Ты живешь среди людей, мой сын

В глухом уголке школьной усадьбы пионеры посадили хризантемы. К осени здесь расцвели белые, синие, розовые цветы. В ясный теплый день я повел сюда своих малышей.

Дети были в восторге от обилия цветов. Но горький опыт убедил меня в том, что детское восхищение красотой часто бывает эгоистичным. Ребенок может сорвать цветок, не видя в этом ничего предосудительного. Так получилось и на этот раз. Вот я вижу в руках у ребят один, другой, тре­тий цветок. Когда осталось не больше половины цветов, Катя вскрикнула:

— А разве можно рвать хризантемы?

В ее словах не было ни удивления, ни возмущения. Де­вочка просто спрашивала. Я ничего не ответил. Пусть этот день станет уроком для детей. Ребята сорвали еще несколь­ко цветков, красота уголка исчезла, лужайка выглядела оси­ротевшей. Порыв восхищения красотой, вспыхнувший в детских сердцах, угас. Малыши не знали, что делать с цве­тами.

— Ну как, дети, красивый этот уголок? — спросил я. — Красивы эти стебельки, с которых вы сорвали цветы?

Дети молчали. Потом сразу заговорило несколько че­ловек:

— Нет, некрасивые...

— А где теперь мы будем любоваться цветами?

— Эти цветы посадили пионеры, — говорю детям. — Они придут сюда любоваться красотой — и что же увидят? Не забывайте, что вы живете среди людей. Каждому хо­чется любоваться красотой. У нас в школе много цветов. Но что получится, если каждый ученик сорвет по одному цветку? Ничего не останется. Людям нечем будет любо­ваться. Надо создавать красоту, а не ломать, не разрушать ее. Придет осень, наступят холодные дни. Мы пересадим эти хризантемы в теплицу. Будем любоваться красотой. Чтобы сорвать один цветок, надо вырастить десять.

Через несколько дней мы пошли на другую лужайку — здесь росло еще больше хризантем. Дети уже не срывали Цветов. Они любовались красотой.

Детское сердце чутко к призыву творить красоту и ра­дость для людей — важно только, чтобы за призывами следовал труд. Если ребенок чувствует, что рядом с ним — люди, что своими поступками он приносит им радость, он с малых лет учится соразмерять собственные желания с ин­тересами людей. А это чрезвычайно важно для воспитания Доброты и человечности. Тот, кто не знает границ своим же­ланиям, никогда не станет хорошим гражданином. Эгоисты, шкурники, люди, равнодушные к горю и невзгодам других, Как раз и вырастают из тех, кто в детстве знает лишь свои желания и не обращает внимания на интересы коллектива. Умение управлять желаниями — в этой, казалось бы, самой простой, а на самом деле очень сложной человеческой при­вычке — источник человечности, чуткости, сердечности, внутренней самодисциплины, без которой нет совести, нет настоящего человека.

И здесь опять надо подчеркнуть значение младшего воз­раста в воспитании человечности. Нравственные убежде­ния, взгляды, привычки — все это тесно связано с чувствами. Чувства — это, образно говоря, живительная почва для высоконравственных поступков. Там, где нет чуткости, тонкости восприятия окружающего мира, вырастают бездушные, бессердечные люди. Чуткость, впечатлительность души формируются в детстве. Если упущены детские годы — упущенного никогда не наверстаешь.

Ввести ребенка в сложный мир человеческих отношений — одна из важнейших задач воспитания. Дети не могут жить без радостей. Наше общество делает все для того, чтобы детство было счастливым. Но радости не должны быть беззаботными. Когда малыш, срывая плоды радости 4 с дерева, заботливо выращенного старшими, не думает о том, что останется людям, он теряет важнейшую человеческую черту — совесть. Прежде чем ребенок осознает, что он — будущий гражданин социалистического общества, он должен научиться платить добром за добро, создавать своими руками счастье и радость для людей.

Не один год до того, как была создана «Школа радости», меня тревожило то, что многие родители, ослеплённые инстинктивной любовью к своим детям, видят в ребенке только красивое, не замечая отрицательных черт. Помню такое: 4-летний мальчик, вместо того, чтобы пойти вуборную, исправил свою нужду во дворе, на виду у матери и ее соседки. Мать не возмутилась, а умилилась: «Вот видите, какой у нас сынок — ничего не боится». В капризном взгляде, в надутых губах, в презрительной усмешке 4-летнего балбеса уже угадывалось мерзкое существо, из которого может получиться подлец, если его не одернуть, не заставить взглянуть на самого себя глазами других людей.

Не один раз мне приходилось беседовать с матерью Володи. Как только она начинала что-нибудь говорить, сын теребил ее платье, хватал за руку — у него всегда было что-то неотложное. Навязчивость, развязность — это детская разновидность индивидуализма, источником которого являются всепрощение, сюсюканье и безнаказанность. Кое-кто из родителей (к сожалению, и отдельные педагоги) счи­тает, что в разговоре с детьми надо всегда придерживаться какого-то детского тона; в этом тоне чуткое ухо ребенка улавливает сюсюканье. На детский лепет взрослого челове­ка неискушенное детское сердце откликается капризами. Л всегда остерегался опасности сбиться на этот тон и, ни на мгновенье не забывая, что передо мной дети, видел в ма­леньком человеке будущего взрослого гражданина. Мне ка­залось исключительно важным такое обращение тогда, когда речь шла о труде для людей. Самое плохое, что не­редко сопровождает труд детей, это мысль, что они делают большое одолжение взрослым и поэтому заслуживают большой похвалы, даже награды.

...Осенью мы выкопали хризантемы и перенесли их в теплицу. Для сельских детей это посильный труд. Ребята каждый день поливали пересаженные кусты и с нетерпе­нием ожидали, когда появятся первые цветы. Теплица пре­вратилась в чудесный уголок. «А теперь давайте пригла­шать сюда гостей,— посоветовал я детям.— Кого мы при­гласим?» У многих были младшие братишки и сестренки. Малыши приводили их в теплицу, руки мальчиков и дево­чек тянулись к хризантемам, но мои воспитанники не раз­решали срывать цветов.

«Если мы сумеем вырастить много цветов, то на празд­ник 8 Марта подарим всем вашим мамам по хризантеме», — сказал я ребятам. Эта цель воодушевила детей, и к началу марта у нас было достаточно цветов. На праздник пригла­сили мам, показали им' оранжерею и вручили по красивому Цветку. В школу пришла мачеха Гали, и девочка препод­несла ей хризантему. Много раз я говорил с Галей о ее отношении к мачехе, убеждал, что она — добрый человек, и мои слова дошли до сердца ребенка. Я радовался, что на праздник пришли мамы Коли и Толи, бабушка Сашка и неродная мать Кости.

Многого маленькому ребенку еще невозможно растол­ковать. Прекрасные слова о благородстве далеко не всегда доходят до его сознания. Но почувствовать сердцем кра­соту человечности способны даже малыши. И с первых дней жизни «Школы радости» я стремился к тому, чтобы каждый воспитанник переживал радость, горе, печаль и невзгоды другого человека. Осенью и весной мы часто ходили в гости к колхозному пасечнику почувствовали, что дедушка Андрей радуется каждому на­шему посещению. Перед тем как идти на пасеку, я совето­вал ребятам: понесем дедушке яблоки, виноград, сливы — он обрадуется; соберем полевые цветы — это будет для него радость. Сердца малышей становились все более чуткими к настроению, переживаниям, чувствам человека. Дети сами стали искать, какую радость можно принести старику. Однажды мы варили кашу в лесу. Сколько радостных пере­живаний приносит детям мгновенье, когда запылает кос­тер... И вот как раз в эту минуту радости Варя задумчиво сказала:

— А дедушка Андрей сейчас один.

Дети призадумались. Может быть, кому-нибудь из взрослых эта картина покажется сентиментальной, может быть, кто-то подумает: разве способны 7-летние дети на такой духовный порыв? Да, дорогие товарищи педагоги, если вы именно в этом возрасте будете оттачивать душев­ную чуткость ребенка, если донесете до его сердца великую истину: ты живешь среди людей,— ребенку захочется поде­литься своими радостями с другими людьми, ему будет мучительно больно от мысли, что он веселится, а его друг одинок.

Дети решили поделиться радостью с дедушкой Анд­реем. «Понесем ему каши с салом...» — сказал Костя. Эти слова были встречены с восторгом. Малыши принесли столько каши, что вряд ли ее мог бы съесть самый голод­ный человек. На пасеке мы обедали еще раз — вместе с дедушкой.

Чуткость к радостям и горестям воспитывается только в детстве. В этом возрасте сердце особенно чувствительно к человеческим страданиям, беде, тоске, одиночеству. Ребе­нок как бы перевоплощается, представляя себя на месте другого человека. Помню, как однажды, возвращаясь из лесу, мы проходили мимо одинокой, открытой всем ветрам хаты. Я рассказал детям о том, что тут живет инвалид Великой Отечественной войны; он болен, не может поса­дить яблони, виноград. В детских глазах появились сле­зы. Каждый ребенок переживал одиночество больного человека. Мы посадили 2 яблони и 2 куста винограда — это был наш подарок человеку. А приобрели самое бесценное — радость создания счастья для другого человека.

Воспитание чуткости, отзывчивости к горю и страда­ниям других людей — важная задача советской школы. Человек может стать другом, товарищем и братом другого человека лишь при условии, когда горе другого становится его личным горем. Чтобы ребенок чувствовал сердцем дру­гого человека — так можно сформулировать важную вос­питательную задачу, которую я поставил перед собой.

Если ребенку безразлично, что в сердце его товарища, друга, матери, отца, любого соотечественника, с которым он встретился, если ребенок не умеет видеть в глазах дру­гого человека, что у него на сердце, — он никогда не станет настоящим человеком. Я стремился так отточить у своих воспитанников чуткость сердца, чтобы они видели чувства, переживания, радости и горести в глазах людей, с кото­рыми соприкасаются не только повседневно, но и «случайно».

Мы с детьми возвращались из лесу. Видим, у дороги сидит на траве дедушка. Он чем-то расстроен. «Что-то слу­чилось у человека, — говорю я детям. — Может быть, он заболел в дороге? Может быть, что-то потерял?» Подходим к старику, спрашиваем: «Чем вам помочь, дедушка?» Ста­рик тяжело вздыхает. «Спасибо, дети, — говорит он, — как бы вы ни хотели мне помочь — не сможете. Горе у меня большое. Старуха умирает в больнице. Вот еду к ней, ожи­даю автобуса. Помочь вы не поможете, а все же легче: есть на свете хорошие люди». Дети притихли, умолкло беззабот­ное щебетанье. Домой они расходились под впечатлением печальных слов старика. Собирались еще поиграть немного, но как-то само собой получилось, что забыли об игре, разошлись по домам.

Учить чувствовать — это самое трудное, что есть в вос­питании. Школа сердечности, чуткости, отзывчивости, уча­стливости — это дружба, товарищество, братство. Ребенок чувствует тончайшие переживания другого человека тогда, когда он делает что-нибудь для счастья, радости, душев­ного спокойствия людей. Любовь маленького ребенка к ма­тери, отцу, бабушке, дедушке, если она не одухотворена творением добра, превращается в эгоистическое чувство: ребенок любит маму постольку, поскольку мама является источником его радостей, нужна ему для радостей. А надо воспитать в детском сердце подлинно человеческую лю­бовь — тревогу, волнения, заботы, переживания за судьбу другого человека. Подлинная любовь рождается только в сердце, пережившем заботы о судьбе другого человека. Как важно, чтобы у детей был друг, о котором надо забо­титься. Таким другом моих воспитанников стал пасечник Дедушка Андрей. Я убеждался, что чем больше ребенок заботится о другом человеке, тем более чутким становится его сердце к товарищам, к родителям. Я рассказал малы­шам о трудной жизни дедушки Андрея: два его сына по­гибли на фронте, жена умерла. Он чувствует себя оди­ноким.

— Будем, дети, почаще ходить к дедушке. Каждый раз надо чем-нибудь порадовать его.

Когда мы собираемся в гости, каждый думает: чем по­радовать дедушку? Ребята преподнесли ему альбом, в ко­тором каждый из нас нарисовал картинку. На берегу реки собрали много разноцветных камней — и подарили их де­душке Андрею. Дедушка сделал из дерева шкатулку, уло­жил туда камушки и подарил нам... Мальчики сплели из соломы шляпу для своего друга. Дедушка вырезал нам из дерева несколько фигурок животных — зайчика, лису, овцу...

Чем больше душевной заботы отдавали дети своему дру­гу, тем больше невзгод, печалей, тревог замечали вокруг себя. Они обратили внимание на то, что Нина и Саша иногда приходят в школу грустные, в глазах у них — пе­чаль, задумчивость. Ребята расспрашивали сестер: как чувствует себя мать? Матери плохо, поэтому девочки пе­чальны... Доброе чувство утверждается в сердце тогда, когда ребенок что-то делает, чтобы облегчить горе товари­ща. Мы несколько раз ходили в семью Нины и Саши, унич­тожали сорняки в саду, помогали убирать картофель в ого­роде. Каждый раз, когда ребята собирались в лес, всех тре­вожил вопрос: а смогут ли пойти с нами Нина и Саша? Ведь бывало, что они оставались дома — надо было помо­гать отцу. И мы шли в семью Нины и Саши накануне дня нашей общей радости, помогали, чем могли.

Жить в обществе — это значит уметь поступиться свои­ми радостями во имя благополучия, покоя других людей. Наверное, каждому из нас приходилось встречаться с таким явлением: перед ребенком горе, несчастье, слезы, а он на­слаждается своими радостями. А бывает и так, что мать пытается отвлечь внимание ребенка от всего мрачного, грустного, заботясь о том, чтобы сын не пролил ни одной капли из полной чаши радости. Это ничем не прикрытая школа эгоизма. Не уводите ребенка от мрачных сторон человеческой жизни. Пусть дети знают, что в нашей жиз­ни есть не только радости, но и горе. Пусть горе других людей входит в сердце ребенка.

Нравственный облик личности зависит в конечном счете от того, из каких источников черпал человек свои радости б годы детства. Если радости были бездумными, потреби­тельскими, если ребенок не узнал, что такое горе, обиды, страдания, он вырастет эгоистом, будет глухим к людям. Очень важно, чтобы наши воспитанники узнали высшую радость — радость волнующих переживаний, вызванных заботой о человеке.

НАШ КОЛЛЕКТИВ — ДРУЖНАЯ СЕМЬЯ

С первых дней жизни «Школы радости» я стремился внести в коллектив дух семейной сердечности, задушев­ности, отзывчивости, взаимного доверия, помощи. В сен­тябре — день рождения троих ребят: Вити, Вали, Коли. Мы всем коллективом отмечали его: в школьной столовой пекли пирог, дарили именинникам рисунки, книги. Я с удивле­нием узнал, что в семье Коли никогда не отмечали дня рождения пи детей, ни родителей. Это был первый празд­ник в жизни мальчика. Внимание товарищей взволновало ребенка.

В годы детства каждый человек требует участия, ласки. Если ребенок вырастает в обстановке бессердечности, он становится равнодушным к добру и красоте. Школа не может в полной мере заменить семью и особенно мать, но если ребенок лишен дома ласки, сердечности, заботы, мы, воспитатели, должны быть особенно внимательны к нему.

У нашего маленького коллектива появились свои ма­териальные ценности, тайны, заботы и огорчения. В шкафу хранились игрушки, карандаши, тетради. В Уголке мечты был «продовольственный склад» — мы хранили там кар­тофель, крупу, масло, лук,— все это необходимо было для тех вечеров, когда за стеной осенний дождь. Все члены нашей семьи — маленькие дети, но среди них было не­сколько ребят особенно маленьких — Данько, Тина, Валя. В дороге, в лесу все считали своим долгом помогать малы­шам.

Если отдельные дети оставались дома по неизвестной причине, то вечером к ним шли товарищи, узнавали, не заболел ли кто. Это стало хорошей традицией. Чувство привязанности — основа важнейшей духовной потребности, без которой нельзя представить коммунистических взаимо­отношений между людьми, — потребности в человеке.

Я стремился к тому, чтобы источником радости, полноты чувств и переживаний для каждого ребенка было общение с товарищами, взаимный обмен духовными ценностями. Каждый должен вносить в коллектив что-то свое, творить счастье и радость для других людей.

В процессе работы я встретился со многими трудностям ми в воспитании детского коллектива, и чтобы преодолена их, советовался, беседовал с опытными педагогами, учителями начальных классов, тонко чувствующими душу ребенка, биение пульса коллектива, с В. П. Новицком М. А. Лысак, Е. М. Жаленко, М. Н. Верховининой. Время от времени мы собирались по вечерам, когда в школьном здании и на усадьбе умолкали детские голоса, и делились мыслями о том, как каждый из нас представляет себе многогранность жизни детского коллектива. Все мы хорошо знаем, что познание человека начинается в семье — начинается с того момента, когда, убаюкиваемый материнской песнью, ребенок впервые улыбается маме. Как важно, что­бы первые мысли о добром, сердечном, самом прекрасном, что есть в мире, — о любви человека к человеку — пробуждались на личном опыте, чтобы самыми дорогими для ребенка стали мать и отец. Но если этого подлинно человеческого в семье не хватает или вовсе нет — в какой мере может дать это коллектив? Как открыть перед чутким и впечатлительным детским сердцем доброту, красоту человеческой души?

В эти часы вечерних бесед, советов, раздумий у нас по крупице сложилась большая, на мой взгляд, педагогическая идея, ставшая убеждением нашего педагогического коллектива: детский коллектив лишь тогда становится воспи­тывающей силой, когда он возвышает каждого человека, утверждает в каждом чувство собственного достоинства, уважения к самому себе. Ведь подлинная материнская и отцовская любовь своей духовной сердцевиной имеют то, чтобысын, дочь, почувствовав уважение к самому себе, переживали стремление быть хорошими людьми. У опытных педагогов я находил ценнейшие крупицы творчества, смысл которого сводился к тому, чтобы ребенок гордился сам собой, своими поступками, оберегал свою честь, достоинство.

Бережно собирая драгоценные россыпи педагогического» опыта лучших воспитателей нашей школы, я стремился к тому, чтобы желание быть хорошим находило свое вы­ражение в сердечных, задушевных отношениях между детьми в коллективе. Душевность, сердечность коллективистских отношений стали предметом моей постоянной за­боты. Многогранность жизни детского коллектива стала представляться мне не только как содружество единомыш­ленников, объединяемых едиными целями, общим трудом, _Но и как взаимная чуткость друг к другу, душевная спо­собность познавать и умом и душой чужие радости и го­рести. Как раз в этой сердечности, душевности коллекти­вистских отношений и заключается благородство стрем­ления быть хорошим: не на показ, не для того, чтобы тебя хвалили, а из органической потребности чувствовать свое благородство.

Все последующие годы моей воспитательной работы были по существу годами заботы о возвышении человече­ского достоинства ребенка, подростка, юноши, девушки. На этом строились и сейчас строятся коллективистские отношения. Задаче возвышения человека я всегда стре­мился подчинить жизнь детского коллектива как частицы общества. Этой же задаче подчинялось творчество детей, развитие их задатков, способностей, дарований.

МЫ ЖИВЕМ В САДУ ЗДОРОВЬЯ

Остался месяц до того дня, когда мои питомцы станут учениками. Приближался чудесный месяц лета — август. В жаркие июльские дни дети приходили в школу рано утром или перед вечером. Кое-кому далеко было идти до­мой обедать, и иногда человек 6—7 оставались обедать в школьной столовой. У меня зародилась мысль: пусть с месяц поживут малыши не дома, а где-нибудь в саду, на берегу пруда. Место облюбовали рядом с прудом; в за­рослях деревьев пионеры помогли нам соорудить несколь­ко шалашей — в таких шалашах целое лето живут сторожа колхозных баштанов. В шалаши наложили соломы, сде­лали столики для рисования. К нашим шалашам прилегал большой колхозный сад. Садовод разрешил: сад будет главным местом нашего отдыха. Рядом с шалашами построили кухню, колхоз дал нам продукты, назначил повара. Отец Сани соорудил купальню, рядом с ней стояла моторная лодка, при виде которой у мальчишек загорались глаза.

Началась жизнь нашего коллектива в Саду здоровья — так назвали наше жилище и место отдыха родители детей, месяц мы были на воздухе. Просыпались на заре — до восхода солнца. Купались в пруду, делали зарядку, завтракали и отправлялись куда-нибудь на прогулку — в лес, сад, поле. В этот месяц у нас были самые интересные «пу­тешествия» к истокам слова. Наблюдали утреннюю зарю и восход солнышка с вершины степного кургана; видели, как сотни ласточек, готовясь к отлету в теплый край, соби­раются в стаи; как солнышко и утренний ветерок разго­няют белую пелену тумана, покрывшую реку. В поле, на лугу или в лесу дети завтракали второй раз: ели яблоки, груши, сливы, молодой вареный картофель со свежими огурцами, арбузы, дыни, вареные початки кукурузы, поми­доры. Август — месяц фруктов и овощей; в эти дни каж­дый ребенок съедал не меньше двух килограммов яблок и груш. Каждый день дедушка Андрей приносил нам мед. Утром и вечером дети пили свежее молоко. Повар готовил нам вкусный борщ со свежими овощами.

Загорелые, в трусиках и майках, босиком дети отправлялись каждый день в путешествие, катались на моторной лодке.

Сочетание здорового питания, солнца, воздуха, воды, посильного труда и отдыха — все это стало целебным и ничем не заменимым источником здоровья.