Раздел 1. Особенности общественно – бытовых песен

Раздел 1. Особенности общественно – бытовых песен

 

Казацкие, чумацкие и ремесленные украинские песни

Казацкие песни

 

Самыми давними по происхождению являются казацкие песни, которые возникли в XV-XVI ст. с появлением казачества. Они больше всего вобрали в себя исторические реалии своих времён. Имея в своей основе реальные факты и явления (борьба с турецко-татарскими нападениями, победы и поражения казацкого войска, чужбинная неволя, рабство и т. п.), казацкие песни прежде всего творят лирический образ казака - типичного представителя Запорожской Сечи, воспроизводят его внутренний духовный мир, мысли и чувства, рождённые разными обстоятельствами беспокойной казацкой жизни, передают романтику казацкой воли (даже этимологически: «казак» из тюрка, что означает - «свободный человек»).

К более давним историческим временам относятся песни о полевом стороже, постое казаков и пожаре в степи, о буре на море и потоплении турецкого корабля, о столкновениях витязя-русича с турком или татарином. Эти давние тексты имеют много общих черт с героическими колядками, тематически перекликаются с былинами и думами, историческими песнями. Но этот самый давний пласт общественно-бытовой лирики немногочислен, и даже те из текстов, которые сохранились до нашего времени, испытали определенные влияния и наслоения следующих исторических эпох. Основная часть казацких песен, хотя и не лишенная определенных архаичных черт, все же имеет более современный характер.

Одной из самых распространенных тем казацких песен является прощание казака с родными и его отъезд из дома. Эти песни всегда проникнуты мотивом тоски, патриотические чувства отступают на второй план, основное место занимает печаль прощания с семьёй, любимой девушкой или молодой женой. Картина проводов казака в войска не лишена ритуальных черт: отец седлает, а мать поит коня, девушка дарит свадебный платок, ворожит на дорогу, заказывает силы природы помогать ее любимому на пути и т.п. Мотив расставания может драматизироваться просьбой девушки взять ее с собой, плачем матери за единственным сыном или же предвещанием смерти казака. Тревога, плохое предчувствие передается так называемыми формулами. Например, на вопрос матери: «Сын мой, когда приедешь к нам?» парень отвечает: «Как повеет пирей песок утонет, мельничный камень наверх выплывет «(«Ой молодая вдова сына сокола»); или сестра говорит, что брат ее вернется тогда, когда взойдет песок, что она посеяла на камне и т.п. Часто символическим предсказателем смерти в этих произведениях является черная птица или конь.

В. Балушок объединяет эти мотивы прощания с обрядом инициации казаков, который предусматривал переход их в другое состояние, отлучения от семьи, тяжелые испытания, возможную гибель: «Обряды отделения будущих запорожцев отобразились и в казацких песнях и прощальных причитаниях, происхождение которых, со всей очевидностью, связано с ритуальными проводами казаков из дома в далекий поход...»

Казацкая жизнь в лирических песнях изображена, как правило, вне границ битв, победоносных подвигов. Центральная тема - казацкий быт и вызваны им чувства и мысли. Основные мотивы - жизнь в походах без отдыха, когда негде преклонить головы, и домом становится зеленая дубрава или темный буерак:

...- Добрый вечер тебе, ты, темный байрак! Переночуй хоть ночку ту волю казачью. - Не переночую, потому что сожаление мне будет, Что-то в лузе сизый голубь жалостно гудит; Уже же о тебе, казак, и враги спрашивают, Что дня и ночи в темном лугу все тебя ищут... («Добрый вечер тебе, зеленая дубрава»)

С ним, как видим, переплетается мотив опасности, что постоянно давит на казака, который уже смирился с мыслью, что каждую минуту может погибнуть.

Особенно драматическим является мотив ностальгии за родным домом: вдалеке от родного края в воображении казака возникают образы родителей, мысли о том, еще живы ли они; образ любимой девушки или жены, что зовет к себе или грустно смотрит на суженого, вызывает в казацкой душе противоречивые чувства, желания вернуться домой. Потому в лирических песнях казак часто грустит – «миром нудит», плачет. Тоска усиливается мотивом одиночества: единственным другом казака является верный конь, что понимает его настроение, волнение, охраняет во время опасности, предупреждает о ней, а если хозяин погиб, извещает об этом его родных.

Тема смерти казака является одной из самых распространенных в этой группе песен. Причем у них, как правило, не изображаются ни битвы, ни поединки, не говорится об обстоятельствах смерти казака, не объясняются причины, почему он сам остался лежать на поле боя. Картина гибели казака появляется достаточно традиционной: убит он лежит под калиной или тополем, глаза накрыты красной китайкой (символ казацкой славы, в дохристианские времена красный - цвет смерти), над ним наклонился верный конь, над ним кружит черный ворон (тоже символы смерти, представители потустороннего мира):

Ой на горе огонь горит, Что в головах ворон кричит

А в долине казак лежит. А в ногах конь плачет...

Накрыл глаза китайкой - («Ой на горе огонь горит»)

Заслугой казацкой.

В некоторых песнях смертельно раненный казак разговаривает со своим единственным другом-конем, который копытами в земле копает для него могилу, просит его передать последнюю весть родным:

Не стой, конь, надо мной, Будут если что-то спрашивать -

Беги, конь, ты домой... Ты знай, конь, что говорить.

Очень распространенный в казацких песнях мотив смерти казака как венчание с сырой землей или с травой-муравой. Особенный драматизм он приобретает в песнях, где гибель казака представлена в форме развернутой метафоры - как описание свадьбы:

Не плач, иметь, не сокрушайся, Взял себе двух бояр -

Потому что уже твой сын женился; В чистых полатях два явора;

Взял себе царскую дочь - Взял себе четыре свата -

В чистых полатях могилку; В чистых полатях черные птицы;

Взял себе две музыки - Взял себе два светильника -

В чистых полатях два ворона; В чистых полатях две кропивки...

(«Ой за темными лесами»)

Вершиной драматизма и трагизма в раскрытии темы смерти казака является изображение ужасающего пира хищных птиц, которые глумятся над телом убитого казака («Черная пашня изорана», «Летел орел, летел»).

Однако, невзирая на мотивы страданий, нелегкой судьбы, смерти казака, этим песням свойственная и тема воли, воинской победы, у них восхваляется патриотический дух, бесстрашие, самоотверженность всенародному делу национального освобождения, воспевается казацкая слава, символом которой становится красная китайка:

Но чтобы наша красная китайка не полиняла

а чтобы наша казацкая слава не пропала...

Символом казацкой победы, непреодолимости духа становится и насыпанная высокая могила - памятник воинской доблести. Эти песни проникнуты романтическим духом. «Социальные мотивы у них переплетаются с интимными, глубокий драматизм не падает, а поднимается на крыльях нелегкой но бессмертной славы...». В отличие от других жанровых разновидностей общественно-бытовой лирики, где по большей части основной акцент делается на бытовой тематике, реалиях ежедневной жизни, казацкие песни романтизируют быт, создают ощущение воли, что подчеркивается пейзажными картинами: безграничная степь, по которой казак «семь дней гуляет» на своем коне, зеленая дубрава, которая «прячет» его от врагов. Кроме того, что все эпизоды казацкой жизни подаются на фоне природы, романтизация происходит и в других аспектах образования: передаются разговоры казака с конем, орлом, кукушкой, ветром. Персонификация сил природы предоставляет этим песням сказочности, роднит их с древним пластом национальной архетипности, архаичного сознания. В романтическом ключе создан и обобщенный типичный образ казака: мужай и бесстрашный в бое, он в то же время чрезвычайно чувственный (наедине скорбит по дому, плачет, вспоминая о любимой и др.) - то есть ему свойственная психологическая душевная раздвоенность.

Казацкие песни, как самый давний пласт общественно-бытовой лирики, хранят также некоторые элементы мифологического мышления. Хоть у них нет четко выраженных фантастических картин, но, например, в образе казака рядом с воспеванием его естественных способностей (которые, как свойственно для всех жанров фольклора, гиперболизируются), может говориться о его сверхприродных умениях или силе - перед ним отступают не только враги, но и убегают звери, потому что «слышат его силу»; ему подвластные естественные стихии (гаснет огонь, утихают воды); за ним везде, куда бы он не шел остаются следы - даже на камне «подковы знать»(элементы магической гомеопатии); от его взгляда спадают кандалы и т.п. В этих песнях слышится отзвук легенд о жизни казаков-характеристик, которые, имея связь с нечистой силой (продали душу дьяволу, вместо коня у них преобразованный черт и т. п.), проявляют сверхприродную силу и власть над другими.

Давность происхождения казацких песен оказывается и в их образности. Кроме главного лирического героя - казака, у них фигурируют архетипни образы коня (который может говорить человеческим языком, плачет над убитым казаком, просит проснуться), седой кукушки (рассказывает казаку, что делается дома, от него несет весть родным),ворон,сокол; персонифицированные образы сил природы, деревьев (или всей дубравы, леса, рощи) и тому подобное.

Для них свойственна и своеобразна метафора.

Например,битва ассоциируется с пиром (начать битву - наварить меда, наварить пива), тяжелая изнурительная битва изображается как сооружение мостов или дамбы, поле боя - в виде вспаханной пашни, усеянной пулями, смерть казака - венчание с могилой. Давность происхождения такой художественно-образной структуры подтверждается ее родством с давними письменными памятками - летописями, «Словом о полку Игореве». Потому казацкие песни, которые сохранились до нашего времени, являются особенно ценными произведениями социальной лирики. Они стали основой подобных за тематикой и поэтикой солдатских, рекрутских, воинских, жанров песен.

Чумацкие песни

За тематикой и поэтикой ближе к казацким стоят чумацкие песни. Они такого же давнего происхождения, потому что чумаки как общественное явление возникло приблизительно в то же время, что и казачество. Первым, кто выделил их в отдельную группу и исследовал как своеобразный, со специфическими чертами, пласт фольклора, был И. Рудченко, который в 1874 г. издал в Киеве книгу «Чумацкие народные песни», что стала первым отдельным сборником чумацких песен.

Уже с XV ст. (а может и с XIV ст.) в Украине известный торговый промысел чумаков, которые волами ездили к берегам Черного и Азовского морей (реже - в Молдавию или Венгрию) за необходимыми товарами. Самыми распространенными предметами торговли были соль и рыба, но чумаки привозили также воск, деготь, пряности и др. Отсюда и название украинских купцов - слово «чумак», как и «казак», происхождения, тюрка (от «чум» - кадка: основные товары были в кадках, реже (масло, вино) - в бурдюках). Чумацкий промысел в Украине был уникальным явлением, потому что хоть и у других народов были подобные купеческие промыслы, но нигде не известны извозы на такие далекие расстояния (некоторые валками ездили вплоть до Москвы), не известно также подобного типа организации торговцев.

Собираясь в дальний путь (чаще всего Крым), чумаки организовывали свои «валки» вроде военных группировок. Валка шла под проводом опытного атамана, вооруженная для обороны от татарских ватаг и степных разбойников, которые нападали с целью грабежа. Запряженные парами половых волов мажи (большие телеги) с товарами (по ЗО-40 в каждой валке, а иногда и вдвое больше) охранялись конными дозорными, двое или трое из которых шли заранее разведать путь, убедиться, нет ли вблизи татарских орд или разбойников. Когда угрожала какая-то опасность, мажи ставили в круг, доставали сабли, огнестрельное оружие - часто приходилось вести настоящую битву. Потому чумаки обращались за помощью к запорожским казакам, которые проводили их опасными отрезками пути или сопровождали всю дорогу в военное время. После разрушения Сечи большое количество казаков занялось таким, что чумакует. На то время этот необычный промысел охватил все Поднепровье, Центральную и Левобережную Украину; были известные млечные пути в Крым и Причерноморья - Черный, Царго-родский, Харьковский, Муравский и другие.

Чумацкие песни - те, что пели о своей нелегкой жизни в дороге сами чумаки, а также и те, что составляли о чумаках их односельчане хлеборобы, которые относились к ним с уважением и благодарностью, каждый раз ожидали возвращения чумака из дороги, потому что он привозил жизненно необходимые товары (соль, воск и др.). Чумачество было нелегким, но в то же время овеяно романтикой дальнего пути, безграничной степи, моря. Это отобразилось и в чумацких песнях, о которых существовала легенда, что их никто не составлял, а «чумаки, учинив торг, перед обратной дорогой шли к морю, прятались на берегу и ожидали ночей. Как усеять небо зорями и замерцает Млечный Путь, - выходят греться на месячный луч русалки, водят танки, поют. А чумаки слушают и учат те песни, а потом и развозят их по всей Украине» («Чумацкие песни»).

Чумацкие песни действительно чрезвычайно лирические и романтические. А. Иваницкий отмечает, что в возникновении и развитии того, что чумакует «решающими, безусловно, были экономические рассуждения. Однако эта экономическая сторона того, что чумакует в песнях почти не отобразилась. Потому что один из законов искусства - остается в наследство поколением на века лишь то, что затрагивает душу человека. Из этого взгляда чумацкий фольклор является своеобразным «песенным дневником», «подорожными заметками» лирического, а иногда - эпического содержания».

Темы чумацких песен родственны с казацкими песнями. Значительную группу составляют песни об отходе в дорогу, приготовление к длинному путешествию, прощание с семьей:

Надумали чумаки в дорогу, Или: Гей, шли чумаки в дорогу

Купили себе новые телеги, Гей, в понедельник ига паровали

Поделали ига кленовые, Гей, во вторник телеги чинили.

Поделали занозы дубовые, Гей, а в среду волы кормили

Купили волы половы, Гей, а в четверг волы поили

Купили да и попировали, Гей, в пятницу с родом попрощались

Паровали да и выезжали... Гей, а в субботу молились Богу

Гей, а в воскресенье двинулись в дорогу...

Кроме описания, как из приказа атамана валка собирается отъезжать, в этих песнях звучат грустные, тревожные мотивы: иметь или жена хочет завернуть чумака из дороги, молодая чумачиха плачет, что остается сама с малыми детьми, предчувствует, что мужчина не вернется домой или разорится:

А в огороде «буркун-зелье», и письмо опадает, - Молодая чумачиха из сожаления умирает...

(«А в огороде «буркун-зелье»)

Часто чумаками становились малоземельные крестьяне, что из небольшого лоскутка земли не могли прокормить семьи и были вынуждены подвергать свою жизнь опасности, чтобы обеспечить жизнь детям и жене. Совсем бедные нанимались к зажиточным чумакам помощниками или дозорными.

Потому в таких песнях звучит мотив обреченности, нежелание побросать родительский дом, оплакивается несчастная судьба чумака-наёмника:

Молодой чумак, чего приуныл? Или волы пристали, или из дороги сбился? Волы не пристали, из дороги не сбился, Умер отец-мать, я еще не женился, Умер отец-мать, умерла вся семья, Остался я на свете один, сиротина.

Наибольшая группа песен о чумацкой судьбе посвящена дорожным приключениям чумаков. Можно выделить несколько основных тем.

Постой чумаков и разные опасности (пожар в степи, нападение разбойников, хищных зверей). Здесь по большей части описан быт во время путешествия: атаман руководит валкой, определяет место для ночевки, наставляет сторожа, подбадривает чумаков, когда поступает опасность, - поддерживает их дух, руководит обороной:

- Ой вы, ребята, удалые молодцы! Поедем в огород в Полтаву

А берите лишь дрюки в руки, И народим себе славы:

Гей вы бейте, бейте, не жалейте, Гей, разбойников сорок и четыре

Гей, на новые телеги кладите! Гей, а мы вдесятером их побили!

Гибель чумаков при обороне валки. Кровавые битвы изображены в песнях о нападении на чумаков татарских отрядов, с которыми приходилось драться в степи. После битвы много чумаков убито, много ранено. Эти песни больше всего подобные к казацким, у них тоже говорится об отваге, мужестве чумаков, гиперболизируется их сила.

Тяжелая зимовка «поздних» чумаков - зима застает чумаков в дороге, и они вынужденные остановиться в степи или Большом Луге в низовье Днепра. Эта тема - кульминация трагедии чумацкой нелегкой судьбы: затяжные морозы и метели становятся причиной болезней чумаков, они бедствуют, потому что у них заканчивается пища и паша для волов. Очень драматические песни о смерти чумака в дороге вдалеке от дома; он просит товарищей похоронить его и приказывает заботиться его волами: своевременно поить, кормить, присматривать. Они прячут его в буераке, а волы без хозяина погибают.

Еще одна тема - возвращение чумаков домой, их удачный торг на базаре. Однако и здесь временами звучат трагические нотки: чумак гуляет и пропивает все свое добро, возвращается домой с ничем. Но большинство песен о возвращении чумака домой веселые, у них звучит тема любви, встречи с семьёй, детьми.

Есть и шутливые чумацкие песни, в которых с юмором, кое-где иронически воспеваются перипетии того, что чумакует, гуляние по возвращении, предостережение девушкам не влюбляться у чумака, высмеивается чумацкая женщина, которая гуляет, пока мужчины нет дома и др.

Среди самых распространенных мотивов чумацких песен - социальные (причины, которые гонят людей от земли, земледелия на заработки;

описание быта чумаков, связи с разными опасностями). Как и в казацких, здесь звучит тоска за родным домом, родителями, женой. Мотив ностальгии переплетается с мотивом одиночества чумака-наёмника, который не имеет того, с кем можно поговорить, излить свою душу, поделиться мнениями и тревогами. Во многих песнях отображенная романтика странствий (воля, неизвестность дороги, товарищеская взаимопомощь, предчувствие и ожидание чего-то необычного). Такие мотивы усиливаются пейзажными элементами - бескрайней степи, ночного звездного неба, где Млечный Путь показывает дорогу к морю. Романтический дух передается кое-где и описаниями самой валки: «волы идут, телеги скрипят, ига скрипят»... вокруг - идиллическая картина природы.

Есть ряд песен, посвященных судьбе чумацкой семьи. У них изображенная тяжелая жизнь семьи без хозяина (женщина самая должна выполнять всю работу, болеют старые родители, часто в доме лишения). Они проникнуты мотивом тоски и печали, ожидания кормильца семьи. Но вспоминаются и случаи, когда чумак дорогой терял волы, распахивался, возвращался без заработка, больной и истощенный.

Отдельную тематическую группу составляют чумацкие песни балладного характера. Все они объеденены типичным сюжетом: чумаки на привале разрушают гнездо чайки, а малых чаек варят в каше (подобным является сюжет о сжигании чумаками соловьиного гнезда). Все эти песни (кое-кто из ученых считает их аллегорическими) написаны в форме диалога. Чайка разговаривает с чумаками, просит их отдать ее деток, обещает за это им «волы заворачивать», а когда видит, что ее слова напрасны, - проклинает чумаков: «Хоть бы у вас, чумаки, волы сдохли, Как из-за вас чайки навеки пропали» («Ой горе той чайке»). В других песнях это - диалог птички с другой птичкой, например, соловей, гнездо которого загорелось от чумацкого очага, кричит и зовет на помощь кукушку.

Уровнем аллегории и самой структурой текста эти песни приближаются к басням, некоторые из них являются настоящими народными баснями (как например., о соловье и кукушке, где четко выделяется две части: описание события и мораль-наставление, выражено кукушкой). Этих песен немного, но они являются оригинальным примером синкретизма украинского фольклора - синтезом черт лирической песни (психологизм, внутреннее состояние), баллады (сюжетность, драматизм, диалогизм), басни (аллегория, наставление).

Поэтика чумацких песен предопределяется неоднородностью этого жанра фольклора, который объединяет произведения, разные за художественно-образной структурой, ритмомелодикой. Среди них есть лирические, напевно-мелодичные песни, в которых выливаются чувства лирического героя-чумака, его мысли о нелегкой жизни, опасности далекого путешествия, тоске за домом («Ох и не стелись, барвинок», «Ой в поле колодец, из него вода вытекает», «Косари сено косят» та др.). Часть же - сюжетные песни, мелодии которых приближаются к речитативу (что передает медленный ритм поступи валки), а содержание тяготеет к философским размышлениям над смыслом жизни, проблемами судьбы. Эти песни с элементами созерцательности, медитативности, философичности, своеобразной манерой рассказа, условно можно назвать чумацкой эпикой. К ней следует зачесть и чумацкие песни балладного характера.

Специфика жизни и быта чумаков произвела оригинальную самобытную образность их песен. Центральным, обычно, есть образ самого чумака - особенно выразительный образ атамана - руководителя валки. Это - типичный вожак: смелый, мудрый, с большим опытом. Этот образ не только гиперболизируется, но и идеализируется: атаман – он является отцом чумаков, он чувствует ответственность за людей, которые отправились с ним в дорогу, доверившись ему. Во многом он родственен с образом казацкого вожака.

Среди второстепенных образов чумацких песен важное место занимают персонифицированные образы животных. Но в отличие от казацких песен, где чаще всего встречается архетип коня - верного друга, боевого товарища, в чумацких песнях это место отводится волам. Волы трактуются как друзья чумака, соучастники всех его скитаний. Чумак с ними разговаривает, делится своими хлопотами, просит советы. Гибель в дороге вола - не простая потеря, а трагедия для чумацкой семьи. Особенное отношение к волам как верных и неутомимых тружеников передается в песнях о смерти чумака, где он выражает свою последнюю предсмертную волю - просьбу к товарищам заботиться о его волах.

Образная структура текстов конкретизируется спецификой чумацкого промысла. Здесь вспоминаются и реалии быта, как например, терновые занозы, весовые дрюки.; описания ночевок, приготовление еды (чаще всего чумацкий кулеш) и т.п.

Кроме общих черт с казацкими песнями (что объясняется сходством путешествующего стиля жизни, оторванности от дома, опасностей и трудностей в дороге), чумацкие песни перекликаются с обрядовой лирикой, в частности веснушками. Возможно, это объясняется тем, что чумацкие валки снаряжались весной, когда сходил снег, чтобы еще по теплу успеть вернуться домой. Есть не только подобные отдельные черты, а даже целые отрывки веснушек (несколько переделанные) используются запевы чумацких песен.

Но не все песни, где употребляется слово «чумак», принадлежат к чумацким песням. В текстах более позднего периода оно употреблялось в более обобщенном значении (подобно как «казак» - парень, не связано с явлением казачества). А тому чумацкой следует считать лишь те песни, в которых есть описания жизни чумаков, их быта и др.

Песни ремесленников

Песни ремесленников, - группа социально-бытовых произведений, очень распространенных в странах Западной Европы да и в фольклоре славянских народов. Ремесленники изготовляли ручным способом разные предметы ежедневного потребления. В зависимости от вида ремесла они объединялись в цеха: гончарский, кузнечный, ювелирный, швейный, портняжный, пекарский и др. В странах Европы в период средневековья и позже ремесленные цеха занимали значительное место в обществе; будучи основной сферой производства, они могли существенно влиять на социальную жизнь, имели свои правовые уставы, законы и т.п. Тому там были достаточно распространенные фольклорные произведения о жизни ремесленников (не только лирические песни, но и легенды, сказки, анекдоты).

Как свидетельствуют исторические материалы, такие цеха существовали и в Украине. Однако они действовали наподобие тайных организаций, каждая из которых имела свою иерархию управления, условия вступления и поведения, нередко свой язык. Каждый из цехов имел специфический обряд инициации (посвящения в мастера) с предыдущими испытаниями, раскрытием секретов мастерства других умельцев, приобретением разных умений. Часто обряды, связаны с этими организациями, были засекречены. Наверное, потому в Украине ремесленных песен сохранилось немного. Кое-где в лирических произведениях встречаются названия людей, которые указывают на вид деятельности (чаще всего - кузнец); но это не является признаком ремесленной песни, потому что у них не говорится о самом ремесле или условиях жизни и труда.

Сугубо ремесленных песен в украинском фольклоре очень мало. Примером ремесленного творчества, по мнению Ф. Колесси, можно считать юмористическую песню «О цех-мастера Куперяна», записанную Г. Лисенко. В ней говорится о старшем мастере цеха Куперяне, что пирует с «братиками-ремесленниками». Когда к ним доносится весть, что «мамочка идет – всему цеху беда будет», все засуетились, не зная, что делать. И только цех-мастер не теряет равновесия и потешает перепуганных подчиненных, мол, «как-то то будет». Это произведение, безусловно,связано с давним укладом таких обществ, поскольку фиксирует правила ритуального поведения учеников ремесленного мастера, которое считалось необходимым элементом такого рода инициаций.

 

Рекрутская повинность (название «рекрут» появилась в 1705 г.) была страшным социальным злом. Прежде всего непомерной была сама длительность службы. За Петра І она была пожизненной, впоследствии срок уменьшился и в 1793 г. был сокращен до 25 лет, в 1834 - до 20, а позже -15,12,10 лет. С 1874 г., когда была введенная всеобщая военная повинность, служба длилась 7 лет. Потому не удивительно, что кроме уже названных новых явлений в устном народном творчестве, появились еще и рекрутские причитания, которыми сопровождался уход парня к войску. Они почти не отличались от причитаний, захоронений, потому что пожизненная или долговременная служба в войске фактически значила конец его жизни в семье, родном селе и знаменовала переход из «своего» мира в «чужой», где действуют чужие, незнакомые законы, неизвестное будущее и др.

На военную службу шли молодые, здоровые ребята, но много из них не доживали до завершения срока: погибали в войнах, от издевательств, наказаний, тяжелых условий жизни, болезней и др. Те, кому везло вернуться из войска, приходили домой калеками, больными, сломанными физически и морально. Годы жизни в войске были наполнены страшными событиями, сложными обстоятельствами, кровавыми картинами войны, нечеловеческими издевательствами. Тяжелые условия жизни и тоска за домом становились причиной самоубийств в армии. Большой трагедией было, когда в войско отдавали мужчину, который был женат, имел детей. Без хозяина семья была обречена на бедствование, женщина при живом мужчине без надежды на его возвращение становилась вдовой. Все эти явления солдатской жизни, связаны с ним перипетии и семейные драмы, нашли свое отображение в солдатских и рекрутских песнях. Как лирические произведения они воспевали трагическую судьбу солдата, раскрывали его внутренний духовный мир: мысли, чувства, переживания, порожденные нелегкой солдатской действительностью.

Ґенетично солдатские песни тесно связаны с казацкими. Некоторые из них - это просто несколько измененные варианты казацких песен, приспособленных к новым общественным обстоятельствам после упадка казачества. Порой у них только менялось слово «казак» на «солдат», а все содержание песни оставалось без изменений. Правда, возникло много новых песен, порожденных новой действительностью. Однако и у них есть много общих черт и образов с казацкими песнями: жизнь вдалеке от дома, тоска за родными, опасность, лишения, жестокая действительность - темы, которые роднят эти две жанровых разновидности общественно-бытовой лирики.

Специфика рекрутских песен заключается в изображении событий, порожденных явлением рекрутчины. Оно появлялось в народном воображении определенным этапом в человеческой жизни, что состоит из трех основных вех: отход к войску, служба и солдатская жизнь, возвращение домой или гибель. Эти разные по продолжительности периоды жизни солдата и составляют основные тематические циклы рекрутских песен.

Первый цикл - набор рекрутов и их провода к войску. Время набора до войска было переломным в жизни парня. Весть о наборе приходила осенью в виде «карточки» или «бумаги». Во времена крепостничества набором руководил господин (владелец села), который самовольно выбирал, кому идти в солдаты, руководствуясь личным отношением к людям. Выбор падал прежде всего на непокорных, мятежных ребят (которых отдавали в рекруты как наказание), тех ли, за кого не было кому вступиться. После реформы 1861 г. и отмены крепостничества, кому идти к войску разрешал сельский совет, к которому входили преимущественно зажиточные хозяева. Богатые люди имели возможность «откупить» своих сыновей или просто подкупить тех, от кого зависел набор. Потому жребий чаще всего падал на бедных людей: к войску должен был идти вдовий сын - или сирота. Эпизод рекрутского набора - одна из самых распространенных тем этого цикла. Он описан как страшное горе со всеми его атрибутами: ребят, которые должны были стать новобранцами, без предупреждения «ловили» там, где они были (дома, на поле, на барской работе), часто их вязали шнурами или запирали в кандалы. «Даже тогда, когда из села в набор должен был идти лишь один рекрут, староста с соцкими и десяцкими, взяв на подмогу несколько сильных дядь, ловили и вязали каждого, кого удастся поймать. Лишь после того, как наберут полный дом, начинают рассуждать, кого ставить «лобовым», кого на «основание», кого отпустить».

На сироту или вдовиного сына, как пелось в песне, судьба выпадала чаще всего: «А у вдовы один сын - и тот как раз под аршин». От времени, когда парня ловили, вся процедура сопровождалась причитаниями его родных (матери, сестер и братьев; жены, если он был женат, любимой девушки). Ритуал проводов парня к войску В. Балушок связывает с давним обрядом инициации, выводя его происхождение из княжеского периода, когда юноши отдавали из дома во двор князя или большого боярина, где он должен был стать воином-дружинником: «Об этом обряде дают представление поздние за фиксацией воинские песни-причитания и рекрутские песни, в основе которых... лежит давнее воинское причитание, что не дошло до нас».

Самым драматическим моментом, что становился кульминацией всего действия, потому что значил окончательный приговор парню, было принудительно и обязательное «бритье чуба» - парня стригли «на лысо», что было первым унижением человеческого достоинства. Этот эпизод широко воспроизведен в песнях. С особенным драматизмом он изображается в лирике карпатского и буковинского регионов, потому что именно на Закарпатье и Буковине парни кичились длинными волосами, кудри были определяющим элементом красивой внешности. Потому «бритье чуба» всегда сопровождается плачем парня, который не мог смириться со своей новой обезображенной внешностью. Драматизм этого новейшего ритуала делается выразительнее мотивом печали девушки, которая, вспоминая милого, думает о том, как ей еще с детства нравились его локончики, и она начинает их собирать:

Очевидно, действительно был такой обычай, что жена или девушка собирала волосы новобранца во время, когда его стригли, потому что во многих песнях, где говорится о печали молодой жены или девушки за любимым, она вспоминает его, глядя на кудри, прибитые к стене. Да и сам эпизод собирания кучеров встречается неоднократно.

О. Потебня указывает на распространенный мотив опавших листьев в рекрутских песнях, который звучит параллельно с мотивом опадения остриженных волос или ассоциируется с ним (на основе символического сравнения парня с деревом - дубом, явором).

Бритье чуба было окончательным прощанием юноши со своей жизнью на свободе и началом тяжелых скитаний на чужбине. Тема набора к войску завершается мотивами прощания парня с родными и проводами всего села с предчувствием, что он погибнет, не вернется. Здесь используется тот же прием невозможного: новобранец говорит матери или сестре посеять на камне песок и, когда он взойдет, это будет значить его скорое возвращение. Провода из села изображаются в символических образах, цель которых - передать тяжелую кровавую дорогу, что ею гонят новобранцев:

Распространенный мотив одиночества на чужбине, тоски за домом; ряд песен воспроизводит мнения солдата о семье, желании поехать домой хоть на Святой вечер. Особенно трагическим в солдатской жизни был закон о жестоких наказаниях за наименьшую вину. В песнях этого цикла достаточно рельефно изображается «улица» (наказание, когда все солдаты выстраивались в два ряда с прутьями в руках, а присужденный к наказанию должен был проходить между ними, а в это время с обеих сторон на него сыпались удары), привязывания к столбу, лишение свободы, карцер (где солдат оставался без еды и воды). Не выдерживая издевательств, кое-кто заканчивал жизнь самоубийством или становился дезертиром.

В песнях этого цикла действительность воспроизводится обобщенно, без детализации; солдатская жизнь подается как жестокое обречение, в котором не видно просвета:

Балладных сюжетов есть немало: мать провожает сына в солдаты, а невестку заклинает в тополь; влюбленные девушка и парень, узнав, что его отдают в рекруты, убегают в поле и там становятся цветами; воин, получив весть, что его жена больна, преодолевает сложные препятствия, возвращается домой, но застает ее на смертном одре; иметь, сына,который в солдатах, зная, как тяжело ему вдалеке от дома, превращается в кукушку и летит к нему; сын, в тоске за родным домом, становится соловьем и летит домой; парень, идя к войску, оставляет любимой перстень, который она бережет много лет, а когда он ломается, понимает, что милый погиб и уже не вернется домой; девушка идет на войну вместо своего брата; парня отдают в рекруты, а его любимую силой выдают замуж за нелюбимого, - она превращается в тополь, а солдат погибает.

Тематический цикл песен о возвращении солдата домой небольшой. Самым распространенным мотивом этого цикла является мотив увечья:

«Правая ручка простреленная, Левая ручка отсечена... Посмотри, милая чернобровая, Какая война проклятая».

Этот мотив драматизируется распространенным приемом - калеку-солдата никто не узнает; он идет своим селом, встречает знакомых людей, но они воспринимают его как чужого:

Калина цветет Ручки не дает

Такие постные нередко заканчиваются тем, что изуродованный солдат, увидев, что его жена не узнаёт в нем своего мужчины, разрешает идти дальше и уже не возвращается домой, или и задумывает самоубийство.

Рекрутские песни перекликаются также со свадебным обрядом, что предопределенно подобием ситуаций проводов девушки, которая навсегда оставляет родительский дом, и проводов парня в войско. Символика свадебного обряда используется больше всего в песнях о смерти солдата:

Женила же его пуля быстрая

Особенная смысловая нагрузка несет образ свадебного платка, который давали девушки в дорогу своим любимым: свадебным платком накрывали глаза солдата, когда он погибал, а отсюда и вся символика смерти - бракосочетание с сырой землей.