Использование писем и документов

 

Майкл Уайт и Дэвид Эпстон в своей книге «Narrative Means to Therapeutic Ends» первыми подробно описали использование психотерапевтических документов, открывающих людям больше возможностей для того, чтобы жить предпочитаемой жизнью. При этом они ссылаются на то, что записанное слово обладает в нашей культуре большим авторитетом, нежели сказанное. Люди, стремящиеся выстроить предпочитаемую историю своей жизни, нуждаются в механизмах, инструментах, которые помогут им расположить события во временной последовательности в соответствии с темой и сюжетом. Записи помогают также раздвинуть границы памяти, не упустить важное, «произвольно организовать лингвистические ресурсы».

В медиации, ориентированной на решение проблем, используются письменные соглашения, составляемые в качестве итога медиации. Они применяются как «протокол о намерениях» в качестве точки отсчета для последующего самостоятельного «разруливания» возникающих конфликтных ситуаций. С нарративной точки зрения, письменные документы являются не итогом медиации, а вехой на пути развития истории конструктивных взаимоотношений. Они служат для разработки сюжета и определенных характеристик персонажей, и этом смысле они являются средством работы, а не ее целью.

Письма, которые медиаторы пишут участникам на различных этапах работы, могут сыграть ключевую роль в закреплении малого продвижения и способствовать тому, чтобы в промежутке между сессиями медиации люди не скатывались обратно в конфликтную историю. Письма пишутся в экстернализующем ключе: конфликт описывается как нечто отдельное, самостоятельно живущее и имеющее свои виды на людей, их будущее и их отношения. Когда люди перечитывают письма медиатора, подобное восприятие конфликта становится для них привычным. Когда последствия конфликта записаны, они становятся более наглядными и измеримыми. При этом конфликтующие стороны объединяются и становятся союзниками в борьбе с конфликтом, вместо того, чтобы бороться друг с другом. В письме медиатор в уважительной форме признает вклад каждого из участников, не обвиняя при этом другого, и возможность подобного отношения создает основу для «новостей отличия». Письмо служит также для того, чтобы признать добрые намерения каждого из участников. Люди, вовлеченные в конфликт, склонны умалять добрые намерения своих противников и приписывать им злонамеренность. Письма и другие документы иногда помогают людям понять, каким образом их конфликт развивался в контексте отношений власти, санкционированных в рамках более широких социальных дискурсов, таких, например, как сексизм и расизм.

Письмо также направлено на то, чтобы создать или найти новые «уникальные эпизоды», выходы из конфликтной истории в предпочитаемую. На каждой сессии медиации каждая из сторон говорит и делает нечто малозаметное, но способное служить основой для развития истории о сотрудничестве и взаимном уважении. В письме медиатор обращает внимание на эти моменты и задает вопросы о том, какие возможности они могут открывать. Письмо побуждает людей обращать внимание на уникальные эпизоды, моменты сотрудничества и взаимного уважения, возникающие в промежутке между сессиями медиации. Люди часто сообщают о том, что перед очередной сессией медиации они тщательно перечитывают все документы, созданные в результате предыдущих сессий, и что спустя некоторое время им удается более полно и глубоко понять, что же происходило, нежели «в пылу» самой медиации.

Конечно, написание письма требует вложений времени со стороны медиатора. Тем не менее, эффективность этих средств оправдывает затраты. Письма, которые пишет медиатор клиентам, могут служить в качестве его собственной отчетной документации. Сам процесс написания дисциплинирует медиатора и тем самым помогает ему избежать множества административных проблем. Экстернализующий проблему, уважительный стиль написания писем способствует повышению этических стандартов поведения медиаторов внутри профессионального сообщества. Из-за того, что все записи адресованы клиенту и ничего от него не скрывается, медиаторы перестают между собой за глаза отзываться о клиентах неуважительно.

Письма могут способствовать также проведению четкого различия между намерениями людей и их поступками. Даже если поступки человека принадлежат конфликтной истории, иногда можно отделить намерения от поступков и рассмотреть намерения в качестве уникальных эпизодов. Письма, содержащие в себе описание и признание этих намерений, могут весьма способствовать их воплощению в жизнь.

 

Заключение

 

Особенности нарративного подхода к медиации:

• Более привилегированное положение историй и смыслов по сравнению с фактами
• Выслушивание истории конфликта в контексте дискурсов
• Четкое отделение истории конфликта от историй о взаимном уважении, понимании, мире и сотрудничестве
• Использование беседы-экстернализации для того, чтобы отделить людей от конфликта, рабами которого они являлись
• Ориентация на создание отношенческого контекста для продолжающихся изменений в противовес ориентации на разовое достижение соглашения
• Выявление и развитие альтернативных историй, которому сопутствует «растворение» конфликта

 

Эти идеи непросто усвоить, потому что они требуют в первую очередь приверженности философским и этическим основаниям подхода, нежели знания техник. (Именно те, кто привержен этическим принципам, и придумывают новые техники.) Однако есть свидетельства того, что применение этого подхода ведет к возникновению иного рода коммуникации и, соответственно, общества иного типа – общества, основывающегося на добровольно взятых на себя обязательствах поддерживать диалог на равных, совместно создавать смыслы, вместо того, чтобы побуждать людей к соперничеству и конкуренции друг с другом и фокусироваться на удовлетворении собственных индивидуальных потребностей. Отношения власти в подобном сообществе все время на виду.

 

Материал переведен и подготовлен к публикации Д.А.Кутузовой. При подготовке обзора использована информация с сайта http://narrative-mediation.crinfo.org/ и книга G.Monk, J.Winslade “Narrative Mediation: A new approach to conflict resolution”. Jossey-Bass, 2000.

Восстановительное правосудие рассматривает преступление как причинение вреда людям и отношениям, а ответственность правонарушителя – как заглаживание вреда. Программы восстановительного правосудия ориентированы на то, чтобы потребности пострадавшего, появившиеся у него в результате преступления (потребность в признании его чувств, возмещении ущерба) были удовлетворены, напряженная ситуация между правонарушителем и пострадавшим была разрешена, а правонарушитель получил возможность снова быть включенным в сообщество. В России продвижением восстановительной модели правосудия занимается центр «Судебно-правовая реформа» www.sprc.ru

Экстернализация – размещение проблемы вне человека (вместо «он лентяй» мы будем обсуждать Лень и ее влияние на его жизнь и жизнь окружающих его людей). Проблема может быть персонифицирована – можно сказать, что у нее есть свои намерения в отношении человека и его жизни, свои умения и уловки.

 

Человек, как правило, не является автором идей и принципов, которыми он руководствуется в жизни, они являются порождением определенного культурно-исторического контекста, и способствуют порождению и воспроизведению определенных отношений власти, выгодных какой-то социальной группе и угнетающих представителей другой социальной группы. Деконструирующие вопросы направлены на выяснение контекста идей, представляющихся универсальными и общезначимыми.

 

Пересочинение (re-authoring) – работа по выявлению исключений из доминирующей истории, того, что они значат для человека (какие ценности и принципы они выражают), прослеживание истории возникновения и развития этих принципов и ценностей в жизни человека, выяснение, какие поступки в ближайшем будущем становятся возможными, если эти ценности и принципы будут в большей степени присутствовать в жизни человека.

 

В нарративном подходе используется публицистическое толкование термина «дискурс», идущее из работ М.Фуко (Foucault, M. 1980: Power/Knowledge: Selected interviews and other writings, 1972-1977. (C. Gordon, ed.) New York: Pantheon Books. и Foucault, M. 1985: The History of Sexuality, Vol. 2: The use of pleasure. (R. Hurley, trans.) New York: Pantheon Books.)