Алексеев, С. С. Право и правовая система /С. С. Алексеев. //Правоведение. -1980. - № 1. - С. 27 – 34

С. С. АЛЕКСЕЕВ,

доктор юридических наук

ПРАВО И ПРАВОВАЯ СИСТЕМА

Характерная для социалистического правоведения направленность на все более глубокое познание правовой действительности порождена потребностью ответа на назревшие социальные потребности развития советского общества и государства в условиях дальнейшего укрепления правовой основы государственной и общественной жизни, упрочения социалистической законности, совершенствования советского законодательства и практики его применения.

Отсюда — важность и неотложность продолжения творческой работы по углублению общего понятия права, учету накопленных научных данных, того нового, что дает по рассматриваемой проблематике современная научная мысль. Это, надо полагать, оправдывает намерение автора этих строк вновь вернуться к ряду вопросов общего понятия права, требующих развития и уточнения.

Право в непосредственно-социальном и юридическом смыслах. Обычно понятия «право», «правовое», с одной стороны, и «юридическое» — с другой, рассматриваются в качестве тождественных, взаимозаменяемых, что едва ли верно. Хотя в главном своем значении термин «право» обозначает известную свободу поведения участников общественных отношений,² следует учитывать то весьма существенное обстоятельство, что он нередко употребляется, так сказать, в неюридическом смысле (например, когда говорится о моральных правах, правах, вытекающих из обычаев, корпоративных норм).³ Более того, названным термином охватываются подчас явления из весьма глубокого пласта общественной жизни, относящиеся к действию объективных социальных закономерностей. Именно в таком глубоко социальном смысле он понимается, когда речь идет о праве трудящегося народа на революцию, праве нации на самоопределение, праве на эквивалент в товарном обращении, правах человека и т. д. Примечательно, что основоположники научного коммунизма, используя понятие права в указанном смысловом значении, в ряде случаев прямо подчеркивали, что имеют в виду явления, которые должны быть отграничены от явлений юридических.⁴

Такого рода права можно назвать непосредственно-социальными, поскольку соответствующие социальные возможности берутся здесь как таковые, вне их идеологического опосредования в тех или иных формах общественного сознания, в тех или иных социальных нормах. Они представляют собой социально оправданную, нормальную и в этом смысле нормативную свободу поведения субъектов общественной жизни, выра­жающую прямое действие объективных социальных закономерностей, иных зависимых от данного строя условий жизнедеятельности людей. Это своего рода фактические права, — права, которые, говоря словами К. Маркса, — существуют налицо,⁵ обретаются в самой деятельности.⁶

Конечно, непосредственно-социальные права или, что тоже самое, непосредственно-социальные притязания, объективно требуют адекватную их природе идеологическую форму — моральную, в виде обычаев и др. (некоторые из них, связанные с жизнедеятельностью бедноты, К. Маркс называл «обычными»). В классовом обществе они выступают также в виде требований правосознания, а те из них, которые соответствуют интересам господствующего класса, воплощаются в действующей юридической системе, юридической свободе поведения. Выходит, в самом факте зависимости права как юридического феномена (и иных социально-опосредованных прав) от прав непосредственно-социальных; выражаются в конечном счете зависимость первых от материальных условий жизни общества, от требований объективных социальных закономерностей, их соответствие социальной необходимости. И, следовательно, именно здесь раскрывается глубокий смысл положения Ф. Энгельса, что невозможно рассуждать о праве, не касаясь вопроса о соотношении-необходимости и свободы.⁷ Однако непосредственно-социальные права — не только ближайшая социальная основа права как юридического явления, но и фактор, способный через механизм правосознания оказывать влияние на юридическое регулирование общественных отношений. Это обусловливает, например, саму возможность борьбы трудящихся в условиях эксплуататорского общества за юридическое признание обычного права бедноты, прав человека и т. д. При становлении же юридических систем, а также их революционной смене непосредственно-социальные права, с опорой на государственное принуждение, как бы «прямым ходом» вливаются в сферу официального государственного регулирования, становятся в указанных условиях фактически революционным правом, выполняющим функции юридической системы.

Но при всем при том, если брать социальные явления, условно именуемые непосредственно-социальными правами, в «чистом» виде, то нужно видеть их качественное отличие от права как юридического феномена. Все, что, казалось бы, так основательно их объединяет — и наличие в том и другом случаях известного состояния социальной свободы, и использование там и здесь термина «право», тесная связь между ними, и даже свойственная им обоим «нормативность», — не устраняют следующего решающего обстоятельства: перед нами разноплоскостные социальные явления, относящиеся к разным срезам социальной жизни, теоретически осваиваемые различными областями общественных знаний—общей социологией или правоведением, и потому требующие в высшей степени четкого, корректного использования соответствующего понятийного аппарата и терминологии. Так, «нормативность» в отношении непосредственно-социальных (фактических) прав имеет специфическое смысловое значение. Она характеризует не наличие общих масштабов, моделей поведения, что свойственно праву в юридическом смысле, а правильность, социальную оправданность поведения участников общественных отношений, его соответствие требованиям объективных закономерностей, социальной необходимости.

Думается, что авторы, подчеркивающие недопустимость сведения права к закону и конструирующие его широкое определение, доказывают уже доказанное — различие между содержанием и формой права, т. е. правом как таковым и законом как его формой. При этом они не принимают в расчет особый, неюридический смысл, который придавали основоположники научного коммунизма термину «право» при рассмотрении ряда социальных явлений.⁸ Кстати, и аргументация сторонников «широкого» подхода к праву зачастую сводится к формулированию лишь весьма общих, лишенных необходимой («юридической») четкости положений о связи права и социальной свободы, которые все дальше отходят от сущностных характеристик права в классовом обществе, правовой действительности, от многообразных вопросов юриспруденции, законности, юридической практики. Это и понятно. Различный науковедческий статус явлений, обозначаемых термином «право» (общесоциологический или юридический) ⁹ препятствует выработке единого и вместе с тем содержательного, работающего понятия, толкает на то, чтобы либо неоправданно юридизировать непосредственно-социальные явления, либо, переключаясь на чисто социологический ракурс, ограничиваться упомянутыми общими положениями.

Объективное право — институционное социально-классовое образование. Исходный момент, выражающий специфику права в юридическом смысле, заключается в том, что последнее, в силу формирования и существования в классовом обществе, имеет классовую сущность и в соответствии с этим конституируется в виде объективного права — институционного образования,¹⁰ обладающего качествами мощного классового регулятора. Причем субъективные юридические права (юридическая свобода поведения), неотделимые от юридических обязанностей, понимаются здесь уже как феномен производный или, во всяком случае, зависимый от объективного права.

Характеризуя право как юридическое явление, К. Маркс, Ф. Энгельс, В. И. Ленин неизменно связывали его с «законом», под которым следует понимать все многообразие нормативных и иных правовых актов, объективирующих нормативное юридическое регулирование. Ничуть не смешивая право и закон, проводя между ними различия (в одном месте К. Маркс говорит об «установленном законом праве»¹¹), основоположники научного коммунизма рассматривали их как однопорядковые. Именно с «законом» как формой права они связывали решающие особенности последнего, в том числе нормативность, момент «возведения» классово-господствующей воли, статус особой, отличной от просто общественного сознания части надстройки, «возвышающейся» над экономическим базисом, и т. д.

Следовательно, в положении об органическом единстве «закона» и права как юридического явления — решающий пункт подлинно научного подхода к правовой действительности. Во-первых, социальный смысл, воплощения в праве классово-господствующей воли, обусловленной материальными условиями жизни господствующего класса — в конституировании мощной социально-классовой силы. По своим характеру, параметрам, действию она такова, что может существовать лишь в виде особого институционного образования; только в данном случае право отличается всеобщностью, общеобязательностью, обладает качеством стабилизирующего фактора, способного давать «эффект гарантированного результата». Объективируется же право в особое институционное социально-классовое образование посредством «закона» — юридических источников, через них право конституируется в целостный, отличающийся мощной силой социальный организм. Именно так, т. е. как социальное явление, сопряженное с «общими законами», проводимыми в жизнь государственной властью, и потому обладающее качествами социальной силы, и оценивал право К. Маркс. Рассматривая меры по ограждению работающих детей и подростков от разрушительного действия капиталистической системы, он писал: «Это может быть достигнуто путем превращения общественного сознания в общественную силу, а при данных условиях этого можно добиться только посредством общих законов, проводимых в жизнь государственной властью».¹²

Во-вторых, «закон» (в социально-философском смысле) есть высшее и стабильное воплощение нормативности. Нормативности, которая даже в первоначальном, элементарном виде способна исключать, говоря словами К. Маркса, «просто случай» и «просто произвол», а в праве, получая качество «всеобщности», «равных мер», становится фактором, противостоящим, разумеется, в зависимости от конкретных экономических, социально-классовых условий, произволу, своеволию отдельных индивидов и групп.¹³

В то же время, характеризуя право как явление одно-порядковое с «законом», нельзя интерпретировать это единство таким образом, будто любые законы, иные правовые акты, либо их совокупность сами по себе образуют право. Законы — средство,инструмент конституирования права, институализации классово-определенной социальной свободы, придания классово-господствующей воле качеств институционного нормативного регулятора, обладающего мощной социальной силой и противостоящего произволу, своеволию. Само же право — потому и право,)что отличается нормативностью, «возведенностью», служит воплощением «юридической свободы» поведения участников общественных отношений, нормативным критерием правомерности поведения (дозволенного или запрещенного), и вследствие этого раскрывается как специфический феномен в единстве объективного и субъективного права. Законы, лишенные специфически правового содержания, могут стать «пустыми масками», а подчас и — в условиях эксплуататорских режимов — «законодательством произвола», возводящим «произвол в право».¹⁴

Правовая система. Собственно право, его субстанцию образует то, что выявляет его институционность. Это — «нормативное» в правовой действительности — государственно-властные нормативные предписания, веления, конституируемые и объективируемые в законах, иных правовых актах. «Нормативное», связанное в единый организм, отличающееся общеобязательностью, формальной определенностью, государственно-властной принудительностью и рядом других свойств, и есть объективное право. Именно «нормативное» в правовой действительности — основной источник юридической энергии, т. е. реальной организационной силы права, его упорядоченной обязательности, опирающейся на возможность государственного принуждения, когда нормативные предписания выступают в качестве основания, определяющего правомерность поведения участников общественных отношений.

Вместе с тем в правовой действительности имеются и иные, поднормативные элементы, также проявляющие классовую сущность права и заряженные юридической энергией. Пример — индивидуальные предписания компетентных органов (в первую очередь судов), призванные поддерживать, проводить в жизнь заложенные в нормах общие программы поведения людей. Сама природа права, выраженного в своего рода абстракциях —- общих нормах, предполагает существование индивидуально-правовых механизмов, органов правосудия, призванных на основе действующего права обеспечивать его индивидуализированное функционирование.

В теоретическом же отношении наиболее существенно то, что в; связи с индивидуально-правовой, правоприменительной деятельностью компетентных органов, как бы выбирая юридическую энергию индивидуальных предписаний, складывается особый юридический феномен, близкий по ряду черт, хотя и не тождественный, к юридическим нормам. Это — судебная и, в значительно меньшей мере, — иная юридическая практика, оказывающая воздействие на правовое регулирование. Юридическую практику (а также активные формы господствующего правосознания, правовую идеологию) можно, вслед за юридическими нормами, отнести к конститутивным элементам правовой, действительности, определяющим, в соответствии с особенностями данных классовых отношений, ее общее построение, конструкцию.

Каким же понятием возможно охватить все эти элементы, чтобы в полной мере сохранить четкость, «неразмытость» научной категории, выражающей главное в правовой действительности, — институционное социально-классовое нормативное образование, т. е. объективное право? Представляется, что им может служить понятие правовой системы.Указанное понятие (которое следует строго отграничивать от понятия системы права—строения последнего как нормативного образования) призвано не только дать структурную характеристику правовой действительности, ее общую конструкцию, но и отразить генетический аспект системы,¹⁵ в данном случае — роль и соотношение правотворчества и правоприменительной деятельности компетентных органов. Данное понятие, следовательно, одной из своих граней охватывает деятельность государственных учреждений, выполняющих юридические функции, — законодательных и судебных. Наряду с этим понятие правовой системы охватывает и другие правовые явления, из которых складывается подвижная, динамическая ее часть. Помимо индивидуальных предписаний (и актов «автономного» регулирования) к ним относятся рассматриваемые в единстве регулярные субъективные права и обязанности, образующие правоотношения, а также санкции — меры государственно-принудительного воздействия. Правовая система неотделима и от системы законодательства, точнее — совокупности правовых актов-документов, в том числе нормативных, интерпретационных, индивидуальных, представляющих собой средство институализации и форму бытия «содержательных» элементов правовой системы — юридических норм, правоположений юридической практики, индивидуальных предписаний.¹⁷

Понятие «правовая система» — более широкое, объемное, чем собственно право.¹⁸ Но было бы ошибочным жестко отмежевать их друг от друга. Коль скоро применительно к правовой действительности речь идет о единой, целостной системе (в рамках данного классового общества), то ее особенности концентрированно выражаются именно в праве — особом институционном социально-классовом нормативном образовании. Вместе с тем все то, что наряду с собственно правом входит в правовую систему — судебная практика, правовая идеология, а также другие элементы, скажем, индивидуальные государственно-властные предписания, субъективные права и др., можно рассматривать в качестве проявленийправа, т. е. таких элементов правовой действительности, которые, функционируя по законам целостной системы, «сопровождают» право, раскрывают его классовую сущность, особенности как социально-классового нормативного регулятора.¹⁹

Следовательно, введение в научный оборот понятия «правовая система» (в (принципе оно уже плодотворно используется в литературе)²⁰ не должно изменить сложившегося в нашей науке категориального аппарата. Когда при освещении правовых явлений говорится о праве, то во многих случаях подразумевается и целостная правовая система. В то же время указание на правовую систему означает, что в данном случае право берется в единстве с его проявлениями, с «сопровождающими» его компонентами правовой действительности. Какой из терминов — «право» или «правовая система» целесообразнее использовать в том или ином контексте, во многом зависит от уровня теоретических абстракций. При наиболее общей и в то же время сущностной характеристике правовых явлений, их содержания, ценности и т. д. достаточно одного понятия права при рассмотрении же права в рамках конкретного классового общества, в особенности его конструктивных, технико-юридических черт, правильнее говорить о правовой системе.

И еще один момент. Понятия «правовая система» и «правовая надстройка» в целом совпадают (в последнюю из указанных категории включается также и негосподствующая правовая идеология, все формы правосознания). Целостный, системный характер явлений правовой действительности, образующих правовую надстройку, сообщает им единство и взаимосвязь, выраженные в понятии правовой системы.

Объективное и субъективное прав о. В числе элементов правовой системы необходимо особо выделить группу правовых явлений, которые, хотя и относятся к динамической ее части, весьма близки к объективному праву как особому институционному социально-классовому образованию субъективные права.

Правда, как бы ни были они близки к объективному праву, перед нами явления разнопорядковые, занимающие в правовой действительности свои, особые места. Здесь важно «не потерять» специфику объективного права как институционного образования. Субъективные права — не основание юридического регулирования, не источник юридической энергии, а результат ее претворения в жизнь, последствие его воплощения нормативных предписаний в действительность в виде меры юридической свободы для конкретного лица. Субъективные права неотделимы от юридических обязанностей. Они выражают строго очерченную меру дозволенного поведения, а потому и сами по себе содержат запрет всякого иного поведения, не охватываемого данной «мерой». В то же время они находятся в органической связи с обязанностями других лиц, через которые обеспечиваются государством. Юридическая свобода поведения, следовательно, — всегда свобода, сопряженная с юридическими обязанностями.²¹

Учитывая это, нельзя вместе с тем упускать из виду главное: субъективные права, взятые в единстве с юридическими обязанностями, — важнейшее проявление права, может быть, наиболее «приближенное» к собственному праву (недаром то и другое обозначается одним термином). Субъективные права участников общественных отношений — их всеобщность, объем, глубина, обеспеченность — выражение и показатель особенностей права, его специфически правового содержания, черт, которые свойственны ему как институционному нормативному воплощению в классовом обществе классово-определенной социальной свободы и которые отличают право от «просто законов» и тем более от «законодательства произвола». Именно в этом реально выражается в правовой действительности ближайшая социальная основа права — социально-оправданная, обусловленная прямым действием социальных закономерностей свобода поведения участников общественных отношений, их непосредственно-социальные права. И именно здесь перед нами — последовательная цепь зависимостей, тянущихся от объективных потребностей экономического базиса данного классового общества, свойственных ему объективных социальных закономерностей, — к правам в непосредственно социальном смысле и от них (в условиях сложившихся систем всегда через объективное право) — к юридической свободе поведения, т. е. к субъективным правам, неотделимым от юридических обязанностей.²²

С данной точки зрения, право как юридический феномен может быть названо юридическим «определителем» дозволенного простора правомерного поведения, со всеми вытекающими отсюда последствиями (защитой правомерного поведения законом и судом, запретом иного поведения, обеспеченностью государственно-принудительными мерами и др.). Между тем ни в чем ином, как в субъективных юридических правах простор правомерного поведения выразиться и опосредоваться не может. Указанные факторы предопределяют социальное значение права в качестве институционного нормативного выражения классово-определенной социальной свободы, его роль в обеспечении условий и простора для самостоятельного, инициативного поведения участников общественных отношений ля развертывания их социальной активности. Именно это прямо «видит» право на коренные проблемы социального развития, демократии, культуры, позволяет характеризовать его в качестве активного фактора и существенного выражения социального прогресса.

Сказанное обусловливает место и роль субъективных прав в механизме юридического регулирования, которые, будучи рассмотрены в единстве с юридическими обязанностями, придают ему специфически Правовую окраску, через них или, во всяком случае, при их участии, причем в каждой отрасли права по-разному, «подключается» весь юридический инструментарий.

И в заключение — такое замечание. От права как институционого социально-классового образования следует отличать то, что может быть названо «видением права» — субъективного образа, массового представления, относящегося к правовой системе конкретного классового общества и охватывающего одновременно право как социально оправданное притязание (непосредственно социальное право), выраженное в виде требований правосознания; официальную, формально-определенную норму, модель поведения (объективное право); наличное юридическое право субъекта (субъективное право).

Главное в конструкции «видение права» — не в том, что указанные моменты объединяются и в правовой действительности может быть выделен многоаспектный феномен, компонентом которого, имеющим интегрирующее значение, выступает массовое правосознание о праве («видение»). Основное в том, что каждый такой элемент служит своего рода «точкой отсчета» для восприятия массовым правосознанием права. В зависимости от экономических, политических, социальных и иных особенностей данного классового общества и вытекающей отсюда специфики присущей ей правовой системы трактовка: права в общественном и индивидуальном сознании различна. В том или ином конкретном обществе право видится сквозь призму либо требований господствующей правовой идеологии, либо действующих юридических норм («закона»), либо наличных юридических прав. Вполне понятно, что некоторые трактовки права (в том числе идея широкого подхода к нему) базируются на таких специфических видениях правовой действительности.

 

¹ См.: Алексеев С. С. Общее понятие права: сущность марксистско-ленинского подхода, проблемы, перспективы разработки. — Советское государство и право, 1977, № 6, с. 21—30.

² См.: Нерсесянц В. С. Философия права Гегеля и современность. М., 1977,..с. 57.

³ См.: Рабинович П. М. О понятии права в советской юридической науке.— правоведение, 1977, № 4; см. также: Советское государство и право, 1979, № 7, с. 71.

⁴ См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 1, с. 128—130.

⁵ См. там же, с. 128.

⁶ См. там же, с. 130.

⁷ См. там же, т. 20, с. 115.

⁸ В. С. Нерсесянц, указывая на различие между «юридическим правом» (которое он неоправданно отождествляет с «совокупностью законов») и «неюридическим», «внеюридическим и доюридическим» комплексом идей, отношений, явлений, в сущности, подчеркнул основное качественное различие данных явлений и вытекающую отсюда невозможность объединения «юридического» и «неюридического права» в одном понятии (см.: Нерсесянц В. С. Учение Гегеля в соотношении с доктринами естественного права и исторической школы. — Правоведение, 1972, № 6, с. 132—133). Справедлива в принципе мысль автора, что «...из всех реально имеющихся правовых норм законной силой обладают лишь те (!), которые получили соответствующее официальное (государственное) признание и защиту, благодаря чему стали общеобязательными» (Советское государство и право, 1979, № 7, с. 71). Вместе с тем в данном случае едва ли корректно употребление в начале фразы термина «правовая норма». Кроме того, автор не учитывает, что «законная сила» и есть критерий, определяющий относимость тех или иных явлений к праву в юридическом смысле и к юридической науке.

⁹ П. М. Рабинович, отмечая факт существования «неюридического права» (он называет его «социологическим»), пишет: «...В данном случае эта категория относится скорее не к юридической науке, а к области социологии» (Рабинович П. М. Проблемы теории законности развитого социализма. Львов, 1979, с. 16). И дальше: «...в методологическом отношении нельзя признать оправданным использование в юриспруденции понятия право непосредственно в тех значениях, которое оно имеет в других науках» (с. 21).

¹⁰ Об институционности, в том числе по отношению к праву см.: Дробницкий О. Г. Понятие морали. М., 1969, с. 257.

¹¹ Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 1, с. 127.

¹² Там же, т. 16, с. 198.

¹³ Закономерно, что на состоявшемся в редакции журнала «Советское государство и право» обсуждении проблемы понимания права большинство выступавших четко и последовательно отстаивали мысль о нормативности права как решающем признаке (см., в частности, выступления С. Н. Братуся, И. С. Самощенко, С. В. Полениной, А. Ф. Черданцева, Л. С. Явича, Р. О. Халфиной и др. — Советское государство и право, 1979, № 7 и 8). По справедливому замечанию Н. С. Малеина, «признак нормативности права определяет отрицательное отношение к противопоставлению буквы духу закона, нормы права и судебного усмотрения, законности и целесообразности: „дух" закона, его целесообразность, государственное „усмотрение", законность имеют четкое выражение в самом законе. Утрата, ослабление нормативности правовых норм неизбежно повлекли бы известную утрату ценности права как регулятора общественных отношений, нарушение законности, ослабление правопорядка» (там же, № 7, с. 74).

¹⁴ Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 1, с. 17, 159, 163. — Только при «беззаконном» законодательстве, когда оно лишено специфически правового содержания, происходит разрыв права и закона и возможно «узаконенное бесправие» (см.: Wagner J. Gedanken zur Begriffsbestimmung des Rechts.— In: Theoretisch-methodo-logische Problem uber Recht und Rechtssystem. Leipzig, 1976, S. 16—17).

¹⁵ См.: Советское государство и право, 1976, № 2, с. 145.

¹⁶ Как правильно отмечено в литературе, «важной чертой, характеризующей правовые системы, является соотношение законодательной и судебной деятельности, правотворчества и применения, толкования правовых норм судебными органами» (Судебная практика в советской правовой системе. Под ред. С. Н. Братуся. М., 1975, с. 68).

¹⁷ Уже на данном уровне исследования правовой системы отчетливо вырисовывается ее многоуровневая структура, статическая и динамическая стороны. Дальнейшая разработка этой проблемы позволит раскрыть многообразие свойственных ей генетических, функциональных и структурных связей. Перед нами — одна из перспективных, теоретически многообещающих проблем юридической науки, разработка которой, в частности, будет способствовать конкретизированной характеристике таких понятий, как «правовая надстройка» и «правовая основа государственной и общественной жизни».

¹⁸ Довольно узкую трактовку правовой системы дает Ю. А. Тихомиров. Он включает в нее: 1) цели и принципы правового регулирования, 2) основные разновидности правовых актов и их объединения, 3) системообразующие связи (см,.: Тихомиров Ю. А. Правовая система развитого социалистического общества. — Советское государство и право,: 1979, № 7, с. 32—33). Таким образом, предлагаемым понятием охватываются лишь основные источники права и элементы правовой идеологии (систематизирующие же связи — это прежде всего связи между элементами, свойство системы, а не ее элемент).

¹⁹ Возможно, акцент на «системное качество» тех элементов правовой действительности, которые могут быть отнесены к проявлениям права и тем самым — к целостной правовой системе, устранит тот момент неопределенности, «субъективизма» в их освещении, который был подмечен Л. С. Явичем (см.: Явич Л. С. Право развитого социалистического общества. М., 1978, с. 90).

²⁰ См. об этом, в частности: Рабинович П. М. Проблемы теории законности развитого социализма, с. 39; см. также: Тихомиров Ю. А. Указ, соч., с. 32

²¹ Мысль о единстве объективного и субъективного права защищается и Л. С. Явичем. По его мнению, рассматриваемые в диалектическом единстве объективное право и наличные субъективные права охватываются единым понятием «право». Такой подход имеет привлекательные стороны, позволяя, в частности, объяснить правовые явления в условиях формирования правовых систем. Но все же многие данные свидетельствуют, что объективное право и субъективные права (неотделимые от юридических обязанностей), в особенности в условиях уже сформировавшихся правовых систем, — разнопорядковые правовые явления, относящиеся к различным звеньям правовой действительности, а потому возможность их разработки в рамках единого понятия «право» вызывает немалые сомнения.

²² Как справедливо подчеркивает Л. С. Явич, право экономически господствующих классов, «...объективированное в общих нормах, оказывается реально возведенной в закон волей в той степени, в какой оно воплощается в наличных правах людей (организаций), пользующихся социальными благами и способных выполнять юридические обязанности» (Явич Л. С. Общая теория права. Изд-во Ленингр. ун-та, 1976, с. ПО).

 

[1] Архипов К. Опубликование и вступление в силу советских законов // Советское право. 1926. N 1 (19). С. 20.

[2] См.: Ведомости РСФСР. 1991. N 52. Ст. 1865.

[3] СЗ РФ 1994 г. N 8. Ст. 801; 1999 г. N 43. Ст. 5124. Во многих субъектах Российской Федерации приняты собственные законы, касающиеся порядка опубликования и вступления в силу региональных нормативных актов. Сравнительное исследование законодательства субъектов Федерации по этому вопросу см. Абрамова А.И., Рахманина Т.Н. Опубликование и вступление в силу нормативных правовых актов субъектов Российской Федерации (научно - аналитический обзор). М., 1999.

[4] Подробнее об этом см.: Опубликование нормативных актов. М., 1978. С. 36 - 39; Тилле А.А. Опубликование нормативных актов в первые годы советской власти. Ученые записки ВНИИСЗ. Вып. 13. М., 1968. С. 134 - 135.

[5] См., например, Федеральный конституционный закон от 17 декабря 1997 года "О Правительстве Российской Федерации" (СЗ РФ. 1997. N 51. Ст. 5712; 1998. N 1. Ст. 1); Федеральный закон от 8 января 1998 года "О внесении изменений в статью 16 Закона Российской Федерации "О государственных гарантиях и компенсациях для лиц, работающих и проживающих в районах Крайнего Севера и приравненных к ним местностях" (СЗ РФ. 1998. N 2. Ст. 220).

[6] См.: Федеральный закон от 20 ноября 1999 года "О внесении дополнения в статью 5 Закона Российской Федерации "О занятости населения в Российской Федерации" (СЗ РФ. 1999. N 47. Ст. 5613).

[7] См.: Градостроительный кодекс Российской Федерации (СЗ РФ. 1998. N 19. Ст. 2069); Федеральный закон от 22 апреля 1996 года "О рынке ценных бумаг" (СЗ РФ. 1996. N 17. Ст. 1918).

[8] СЗ РФ. 1999. N 7. Ст. 871.

[9] Там же. N 11. Ст. 1255.

[10] СЗ РФ. 1999. N 10. Ст. 1164.

[11] Там же. N 14. Ст. 1651.

[12] Там же. N 28. Ст. 3476.

[13] Там же. N 5. Ст. 603.

[14] См., например: СЗ РФ. 1998. N 49. Ст. 5970; 1999. N 5. Ст. 603; 1998. N 2. Ст. 219; 1999. N 28. Ст. 3487.

[15] См.: СЗ РФ. 1998. N 30. Ст. 3612; N 49. Ст. 5970.

[16] Действие п. 1 ст. 5 Налогового кодекса РФ приостанавливалось до 1 января 2000 года (см.: Федеральный закон от 30 марта 1999 г. // СЗ РФ. 1999. N 14. Ст. 1649).

[17] СЗ РФ. 1999. N 14. Ст. 1660.

[18] Там же. N 18. Ст. 2207.

[19] Там же. N 29. Ст. 3699.

[20] См.: Федеральный закон от 9 июля 1999 года "О внесении изменений и дополнений в часть первую Налогового кодекса Российской Федерации" (СЗ РФ. 1999. N 28. Ст. 3487).

[21] Федеральный закон "О введении в действие Бюджетного кодекса Российской Федерации" принят 9 июля 1999 года (СЗ РФ. 1999. N 28. Ст. 3492).

[22] http://www.russian-lawyers.ru/art.shtml

* Цифра в скобках – номер страницы в книге Иеринга.

[1] О проявлении этого свойства системы права в современный период см., в частности: Чхик-вадзе В.М., Ямпольская Ц.А. О системе советского пра­ва.—«Советское государство и право», 1967, № 9.

[2] См.: Райхер В.К. Общественно-исторические типы страхования. М.—Л., 1947, с.189—190.

[3] См.: Толстой Ю.К. О теоретических основах кодификации гражданского законодательства. — «Правоведение», 1957, № 1, с. 42—45.

[4] См.: Иоффе О.С., Шаргородский М.Д. Вопросы теории права. М., 1961, с.362—365.

[5] Алексеев С.С. Общие теоретические проблемы системы советского права. М, 1961, с.93—101.

[6] См. там же, с.82—93. — О наличии в системе советского права смешанных институтов писал еще М.М. Агарков (см.: Агарков М.М. Предмет и система советского гражданского права. — «Советское государство и право», 1940, № 8—9, с.4—5). Признавал существование смежных (сложных) правовых институтов, от­рицая в то же время наличие комплексных отраслей права, и И.В. Павлов (см.: Павлов И.В. О системе советского социалистического права. — «Советское госу­дарство и право», 1958, № 11, с.10—11).

[7] См.: Красавчиков О.А. Советская наука гражданского права (понятие, предмет, состав и система).—Учен. труды Свердловского юрид. ин-та, т.6. Свердловск, 1961, с.250, 251, 258—263.

[8] См.: Иоффе О.С. Понятие и система хозяйственного законодательства.—В кн.: Систематизация хозяйственного законодательства, гл.2. М., 1971, с.55—56.

[9] Там же, с.57.

[10] Керимов Д.А. Философские проблемы права; М., 1972, с.301.

[11] Алексеев С.С. Общетеоретические принципы исследования структуры права.—«Советское госу-дарство и право», 1971, № 3, с.44—45.

[12] Алексеев С.С. Проблемы теории права, т.1. Свердловск, 1972, с.142—148.

[13] См. там же, с.141.

[14] См.: Шебанова А.И. Проблемы правового регулирования труда молодежи в СССР. Автореф. докт. дис. М., 1973, с.3.

[15] См.: Базылев Б.Т. Юридическая ответственность как институт советского права. — В кн.: Актуальные проблемы теории социалистического государства и права. М., 1974, с.156—161.

[16] Подробнее об этом см.: Поленина С.В. Пограничный институт граж­данского и трудового права (Возмещение вреда, причиненного здоровью). — «Совет­ское государство и право», 1974, № 10.

[17] Согласно ст. 1 Положения 1973 г. этим актом «регулируются организацион­ные, имуществен-ные, личные неимущественные и трудовые отношения, возникающие в связи с открытиями, изобретения-ми и рационализаторскими предложениями» (СП СССР, 1973, № 19, ст.109).

[18] Алексеев С.С. Проблемы теории права, т.1, с.136—137.

 

[19] Там же, с.144. — В новой книге «Структура советского права» (М, 1975) С.С. Алексеев отмечает условность термина «комплексные отрасли права», которые наиболее точно было бы именовать «полуотрасли», и соответственно рассматривает такие правовые общности как момент в становлении основных отраслей права (с.194, 196, 226—227 и сл.).

[20] Ряд исследователей считают, что выделение сельскохозяйственного права в самостоятельную отрасль права не соответствует процессу стирания классовых различий между рабочим классом и колхозным крестьянством (см., в частности: Материалы «круглого стола». — «Советское государство и право», 1974, № 7, с.53—58).

[1] 1 Гегель. Философия права: В 13 т. М; Л, 1934. Т