Глава 15. Балканский кризис 1875–1877 годов

 

Летом 1875 г. в южной Герцеговине вспыхнуло антитурецкое восстание. Крестьяне, подавляющее большинство которых было христианами, платили огромные налоги Турецкому государству. В 1874 г. натуральный налог официально считался 12,5 % со сбора урожая, а с учетом злоупотреблений (с отступными и т. д.) – до 40 %.

Поводом к восстанию послужили притеснения христианского населения турецкими сборщиками податей, вызвавшие кровавые схватки между христианами и мусульманами. В дело вмешались оттоманские войска и встретили неожиданное сопротивление. Все мужское население Невесинского, Билекского и Гачковского округов ополчилось, оставило свои дома и ушло в горы. Старики, женщины и дети, чтобы избежать поголовной резни, искали убежища в соседних Черногории и Далмации. Усилия турецких властей подавить восстание в зародыше оказались безуспешными. Из южной Герцеговины оно скоро перешло в северную, а оттуда в Боснию, часть христианских жителей которой бежала в пограничные австрийские области, а те, что остались дома, также вступили в отчаянную борьбу с мусульманами. Кровь лилась рекой в ежедневных столкновениях восставших с турецкими войсками и местными мусульманскими жителями. С обеих сторон появилось необычайное ожесточение. Не было пощады никому. Борьба велась не на жизнь, а на смерть.

Повстанцы имели поддержку в сопредельных с восставшими областями странах – в Черногории и Сербии. Черногорцы давали приют семьям инсургентов, снабжали их продовольствием, оружием, порохом и другими припасами и даже сами нередко участвовали в боевых стычках с турками. Сербия начала поспешно вооружаться. Из всех славянских земель, не исключая и Россию, посылались герцеговинцам и боснякам щедрые денежные пособия от обществ и частных лиц, сочувствовавших делу их освобождения.

В Болгарии положение христиан было еще более тяжелым, чем в Боснии и Герцеговине. В середине 60-х гг. XIX в. турецкое правительство поселило в Болгарии 100 тыс. «черкесов» – горцев-мусульман, эмигрировавших с Кавказа. Подавляющее большинство этих «джигитов» не хотело заниматься физическим трудом, а предпочитало грабить болгарское население. Естественно, что болгары вслед за жителями Герцеговины тоже подняли восстание. Однако туркам удалось подавить его. Причем «черкесы» и башибузуки^[44] вырезали в Болгарии свыше 30 тыс. мирных жителей.

Таким образом, просвещенная Европа получила традиционный повод вмешательства в балканские дела – защита мирного населения. Разумеется, демагогическая болтовня была лишь дымовой завесой для прикрытия корыстных целей. Англия стремилась установить свое господство в Египте и Константинополе, но при этом не допустить усиления России.

Несколько упрощая проблему, можно сказать, что политика Австро-Венгрии на Балканах имела программу минимум и программу максимум. Программа минимум состояла в том, чтобы в ходе конфликта на Балканах не допустить территориального расширения Сербии и Черногории.

В Вене считали, что само по себе существование этих государств несет угрозу «лоскутной империи», поработившей миллионы славян. Надо ли говорить, что Австро-Венгрия была категорически настроена против любого продвижения России к Проливам.

Программа максимум предусматривала присоединение к Австро-Венгерской империи Боснии и Герцеговины. И, конечно, в Вене не отказывались от традиционной мечты – контроля над устьем Дуная. Императору Францу-Иосифу очень хотелось хоть чем-нибудь компенсировать свои потери, понесенные в Италии и Германии. Поэтому он с большим вниманием прислушивался к голосам сторонников захвата Боснии и Герцеговины. Тем не менее в Вене хорошо помнили 1859 и 1866 гг. и не торопились лезть в драку, прекрасно понимая, чем может кончиться война один на один с Россией.

Франция и Германия были практически лишены возможности участвовать в силовом разрешении Балканского кризиса. Франция лихорадочно перевооружалась и готовилась к реваншу. Националистическая пропаганда сделала возвращение Эльзаса и Лотарингии целью всей нации. В начале 1875 г. Германия решила прекратить рост вооружений Франции и пригрозила войной. В историю эта ситуация вошла как «военная тревога 1875 года». Против намерений Германии резко выступили Россия и Англия. Британский премьер Дизраэли был чрезвычайно обеспокоен возможностью захвата Бельгии, появления Германии у берегов Па-де-Кале и перспективой нового разгрома Франции, поскольку английская дипломатия основывалась на наличии в Западной Европе нескольких соперничающих великих держав. Поэтому английская политика всегда стремилась к поддержанию «европейского равновесия» и предотвращению гегемонии той или иной державы на Европейском континенте.

Подобно тому, как Англия в свое время боролась вместе с Россией против Наполеона, так и теперь Дизраэли выступил против Бисмарка рука об руку с русским правительством. «Бисмарк – это поистине новый Бонапарт, он должен быть обуздан», – заявил Дизраэли. «Возможен союз между Россией и нами для данной конкретной цели», – писал он.

В 1875 г. Германия вынуждена была отступить. Но целью германской внешней политики по-прежнему было уничтожение или существенное ограничение французской военной мощи, чтобы гарантировать неприкосновенность Эльзаса и Лотарингии. Не будем забывать, что в 1877 г. Германия напоминала питона, заглотившего гораздо больше, чем он мог переварить. Германии нужно было провести интеграцию Пруссии и многочисленных земель, присоединенных к ней в 1859, 1866 и 1870 гг. В таких условиях для нее было безумием затевать войну на два фронта – с Россией и Францией. И канцлер Бисмарк, прекрасно это понимая, всеми силами пытался удержать Австрию от конфликта с Россией, а Горчакову заявил, что в случае военного разгрома Австрии Германия будет вынуждена вмешаться. Через германского посла в Петербурге Швейница Бисмарк посоветовал Горчакову на случай войны с Турцией купить нейтралитет Австро-Венгрии, предоставив ей захватить Боснию.

Только в одном случае Бисмарк гогов был пожертвовать Австро-Венгрией. В инструктивном разговоре со Швейницем перед его отъездом в Петербург канцлер заявил, что согласен активно поддержать Россию только в том случае, если она гарантирует Германии обладание Эльзасом и Лотарингией. В интимной беседе с одним из приближенных Бисмарк еще откровеннее формулировал свои замыслы: «При нынешних восточных осложнениях единственной выгодой для нас могла бы быть русская гарантия Эльзаса. Эту комбинацию мы могли бы использовать, чтобы еще раз совершенно разгромить Францию».

Как видим, к 1877 г. в мире сложилась чрезвычайно благоприятная обстановка для активных действий России на Балканах, включая захват Константинополя. Перед русской дипломатией стояла сложная, но вполне достижимая задача, состоявшая из двух частей.

Первая часть – найти достойные компенсации Австро-Венгрии и Германии в качестве платы за нейтралитет при захвате Россией Проливов. Австрии можно было предложить Боснию, Герцеговину, ну и в крайнем случае свободный выход к Эгейскому морю через Салоники. Кстати, Австро-Венгрия и так захватила Боснию и Герцеговину, а Россия получила кукиш с маслом. Маленькая Греция была настроена крайне агрессивно по отношению к своему большому, но больному соседу. Достаточно было пообещать ей Крит и ряд островов Эгейского моря, чтобы Турция получила второй фронт на юге, а русские корабли – базы в Эгейском море.

Германии же на определенных условиях можно было гарантировать неприкосновенность Эльзаса и Лотарингии. Уже в 1877 г. было очевидно, что Франция никогда не смирится с потерей Эльзаса и Лотарингии и рано или поздно нападет на Германию, втянув в войну Россию. Русская гарантия на Эльзас и Лотарингию уничтожала бочку с порохом в центре Европы. Усиление же в этом случае Германии и охлаждение отношений с Францией были ничтожным фактором по сравнению с решением вековой задачи России. Захват Проливов существенно увеличивал военный потенциал России, который бы с лихвой компенсировал потерю столь опасного и сомнительного союзника, как Франция.

Вторая часть задачи была жесткая политика в отношениях с Англией, вплоть до разрыва дипломатических отношений и начала войны. Но такая позиция не исключала и компенсации Англии, например, передачу ей Кипра и Египта, которые также были захвачены ею в конце концов.

Выживший из ума канцлер Горчаков и не дюже разбиравшийся в политике Александр II поступили с точностью до наоборот. Они оба трепетали перед Англией и по-детски надеялись, что если они будут действовать осторожно и с оглядкой на лондонскую воспитательницу, то им удастся дорваться до сладкого. Что касается компенсаций Австро-Венгрии и Германии, то Горчаков был категорически против. Старая «собака на сене» хотела обмануть Вену и Берлин, а на самом деле привела страну к поражению.

В начале 1876 г. князь Горчаков предложил главам правительств Австрии и Германии графу Андраши и князю Бисмарку обсудить сложившуюся на Балканах ситуацию при встрече трех министров, приурочив ее к предстоявшему визиту Александра II в немецкую столицу. Предложение Горчакова было принято.

29 апреля (10 мая) 1876 г. император Александр II прибыл в Берлин и провел там три дня. Все эти дни проходили непрерывные консультации между Горчаковым, Андраши и Бисмарком.

1 (12 мая) 1876 г. был опубликован знаменитый меморандум трех императоров – Александра II, Франца-Иосифа I и Вильгельма I. Суть меморандума формально заключалась в сохранении целостности Османской империи при «облегчении участия христиан». Однако там были пункты, серьезно ограничивавшие власть султана на славянских землях. Так, в пункте 3 говорилось: «для устранения всяких столкновений турецкие войска будут сосредоточены в нескольких определенных пунктах, по крайней мере, до тех пор, пока умы не успокоятся». Пункт 4 гласил: «Христиане сохранят оружие, так же как и мусульмане». Пункт 5: «Консулы или делегаты держав будут наблюдать за введением реформ вообще…» (56. Кн. вторая. С. 285).

Разумеется, меморандум в лучшем случае закреплял нестабильную ситуацию на Балканах.

Правительства Франции и Италии незамедлительно ответили, что они согласны с программой трех императоров. Но Англия в лице кабинета Дизраэли высказалась против нового вмешательства в пользу балканских славян. Англия, подобно Австро-Венгрии, не желала допустить ни их освобождения, ни усиления русского влияния на Балканах. Руководители британской внешней политики считали Балканы плацдармом, откуда Россия могла угрожать турецкой столице, а следовательно, выступать в роли соперника Англии, оспаривая у нее первенствующее влияние в Турции и на всем Востоке.

Премьер Дизраэли был очень озабочен продвижением русских в Средней Азии и желал остановить их руками турок и австрийцев, начав войну на Балканах. Либеральная оппозиция в лице Гладстона возражала, что Англия сейчас не имеет никакого интереса бороться с Россией и что для цивилизованного государства позорно оказывать поддержку столь варварскому правительству, как турецкое. Корреспондент либеральной газеты «Daily News» обрисовал картину болгарских погромов, когда турецкое правительство вместо того, чтобы предупредить возмущение, дало волю башибузукам безнаказанно жечь, убивать и насиловать. Гладстон издал брошюру под заглавием «Болгарские зверства», направленную против туркофильской политики британского кабинета. Оппозицией были организованы во многих больших городах митинги для выражения негодования политикой султана.

В свою очередь Дизраэли начал играть на шовинизме британских лавочников. В лондонских кафешантанах пелись патриотические и воинственные куплеты. Сильно распространенная уличная песня «Мы не хотим войны, но, черт возьми! (by jingo), если нельзя иначе…» внесла в английский политический жаргон два новых слова – «джинго» и «джингоизм» – для обозначения шовинистов и шовинизма.

Британская эскадра покинула Мальту и стала на якорь в Безикской бухте недалеко от входа в Дарданеллы.

30 мая 1876 г. в Константинополе был свергнут своими новыми министрами, а затем убит султан Абдул Азиз, которого подозревали в намерении уступить Европе. На престол был возведен Мурад V. Это событие совершилось в обстановке бурного подъема турецкого национализма и мусульманского фанатизма.

27 июня (8 июля) 1876 г. в Рейхштадском замке в Чехии состоялась встреча Александра II с Францем-Иосифом и Горчакова с Андраши. В результате состоявшихся переговоров не было подписано ни формальной конвенции, ни даже протокола. Итоги достигнутого сговора были изложены каждой из сторон в отдельности в двух записях. Одна была продиктована Андраши, другая – Горчаковым. Эти две записи, никем не заверенные и в ряде пунктов расходившиеся друг с другом, были единственными документами, в которых закреплены результаты Рейхштадтских переговоров. Согласно обеим записям, в Рейхштадте было условлено «в настоящий момент» придерживаться «принципа невмешательства». Если же обстановка потребует активных выступлений, решено было действовать по взаимной договоренности.

В случае успеха турок обе державы «потребуют восстановления довоенного status quo в Сербии». Что касается Боснии, Герцеговины, а также Болгарии, державы будут настаивать в Константинополе на том, чтобы они получили устройство, основанное на программе, изложенной в ноте Андраши и в Берлинском меморандуме.

В случае победы сербов «державы не окажут содействия образованию большого славянского государства». Впрочем, под давлением России Андраши все-таки согласился на территориальное приращение для Сербии и Черногории. Сербия, согласно горчаковской записи, получала «некоторые части старой Сербии и Боснии», Черногория – Герцеговину и порт на Адриатическом море. По записи Андраши Черногория получала лишь часть Герцеговины. «Остальная часть Боснии и Герцеговины должна быть аннексирована Австро-Венгрией». По русской же записи Австрия имела право аннексировать только «турецкую Хорватию и некоторые пограничные с ней (то есть с Австрией) части Боснии, согласно плану, который будет установлен впоследствии «. О правах Австрии на Герцеговину в русской записи вообще не упоминалось. Ясно, что Рейхштадское соглашение таило в себе источник недоразумений и конфликтов: Австро-Венгрия претендовала на всю Боснию и Герцеговину, а Россия не соглашалась на их передачу сопернице.

Далее, по Рейхштадскому соглашению Россия получала согласие Австрии на возвращение Юго-Западной Бессарабии, отторгнутой у России в 1856 г., и на присоединение Батума.

В случае полного развала Европейской Турции Болгария и Румелия должны были, по русской версии, образовать независимые княжества, по австрийской записи – автономные провинции Османской империи. По австрийской версии такой провинцией могла стать и Албания. Русская запись не упоминала об этом. Эпир, Фессалию (по австрийской записи также и Крит) предполагалось передать Греции. Наконец, «Константинополь мог бы стать вольным городом».

20 июня 1876 г. Сербия и Черногория, стремясь поддержать повстанцев в Боснии и Герцеговине, объявили Турции войну. Большая часть русского общества поддержала это решение. В Сербию отправилось около семи тысяч русских добровольцев. Во главе сербской армии стал герой туркестанской войны генерал Черняев. Тем не менее в Петербурге все понимали, что одним сербам и черногорцам с турками не сладить. И действительно, 17 октября 1876 г. под Дьюнишем сербская армия была наголову разбита.

3 октября в Ливадии Александр II провел секретное совещание, на котором присутствовали цесаревич Александр, великий князь Николай Николаевич и ряд министров. На совещании наряду с продолжением дипломатических усилий с целью прекращения конфликта на Балканах было решено начать подготовку к войне с Турцией. Основной целью военных действий должен был стать Константинополь. Для движения к нему будут мобилизованы четыре корпуса, которые перейдут Дунай у Зимницы, двинутся к Адрианополю, а оттуда – к Константинополю по одной из двух линий: Систово – Шипка, или Рущук – Сливно. По последней в том случае, если удастся в самом начале овладеть Рущуком. Командующими над действующими войсками назначены: на Дунае – великий князь Николай Николаевич, а за Кавказом – великий князь Михаил Николаевич. Решение вопроса – быть или не быть войне – поставлено в зависимость от исхода дипломатических переговоров.

4 сентября 1876 г. в письме к министру иностранных дел Дерби Дизраэли изложил свои взгляды на дальнейшее развитие восточного кризиса. Он выразил сомнение в возможности скорого соглашения и полагал, что дело затянется до весны, когда «Россия и Австрия начнут продвигать свои армии на Балканы» и за этим последует «решение восточного вопроса». «А если это так, – продолжал Дизраэли, – то благоразумно, чтобы мы взяли руководство в свои руки». Дизраэли наметил «раздел балканской добычи между Россией и Австрией при дружеских услугах Англии». Наиболее интересной была заключительная часть его плана: «Константинополь с соответствующим районом должен быть нейтрализован и превращен в свободный порт под защитой и опекой Англии по примеру Ионических островов». Это был план фактического раздела Турции, мало напоминающий распространенную легенду, будто бы Дизраэли был последовательным хранителем ее целостности. «Нет разницы между нашим планом и разделом» (21. Т. II. С. 98) Турции, пояснил он в письме к Дерби 23 сентября 1876 г. Дизраэли стремился к одному – к установлению господства Англии на Востоке. Он обдумывал вопрос о приобретении военной базы на Черном море.

Для публики же Дерби выдвинул следующую программу мирного урегулирования: мир с Сербией на основе статус-кво, местная автономия для Боснии, Герцеговины и Болгарии.

15 октября 1876 г. в Ялту прибыл английский посол в России лорд Август Лофтус, через два дня он был принят в Орианде князем Горчаковым. А 21 октября в Ливадии состоялась откровенная беседа Александра II с лордом Лофтусом. Царь выразил сожаление, что в Англии питают застарелую подозрительность по отношению к русской политике и постоянный страх перед приписываемыми России наступательными и завоевательными замыслами. Сколько раз он торжественно заявлял, что не хочет завоеваний, что не стремится к увеличению своих владений, что не имеет ни малейшего желания или намерения овладеть Константинополем. Все, что говорилось или писалась о видах Петра Великого или помыслах Екатерины II, – иллюзии и призраки, никогда не существовавшие в действительности, и сам он, император, считал бы приобретение Константинополя несчастьем для России.

Александр II «торжественно и серьезно» дал «священное честное слово», что не имеет намерения приобрести Константинополь, и прибавил, что если обстоятельства вынудят его занять часть Болгарии, то только на время, пока не будут обеспечены мир и безопасность христианского населения.

Упомянув о предложении занять Боснию австрийскими войсками, а Болгарию – русскими и одновременно произвести морскую демонстрацию перед Константинополем, в которой главная роль досталась бы английскому флоту, царь указал на это как на лучшее доказательство того, что он далек от намерения занять Константинополь. Ему непонятно, почему, коль скоро две страны преследуют общую цель, а именно поддержание мира и улучшение участи христиан, коль скоро сам он дал несомненные доказательства того, что он не хочет ни завоеваний, ни земельного приращения, – почему бы не состояться между Англией и Россией соглашению, основанному на политике мира, одинаково выгодной их обоюдным интересам и вообще интересам всей Европы. «России приписывают намерение, – сказал Александр II, – покорить в будущем Индию и завладеть Константинополем. Есть ли что нелепее этих предложений? Первое из них – совершенно неосуществимо, а что касается до второго, то я снова подтверждаю самым торжественным образом, что не имею ни этого желания, ни намерения» (56. Кн. вторая. С. 309).

26 октября Александр II с семьей выехал из Ливадии и 28 прибыл в Москву. В этот день на банкете лондонского лорда-мэра граф Дизраэли произнес вызывающую речь, в которой упомянул об усилиях Англии поддержать мир в Европе и выразил мнение, что твердым основанием этого мира должно служить уважение к договорам и соблюдение независимости и территориальной целостности Турции. Последнее начало было бы нарушено, если бы было допущено занятие турецких областей войсками какой-либо иностранной державы. Дизраэли подчеркнул, что мир составляет сущность политики Англии, «но если Англия хочет мира, то ни одна держава лучше ее не приготовлена к войне, и если Англия решится на войну, то только за правое дело и, конечно, не прекратит ее, пока право не восторжествует» (56. Кн. вторая. С. 313).

В конце сентября – начале октября 1876 г. в России началась частичная мобилизация. Численность русской армии, составлявшая по штатам мирного времени 272 тыс. человек, возросла до 546 тыс. человек.

3 (15) января 1877 г. в Будапеште была подписана секретная конвенция, которая обеспечивала России нейтралитет Австро-Венгрии в войне против Турции. В обмен Австро-Венгрии предоставлялось право оккупировать Боснию и Герцеговину. При этом она обязывалась не распространять военных операций на Румынию, Сербию, Болгарию и Черногорию, а Россия – на Боснию, Герцеговину, Сербию и Черногорию. Австро-Венгрия давала согласие на участие Сербии и Черногории в войне на стороне России.

18 марта 1877 г. была подписана дополнительная конвенция, но датирована она была 15 января – днем подписания первой конвенции, и предусматривала ожидаемые результаты предстоящей войны. Территориальные приобретения в Европе ограничивались: для Австро-Венгрии – Боснией и Герцеговиной, исключая Ново-Базарский санджак, т. е. территорию, отделяющую Сербию от Черногории, о которой должно было последовать особое соглашение; для России – возвращением Юго-Западной Бессарабии. Таким образом, Россия уступила в вопросе о Боснии и Герцеговине.

Этот договор, заключенный в Будапеште между Россией и Австро-Венгрией, можно рассматривать как договор о разделе Турции.

В договоре подтверждались условия Рейхштадского договора о недопущении создания большого славянского государства на Балканах. Болгария, Албания и «оставшаяся часть Румелии могли бы стать независимыми государствами». Подтверждалось Рейхштадское соглашение о судьбах Фессалии, Эпира и Крита, равно как и Константинополя. О нем снова было постановлено, что он «мог бы стать вольным городом».

Обе конвенции – основная и дополнительная – были подписаны Андраши и русским послом в Вене Новиковым. Теперь Россия могла воевать, но результаты ее возможной победы были заранее урезаны до минимума. За нейтралитет Австро-Венгрии Россия дорого ей заплатила.

В специальных соглашениях было сказано, что ввиду необходимости для русских военных целей временного заграждения Дуная, Австро-Венгрия не будет протестовать против ограничения судоходства по этой реке, Россия же обязуется восстановить по ней свободу плавания, как только это окажется возможным. Русские военные лазареты могут устраиваться с соблюдением постановлений Женевской конвенции вдоль австро-венгерских железных дорог, прилегающих к границам России и Румынии, а русские больные и раненые солдаты и офицеры будут приниматься в военные и гражданские госпитали в Галиции и Буковине по тарифу, установленному для чинов австро-венгерской армии.

Обе стороны обязались не распространять своих военных операций: австрийский император – на Румынию, Сербию, Болгарию и Черногорию, а русский император – на Боснию, Герцеговину, Сербию и Черногорию. Оба славянских княжества и территория между ними должны были служить нейтральной полосой. Предполагалось, что она будет недоступной для армий обеих империй и предотвратит непосредственное соприкосновение между их войсками.

В предвоенной ситуации попытался «половить рыбку в мутной воде» и Бисмарк. Он неоднократно говорил с английским послом лордом Одо Росселем о выгоде, которую представляет для Англии овладение Египтом. Бисмарк надеялся, что эта акция Англии надолго поссорит ее с Францией.

В конце января 1877 г. Бисмарк обратился к Росселю с еще более рискованным предложением, нежели захват Египта. Канцлер уверял посла, будто бы Франция готовится к вторжению в Германию. И для предотвращения этого Германии необходимо принять меры предосторожности. Меры эти, по словам Бисмарка, несомненно, будут истолкованы Францией как провокация. Возможно, последует война. И канцлер просил у Англии дать обязательство соблюдать «благожелательный нейтралитет», а в обмен предлагал свое сотрудничество в турецких делах.

В феврале Бисмарк уже предложил Англии заключить оборонительный и наступательный союз. Видимо, он хотел втянуть Россию в войну с Турцией, чтобы тем временем окончательно сокрушить Францию. Британский кабинет рассмотрел германское предложение и отказался его принять. В беседе с русским послом в Англии графом Шуваловым Дизраэли заявил, что интересы как Англии, так и России требуют, чтобы Франция не была низведена до положения второстепенной державы, что, несомненно, стало бы результатом новой войны между Германией и Францией.

В британском кабинете возникла настоящая паника. Многие министры советовали Дизраэли заключить компромиссное соглашение с Россией. Ведь в случае вторичного разгрома Франции германские войска выйдут на побережье Канала и тут туманному Альбиону будет не до Константинополя. Однако новоиспеченный лорд Биконсфильд^[45] продолжал хладнокровно блефовать в отношениях с Россией.

24 апреля 1877 г. император Александр II в Кишиневе подписал манифест об объявлении войны Турции.