Разговоры в царстве мертвых (Dialogoe in regione mortuum)

I. Диоген и Полидевк

Собравшемуся в очередной раз вернуться на землю Полидевку Дио­ген дает поручения. Ему надлежит передать кинику Мениппу (высме­ивающему всех пустозвонных философов-спорщиков), что в царстве мертвых у него будет еще больше поводов для веселья и насмешек, ибо тут тираны, богачи и сатрапы — предельно жалки и бессильны. А всем философам он советует прекратить бессмысленные споры. Бо­гачам Диоген велит сообщить, что не надо копить драгоценности, со­бирая талан за таланом, ибо скоро они отправятся под землю, где им понадобится всего один обол, чтобы заплатить Харону за перевоз.

Зато беднякам не следует роптать на судьбу: в царстве мертвых все равны — и богачи, и неимущие. Полидевк обещает выполнить эти и другие поручения Диогена.

II. Плутон, или Против Мениппа

Крез жалуется Плутону: неугомонный Менипп, философ-киник, и в подземном царстве продолжает насмехаться над богачами и влады­ками: «Мы все плачем, вспоминая свою земную судьбу: вот этот, Мидас, — золото, Сарданапал — великую роскошь, я, Крез, — свои несметные сокровища, а он смеется над нами и ругается, называя нас рабами и подонками...»

Менипп признается Плутону, что это так и есть: ему доставляет удовольствие высмеивать тех, кто горюет об утраченных благах зем­ных. Плутон призывает всех прекратить раздоры. Но Менипп счита­ет: бывшие сатрапы и богачи достойны лишь насмешки: «Прекрасно, так и надо. Плачьте, а я буду вам подпевать, повторяя: «Познай самого себя!» — это очень хороший припев к вашим стонам».

III. Менипп, Амфилох и Трофоний

Менипп возмущен: рядовые Амфилох и Трофоний после смерти удостоены храмов, и люди считают их пророками. Но герои Трофо­ний и Амфилох скромно отвечают, что почести легковерные люди воздают им добровольно. Что ж до пророческого дара, то будущее Трофоний готов предсказать любому, кто спустится в его Лебадейскую пещеру. А на вопрос Мениппа, кто же такой герой, Трофоний отвечает: «Это существо, составленное из бога и человека». «Мне не понять, Трофоний, что ты говоришь; одно я вижу ясно: ты мертвец, и больше ничего», — заключает диалог Менипп.

IV. Гермес и Харон

Гермес напоминает Харону, что тот ему основательно задолжал: пять драхм за якорь, да еще за воск для замазывания дыр в лодке, за гвозди, за канат, которым рея крепится к мачте, и за многое другое. Харон со вздохом отвечает, что пока рассчитаться не может: «Сейчас я никак не могу, Гермес, а вот если чума какая-нибудь или война пришлет к нам много народу, тогда можно будет кое-что заработать, обсчитав мертвецов на плате за переезд». Но Гермес не хочет таким печальным путем возвращать истраченное. Он согласен повременить. Лишь замечает со вздохом, что если раньше в подземное царство по­падали преимущественно люди мужественные, большей частью умер­шие от ран, полученных на войне, то ныне совсем не так: одного отравила жена, другой умер от обжорства, а большинство погибает из-за денежных козней. И Харон соглашается с ним.

V. Плутон и Гермес

Плутон просит Гермеса продлить жизнь девяностолетнему бездет­ному богачу Евкрату. А вот гоняющихся за его деньгами, желающих получить наследство Харина, Дамона и других поскорей притащить в царство мертвых. Гермес удивлен: он считает, что это несправедливо. Но Плутон говорит, что жаждущие скоропостижной смерти ближне­го, прикидывающиеся его друзьями сами достойны скорой смерти. И Гермес соглашается: такую шутку выкинуть с негодяями будет только справедливо. А трудолюбивый Евкрит пусть, как Иолай, сбросит с себя бремя старости и вновь помолодеет, а ждущие его смерти юные негодяи в расцвете надежд умрут как скверные люди.

VI. Терпсион и Плутон

Терпсион жалуется Плутону: он умер на тридцатом году жизни, а девяностолетний Фукрит все еще жив! Но Плутон считает это спра­ведливым: Фукрит никому не желал смерти, а вот Терпсион и ему подобные молодые люди льстиво ухаживают за стариками, подлизы­ваются к ним в расчете получить наследство. Разве такое корыстолю­бие не заслуживает кары?!

Терпсион же сокрушается, что много ночей не спал, алчно высчи­тывая возможный срок смерти Фукрита и сумму предполагаемого на­следства. В итоге переутомился и сам умер первый. Плутон энергично обещает, что и другие корыстные сиделки скоро сойдут в его царство. А Фукрит пусть живет и дальше, пока не похоронит всех льстецов, охочих до чужого добра.

VII. Зенофант и Каллидемид

Каллидемид рассказывает Зенофанту, как умер из-за роковой ошиб­ки раба. Желая поскорей отправить на тот свет старика Птеодора, он подговорил виночерпия подать хозяину чашу с отравленным вином. Но тот спутал сосуды (случайно или нет — неизвестно) и в итоге чашу с ядом осушил сам молодой отравитель. А старый Птеодор, поняв, что случилось, весело хохотал по поводу ошибки виночерпия.

VIII. Кнемон и Дамнипп

Кнемон рассказывает Дамниппу, как его одурачила судьба. Он усиленно ухаживал за бездетным богачом Гермолаем в надежде на наследство последнего. И чтобы гарантировать себе благосклонность старика, огласил завещание, где своим наследником объявил Гермолая (дабы тот из чувства признательности сделал то же самое). Но на Кнемона внезапно обрушилась балка, и старый Гермолай получил все его имущество. Так Кнемон попался в собственную ловушку.

IX. Симил и Полистрат

Девяностовосьмилетний Полистрат попал наконец в царство мертвых и рассказывает Симилу, что последние два десятка лет жил особенно хорошо. Расположения бездетного старика искали лучшие мужи города, надеясь стать его наследниками. Не отказываясь от их ухаживаний (и каждому обещая сделать наследником именно его), Полистрат их всех обманул: сделал наследником купленного недавно красавца фригийца, раба и своего любимца.

И поскольку тот внезапно стал богачом, теперь уже его располо­жения ищут самые знатные.

X. Харон, Гермес и разные мертвые

Харон собирается везти очередную партию мертвых и обращает их внимание на плачевное состояние своего суденышка. Он предлага­ет пассажирам освободиться от лишнего груза и просит Гермеса про­следить за этим. Вестник богов берется за дело. По его указанию философ-киник Менипп с готовностью бросает свой жалкий мешок и палку. И Гермес сажает его на почетное место возле рулевого. Кра­савцу Хермолаю Гермес велит снять с себя длинные волосы, румянец и вообще всю кожу. Тирану Лампиху приказывает оставить на берегу все богатство, а заодно — спесь и надменность. Полководцу прихо­дится бросить вооружение и трофеи. Философ-демагог вынужден рас­статься не только с ложью, невежеством и охотой до пустых споров, но и с косматой бородой и бровями. А когда раздосадованный фило­соф требует, чтобы Менипп оставил свою свободу, откровенность, благородство и смех, Гермес энергично возражает: это все — вещи легкие, их перевезти нетрудно, и они даже помогут в печальном пути. И ладья Харона отчаливает от берега.

XI. Кратет и Диоген

Кратет с иронией рассказывает Диогену о том, что двоюродные братья-богачи Мерих и Аристей, будучи сверстниками, всячески уха­живали друг за другом и каждый объявил наследником другого в на­дежде его пережить. В итоге же оба погибли в один и тот же час во время кораблекрушения.

А вот Кратет и Диоген не желали друг другу смерти, ибо не претен­довали на скудное имущество собрата, вполне довольствуясь взаимным обменом мудрыми мыслями — самым лучшим из наследуемых бо­гатств.

XII. Александр, Ганнибал, Минос и Сципион

Александр и Ганнибал оспаривают первенство в царстве мертвых. Минос предлагает каждому рассказать о своих деяниях. Великие пол­ководцы перечисляют свои общеизвестные победы и завоевания, вся­чески при этом стараясь унизить соперника. Но когда Минос собирается вынести решение, вдруг подает голос Сципион и напоми­нает, что именно он победил Ганнибала. В итоге первенство Минос присуждает Александру, второе место — Сципиону, а Ганнибал ока­зывается третьим.

XIII. Диоген и Александр

Диоген насмешливо замечает: Александр все ж оказался в царстве мертвых, несмотря на свое якобы божественное происхождение. Ве­ликий полководец вынужден согласиться. А пока вот уже тридцать дней его тело лежит в Вавилоне в ожидании пышных похорон в Египте, дабы он таким образом сделался одним из египетских богов. Диоген саркастически замечает, что Александр и после смерти не по­умнел: верит в такую чушь. А вдобавок он еще и плачет, вспоминая земные почести и услады. Неужели его воспитатель философ Аристо­тель не научил своего ученика: богатство, почести и прочие дары судь­бы не вечны. Александр с досадой признается, что его наставник был корыстолюбивым льстецом. Он доказывал, что богатство — тоже благо: таким образом, ему не было стыдно принимать подарки. В за­ключение Диоген советует Александру регулярно пить большими глотками воду из Леты: это поможет ему забыться и перестать скор­беть по Аристотелевым благам.

XIV. Филипп и Александр

Александр, встретившись на том свете с отцом, вынужден при­знать свое земное происхождение. Да он и раньше знал это, а под­держивал версию о своей божественной генеалогии для того, чтобы легче завоевать мир: большинство покоренных народов не решались оказывать сопротивление богу.

Филипп насмешливо замечает, что почти все, кого покорил его сын, не были достойными противниками и по храбрости, и по бое­вой выучке. Совсем не то что эллины, которых победил он, Филипп... Александр напоминает, что победил и скифов, и даже индийских сло­нов. А разве не он разрушил греческие Фивы?!

Да, Филипп слыхал об этом. Но ему смешно и грустно, что Алек­сандр перенимал нравы им же покоренных народов. Да и его хвале­ная храбрость не всегда была разумна. А теперь, когда люди узрели его мертвое тело, они окончательно убедились: Александр — вовсе не бог. И Филипп советует сыну расстаться с напыщенным самомнени­ем, познать самого себя и понять, что он — простой мертвец.

XV. Ахилл и Антилох

Антилох упрекает Ахилла в том, что он — неблагороден и неразу­мен: заявил, что лучше служить живым в качестве поденщика у бед­ного пахаря, чем царствовать над всеми мертвыми. Так не пристало говорить славнейшему из героев. Тем более Ахилл добровольно из­брал смерть в ореоле славы.

Ахилл оправдывается: посмертная слава на земле ему ни к чему, а среди мертвых — полное равноправие. Он утратил тут все: мертвые троянцы уже не боятся Ахилла, а греки не оказывают уважения.

Антилох утешает его: таков закон природы. И советует Ахиллу не роптать на судьбу, дабы не смешить других.

XVI. Диоген и Геракл

Диоген в своей обычной иронической манере спрашивает Геракла: как же это он, сын Зевса, тоже умер?! Великий атлет возражает:

«Настоящий Геракл обитает на небе, а я — только его призрак». Но Диоген сомневается, не вышло ли наоборот: сам Геракл — в царстве мертвых, а на небе — лишь его призрак.

Геракл разгневан такой дерзостью и готов покарать насмешника. Но Диоген резонно замечает: «Я уже раз умер, так что мне нечего бояться тебя». Тогда Геракл раздраженно поясняет: что было в нем от земного отца Амфитриона, то умерло (и это он, находящийся под землей), а то, что от Зевса, — то живет на небе с богами. И это не два Геракла, а единый в двух образах. Но Диоген не унимается: он уже видит не двух, а трех Гераклов. Настоящий Геракл живет на небе, его призрак — в царстве мертвых, а тело обратилось в прах. Еще более возмущенный этой софистикой, Геракл вопрошает: «Кто ты такой?!» И слышит в ответ: «Диогена Синопского призрак, а сам он живет вместе с лучшими среди мертвых и смеется над Гомером и всей этой высокопарной болтовней».

XVII. Менипп и Тантал

Тантал погибает от жажды, стоя на берегу озера: вода течет сквозь пальцы, и он не может даже смочить губ. На вопрос Мениппа, как он, давно умерший, может ощущать жажду, Тантал поясняет: в этом-то и заключается постигшая его кара: душа чувствует жажду, как будто она — тело.

XVIII. Менипп и Гермес

Попавший в царство мертвых философ Менипп просит Гермеса показать ему прославленных красавиц и красавцев и удивлен, узнав, что и Нарцисс, и Гиацинт, и Ахилл, и Елена, и Леда теперь — одно­образные черепа и скелеты, не более. А то, что Елена была при жизни столь прекрасной, что ради нее приплыла к Трое тысяча ко­раблей с эллинами, вызывает у Мениппа лишь насмешливое удивле­ние: неужто ахейцы не понимали: они сражаются за то, что столь кратковременно и скоро отцветает!

Но Гермес предлагает ему перестать философствовать и поскорей выбрать себе место среди прочих мертвецов.