Глава 28. Встреча в бьёрке – забавный анекдот или упущенный шанс спасти две империи.

 

В ходе Русско-японской войны единственной дружески настроенной к России великой державой была Германия. Естественно, что это объяснялось не родственными чувствами кузена Вилли к кузену Ники. Германия с 1870 по 1906 г. панически боялась войны на два фронта и постоянно пыталась если не разорвать, то по крайней мере ослабить русско-французский союз.

Русский посол в Берлине граф Остен-Сакен 4 (17) февраля 1904 г. телеграфировал в Петербург о том, что германский император отдавал должное героизму русской армии и даже в мелочах спешил подчеркнуть свое благоволение к России и к ее представителям. «Не могло быть никаких сомнений в чувствах императора Вильгельма, – писал русский посол, – благодаря его расположению к нам Германия осталась для нас благожелательным соседом, поведение которого явилось ценным залогом для нашей безопасности по всему протяжению европейской границы» (43. С. 527).

Следуя примеру кайзера, также дружелюбно по отношению к России держал себя и рейхсканцлер граф Бернгард Брюлов. Уже на следующий день после нападения японцев на Порт-Артур он передал русскому послу, что «Российский Император может видеть в Германии честного и лояльного соседа» (43. С. 527).

А в парламенте рейхсканцлер заявил, что «германская политика не допустит порчи дружественного характера русско-германских отношений. Упрочение близких отношений к России является одной из главных основ внешней политики Германии… И чем усиленней вы будете агитировать против России, – добавил Брюлов, обращаясь к партии социалистов, – тем стремительнее я буду заботиться о поддержании мирных и дружественных сношений с нею» (43. С. 528).

Прошел год войны, прогремел Мукден, а отношение Германии к России не изменилось. 3 марта 1905 г. рейхсканцлер говорил тем же социалистам: «Ни перипетии войны, ни внутренние волнения не смогут скомпрометировать Россию как великую Державу… Русское правительство прекрасно знает, что Германия решила не пользоваться настоящим положением России по созданию ей каких-либо затруднений и что я, канцлер, решил заботливо поддерживать эту политику, отнюдь не давая увлечь себя в ссору с Россией» (43. С. 528).

Однако Николай II и его окружение боялись реакции Франции, упорно не желая вступать в союз с Германией. Между тем Франция заявила о своем нейтралитете и заняла позицию гораздо более выгодную Японии, нежели России. Так, к примеру, французские власти запрещали эскадре Рожественского заходить в порты французских колоний, а также требовали разоружения крейсеров Порт-Артурской эскадры, зашедших на ремонт в Сайгон и другие контролируемые французами порты. Риторический вопрос, зачем России был нужен «союзник», работавший на Японию?

Но Николай II по-прежнему держал марку: он пообещал французам не взять ни одного солдата в Маньчжурию из войск западных военных округов и, надо сказать, сдержал свое слово. Вместо одной общей мобилизации в России было проведено девять частных. Для начала провели мобилизацию в Казанской, Симбирской и других восточных губерниях. Молодежь бойкотировала мобилизацию, и на призывные пункты пришли в основном многодетные степенные мужики 30–35 лет. Они забыли, чему их когда-то учили в армии, смутно помнили «берданку», но в глаза не видели 7,62-мм винтовки Мосина обр. 1891 г.

Мобилизация этих мужиков предполагалась в случае большой войны, и их дивизии должны были получить артиллерийские бригады со старыми полевыми пушками обр. 1877 г. Но на Дальнем Востоке таких орудий в полевых войсках давно уже не было. Тогда решили отправить в Маньчжурию новые 76-мм пушки обр. 1900 г. Однако таких пушек заводы давали мало, и пришлось взять их в артиллерийских бригадах западных округов.

Таким образом, западные округа остались с обученными молодыми солдатами, но без артиллерии, а «бородачи» поехали в Маньчжурию с новыми пушками.

Русско-японская война – тема отдельного исследования, но, несколько упрощая ситуацию, можно сказать, что первую фазу войны выигрывает тот, кто быстрее доставит на театр военных действий наибольшее число боеспособных частей.

Японцы преуспели в этом, а мы – нет. С учетом малой пропускной способности Транссибирской магистрали в первые же дни войны в Маньчжурию следовало направить наиболее боеспособные части – гвардию, а затем дивизии западных округов. Но гвардия должна была в Петербурге охранять царя-батюшку, а войска на западе – тешить французов.

После Гулльского инцидента 22 октября 1904 г. и провокационных действий британских кораблей против эскадры Рожественского Германия решительно поддерживала Россию. 27 октября кайзер лично телеграфировал Николаю II, сообщая, что Англия намерена помешать Германии снабжать углем русский военный флот. Кайзер предлагал совместно положить конец этим поползновениям, образовать «мощную комбинацию» против Англии и сообща принудить Францию присоединиться к России и Германии для солидарного отпора ей.

Министр иностранных дел Ламздорф усмотрел в этом только «попытку ослабить наши дружеские отношения с Францией», на что Николай II ему ответил: «Я сейчас за соглашение с Германией и с Францией. Надо избавить Европу от наглости Англии» и 16 октября телеграфировал Вильгельму: «Германия, Россия и Франция должны объединиться. Не набросаешь ли ты проект такого договора? Как только мы его примем, Франция должна присоединиться к своей союзнице. Эта комбинация часто приходила мне в голову» (21. Т. И. С. 563).

Ответ Вильгельма гласил: «Дорогой Ники! Твоя милая телеграмма доставила мне удовольствие, показав, что в трудную минуту я могу быть тебе полезным. Я немедленно обратился к канцлеру, и мы оба тайно, не сообщая об этом никому, составили, согласно твоему желанию, 3 статьи договора. Пусть будет так, как ты говоришь. Будем вместе» (21. Т. II. С. 563).

К этому чувствительному посланию был приложен проект союзного договора. «В случае, если одна из двух империй подвергнется нападению со стороны одной из европейских держав, – гласил проект, – союзница ее придет к ней на помощь всеми своими сухопутными и морскими силами. В случае надобности обе союзницы будут также действовать совместно, чтобы напомнить Франции об обязательствах, принятых ею на себя согласно условиям договора франко-русского союза» (21. Т. II. С. 563).

Осуществление немецкого проекта означало либо создание антианглийского континентального блока под руководством Германии и России, либо разрыв франко-русского союза.

Примерно в это же время британский министр иностранных дел лорд Ленсдаун заявил: «Германия преисполнилась готовности угрожать Франции войной шестидесяти миллионов против сорока. Англия не может допустить уничтожения Франции или ее превращения в провинцию Германии и в ее раболепного союзника против Англии. В случае такого акта агрессии Англия в интересах самозащиты должна будет воевать, и война, если только она разразится, явится ужасной. Она приведет к тому, что мы должны будем создать огромную сухопутную армию, чтобы помочь Франции против ее врага» (21. Т. II. С. 591).

В случае хотя бы дипломатического выступления Германии, России и Франции против Англии, последней ничего не оставалось бы, как пойти на любые уступки. Вот тогда-то русские рейдеры могли бы спокойно ловить нейтральные суда, везшие груз в Японию, не только в Красном море, но и в Ла-Манше. Вопрос заключался бы только в том, сколько месяцев продержится Япония без европейских товаров, сырья и топлива.

Но, увы, и Николай II, и Ламздорф, ознакомившись с предложенным кайзером договором, стали вносить поправки, а главное, просить разрешения ознакомить с этим договором французское правительство. Для Вильгельма II это означало срыв всех его замыслов: Германии как раз надо было поставить Францию перед свершившимся фактом русско-германского соглашения. Вильгельм писал своему канцлеру: «Дорогой Брюлов, при сем посылаю Вам только что полученную от царя шифрованную телеграмму, которую я расшифровал с помощью Куно и Гогенау. Его величество начинает прошибать холодный пот из-за галлов, и он такая тряпка, что даже этого договора с нами не желает заключить без их разрешения, а значит, не желает его заключить также и против них. По моему мнению, нельзя допустить, чтобы Париж что-нибудь узнал, прежде чем мы получим подпись «царя-батюшки». Ибо если до подписания текст договора сообщить Делькассе,^[85] то он даст телеграмму Камбону, и в тот же вечер ее напечатают в «Times» и «Figaro», а тогда делу конец… Такой оборот дела очень огорчает, но не удивляет меня: он (Николай II. – А. Ш.)по отношению к галлам – из-за займов – слишком бесхребетен» (21. Т. II. С, 564).

Дело ограничилось тем, что по категорическому требованию немцев 12 декабря 1904 г. им была гарантирована вооруженная помощь России в случае, если у Германии возникнет конфликт с Англией из-за угольных поставок русскому военному флоту.

Как русские, так и советские историки обычно рассматривают Русско-японскую войну вне контекста мировой политики. А между тем эта война протекала параллельно с так называемым марокканским кризисом, который грозил общеевропейской войной. Франция пыталась овладеть Марокко, Англия поддерживала ее, Германия же в свою очередь имела там свои интересы и не желала уступать Франции.

По настоянию Брюлова Вильгельм II отправился на своей яхте «Гогенцоллерн» в Средиземное море, якобы, просто попутешествовать. И это не вызвало подозрений, поскольку было общеизвестно, что германский император большой любитель морских прогулок. 31 марта 1905 г. кайзер высадился на берег в Танжере, где ему была организована торжественная встреча. Марокканский султан послал в Танжер своего дядю, чтобы приветствовать германского императора, посетившего Марокко. Встречать кайзера вышла и имевшаяся в Марокко небольшая немецкая колония под предводительством представителя фирмы Круппа.

Отвечая на приветствия, Вильгельм II выступил с речью, которая немедленно облетела всю мировую печать. Кайзер заявил, что прибыл приветствовать султана как независимого государя. Он надеется, что под его властью Марокко останется открытым для мирной конкуренции всех наций – без монополий и без исключений для кого бы то ни было. Кайзер добавил, что готов защищать германские интересы в Марокко и для этого будет сноситься непосредственно с султаном. Отвечая на приветствия французского дипломатического представителя, Вильгельм заявил, что он знает, как надо защищать права Германии, и надеется, что Франция будет их уважать.

Слова кайзера означали, что Германия обращается к Англии и в особенности к Франции с требованием отказаться от претензий на Марокко.

В ответ министр иностранных дел Франции Делькассе заявил в Париже: «Европа на моей стороне, Англия поддерживает меня полностью. Она тоже не остановится перед войной… Нет, конечно, не мне надо домогаться посредничества, мое положение превосходно… Германия не может хотеть войны, и ее нынешнее выступление не более как блеф: она знает, что против нее выступит Англия. Я повторяю, Англия поддержит нас до конца и не подпишет мира без нас» (21. Т. II. С. 569).

К концу мая дело дошло до того, что германский посол в Риме открыто заявил, что «если французские войска войдут в Марокко, германские войска немедленно перейдут границу Франции» (21. Т. II. С. 573).

Перед Николаем II открылась блестящая возможность исправить катастрофическое положение после Мукдена и Цусимы. Поддержка Россией Германии в вопросе о Марокко могла иметь только два результата: или капитуляцию Англии и Франции, тогда Германия получила бы Марокко, а Россия – почетный мир на Дальнем Востоке; или войну против Англии и Франции в союзе с Германией и Австро-Венгрией, которую физически невозможно было бы проиграть. И вот тогда «коварному Альбиону» пришлось бы заплатить за все, от поддержки панов в 1863 г. до проведения «Ниссина» и «Касуги» в 1904 г.

10 июля 1905 г. из Кронштадта в залив вышла императорская яхта «Полярная звезда», на борту которой находился Николай II. Собственно говоря, ничего необычного в этом не было – царь-батюшка любил отдохнуть. Ранней весной он уезжал в Крым в Ливадию, где обязательно встречал Пасху. С наступлением жары царь возвращался в Царское Село или в Петергоф, а в июне – июле путешествовал на яхте в Финских шхерах. Август и начало сентября он проводил на охоте в Беловежской пуще, а в сентябре опять ехал в Ливадию, где оставался до конца ноября – начала декабря. Но тут есть маленький нюанс: во все эти поездки царь отправлялся только с семьей. А 10 июля он поехал в шхеры один.

Вот запись в царском дневнике за 10 июля 1905 г.: «Встали в 9 часов жаркой погодой с темными тучами. После ранней обедни простился с дорогой Алике и детьми на Ферме и отправился с Мишей на «Александрии» в Кронштадт. Ровно в час вышел на «Полярной Звезде» в Бьёрке, куда прибыл в 4 часа. Стали на якорь у ост. Равица. Были две грозы с сильнейшим ливнем, но температура очень приятная. С 7 часов ожидали прихода «Гогенцоллерна», кот. запоздал на два с половиной часа. Он подошел во время нашего позднего обеда. Вильгельм приехал на яхту в отличном расположении духа и пробыл некоторое время. Затем он отвез Мишу и меня к себе и накормил поздним обедом. Вернулись на «Полярную» только в 2 ч» (13. С. 269).

Запись от 11 июля: «Проспал подъем флага и встал в 9. Погода была солнечная, жаркая, со свежим SO. В 10 ч прибыл Вильгельм к кофе. Поговорили до 12 ч и втроем с Мишей отправились на герм, крейс. «Берлин». Осмотрел его. Показали арт. учение.

Завез Вильгельма к нему и вернулся на «Полярную». Было полчаса отдыха. В 2 ч у нас был большой завтрак. Слушали музыку Гвар. Эк. и разговаривали все время стоя до 4. Простился с Вильгельмом с большой сердечностью. Снялись в 5 ч одновременно и до маяка Веркомоталы шли вместе; затем разошлись. Миша пошел на новом минном крейс. «Украина», кот. перегнал «Полярную» на 17 узл. ходу, идя 24 узл. ходом. Пришел в Кроншт. отличным вечером в 9 ч. На «Александрии» прибыл в Петергоф в 10 ч. Алике встретила нас у морских ворот. Вернулся домой под самым лучшим впечатлением проведенных с Вильгельмом часов!»

Внешне записи от 10 и 11 июля выглядят как обычная светская хроника. Ну, оторвались два кузена от семей, поболтали, выпили, закусили, «поиграли в солдатики» и разошлись в отменном настроении.

На самом же деле в Бьёрке в ночь с 10 на 11 июля было подписано секретное соглашение. Советские историки старались приписать инициативу встречи германской стороне. Но эта ложь была опровергнута в 1939 г. известным историком-монархистом С. С. Ольденбергом (34). Он писал, что Николай II еще 7 июля 1905 г. послал императору Вильгельму приглашение посетить финские шхеры.

Замечу, что со времен Александра II в России жестко выполнялось правило, когда царь встречался с иностранными монархами и вел с ними политические беседы, то его обязательно сопровождал министр иностранных дел. На этот раз было сделано исключение, Николай II не только не взял с собой графа Ламздорфа, но, уезжая утром 10 июля, даже не уведомил министра иностранных дел, что вечером его ждет встреча с кайзером.

Поздно вечером 10 июля на борту «Гогенцоллерна» оба императора подписали секретный договор. Ввиду его особой важности стоит привести текст полностью.

«Их императорские величества – император всероссийский, с одной стороны, и император германский, с другой, – в целях упрочения мира в Европе пришли к соглашению по следующим пунктам договора, нижеизложенного и определяющего оборонительный союз:

Статья I. Если какое-либо из европейских государств нападет на одну из империй, другая договаривающаяся сторона обязуется помочь своему союзнику всеми имеющимися в ее распоряжении силами на суше и на море.

Статья II. Высокие договаривающиеся стороны обязуются не заключать сепаратного мира с какой-либо из враждебных стран.

Статья III. Настоящий договор входит в силу с момента заключения мира между Россией и Японией и может быть расторгнут только после предварительного предупреждения за год.

Статья IV. Когда настоящий договор войдет в силу, Россия предпринимает необходимые шаги, чтобы осведомить о его содержании Францию и пригласить ее как союзника подписаться под ним.

Подписано:

Николай.

Вильгельм» (18. С. 43).

Ольденберг в 1939 г. писал: «Бьёркский договор устанавливал взаимное обязательство для России и для Германии оказать друг другу поддержку в случае нападения на них в Европе. Особой статьей указывалось, что Россия предпримет шаги для привлечения Франции к этому союзу. Договор должен был вступить в силу с момента ратификации мирного договора между Россией и Японией. Острие договора было явно направлено против Англии…

Бьёркский договор, как союз материковых держав против Англии – вполне соответствовав тем воззрениям, которые Государь неоднократно высказывал, начиная с весны 1895 г. Но в данный момент он имел еще одно, гораздо более непосредственное значение. Государь подготовлял возможность продолжения войны с Японией» (34. С. 291).

На мой взгляд, антибританская сущность договора очевидна, но в значительной степени договор был направлен и против Франции, уже вступившей в «сердечные согласия» с владычицей морей.

По законам обеих империй для вступления в силу договора требовалось, чтобы он был «контрассигнован», т. е. подписан еще и достаточно важными сановниками. Поэтому после подписания договора tete-a-tete обоими кузенами Вилли позвал фон Чиршки – чиновника высокого ранга из Министерства иностранных дел, который впоследствии стал статс-секретарем этого министерства. Тот прочитал и контрассигновал договор. Царь же, не мудрствуя лукаво, позвал морского министра Бирилева, закрыл рукой текст договора и предложил адмиралу подписать его, не читая. Бирилеву оставалось лишь выполнить приказ.

Позже журналисты писали, что Николай II в момент подписания Бьёркского договора был сильно пьяным. Действительно, к полуночи с 10 на 11 июля оба императора были навеселе, но кто и сколько пил, осталось тайной истории.

По прибытии в Петергоф 12 июля царь записал в дневнике: «С утра жизнь вошла в обычную колею. Радостно было увидеть детей, но не министров» (13. С. 269).

Действительно, ведь кроме царя в России никто не знал о договоре. Как писал А. П. Извольский: «По возвращении в Петербург во время аудиенции, которая была дана министру иностранных дел, как рассказывал мне граф Ламздорф, Николай был очень обеспокоен и озабочен. Он медлил пятнадцать дней, прежде чем решился заговорить о договоре. Граф Ламздорф был совершенно подавлен, когда узнал об этом, и со всей убедительностью, на которую только был способен, стремился указать императору опасность положения и полную необходимость принять немедленные меры для уничтожения договора» (18. С. 43).

После подписания Портсмутского мира с Японией в Россию 16 сентября возвращается Витте. Немедленно он вместе с Ламздорфом и профранцузским лобби начинает обрабатывать царя. После нескольких недель колебаний царь сдается и просит Ламздорфа убедить Германию считать договор ничтожным.

Сам Николай написал Вильгельму, что необходимы длительные предварительные переговоры с Францией, до завершения которых договор не должен вступать в силу. Это было, конечно, дипломатической формой отказа: весь немецкий расчет строился на том, чтобы запуганную Францию поставить перед свершившимся фактом перебежки ее союзницы в германский лагерь. Напрасно кайзер взывал к царю: «Мы подали друг другу руки и дали свои подписи перед богом… Что подписано, то подписано» (21. Т. II. С. 576). Призывы кайзера остались втуне.

Так была похоронена последняя попытка союза с Германией. Подавляющее большинство наших историков осуждают поступок Николая II в Бьёрке, и лишь незначительная часть, в том числе и Ольденберг, поддерживают его. По мнению же автора, союз с Германией был жизненно необходим обеим великим империям. И роковая ошибка Николая заключалась лишь в том, что он не пошел на заключение договора задолго до Бьёрке, где-нибудь весной 1904 г., а то и раньше. Это гарантировало бы победу над Японией или по крайней мере сохранило бы статус-кво на январь 1904 г.

Царь интуитивно чувствовал необходимость союза с Германией, но профранцузская клика правила бал на берегах Невы. Конечно, это тема особого исследования, равно как влияние французской ложи «Великий Восток» на российских вольных каменщиков.

 

Вместо эпилога

 

Поражение России в войне с Японией стало одной из важнейших причин возникновения первой революции 1905–1907 гг. Она была подавлена, но не решительными действиями властей и мудрого царя при поддержке большинства населения, а лишь потому, что противники режима не были достаточно организованы. Подавление революции не решило ни одной проблемы в России. Столыпинские реформы, о которых сейчас обожают талдычить наши СМИ, представляли лишь косметический ремонт обветшавшего здания Российской империи. Да и сам Столыпин на момент выстрела Богрова находился на грани отставки. Царь не поехал даже на похороны своего хваленого премьера, а, наоборот, в день похорон лихо отплясывал на балу в Севастополе.

Поэтому все стенания, ох, дали бы Столыпину двадцать лет покоя, вот он бы преобразовал Россию, являются плодом элементарного невежества. Основной причиной гибели империи стал не крестьянский вопрос, не свобода печати, не прочие «демократические реформы», а развал системы управления империей.

Бесспорно, и Столыпин, и Витте были умными людьми, но они не могли спасти ситуацию. Кстати, Витте был отправлен в отставку, и Столыпина царь собирался отправить туда же. Замечу, что на обоих премьеров были совершены покушения агентами Охранного отделения Мордкой Богровым и А. Е. Казанцевым. Разница была лишь в том, что браунинг у Богрова сработал безотказно, а часовые взрыватели у двух бомб, заложенных в особняк Витте, не сработали.

В критические для России годы (1900–1908) стране нужны были не столыпины и витте, а орловы, потемкины, палены и бенигсены. Гвардия, по крайней мере периодически, в 1741, 1762 и 1801 гг., спасала Россию. Тоже могло случиться и в 1900, и в 1905 гг. И не надо бормотать о том, что в истории-де нет сослагательного наклонения. Было бы то, что стало обычаем на Руси – иллюминированный Петербург, повсеместное исчезновение шампанского на следующий день после «геморроидальных колик» или «апоплексического удара», крики «Ура!» при появлении на Невском любого офицера, румяные барышни, кидающиеся целовать гусаров и кавалергардов. А дальше храбрых офицеров, не побоявшихся испачкать перчатки, чтобы вытащить державу из грязи, ждали Чесма, Очаков, Крым, Эйлау, Бородино и Париж.

К сожалению, интересы нашей гвардии в течение многих десятилетий, с 1825 г., сводились к картам, лошадям и женщинам. В результате о судьбе Родины господа офицеры вспомнили лишь в 1915 г., после явления Распутина и поражений на фронте. Вот тогда разговоры «как все плохо» перешли в традиционное русское «кто виноват?», а затем «что делать?». И только тогда офицеры и генералы начали планировать «железнодорожный вариант», «авиационный вариант» и т. п. Кстати, «железнодорожный вариант» и был осуществлен 17 февраля (1 марта) 1917 г. в Пскове, где царский поезд был блокирован частями генерала Рузского.

Но, увы, наши военные опоздали как минимум на десять лет. В феврале – марте 1917 г. офицеров в Петрограде приветствовали не цветами и шампанским, а руганью и камнями, а в Кронштадте уже в ход пошли винтовки.

Однако вернемся в 1905 г. Профранцузское лобби буквально заставило царя просить огромные займы во Франции. За обещания займов платить пришлось немедленно – в январе 1906 г. на международной конференции в Альхесирасе, посвященной судьбе Марокко, Россия была вынуждена поддерживать Англию и Францию, чем испортила отношения с Германией.

В мае 1906 г. царь уволил министра иностранных дел графа Ламздорфа. Так ушел с дипломатической сцены политический деятель, который, опираясь на франко-русский союз, стремился балансировать между Германией и Англией и несколько настороженно относился к одностороннему сближению с последней.

На место Ламздорфа Николай II назначил А. П. Извольского – посла в Копенгагене, вращавшегося во враждебной Германии датской среде. Извольский с первых же дней вступления в должность стал подталкивать Россию к военному союзу с Англией.

Одновременно, в том же мае 1906 г., в Петербург прибыл новый английский посол А. Никольсон, которому предстояло сыграть не последнюю роль в создании англорусской Антанты. Вскоре после его прибытия начались англо-русские переговоры относительно сфер влияния в Персии, Афганистане, Тибете, а также обсуждался вопрос о Черноморских проливах.

Переговоры эти закончились подписанием 18 (31) августа 1907 г. серии русско-английских соглашений по Персии, Афганистану и Тибету. Соглашения носили компромиссный характер, но России пришлось пойти на куда большие уступки, чем Англии.

Этими и серией последующих мелких соглашений и договоренностей Россия была втянута в англо-французский союз. «Коварный Альбион» разгромил Россию руками японцев, а теперь собирался разделаться с Германией с помощью «русского парового катка». Любопытный момент: после окончания Первой мировой войны в Англии было опубликовано секретное англо-французское соглашение, из которого явствует, что эти державы заранее не собирались выполнять союзнические обязательства по отношению к России.

Мало того, британские и французские дипломаты уже в 1915 г. рассматривали планы устройства Европы после разгрома Германии, предполагая расчленение России, в том числе отторжение Привисленского края и Прибалтики.

Россия шла к войне с сильнейшей в мире армией, имея недостойных союзников.

 

Приложение. Записка генерал-адъютанта М. Д. Скобелева о походе в Индию ^[86]

 

«Нет благоразумного человека, который бы сомневался, что русские дойдут до Индукуша. Неужели непонятно, что в Азии все держится, скорее, обаянием, чем силою, и что прикосновение к Индии будет равносильно гибели Англии».

Correy. Shadows of coming events or the eastern menace. London, 1876.

 

«По приближении к Герату можно быть уверенным, что вся Индия будет в огне».

Полковник Столетов. Красноводск, 1870

 

«Врага надо бить там, где он слабее и где удар, нанесенный ему, будет чувствительней».

Мориц Саксонский.

 

Вопрос о походе в Индию, уже давно занимавший многие великие умы, носил долго для нас, русских, характер мифический. Настоящая заметка имеет целью показать, что при теперешнем нашем географическом положении, политическом превосходстве в Средней Азии и средствах дело это представляется, если, конечно, не легким, то несомненно вполне исполнимым. Конечно, я не беру на себя смелость высказывать свое мнение об исполнении этого великого мирового предприятия; но, казалось бы, нижеследующее, как указание, может соответствовать нашим интересам. Впрочем, повторяю: я решаюсь высказаться по этому вопросу исключительно с целью ознакомить Ваше Высокопревосходительство с мнением людей, специально занимающихся этим вопросом, преимущественно англичан. На заключения наталкиваешься невольно; они служат как бы ответом на высказываемое нашими врагами.

В последние годы положение наше в Туркестанском крае сделалось весьма грозным, и опасения англичан не напрасны, в особенности, если действия собственно из Туркестанского военного округа связать с действиями 30-тысячного корпуса войск, высаженных на Гязском берегу, близ Астрабада.

Мы создали в Средней Азии сильную базу с армией около 40 тыс. человек, из которых всегда можно выделить для действий вне пределов генерал-губернаторства не менее 16 тыс., причем можно ручаться за спокойствие края, тем более что до сих пор нет сколько-нибудь серьезных указаний относительно связи, для нас опасной, между мусульманами в Турции и в Средней Азии в данный политический момент.

Всякий, кто бы ни касался вопроса о положении англичан в Индии, отзывается, что оно непрочно, держится лишь на абсолютной силе оружия, что европейских войск в стране достаточно только для того, чтобы держать ее в спокойствии, и что на войска из туземцев положиться нельзя. Всякий, кто ни касался вопроса о возможности вторжения русских в Индию, заявляет, что достаточно одного прикосновения к горцам ея, чтобы произвести там всеобщее восстание. Скажут, что предприятие против англичан в Индии есть предприятие рискованное, могущее окончиться гибелью русского отряда. Полагаю, что от себя и не следует скрывать, что это дело рискованное. Надо помнить только, что при удаче предприятия мы можем разрушить Британскую империю в Индии, последствия чего в самой Англии заранее и исчислить трудно. Компетентные люди в Англии сознаются, что неудача у границ Индии может повлечь за собою даже социалистическую революцию в самой метрополии, так как в последние 20 лет громадность затраченных в Индии английских капиталов и колоссальное увеличение торговых оборотов теснее, чем когда-либо, связали современную Англию с ее индийскими владениями. Одним словом, падение британского могущества в Индии будет началом падения Англии.

При неполном успехе со стороны нашей, т. е. когда в Индии не произойдет восстания и мы не в состоянии будем вторгнуться в ее пределы, мы прикуем всю индийскую армию к Индостану и лишим ее возможности выделить какую-либо часть ее в Европу, даже заставим часть войск из Европы перевести в Индию. Одним словом, можем в значительной степени парализовать сухопутные силы Англии для войны в Европе или же для создания нового театра войны от Персидского залива к Тифлису, о чем уже с Крымской войны мечтают английские военные люди.

Примечание. С окончанием великих революционных войн Западная Европа начинает быстро развивать свои промышленные силы. С 60-х годов развитие это до такой степени сильно, что потребовало открытия новых обширных рынков (например, миссия Форсейта в Кашгар, вмешательство в дело Бирманской империи).

Сбыт обширных фабричных произведений необходим в особенности Англии, где пролетариат, сильно развившийся от неправильного распределения поземельного богатства, требовал усиленного развития производительных мануфактурных сил. Англии грозило бы бедствие, если бы явилась возможность закрыть для нее доступ в те страны, которые служат главными рынками ее произведений. Англичане будут стараться всеми силами удержать за собою обладание этими странами.

Всем хорошо известны причины, вызвавшие Англию на борьбу с Россиею в 54–55 гг. Разрушению Севастополя и уничтожению нашего Черноморского флота рукоплескала вся мануфактурная Англия.

Для внешней торговли Англии имеют огромное значение Восточные страны (Япония, Китай, Австралия, Индостан, Персия, Турция); эти страны служат ей весьма выгодными и обширными рынками для сбыта. Чтобы убедиться в этом, приведем следующие цифры: с Турциею и Египтом Англия имеет ежегодно торговых оборотов на сумму 255 948 000 руб. серебром. Обороты Англии с прочими странами Востока простираются на сумму 687 019 000 руб. серебром. Итак, общий годовой оборот Англии с Востоком доходит до громадной цифры 942 967 000 руб. серебром. Вот ключ к разгадке Восточного вопроса.

Быстрое развитие владений России с начала нынешнего царствования, движение России к пределам Японии (Сахалин), к пределам Китая (Уссури, Амур), окончательное покорение Кавказа, завоевания, в особенности же громадность обаяния русского имени в Средней Азии, – все это ставит Россию в положение в высшей степени выгодное в отношении Востока; окружая почти с трех сторон Азию, наше государство по своему географическому положению имеет полную возможность сильно влиять на будущую политическую и экономическую жизнь этого обширного материка (Туркменский рукописный сборник Л. Н. Соболева).

На необходимость участия Туркестана в предстоящих событиях указывает и то, что в случае неудачи войны здесь, очищение нами Туркестанского края или ограничение там нашего положения неминуемы. Если мы даже при полной неудаче наших предприятий как в Европе, так и в Азии докажем, хотя и несчастной предприимчивостью, всю возможную грозность нашего теперешнего положения в Средней Азии, то при необходимости заключить несчастный мир России предстоит, быть может, откупиться ценою Туркестана, поднявшегося в цене. Не может быть сравнения между тем, чем мы рискуем, решаясь демонстрировать против англичан в Индии, и мировыми последствиями, которые будут достоянием в случае успеха нашей демонстрации. Громадная разница в результатах в случае успеха, существующая между нами и неприятелем, должна побуждать нас смело идти вперед. Политика наша на Востоке в последние 10-летие возвысила мировое значение России. Величавая деятельность нашего правительства, по мнению англичан и азиатцев, здесь, в Азии, не имеет пределов. Это обаяние, главным образом, и служит обеспечением нашего положения. Читая сочинение подполковника Кери, начальника штаба мадрасских войск, поражаешься заявлением, что он иначе и не представляет себе Туркестан, власть, как соединяющую Чарджуй на р. Аму с Москвою железною дорогою. Знакомство с Туркестанским краем и с его средствами непременно приводит к заключению, что присутствие наше здесь, во имя русских интересов, может быть лишь оправдано стремлением способствовать из Туркестана разрешению в нашу пользу восточного вопроса, иначе овчинка не стоит выделки и затраты на Туркестан будут непроизводительны. Напротив того: весьма следует, казалось бы, опасаться, чтобы бездействием своим в Средней Азии в решительный момент на западе мы не доказали врагам всю случайность наших захватов, ибо это неминуемо повлечет за собою уменьшение нашего обаяния и в будущем потребует еще больших непроизводительных затрат. В Средней Азии нам в будущем, без сомнения, предстоит испытать еще многое, но для этого необходимо, чтобы подросло мусульманское поколение, родившееся, увы, под сенью русских законов, чтобы создался целый класс влиятельных людей, близко нас знающих и сознательно относящихся к действительным причинам нашей силы и успеха. Подобные элементы у нас здесь еще не созданы. В этом заключается одно из наших безусловных преимуществ перед англичанами, и, раз события на западе складываются решительно, это важное соображение, в связи с многими другими, должно побуждать нас извлечь из Туркестана всю ту пользу, которую он в состоянии дать. «En Asie la ou cessent les triomphes commencant les diff cultes», – писал лорд Веллингтон лорду Окленду в 1839 г. Мы теперь в смысле политическом переживаем эпоху торжества, и этим надо пользоваться. Демонстрация против англичан в Индии, при нынешней комбинации отношений между государствами, а также при тех военных средствах, которые сосредоточены в Туркестане и могут быть легко сосредоточены на южной окраине Закаспийского военного отдела, представляется практически исполнимою. Когда разрыв с Англиею сделается неизбежным, то на Гязском берегу следовало бы сосредоточить действующий отряд в 30 тыс. человек, а в Туркестане сосредоточить в Самарканде действующий отряд из 12 батальонов, 27 сотен при 48 орудиях, всего 16 100 человек. Одновременно с мобилизациею войск округа послать из Ташкента посольство в Кабул. Цель посольства – втянуть в союз с нами Шир-Али-хана и войти в связь с недовольными в Индии. Чтобы переговоры достигли своей цели, необходимо немедленно по сформировании отрядов двинуть их: 1) через Бамиан к Кабулу; 2) от Астрабада на Бурд-жар-Мешед к Кабулу или к Кандагару. На удачный исход подобных переговоров много указаний: а) неизгладимость впечатлений погрома англичан в 1842 г.; б) недоверие к их политике, которое доказывается тем, что Шир-Али не допускает до сих пор у себя официального английского резидента; в) вековые притязания Афганистана на Пейшаур, а главное, надежда, в союзе с русскими, грабить обетованную Индию, чего, конечно, с Англией рассчитывать нельзя. В случае, если бы английское влияние было слишком сильно в Афганистане, при существующем порядке вещей, то генерал-адъютантом фон Кауфманом 1-м еще в 1870 г. подготовлено было могучее, казалось бы, средство приобрести в этой стране влияние допущением, вслед за занятием Самарканда, Абдурахман-хана в наши пределы. Отрывки из переписки Абдурахман-хана с генерал-адъютантом фон Кауфманом,