Активизация фашистов и националистов

Следующим фактором радикализации можно считать активизацию фашистов и националистов.

Первоначально анархисты, как укорененные в неформальном движении, не уделяли серьезного внимания националистической и фашистской опасности. Они знали, что численность и влияние “Памяти” сильно преувеличиваются официальными СМИ, с удовольствием издевались над национал-патриотами в “Общине” и даже безбоязненно печатали материалы “Памяти” и других национал-патриотов[xxxvii] [76].

Пермская группа Союза Коммунистов активно сотрудничала с местным отделением Всесоюзного добровольного общества борьбы за трезвость (ВДОБТ) в ходе кампании против 1-го секретаря Пермского обкома КПСС Е.Н. Чернышова – с тем, чтобы не дать ему пройти в Верховный Совет РСФСР (что и удалось сделать)[xxxviii] [77]. Активисты ВДОБТ в Перми уже тогда активно интересовались “сионистским алкогеноцидом”, а вскоре и вовсе переключились на ловлю “жидо-масонов”.

Однако уже к концу 1992 г. леворадикалы столкнулись с фактом усиления фашистских и националистических тенденций – притом не только в России, но и на всей территории бывшего СССР. Члены КАС из Кишинева Игорь Гёргенрёдер и Тамара Бурденко, активно обличавшие в анархистской и вообще левой печати молдавских националистов[xxxix] [78], стали жертвами политических репрессий в Молдавии (увольнения с работы, судебные преследования, избиения в местном отделении полиции, запугивание, обстрел квартиры)[xl] [79]. С давлением националистов сначала на Союз Рабочих Шауляя, а затем и непосредственно на членов КАС и других анархистов, состоявших в Союзе Рабочих, столкнулись анархисты Литвы, причем обнаружилось единение местных профашистски настроенных организаций и официальных литовских властей[xli] [80].

Черносотенно настроенное Иркутское казачье войско (ИКВ) организовало кампанию давления на местную газету “Советская молодежь”, где работал видный деятель КАС в Сибири И. Подшивалов, с тем чтобы изгнать Подшивалова из газеты. Казаки ИКВ даже устроили “демонстрацию силы”, явившись в редакцию газеты с намерением И. Подшивалова высечь. Местным анархистам пришлось в ответ устроить “демонстрацию силы” по отношению к ИКВ[xlii] [81].

Несколько позже с подобными явлениями стали сталкиваться анархисты и в других республиках. Например, в Крыму систематические преследования украинских властей (постоянные задержания, допросы, обыски, увольнения с работы, избиения, попытки “навесить” чужие уголовные дела) даже заставили анархистов просить политического убежища в посольстве Ливии в Киеве[xliii] [82] (а позже одного из них – Александра Шугаева – совершить попытку побега морем в Турцию)[xliv] [83]. Впрочем, надо учитывать также низкий интеллектуальный уровень сотрудников крымских правоохранительных органов. В частности, севастопольский анархист Олег Софяник был схвачен специальной группой захвата по подозрению в “терроризме, направленном против ВМФ Украины” после того, как правоохранительные органы Крыма перехватили адресованное ему письмо киевского анархиста, известного деятеля контркультуры Владимира Задираки. В письмо была вложена откровенно шутовская по содержанию листовка с призывом к вооруженной борьбе с “мировым и украинским империализмом”, подписанная “Киевская организация Фракции Красной Армии (RAF)” и “Ирландская Республиканская Армия (IRA): отделение морского террора”. Местные правоохранительные органы, вплоть до начальника УВД г. Севастополя генерал-лейтенанта Белобородова, восприняли эту листовку всерьез![xlv] [84] В Казахстане анархисты также оказались под жестким давлением местных правоохранительных органов (милиции и Комитета национальной безопасности, КНБ). Непрерывные задержания, обыски, давление на администрацию по месту работы, прямые запугивания (обещания поместить в Талгарскую спецпсихбольницу, пользующуюся мрачной славой одного из самых жестоких бастионов “карательной психиатрии”), наконец, заведение уголовного дела по факту выпуска листовки, направленной против “казахской государственности” (на самом деле листовка, как вся анархистская продукция, утверждала, что любое государство – вне зависимости от национальной принадлежности – “зло”), вынудили некоторых анархистов, в том числе лидера Группы анархистов Кустаная (ГАК) Виталия Каткова (“тов. Василия”) скрыться за пределами республики (в России)[xlvi] [85]. Следствием такой позиции казахских властей явилось возникновение в Казахстане первой на всем постсоветском пространстве подпольной анархистской организации, именующей себя “.А.Т.А.” (как расшифровывается аббревиатура, неизвестно)[xlvii] [86]

Интересно, что все описанные инциденты были связаны не с антигосударственнической позицией анархистов, а с их антинационалистической, интернационалистской позицией, в связи с чем местные националистически настроенные власти рассматривали анархистов не как классового или политического врага, а именно как национального противника.

С осени 1992 г. тема фашизма и национализма стала активно занимать и троцкистскую прессу – впрочем, пока еще в академическом плане, вне связи с прямыми столкновениями с фашистами[xlviii] [87].

С весны-лета 1993 г. ситуация еще более обострилась – первоначально в Москве, где распространители леворадикальной и коммунистической прессы стали подвергаться систематическим нападениям со стороны крайне правых, преимущественно членов Русского национального единства (РНЕ). Показательно, что правоохранительные органы неизменно в этих инцидентах принимали сторону фашистов, что подтолкнуло леворадикалов к выводам о “внутренней фашизоидности” российского режима[xlix] [88].

4 августа 1993 г. радикальные анархисты, троцкисты, комсомольцы, члены "Трудовой России" наладили совместное патрулирование около музея В.И. Ленина – для отпора правым радикалам, систематически нападавших там на распространителей левой прессы.

7 августа 1993 г. произошло столкновение такого патруля с боевиками РНЕ, в ходе которого один из боевиков РНЕ получил сотрясение мозга (от удара бутылкой по голове). Милицией были задержаны только представители левых – троцкист Борис Эскин (член Комитета за рабочую демократию и международный социализм, КРДМС) и социалист-самоуправленец, редактор газеты "Левая альтернатива" Александр Байрамов (ныне – Александр Желенин, сотрудник “Независимой газеты”). При допросах в отделении милиции несовершеннолетний Б. Эскин подвергался избиениям[l] [89]. Кроме того, следствие откровенно солидаризовалось с фашистами (А. Байрамову следователь прямо заявлял, что "Гитлер был хороший человек, хотел добра своему народу"). Об этом стало широко известно московским левакам, что усилило радикальные настроения и сформировало мнение о режиме Ельцина как режиме, сознательно покровительствующем фашистам[li] [90].

Появившаяся вскоре статья Александра Митрофанова в газете "Московский комсомолец", в которой рассказывалось об этом случае и в которой открыто содержался призыв дать фашистам возможность "очистить наши улицы от красных! И неважно, кто этот "коммуняка" – троцкист или сталинист"[lii] [91], только усилила такое мнение в леворадикальной среде.

Отзвуки этих событий имели место в сентябре 1993 г., когда леворадикалы встретились на баррикадах, окружавших Верховный Совет, с боевиками РНЕ. Регулярно между леваками и членами РНЕ происходили ссоры и стычки, в одном случае дело дошло до поножовщины с участием члена ИРЕАН Владимира Платоненко[liii] [92].

Расстрел из танков “Белого дома” и последовавший за ним произвол правоохранительных органов в Москве в период “режима чрезвычайного положения” леворадикалами рассматривался преимущественно под углом фашизации страны “сверху”, совмещения правящим режимом элементов фашистского государства и буржуазной демократии.

Особое внимание обратили леворадикалы на устроенные в Москве городскими властями в период “режима чрезвычайного положения” этнические чистки, направленные против выходцев с Кавказа (впрочем, поскольку в результате этих “чисток” пострадали не только “кавказцы”, но и уроженцы Средней Азии, Балкан, арабы, евреи и иранцы, очевидно, что критериями репрессий были не столько национальные, сколько расовые отличия – пострадали именно представители малых подрас (кавказской, динарской, средиземноморской и т.д.) большой европеоидной расы[liv] [93] – но милиция и ОМОН в таких этнографических тонкостях, естественно, не разбирались и “чистили” тех, кто обладал “недостаточно арийской” внешностью).

Леворадикалы связали фашистское, с их точки зрения, поведение московских правоохранительных органов с инцидентами у Музея Ленина весной-летом 1993 г. Действия московских властей квалифицировались в левацкой прессе просто как “расистские погромы”[lv] [94].

Сразу после отмены в столице “режима чрезвычайного положения” в помещении Российского государственного гуманитарного университета (РГГУ) состоялось крупное совещание леворадикалов (с участием ИРЕАН, Группы революционных анархо-синдикалистов (ГРАС), КАС, КРДМС, Социалистического рабочего союза (СРС), Товарищества социалистов-народников, Русской секции Комитета за рабочий Интернационал, Фиолетового Интернационала, “Хранителей Радуги”, Молодых социал-демократов и ряда беспартийных леваков, а также представителей Демократического Союза), на котором было принято решение о создании объединенных левацких “дружин самообороны” на случай повторения октябрьских событий и с целью отпора крайне правым. Однако никакого развития это решение не получило, и инициатива заглохла сама собой.

С ноября 1992 г. в Москве стали происходить спорадические стычки между леваками и фашиствующей молодежью – скинхедами. Первый такой случай имел место 8 ноября 1992 г. в центре Москвы, когда группа идейных анархистов и анархиствующих панков и хиппи из Анархического молодежного фронта (АМФ) и Анархо-радикального объединения молодежи (АРОМ) проводила шествие по случаю дня рождения Н.И. Махно и подверглась нападению банды скинхедов.

Однако систематический характер такого рода инциденты стали носить с 1993 г. и были вызваны в основном вторжениями фашиствующей молодежи на рок-концерты, организуемые леворадикалами в Клубе им. Джерри Рубина, А-клубе и других местах. Подобные вторжения носят сознательный и целенаправленный характер и являются предметом особой гордости у скинхедов[lvi] [95].

По большей части леваки оказались не готовы к сопротивлению скинхедам на рок-концертах. Яркими исключениями из этого правила были лишь инциденты в апреле 1994 г., когда анархисты смогли успешно противостоять скинхедам на рок-фестивале “Индюки”, и в декабре 1996 г. на “анархо-ёлке” в Клубе им. Джерри Рубина[lvii] [96].

О том, до какой степени подобное “бытовое давление” со стороны ультраправых может оказывать радикализующее воздействие на сознание и поведение леваков, свидетельствует тот факт, что 20 апреля 1996 г. группа из 15–20 человек (преимущественно анархистов) по инициативе и под руководством достаточно мирного, интеллигентного и “книжного” анархиста – члена МО КАС М. Цовмы устроила специальный рейд по улицам Москвы в надежде наткнуться на неофашистов, празднующих день рождения Гитлера и максимально жестоко их избить. Многочасовые поиски фашистов успехом не увенчались.

Насколько болезненной для московских леваков стала тема фашизма, видно из все увеличивающегося числа публикаций в леворадикальных изданиях на эту тему начиная с 1993 г.[lviii] [97], а также из того факта, что в 1994 г. в Центре современного искусства функционировал семинар, посвященный проблемам фашизма и “нового правого” движения, который активно посещался в основном авангардными художниками, искусствоведами и леваками (анархистами, троцкистами и “новыми левыми”)[lix] [98]. К сожалению, материалы этих семинаров, за единственным исключением[lx] [99], не опубликованы.

В 1995 г. с фактом идейного и практического единения правоохранительных органов и русских фашистов (РНЕ) столкнулись и петербургские анархисты[lxi] [100].

Постепенно практика открытого давления крайне правых на леваков стала распространяться из Москвы и Иркутска и на другие города (Самару, Псков, Ростов, Волгоград, Липецк, Новосибирск)[lxii] [101], приобретая подчас жесткие формы. Особенно заметный и систематический характер это давление приобрело в Краснодаре, где объектом постоянных нападений местных фашиствующих казаков, скинхедов и боевиков РНЕ стали анархисты – члены Федерации анархистов Кубани (ФАК) и группы ИРЕАН Кубани[lxiii] [102].

В результате ФАК стала одним из соучредителей “Левого Антифашистского Сопротивления” (ЛАС) – российского филиала международного движения “Молодежь Европы против расизма” (YRE). Учредительная конференция ЛАС состоялась в Москве 25–26 октября 1996 г. Помимо ФАК в состав ЛАС вошли Елецко-Липецкое Движение Анархистов (ЕЛДА), Самарский анархо-коммунистический союз (САКС), Русская секция Комитета за рабочий Интернационал, некоторые группы ИРЕАН, группа “Коммунистический реализм” и ряд других организаций.

Интересно, что учреждение ЛАС, в котором объединились троцкисты, анархисты и “новые левые”, вызвало болезненную реакцию у части анархо-синдикалистов, которые сочли это объединение недостаточно “чистым” с точки зрения методов и идеалов анархо-синдикализма (в частности, потому, что в него вошли группы и лица, “заигрывавшие” с Национал-большевистской партией), во-первых, и подконтрольным Интернационалу “Милитант”, во-вторых (т.к., с их точки зрения, YRE – это “партийная организация троцкистской тенденции «Милитант»”). Заявление об этом было опубликовано от лица Московской организации Конфедерации революционных анархо-синдикалистов – Секции Международной Ассоциации Трудящихся в СНГ (КРАС – МАТ) и редколлегии анархо-буржуазного журнала “Наперекор”[lxiv] [103]. Было бы слишком примитивным связывать это заявление только с противоборством между троцкистским “интернационалом” “Милитант” и анархистским “интернационалом” МАТ. Несомненно, оно явилось также показателем утвердившегося к 1996 г. среди ряда анархистов восприятия фашизма как всего, что имеет отношение к государственной власти вообще, к согласию (хотя бы временному) с самим фактом существования государства. В этот смысле “антифашистский радикализм” части анархистов может быть распространен на всех, кроме самих этих анархистов[lxv] [104].

В принципе, такой образ мышления (“всё, что не анархия – то фашизм”[lxvi] [105] или “все, кроме нас – фашисты”) является уже замеченной в специальной литературе особенностью левацкого сознания, прослеженной на примере западных леворадикалов 60-х – 70-х гг.[lxvii] [106] или выходцев из среды “бунтарей 68-го года” – французских “новых философов”, в частности, Бернара-Анри Леви[lxviii] [107].