекта Айгера — все еще не мог подъехать. Я обещал Фрицу приехать в Гриндельвальд к 10 июля; но в глубине души у него были причины, чтобы сомневаться в обещаниях студента.

 

Генрих Харрер и Фриц Каспарек

 

Вообще-то я уже не был студентом к тому времени, когда я добрался в Гриндельвальд. Мои преподаватели в Университете Граца были изумлены скоростью, с которой я внезапно сдал все выпускные экзамены. Мне не удалось бы объяснить им, что мне надо избавиться от учебы прежде, чем я поднимусь на Северную Стену Айгера.

Они, конечно бы покачали головами, и — не без осуждения — напомнили бы мне, о том, что вполне возможно проделать это восхождение и не имея высшего образование. Я никому не сказал о нашем плане, ни сокурсникам, ни друзьям-спортсменам и альпинистам. Единственный человек, которого я посвятил в тайну, была мудрая, практичная и мужественная женщина, моя будущая теща фрау Эльза Вегенер. В 1930 ее муж, профессор Альфред Вегенер, отдал свою жизнь ради жизни спутников в бескрайних льдах Острова Гренландия, когда он погиб в снежной буре; таким образом, у нее, возможно, были достаточные основания, чтобы быть категорически против планов, в которых рискуешь жизнью. Она, однако, не произнесла ни слова осуждения; напротив, поощряла меня, хотя хорошо знала репутацию Северной Стены Айгера.

Моя последняя контрольная была утром 9-го июля. После обеда я взобрался на мой тяжело нагруженный моторный велосипед; и приехал в Гриндельвальд точно 10-го июля, как и обещал. Фриц Каспарек, загоревший до шоколадного оттенка под горным солнцем, с выгоревшими волосами, приветствовал меня на неизменном венском.

 

Фриц Каспарек

 

Фриц был наделен искусством красноречия. У него был положительно оригинальный дар изобретения ругательств, когда он сталкивался с очевидно непреодолимыми трудностями, но не признавал этого — и в горах, и в обычной жизни. Однако он никогда не имел обыкновения выставлять напоказ свои чувства; никогда не болтал попусту о дружбе или партнерстве.

Но у него была такая натура, что в сложной ситуации, он не только поделится со своими компаньонами последней коркой хлеба или крошкой шоколада, но и отдаст им все целиком. И при этом не с жалостью на лице, а в сопровождении с крепким венским словцом или выражением. С такими друзьями можно красть лошадей, пригашать Дьявола на пикник, или — лезть на Северную Стену Айгера. Фрайзль и Бранковски (Fraissl и Brankowski), два старых знатока Айгера, также были в Гриндельвальде.

 

Айгер. Ребро Миттелеги

 

Выход на вершину Айгера по ребру Миттелеги

 

Кроме того, мы поднялись на Мёнх по маршруту «Ноллен».

 

Швейцарская пастораль

 

Был прекрасный день, когда Фриц и я начали восхождение с нижней части стены и после подъема приблизительно на 700 м., до так называемой «Бивачной пещеры» выше «Разрушенного Столба», оставили рюкзак, полный провизии и снаряжения. К нему мы прикрепили ярлык с надписью: «Собственность Каспарека и Харрера. Не трогать».

Это уведомление не обозначало никакого особенного недоверия к другим альпинистам на Северной стене. Просто, из-за неоднократных попыток восхождений и частым спасательным и транспортировочным операциям, стена была замусорена остатками снаряжения, веревками и крючьями, которые служили неплохой помощью и дополнением к снаряжению последующих групп. Потому было просто необходимо четко подписать любой рюкзак, специально оставленный на стене с заброской, как, к примеру, наш.

 

На стене Айгера

 

Мы снова спустились вниз к нашей палатке. Условия еще не позволяли начинать восхождение и рассчитывать на малейшую перспективу успеха. Мы точно решили, не позволять, чтобы нас подгоняли, подталкивали или понукали. Прошлые трагедии и особенно гибель двух итальянцев ранее этим летом научили нас, что любая спешка может помешать осознанному трезвому решению и привести к самым страшным последствиям. Мы могли ждать, и мы хотели подождать.

 

Движение по леднику

 

Эти часы между ночью и днем — всегда жесткое испытание на смелость. Тело идет механически, делая правильные движения, набирая высоту; но дух еще не бодрствует, его не охватывает радость восхождения, душа пребывает в раздумьях и сомнениях. Мой друг Курт Мэйкс однажды назвал эти сомнения верной сестрой опасений, правильным и необходимым противовесом к той храбрости, которая убеждает мужчин идти ввысь, и защищает их от самоуничтожения. Это, конечно же, не страх, который иногда испытывают альпинисты; а сомнения и вопросы, и человеческие опасения. Ведь, в конце концов, альпинисты всего лишь человеческие существа. Они должны смириться с собственными недостатками и дурными предчувствиями; они должны подчиниться силе воли, понимая, что все в их руках.

И таким образом, первый час, час серого, бесформенного, бесцветного сумрака на рассвете, является часом тишины. Явное доверие ложно, действительность может быть ошибочна, иногда, когда человек изо всех сил пытается достигнуть совершенства, он превозмогает себя, пробуя погасить тонкие нюансы предчувствий своей силой воли. И великолепная вещь в горах — то, что они не терпят лжи. Среди них, мы должны быть честны, прежде всего, перед самими собой. Фриц и я взбирались вверх в темноте, и на рассвете прошли «Разрушенный Столб».

Время от времени мы слышали голоса позади нас, могли даже различать отдельные слова. Это были Фрайзль и Бранковски, которые, как и мы, дождались хорошей погоды, и пошли на стену вслед за нами. Мы довольно неплохо с ними ладили. Две связки на этой огромной стене друг другу не помешают; напротив, они могут придти на помощь в непредвиденных ситуациях.

 

Начало маршрута

 

Скалы казались серыми, даже снег был серым в первых, мертвенно-бледных лучах рассвета. И было что-то еще серое, шевелящееся впереди. На этот раз не скалы, а люди, появляющиеся из своих мешков-палаток в «Бивачной пещере». Немедленно все мысли, сомнения и вопросы, которые рождались в секретных глубинах нашего эго, умчались прочь. Мы не собирались обсуждать их, тем более с незнакомыми товарищами-альпинистами, которые были одновременно и товарищами, и конкурентами.

 

А.Хекмайер

 

Незнакомцы? Альпинисты никогда не бывают по-настоящему незнакомцами, тем более на этой Стене. Мы представились этим двум, которые только что пробудились от ночного сна. Тогда они сказали нам, кто они такие: Андреас Хекмайер и Людвиг Фёрг. Это было уникальное место для такого знакомства. Свет приближающегося дня был слишком ярким, чтобы мы были в состоянии видеть лица стоящих напротив людей, различить отдельные черты и оценить их.

 

А.Хекмайер

 

Итак, это был известный Андреас Хекмайер. Ему 32 года и он был самым старшим из нас четверых. Его лицо было покрыто глубокими морщинами, выделяясь острым, выступающим носом. Это было худое, храброе лицо, лицо бойца, человека, который требует многого от своих напарников, но и сам выкладывается по полной.

 

Л.Фёрг

 

Второй мужчина, Людвиг Фёрг, казалось, был точно противоположным типом; хорошо-закругленный, атлетического телосложения, нисколько не жилистый или худой, при этом черты его лица не были столь запоминающимися, как у Хекмайера. Они излучали дружелюбное расположение; все его существо характеризовалось скрытой силой и внутренним спокойствием. Его друзья, с которыми он был на Кавказе два года назад, прозвали его «Король Бивака». Даже те ужасные ночи под открытым небом на 2000-метровой ледяной стене Ушбы, «Ужасной Горы», не смогли нарушить его сон.

Делая краткий вывод, можно было бы приписать динамическую силу Хекмайеру и выносливость Фёргу. В любом случае два таких разных и дополняющих друг друга характера не могли удержаться от искушения совершить это сложное восхождение.

Мы не могли сказать, были ли эти два мужчины разочарованы тем, что мы находились на Стене одновременно с ними. Если и были, то, конечно, не показывали этого. Хекмайер сказал: «Мы знали, что вы пытались преодолеть Стену. Мы видели ваш рюкзак и прочитали ярлык». Мы же не могли понять, почему были в неведенье о присутствии этих двух мужчин, которые не жили в палатке или в Альпиглене или Кляйне Шайдигг, ни в сене, ни на одном из пастбищ. Только позже мы узнали, что на сей раз, они полностью скрыли свои следы. Они прибыли в Гриндельвальд с багажом и сняли комнату в одной из гостиниц в Кляйне Шайдегг.

 

Отели в Кляйне Шайдегг

 

Кто когда-либо слышал о кандидате на покорение Северной Стены Айгера, спящем в гостиничном номере? Уловка сработала великолепно. У Хекмайера и Фёрга было с собой лучшее, самое современное снаряжение. Они были фактически столь же бедны, как и мы, но нашли спонсора для восхождения заранее и поэтому впервые в жизни получили возможность покупать все, что душе угодно в лучшем спортивном магазине Мюнхена, и даже изготовить снаряжение по спецзаказу.

Конечно, у обоих были двенадцатизубые кошки, которые только вошли в моду. У Фрица были десятизубые, а у меня кошек и вовсе не было. Надо сказать, это было ошибкой, но это не было результатом небрежности, а скорее слишком скрупулезного расчета. Мы рассудили, что Северная Стена была скальной стеной с участками снега и льда. Пара кошек прилично весит, и мы чувствовали, что, если мы обойдемся без них, то сможем взять с собой больше снаряжения и провизии. Мои ботинки были подбиты специальными гвоздями, по системе, популярной в Граце; расположение шипов, обеспечивало одинаково хорошую устойчивость на скалах и льду.

Наш план заключался в том, чтобы Фриц шел впереди по льду, а я на скалах. Мы также не хотели заниматься бесполезной тратой времени, надевая и снимая кошки. Мы были весьма неправы, и это была ошибка, но она не привела к трагедии, мы всего лишь потеряли время. Но мы еще не знали об этом, когда стояли и разговаривали с Хекмайером и Фёргом у входа в Бивачную пещеру. Фёрг, привыкший жить на биваках в любых условиях и местах, ворчал о ночи, которую они только что провели. «Было холодно и неудобно», жаловался он. «Камнепады не позволили спать снаружи пещеры, а сама пещера была узкой и мокрой. На наши спальники-палатки капало всю ночь».

 

Работа на стене

 

В тот момент, не было времени для психологических размышлений или решения подобных проблем. Сама стена предлагала нам реальные проблемы, поскольку мы достигли «Трудной расщелины». Сумерки были вынуждены, наконец, уступить первому яркому утреннему свету. Мы лезли вверх, и Фриц занялся первой серьезной стенкой со свойственным ему мастерством.

Тяжелый рюкзак за его плечами охладил его спонтанную попытку пройти стену с хода. Ему пришлось спуститься вниз и оставить рюкзак у моих ног. Тогда он сделал второй бросок. Одно удовольствие наблюдать за ним. Он взбирался все выше и выше, элегантно, используя каждую трещину, не выбиваясь из собственного ритма, не прилагая лишних усилий. И в поразительно короткий срок он справился с этим первым бастионом на Стене.

Работа по подъему рюкзака Фрица была трудной, и, к тому же огромной тратой времени, он цеплялся за все выступы. Первый рюкзак мы все-таки, в конце концов, вытащили наверх; второй же, весящий 25 кг., я потащил на своих плечах. У нас уже просто не было времени на развлечение по вытаскиванию второго рюкзака. Фриц выбирал меня внатяг; его помощь, по крайней мере, возмещала вес моего рюкзака, и скоро я также был на верху расселины.

 

С тяжелым рюкзаком

 

Прохождение этого бастиона дало мне первое предчувствие того, что было у Стены в запасе; но тот факт, что я не потерял дыхание, проходя расселину, усилил мою уверенность в том, что я был готов к физической нагрузке. Есть, конечно, огромная разница между балансированием, подобно гимнасту под куполом цирка, на даже самой сложной стене Доломит и восхождением с тяжелой поклажей по Стене Айгера. Но разве способность таскать тяжелые рюкзаки не является необходимым умением для каждого успешного восхождения?

 

Рыжий отвес

 

К тому времени мы были чуть ниже «Рыжего отвеса», той гладкой стены, тридцатиметровой высоты, которая уходит зализанными скалами в небо. По правилам, опирающимся на человеческий опыт, стены гор спят спокойно рано утром, скованные ночным холодом. Камни приморожены и неподвижны.

Но Стена Айгера не подчиняется никаким правилам Куинсберри; еще один пример того, что ей наплевать на все уловки людей. Камни внезапно посыпались вниз. Мы видели, как они летели через край «Рыжего отвеса» и просвистели над нами, описав широкую дугу. Стена открыла заградительный огонь. Мы поспешили вверх, чтобы быстрее добраться до подножья отвеса, где, прижавшись к стене, мы могли почувствовать себя в безопасности.

Прогрохотал еще один камнепад. Камни ударяли в стену ниже нас, раскалываясь на тысячу кусочков. Потом мы услышали голос Фрайзля, не призыв о помощи или SOS, просто разговор, одному из них камень попал в голову и ранил.

«Что-то серьезное? Вам помочь?» спросили мы.

«Нет, но у меня ужасно кружится голова. Мне кажется, с нас хватит. Придется возвратиться». «Вы справитесь сами?» «Да, все нормально». Нам было жаль, что два наших венских друга не смогли составить нам компанию, но мы не стали отговаривать их. Таким образом, Фрайзль и Бранковски стали спускаться обратно вниз.

 

Рыжий отвес

 

Теперь, перед восходом солнца, мы двое остались снова одни на Стене. Только что нас было шестеро, теперь Фриц и я могли рассчитывать только на помощь друг друга. Мы не обсуждали этого, но подсознательно это усилило наше чувство взаимопомощи и товарищества. Мы быстро продвигались по простым скалам, и затем, внезапно, мы очутились на переходе, который Ребич и Фёрг годом раньше окрестили как «Траверс Хинтерштойсера».

 

А.Хинтерштойсер

 

Скалы, вдоль которых мы теперь должны были пройти траверсом влево, вертикалью прорезали прозрачный воздух. Мы были восхищены отвагой и мастерством Хинтерштойсера, который прошел этот траверс через первое ледяное поле, понимая всю сложность задачи.

 

Погибший Тони Курц

 

На траверсе Ф.Каспарек

 

Тем не менее, Фриц проходил траверс со свойственным ему поразительным умением, балансируя на скользком льду, проделывая свой путь, сантиметр за сантиметром, метр за метром, поперек этой трудной и предательской стены. Местами ему приходилось ударами ледоруба сбивать со скалы снег или корку льда; ледяные осколки соскальзывали вниз со скалы с высоким звенящим звуком, и исчезали в пропасти.

 

Ф.Каспарек проходит траверс

 

Но Фриц уверенно держался, прокладывая свой путь влево, взбираясь, зависая возле скалы на веревке, от зацепки до зацепки, пока не достиг дальнего конца траверса.

 

Прохождение траверса

 

Мы шли великолепно, погода была прекрасна, и мы не сомневались, что у нас были хорошие шансы на успех; но мы не забывали, что лучшим из лучших альпинистов пришлось отступить. Поэтому мы оборудовали «Ласточкино гнездо» для возможного пути отступления. Старой веревки, оставленной в 1937 командой на траверсе, было не достаточно для осуществления спуска. Мы решили точно просчитать маршрут возвращения. В 1936 отсутствие расчета оказалось фатальным для команды из четверых альпинистов; трагедия, которая достигла своего апогея с ужасной смертью Тони Курца.

 

Тони Курц

 

В «Ласточкином гнезде» мы оставили 100 метров веревки, крючья, веревочные петли, и провизию. Было 21-е июля 1938. Ровно два года назад в этот же день Хинтерштойсер провел часы в отчаянных попытках вернуться назад по траверсу, который он сам открыл. Все было напрасно.

 

Е.Райнер и В.Ангерер

 

Он, а с ним Ангерер и Райнер, умерли в тот же день. Мы были чрезвычайно опечалены этими воспоминаниями. Если бы только те четверо восходителей оставили свою перильную веревку на траверсе, если бы у них была достаточно длинная веревка в «Ласточкином гнезде», если бы да кабы… Мы должны были благодарить мертвых за наши знания. Память заставила нас задуматься и опечалится, но мы не дрогнули. В жизни есть свои законы, которым мы повинуемся подсознательно. Предшественники указали нам путь.

 

На Первом ледовом поле

 

Мы направлялись к вертикальному взлету, который ведет от Первого ко Второму Ледовому полю. Единственный возможный проход, казалось, лежал через желоб, позже названный «Ледовый рукав». Эта перемычка между двумя ледовыми полями — одна из многих хитрых ловушек на этой Стене. Внешне, стена в Доломитах намного более внушительна, чем любой бастион на Стене Айгера. Когда я вспоминаю большую стену в Доломитах, на ней есть много участков, которые кажутся более трудным, более крутым, более недоступным, чем на самом деле. Но когда вы дотрагиваетесь до скалы в Доломитах, вы немедленно восхищаетесь грубой поверхностью, горизонтальными зацепами, горизонтальным расположением впадин и надежных трещин и расселин, в которые можно благополучно вбить крючья. Но здесь? Первая иллюзия — покрытая льдом скала не выглядит особенно трудной. Все, что вы должны сделать, это забить в нее крючья для страховки …, но на этой стене не возможно организовать страховку! Фактически нет ни одной трещины для надежного крюка, и нет ни одной подходящей щели. Кроме того, скала отполирована падающими камнями, которые летят вниз вперемешку со снегом и льдом и текущей с ледового поля водой. Это не приглашение на веселое восхождение, стена не внушает доверия; она просто угрожает предельно трудным и опасным лазанием. Но что поделаешь, это — часть Северной Стены Айгера, на которую мы пытаемся подняться…

 

В «Ледовом рукаве»

 

«Ледовый рукав» подтверждает свое название. Скала была залита водой и, местами, обледенела. Вода лилась вниз под замерзшим слоем, между льдом и скалой, вырываясь наружу. Единственный путь был через нее. Вода заливалась в рукава наших штормовок, пробегая по всему телу, попадала в считанные секунды в гетры, которые должны были отделять наши брюки от ботинок, и выливалась наружу.

 

Ф.Каспарек на льду

 

Не было практически не одной щели в этом желобе, состоящем изо льда, скалы и воды. Стена была суровой, и от нас требовалась превосходная техника лазания и искусные, обдуманные маневры. Здесь Фриц также показал высший класс; но прошли часы, пока мы достигли Второго Ледового поля. Мы промокли до нитки, когда добрались туда. Это было все еще днем. Высоко и широко над нами распростерлось Второе Ледовое поле. Наш путь шел по диагонали вверх, к левому острому гребню, прозванному «Утюг», в направлении последнего бивака Зедлмайера и Мерингена.

Огромный ледяной фартук казался маленьким с того места, где мы стояли; но, даже учитывая обман зрения и помня, что таким первоклассным знатокам льда, как Ребич и Фёрг потребовалось пять часов — двадцать веревок — чтобы достигнуть его верхнего края, мы все еще имели достаточно времени, чтобы сделать это и, вероятно, даже достигнуть «Бивуака смерти». Все же у нас еще было, по крайней мере, шесть часов дневного света. Несмотря на это, мы решили подняться не налево, а вправо, к небольшой скале, торчащей из-под снега выше верхнего края Рыжего отвеса. Прекрасный полдень позволял солнцу бить по диагонали вниз на верхнюю часть Стены — туда, где «звенят ручейками маленькие сосульки». Именно с этого начинаются лавины; и камни, однажды выпущенные на свободу из ледяного заключения, имеют привычку подчиняться законам гравитации. Дальше по маршруту — потому что надо было идти траверсом по диагонали поперек Стены сотни метров по ледовым полям — снежные обвалы, камнепады и каскады воды низвергались в вертикальном падении от «Паука». По общему признанию, каждый камень находит мишень.

Но мы так тщательно подготовились к обратному пути в «Ласточкином гнезде» не для того, чтобы быть забитыми камнями или сметенными со Стены лавинами в этом месте. Падающие камни находятся в списке «объективных» опасностей восхождения или другими словами, как обстоятельствами, над которыми человек не имеет никакого контроля; но не отслеживание глазами движения падающих камней, является уже субъективным фактором опасности, результатом явной безответственности или глупости. Этот огромный ледяной фартук был местом, которое надо проходить ранним утром. Даже в этом случае опасность от камней не будет полностью устранена, но она будет сведена к минимуму.

 

Г.Харрер на Первом биваке

 

Мы достигли намеченной скалы и смогли забить два страховочных крюка; потом мы потратили несколько часов, вырубая маленькую полочку во льду чуть ниже. Все еще было светло, когда мы начали заканчивать обустройство нашего бивака. Мы привязали себя и наши вещи к страховочным крюкам, подложили под себя бухты веревки, и стали готовить обед. Скала предоставляла нам полную защиту от камней; вид с нашей ночевки открывался великолепный.

 

Ф.Каспарек на Первом биваке

 

Были все условия для прекрасного бивака; но мы промокли до нитки. Все же, хотя у нас и была теплая одежда и сменное нижнее белье в рюкзаках, мы решили не рисковать, переодеваясь, или натянуть теплые куртки на промокшую одежду. Мы не знали, на что способна погода, или как часто, где и при каких условиях у нас будут следующие биваки. Таким образом, мы должны были держать наши запасы сухими для будущих ночей; но нужна была сильная воля, чтобы не достать их из рюкзаков и надеть, даже зная, что лучше повременить. Ночь была длинна, холодна и неудобна. Бивак оказался не таким замечательным, как представлялся вначале. Только позже мы поняли, что он был худший на всей Стене, несмотря на его, сравнительно хорошее, место расположение. Наша мокрая одежда сделала нас вдвойне восприимчивыми к холоду; наши сознания и души были столь же возмущены, как и наши тела, пытаясь справиться с дискомфортом. Но каждая ночь когда-нибудь заканчивается. В серой пелене рассвета мы начали собираться, стуча зубами, и подготовили веревки к предстоящему восхождению.

 

Смертельный бивуак

 

Мы двигались вверх по крутому контрфорсу к «Смертельному бувуаку» в синхронном темпе. В течение нашего долгого полуденного отдыха мы чувствовали себя одной командой. Ни слова разочарования. Казалось, что мы давно планировали подняться вместе, и теперь, в конечном счете, мы все были рады объединиться. Расхождения мнений по поводу дальнейшего маршрута не было. Он вел от нашего места отдыха по диагонали вниз поперек Третьего Ледового поля к подножью «Рампы», участка стены, резко взмывающего к Северо-Восточному склону, по которому проходил маршрут первовосхождения Лаупера; затем от верха «Рампы» траверсом вправо к «Пауку»; поперек «Паука» и затем по выходным расщелинам к фирну вершины, венчающему заключительную стену.

Все это только кажется легким при описании. На самом деле, каждый из названных участков имеет свой собственный большой знак вопроса. Но когда я смотрел на моих компаньонов, Фрица, Андерля и Вигерля, я чувствовал полную уверенность, что любая вершина, наименее подходящая для восхождения, может быть легко пройдена нашей четверкой. Возможно, было реально подняться прямо по стене от «Смертельного бувуака» к «Пауку», но мы не могли внимательно изучить стену, поскольку смотрели через пропасть.

 

Туман опускается на Айгер

 

Туман опускался на горы, и начинал медленно сползать вниз, направляясь к нам. Это был туман, который «там» именуют, как «Комок ваты» Айгера и он обволакивает каждую отдельную вершину. Но нас этот факт сильно не расстроил. Это одна из нормальных особенностей Айгера — надеть колпак для послеобеденного сна, к яростному разочарованию любопытных, припавших к подзорным трубам. Мы, конечно, не могли судить о силе того разочарования, так как билеты и люди, стоящие за ними в очереди, остались далеко позади, а желающие взглянуть на Стену должны были заплатить за трехминутный просмотр, в независимости от того, видели ли они что-нибудь или нет. Тем временем, скрытые от посторонних глаз, мы шли траверсом по ледяному склону в 60 градусов, к началу «Рампы».

 

На рампе

 

«Рампа» внешне не отличается от остальной Стены, но все же намного труднее, чем кажется. Вы не можете бежать по ней вверх, поскольку нет никаких зацепок для ног или рук. Здесь стена круто идет вверх и обрывается вниз огромными сбросами, и трещины, в которые можно загнать крюк, буквально наперечет. В любом случае, я вбил хороший страховочный крюк у подножья «Рампы». Я стоял, наблюдая за Фрицем, как он двигался вверх четкими, ритмичными движениями, к точке, приблизительно в 25-ти метрах выше меня. Внезапно он поскользнулся. Я не могу сказать, ослабли у него руки или он потерял точку опоры. Все произошло внезапно — раз, и он уже вне поля зрения. Я посильнее уперся и стал ждать самого ужасного. Я знал, что крюк был забит прочно и что он не подведет. И страховочная веревка, обвитая вокруг моих плеч, должна выдержать рывок. Любой идущий без страховки в этом месте слетел бы вниз прямо к подножью стены…

 

Прохождение «Рампы»

 

Удача улыбалась нам. Веревка остановила падение у небольшого снежного надува, на поверхности фирна. Скорость падения Фрица была такой, что рывок, который я погасил, был вполне терпимым. Но не был ли Фриц ранен? Вскоре я успокоился. Снизу донеслось несколько слов, понятных только тому, кто хорошо знает венский сленг — отборные крепкие выражения.

Затем Фриц полез снова. Скоро он был наверху «Рампы», двигаясь и далее вверх, как ни в чем не бывало, пока я не закричал ему, что веревка закончилась. Когда я взбирался, я посмотрел на место, где он сорвался. Фриц пролетел 18 метров, не касаясь стены, прямо от диагонали «Рампы» и потом уверенно поднялся назад по трудной трещине. Мы не вспоминали об этом срыве. Фриц держался спокойно, как игрок, у которого во время партии выпадают такие кости, что необходимо возвратиться к началу в «Змеях и Лестницах». Мы были нисколько не расстроены: мы только смеялись, потому что продолжали наслаждаться жизнью. Никаких сентиментальных рукопожатий или объятий. Вернуться назад и повторить все сначала — вот как мы воспринимали это. Это было свойственно Фрицу — продолжить подъем после падения, поскольку он не повредил себя. И это было весьма естественно для меня — задержать его, потому что, именно для этого я и находился там. Фриц просто был правильным напарником для этой большой Стены. Ему казалось бесполезным обременять своих друзей фразами «а вот если бы…» и «предположим, что…», рассуждениями о том, «что могло бы случиться», или вопросом, «почему это случилось?» То, что действительно имело значение, было то, что все закончилось благополучно. Ближе к вечеру все четверо были снова вместе.

 

Шеф-повар Харрер

 

Хекмайер и Фёрг расположились не намного удобнее. Отношение к отдыху Фёрга, «Короля Бивака» было весьма примечательно; даже в месте вроде этого он не собирался жертвовать возможным комфортом. Он переоделся в мягкие чуни из овечьей шерсти, и выражение его лица говорило нам о том, что он разбирался в таких вещах. Не будет преувеличением сказать, что все мы чувствовали себя достаточно комфортно и удобно.

Опытные альпинисты поймут моё утверждение, а непрофессионалы должны просто поверить этому. Известный философ, когда его спросили, что есть истинное счастье, ответил; «Если у вас есть немного бульона, место для сна и вы не испытываете физическую боль, вы на верном пути». Мы можем дополнить его определение. «Сухая одежда, надежный крюк и драгоценное живительное питье — вот истинное счастье на Северной Стене Айгера.»

Да, мы были весьма счастливы. Это огромная Стена привела наши жизни к общему знаменателю. После готовки в течение многих часов, мы натянули на себя спальные мешки и попробовали найти максимально удобное положение, так, чтобы удалось, по крайней мере, подремать. Было замечательно встречать приход ночи в сухой одежде. Мы находились на высоте примерно, на 1200 метров выше снежников у основания стены; если бы один из нас упал с этой высоты, он бы точно не выжил. Но кто думал о падении? Это был хороший бивуак. Боль в мышцах и дискомфорт не мешали потоку наших мыслей.

Когда я заснул, то видел картину, счастливую, солнечную картину того, что произошло со мной, когда я был совсем молод, не мираж о прочной крыше над моей головой или теплой кровати, а воспоминания об одном из моих первых походов в горы.

 

 

Озеро Weissenfelser

 

Я спустился к берегу озера Weissenfelser. Там, у озера, стояла хижина пастуха, рядом с ручьем, звенящим кристальной струей воды. Я наклонился и пропустил воду сквозь пальцы. Потом я пил, и пил, и пил…. Внезапно я услышал грубый голос за своей спиной. Высокий, седой пастух стоял там, его остро-очерченное лицо было выжжено солнцем до красного цвета. «Парень, зачем ты пьешь воду?» спросил он. «Там в моей хижине есть прохладное молоко и сметана. Ты можешь утолить свою жажду, расположившись в доме».

Я никогда не забуду старика, который грубо со мной заговорил, чтобы оказать мне добрую услугу. Пару дней я оставался у него в гостях, ел и пил все, что производила его маленькая ферма, молоко и сливки, творог и сыр. Он был гордым, гостеприимным человеком и, что еще более важно, образованным и много повидавшим, свободно говорившим на восьми языках.

На протяжении многих лет он работал коком на судне, избороздил океаны, и все события его жизни, в целом, оставили добрые воспоминания о его собратьях. Я вспомнил жуткую картину орлов, терзающих мертвую серну. И тут же понял, с восприимчивым идеализмом молодости, что жестокость Природы не должна проявляться среди людей. Люди должны быть доброжелательными…

 

 

Вершина Мангарт и озеро