Заглавная страница Избранные статьи Случайная статья Познавательные статьи Новые добавления Обратная связь КАТЕГОРИИ: АрхеологияБиология Генетика География Информатика История Логика Маркетинг Математика Менеджмент Механика Педагогика Религия Социология Технологии Физика Философия Финансы Химия Экология ТОП 10 на сайте Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрацииТехника нижней прямой подачи мяча. Франко-прусская война (причины и последствия) Организация работы процедурного кабинета Смысловое и механическое запоминание, их место и роль в усвоении знаний Коммуникативные барьеры и пути их преодоления Обработка изделий медицинского назначения многократного применения Образцы текста публицистического стиля Четыре типа изменения баланса Задачи с ответами для Всероссийской олимпиады по праву Мы поможем в написании ваших работ! ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ?
Влияние общества на человека
Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрации Практические работы по географии для 6 класса Организация работы процедурного кабинета Изменения в неживой природе осенью Уборка процедурного кабинета Сольфеджио. Все правила по сольфеджио Балочные системы. Определение реакций опор и моментов защемления |
Наглядные пособия. Часть третья
Съемочная группа «Найтлайн» приехала к Морри в третий и последний раз. Тон передачи был теперь совсем иной. Разговор почти не походил на интервью, больше — на грустное прощание. Перед тем как прийти, Тед Коппел позвонил не один раз и все спрашивал Морри: — Вы думаете, это вам под силу? Морри не был в этом уверен: — Я теперь, Тед, все время усталый. И часто задыхаюсь. Если я что-то не смогу сказать, вы скажете это за меня? Коппел пообещал. И тут этот журналист-стоик добавил: — Если вам, Морри, не хочется этого делать, ничего страшного. А попрощаться я все равно приду. Положив трубку, Морри довольно усмехнулся: — Похоже, я его пронял. И так оно и было — Коппел теперь называл Морри своим другом. Мой старик профессор умудрился вызвать сочувствие даже у людей из телебизнеса. На интервью, состоявшемся в пятницу днем, Морри был в той же рубашке, что и накануне. Морри теперь переодевался через день; и так как это не был «день переодевания», он решил не менять заведенного правила. В отличие от предыдущих двух съемок эта проходила только в кабинете Морри, где тот уже давно был пленником своего кресла. Коппелу приходилось прижиматься к книжному шкафу, чтобы попасть в кадр. Еще до начала съемки Коппел спросил Морри про его состояние: — Дела плохи, Морри? Профессор попытался поднять руку, и она едва дотянулась до живота. Выше он поднять ее уже не мог. Это и был его ответ Коппелу. Камера застрекотала. Началось третье и последнее интервью. Коппел спросил Морри, стало ли ему страшнее с приближением смерти. Морри сказал, что нет, по правде — даже менее страшно, чем прежде. Морри объяснил, что все больше и больше отстраняется от внешнего мира: ему почти не читают газет и на почту он уже не обращает особого внимания, зато чаще слушает музыку и наблюдает, как листва меняет цвет. Морри сказал, что знает и о других людях, страдавших от болезни Лу Герига; некоторые из них знаменитости вроде Стивена Хокина, блестящего физика и автора «Краткой истории времени». Он жил с отверстием в горле, говорил с помощью компьютерного синтезатора и печатал слова с помощью сенсора, реагировавшего на движения его глаз. Морри им восхищался, но сам бы так жить не хотел. Он знает, когда придет его время прощаться с жизнью.
— Для меня, Тед, жить — значит общаться с людьми. Выражать свои чувства. Говорить с ними. Сопереживать им... — Морри выдохнул. — А когда это прекратится, не станет и меня. Они беседовали как приятели. И, как в прошлом интервью, Коппел спросил о том тесте «на вытирание зада», похоже, ожидая юмористического ответа. Но у Морри не было сил даже улыбнуться. Он только покачал головой: — Я уже не могу сидеть на стульчаке прямо. Меня качает из стороны в сторону, и меня придерживают. А потом вытирают. Вот до чего дошло. Морри сказал Коппелу, что хотел бы умереть безмятежно. И поделился с ним своим последним афоризмом: «Не лети туда сломя голову, но и не торчи тут до бесконечности». Коппел печально кивнул. Всего шесть месяцев прошло с той первой передачи, а Морри Шварц уже явно был не жилец. Он умирал на глазах всей Америки. Мини-сериал о смерти. И хотя тело профессора постепенно разлагалось, дух его сиял еще ярче, чем прежде. К концу интервью в кадре оставался только Морри — Коппела камера не снимала, его голос слышался где-то рядом. Коппел спросил Морри, хочет ли он что-нибудь сказать миллионам телезрителей. И, хотя у Коппела такого и в мыслях не было, прозвучало это как предложение осужденному на смерть сказать свое последнее слово. — Сочувствуйте друг другу, — прошептал Морри, — и будьте друг другу опорой. Если бы мы этому научились, на свете было бы намного лучше жить. — Морри вдохнул и добавил: — «Любите друг друга — иль погибните вы». Интервью закончилось. Но по какой-то причине камеру не выключили, и последняя сцена тоже записалась на пленку. — Отличная работа, Морри, — сказал Коппел. — Сделал, что мог, — ответил профессор. — Как всегда. — Тед, эта болезнь подтачивает мой дух, но она не сломит его. Она сломит мое тело. Но не сломит его. У Коппела увлажнились глаза. — Молодец, Морри. — Ты так считаешь? — Морри закатил глаза к потолку. — Это я торгуюсь с Ним. Превратит Он меня в ангела или нет. Впервые за все время Морри признался, что говорит с Богом.
Вторник двенадцатый. Мы говорим о прощении
«Прежде чем умереть, прости себя. Потом прости других».
Прошло несколько дней после интервью для «Найтлайн». Небо было мрачное, дождливое. Морри сидел, накрывшись одеялом, а я — поодаль от него, держа в руках его босые ноги. Ноги были сморщенные и мозолистые, а ногти совсем желтые. И еще в руках у меня была баночка с кремом: я выдавливал из нее понемногу на ладонь и массировал Морри лодыжки. Еще одна процедура, которую профессору делали уже в течение нескольких месяцев, и я, стараясь удержать хоть толику того, что было возможно, напросился делать ее сам. Из-за болезни Морри не мог теперь даже пошевелить пальцами ног, хотя по-прежнему чувствовал боль, и массаж помогал облегчить ее. К тому же Морри нравилось, когда до него дотрагивались. И я теперь готов был сделать что угодно, только бы доставить ему радость. — Митч, — сказал Морри, возвращаясь к теме прощения, — мстительность и упрямство лишены всякого смысла. И если бы ты знал, как я о них сожалею. — Морри вздохнул. — Гордыня. Тщеславие. И что нас толкает на поступки, о которых мы потом жалеем? Важность прощения — еще один из моих вопросов. Я помнил фильмы, где патриарх семьи на смертном ложе просит позвать отверженного сына, чтобы перед смертью помириться с ним. И мне хотелось знать, была ли и у Морри нужда сказать кому-то «прости» перед смертью. — Видишь ту скульптуру? — Морри кивнул на бюст, что стоял на полке возле дальней стены кабинета. Я никогда прежде не обращал на него внимания. Бронзовая голова мужчины лет сорока в галстуке, с прядью волос, ниспадающей на лоб. — Это я, — сказал Морри. — Мой друг Норман изваял этот бюст около тридцати лет назад. Мы с Норманом в свое время были неразлучны. Вместе плавали. Вместе ездили в Нью-Йорк. Я приехал к нему домой, в Кембридж, и он ваял этот бюст у себя в подвале. Несколько недель подряд работал над ним — хотел, чтобы получилось как можно лучше. Я внимательно всмотрелся в скульптуру. Так странно было видеть трехмерного Морри, молодого и здорового, взирающего на нас с высоты. Даже в бронзе вид у него был причудливый, и я подумал, что другу Морри удалось передать не только внешнее сходство, но и дух профессора. — А теперь грустная часть истории. Норман с женой переехали в Чикаго. А вскоре Шарлотт предстояла серьезная операция. Норман и его.жена совсем пропали. Я знал, что им было известно об операции, но они ни разу не позвонили спросить, как у Шарлотт дела. Мы очень обиделись и прервали с ними отношения. Я потом не раз сталкивался с Норманом, и он пытался со мной помириться. Но я отказывался — меня не устраивали его объяснения. Я из гордости отталкивал его. Морри закашлялся. — Митч... несколько лет назад... он умер от* рака. Мне очень тяжело. Я ведь его так и не видел. И так и не простил. А теперь мне больно..: Морри заплакал — тихо, беззвучно. Я продолжал Втирать крем в его онемевшие пальцы. А он, окунувшись в воспоминания, продолжал плакать еще пару минут. — И не только других мы должны простить, Митч, — почти шепотом продолжал Морри. — Мы должны простить и себя тоже. — Себя? — Да, себя. За все, что нам не удалось сделать. За все то, что мы должны были бы сделать. Нельзя увязать в сожалениях о том, чего не случилось. Это очень мешает, когда оказываешься в том положении, в котором сейчас я. Мне всегда хотелось достичь большего в своей работе; написать больше книг, чем я написал. Я, бывало, корил себя за это. Теперь я вижу: это ни к чему. Примирись. Примирись с собой и со всеми, кто вокруг тебя.
Я наклонился к Морри и бумажным платком промокнул ему слезы. Морри заморгал. Его шумное дыхание напоминало легкий храп. — Прости себя. Прости других, Митч. Не жди. Не всем дается на это время, как сейчас дается оно мне. Не всем так везет. Я бросил бумажный платок в корзину для мусора и снова принялся за его ноги. Везет? Я надавил пальцем затвердевшую плоть, а он этого даже не почувствовал. — Натяжение противоположностей, Митч. Помнишь? Силы, что тянут тебя в разные стороны. — Помню. — Я скорблю об ускользающем времени, но и радуюсь, что у меня есть шанс поправить что можно. Мы сидели в молчании. В окно хлестал дождь. За спиной Морри гибискус все еще не сдавался, маленький, но крепкий. — Митч, — шепотом позвал меня Морри. — Да? — Я теребил его пальцы, поглощенный своим занятием. — Посмотри на меня. Я наткнулся на его проницательный взгляд. — Я не знаю, почему ты вернулся ко мне. Но я хочу сказать тебе... — Он замолчал — голос его будто оборвался. — Если б у меня мог быть еще Один сын, я бы хотел, чтоб это был ты. Я опустил глаза и принялся еще сильнее растирать отмирающую плоть его пальцев. На мгновение мне стало страшно: а что, если принимая это признание, я предаю своего отца? Но, подняв глаза, я увидел лицо Морри, улыбавшегося сквозь слезы, и понял: в такие мгновения предательства быть не может.. Теперь страшным стало другое— сказать? «прощай».
— Я выбрал себе погребальное место. — Где же это? — Недалеко отсюда. На холме под деревом, возле пруда. Тихое, безмятежное. В таком месте хорошо размышлять. — Вы там собираетесь размышлять? — Я там собираюсь лежать мертвым.. Морри зашмыгал. И я вместе с ним. — Ты будешь приходить меня навещать? — Навещать? — Так, прийти поговорить. Например, во вторник. Ты же всегда приходишь ко мне во вторник. — Мы ведь люди вторника. — Точно. Люди вторника. Так что, придешь? Как же он ослабел за эти последние дни. — Посмотри на меня, — попросил Морри. — Смотрю. — Так ты придешь ко мне на могилу? Рассказать о своих проблемах? — О моих проблемах? —Да. — И вы мне поможете их решить? — Помогу чем смогу. Как обычно. Я представляю себе его могилу на холме возле пруда — клочок земли, куда его поместят, засыплют землей и положат сверху камень. Через несколько недель? Или несколько дней? Я представляю, как сижу там один, скрестив руки на коленях, уставившись в пространство. — Это будет совсем не как обычно. Я не услышу, как вы говорите. — А... как я говорю... Морри закрывает глаза и улыбается. — А давай сделаем так. После того как я умру, говорить будешь ты. А я буду слушать. Вторник тринадцатый.
|
|||||||
Последнее изменение этой страницы: 2016-04-23; просмотров: 143; Нарушение авторского права страницы; Мы поможем в написании вашей работы! infopedia.su Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Обратная связь - 18.222.37.169 (0.015 с.) |