Перерождение чувства неполноценности в мужской протест и начало невроза

Естественно, наша работа будет неполной, если остановиться только на раскрытии образа неврастеника. Однако это тоже важно, если учесть, что знание данного аспекта представляет собой предостережение для больного. Более трудная часть лечения в моей практике почти всегда переходит в разрешение двух вопросов психологического развития неврастеника и ведет к источникам невроза: чувству неполноценности и мужскому протесту.

А сейчас обратимся к главному вопросу: в силу каких причин неврастеник становится больным? С какого момента невроз становится очевидным? Фрейд уделил этому аспекту меньше всего внимания. Однако известно, что он допускает наличие причины в некой случайности, из-за которой усиливается сдерживание побуждений и приобретает новые очертания старый конфликт психологического свойства. В этом случае определенно теряется всякая ясность. Возможно, последующее обсуждение поможет разрешить данную проблему.

В своей практике я пришел к выводу, что человек, склонный к неврозам и фактически всегда страдающий, на любое проявление пренебрежительного отношения или даже намек на него реагирует резким или привычным нападением. Это определяет время начала невроза. Новые импульсы к сдерживанию чувств имеют случайный характер и под ярко выраженным давлением мужского протеста формируют побуждения к достижению значимости и собственной безопасности.

СЛУЧАЙ ИЗ ПРАКТИКИ О СЕКСУАЛЬНОСТИ (продолжение)²⁷

Страхи по поводу женского превосходства

Подобные страхи я хочу продемонстрировать на примере с уже упоминавшимся пациентом. Наш больной вспомнил, как у него впервые возникла дрожь в руках во время игры на скрипке; это произошло в тот момент, когда ему предстояло твердо пообещать жениться на Альбертине, девушке, которую он явно очень любил. Из-за возникшей дрожи он прекратил игру на скрипке. И выясняется следующее. Альбертина была превосходной пианисткой, и он часто подумывал о том, что неплохо бы аккомпанировать ей на скрипке, если только он превзойдет ее в игре на инструменте. А если он женится на ней, возможно, у них будет и совместный концерт, на котором его жена будет определенно выделяться в лучшую сторону. Этот страх преследовал ею всю жизнь: жена, которая во всем может стать выше его.

Я еще не встречал такого неврастеника, который не боялся бы всего этого, пусть даже в самой глубине души. Из литературы мне хотелось бы только напомнить случай, связанный с Гановером, переложенный Александром Виттом; кроме этого, совершенно аналогичный случай, взятый из мемуаров Стендаля. Оба случая демонстрируют нам детские воспоминания женщины, перешагнувшей через дитя. Небылицы о великаншах, которых называли Валькириями, о женщинах, связывающих или истязающих мальчиков и делающих это временами в форме псевдомазохизма; сказки о ведьмах, нимфах, женщинах с мужскими гениталиями, с рыбьим хвостом; или нечто схожее с детским воспоминанием Леонардо да Винчи, — довольно часто встречаются и находят отражение в сходных фантазиях у неврастеника, связанных с рождением ребенка, кастрацией или желанием играть роль девушки. Последнее часто встречается в мягкой форме в виде вопроса: «Что же может чувствовать девушка?»

У нашего больного было подобное воспоминание детства, оно касалось образа служанки, которая была выше его. А это означало: «Женщина сильнее мужчины!» Ранние детские воспоминания, подобно мечте о выборе профессии, всегда содержат в себе личностные наблюдения за жизнью, независимо от того, являются ли эти воспоминания подлинными, вымышленными или переосмысленными (Бирштейн, 1913).

Эта реминисценция детства нашего пациента не была ничем не заглушена и не забыта, однако ее ничто не связывало с его нынешним и прежним психологическим состоянием и таким образом она была лишена значимости. Имела ли здесь место какая-либо причинная связь? Никто не может этого утверждать. История болезни больного показывает, что его воспоминания берут начало в детстве, проведенном с энергичной матерью, которая, будучи вдовой, одна руководила всем своим хозяйством, вполне обходилась без мужа и про которую люди говорили, что она была похожа на мужчину. Мать, баловавшая его, а также, конечно, наказывавшая, определенно была для него недосягаемой.

Когда впоследствии пробудилась его острая тоска по поводу того, что он, будучи слабым ребенком с телосложением девочки, писающий в постель, за что его часто высмеивали и наказывали, должен стать мужчиной; и когда он стал выражать свой мужской протест в мыслях, грезах и в открытом протестующем желании мочиться в постель, — на помощь ему приходили воспоминания о том, как часто во время участия в школьных пьесах он облачался в девичью одежду и как в свой первый школьный день он пошел со своими старшими сестрами в женскую гимназию и как слезно противился пойти в мужскую. К тому же имелись еще и другие усугубляющие мотивы, которые все дальше уводили его в сторону мужского протеста. Его волосяной покров появился поздно, а пенис оказался короче, чем у его ровесников. Он ставил перед собой все более высокие цели, он хотел достигнуть совершенства в невероятных вещах, хотел быть первым в школе, в профессии, пока не встретил Альбертину, превосходство которой испугало его.

Склонность к унижению

Наш пациент унижал всех девушек и женщин, включая и свою мать, обычным способом, далеким от страха. В них не было смысла, не было проявления независимости, они были поверхностны и незначительны. Вот слова Гамлета: «Вы приплясываете, вы припрыгиваете, вы начинаете щебетать и давать прозвища божьим созданиям, и хотите, чтоб ваше беспутство принимали за неведение. Нет, с меня довольно: это свело меня с ума». Наш больной к сказанному добавлял свое, а именно, что женщины дурно пахнут.

Фактор обоняния. Между прочим, Фрейд неоднократно придавал фактору обоняния особое значение в качестве сладострастного, чувственного, возбуждающего компонента; однако, как показывает практика, этот феномен представляет собой скорее всего невротический обман. 54-летнюю пациентку, серьезно заболевшую нервным расстройством из-за страха деторождения, до конца курса лечения преследовало следующее недвусмысленное наваждение: «Я распаковываю яйца, а они все воняют. Я говорю: «Фу, как они пахнут!» На следующий день предложили приехать ее мужу. К тому времени она отказала в компетентности всем крупным специалистам по медицине в Германии и Австрии.

Нервнобольная актриса в разговоре о своих любовных похождениях сказала: «Я совсем этого не боюсь, и я фактически полностью свободна от моральных устоев. Но есть только один момент: я заметила, что все мужчины дурно пахнут, и это оскверняет мое эстетическое чувство». Станет понятно, что с таким отношением любой может позволить себе быть аморальным, не подвергаясь никаким опасностям. Мужчины-неврастеники ведут себя подобным же образом; это есть их месть по отношению к женщинам.

Европейцы и китайцы, американцы и негры, евреи и арийцы надуманно укоряют друг друга за запах, якобы исходящий от их визави. Четырехлетний мальчик, проходя каждый раз мимо кухни, говорит: «Ну и воняет». Повар — его враг. Нам хотелось бы назвать этот феномен «тенденцией пренебрежения», аналогию которой можно найти в басне о лисе и зеленом винограде.

Сексуальные отношения. Откуда проистекает тенденция пренебрежения? Она возникает из-за страха оскорбления в адрес собственной чувствительности. Она подобна тенденции самосохранения, получившей толчок для достижения значительности, и психологически имеет ту же окраску, что и желание быть выше, вкушать сексуальные победы, летать или стоять на приставной лестнице, на краю лестничного пролета, на фронтоне дома. Довольно часто встречается такая картина, когда неврастеник одновременно питает к женщине пренебрежение и имеет к ней же тягу к половой близости. Чувства неврастеника выражаются откровенно: «Я хочу унизить женщину посредством полового сношения». Потом он, вероятно, оставит ее и обратится уже к другим. Я называю это неврастеническим донжуанством. Оно соответствует «череде любви», введенной Фрейдом, которую он интерпретирует в эксцентричной манере.

Унижение матери, так же как и всех других женщин, побуждает многих неврастеников искать убежище в среде проституток, где они избавляются от нудной необходимости умалить достоинство женщин, и, кроме этого, видят яростное отношение к себе со стороны родственников. Юноша знает или подозревает, что быть мужчиной — значит быть наверху. Обычно мать для него женщина, с которой он пытается установить дистанцию. Он хочет играть роль мужчины по отношению к ней: унизить ее и возвысить самого себя. Он даже может называть ее обидными словами, бить или насмехаться над ней, становится непокорным и буйным в общении с матерью, пытается командовать ею и т. д.