Я нелюбим, но я от всей души желаю приблизиться к вам

Позиция «я нелюбим, но я от всей души желаю при­близиться к вам» часто встречается среди так называе­мых проблемных детей. Почти каждый несчастливый ребенок ощущает, что родители недостаточно его лю­бят. Мы уже говорили, что восприятие любви и внима­ния родителей — важнейшее условие полноценного развития личности, оно дает ощущение собственной значимости в семье. Надо помнить, что дети более склон­ны воспринимать себя нужными й любимыми в семье и этим очень смягчают влияние эпизодов, когда роди­тели сердятся на них. Это хорошо, что дети склонны видеть то, что хотят! Все же большое количество детей остро испытывают нехватку родительского тепла.

Семьи, в которых ребенок может ощущать свою «не-■любимость», внешне очень разнообразные. В одних семь­ях детям уделяется очень много внимания, а в других дети явно педагогически запущены. Это говорит о том, что самочувствие ребенка в среде близких ему людей зависит не от видимых особенностей жизни семьи, а от более глубоких, психологических ее особенностей. Выделить их — очень сложная задача, требующая уче­та самых разнообразных факторов. Здесь мы попы­таемся взглянуть пристальнее на некоторые, по наше­му мнению, недооцениваемые обстоятельства.

Отсутствие ребенка в жизненных планах родите­лями). Не всегда дети появляются на свет тогда, когда их ждут, и не все дети рождаются, когда они вообще нужны. Сам факт, что ребенок чаще всего зачинается случайно, непреднамеренно, существенно влияет на будущее отношение матери к малышу. Забеременев, молодая женщина может чувствовать, что ее обманула

судьба («черт бы побрал эту мою женскую природу»), что она попала в ловушку и т. п.

Если женщина имела далеко идущие жизненные планы или установку на «свободную жизнь», беремен­ность воспринимается как существенное препятствие, как камень преткновения и тем самым вызывает слож­ный внутренний конфликт, сопровождаемый негатив­ными эмоциями и требующий либо принятия новой жиз­ненной позиции, либо отстаивания старой структуры отношений с миром.

Женщина оказывается перед выбором: отказаться
от прежних планов на жизнь, прервать беременность
либо найти компромисс — отложить на время то, к
чему раньше стремилась. Это достаточно сложный и-
долговременный период принятия решения, от которого
но многом зависит эмоциональное состояние женщи­
ны и ее будущее отношение к ребенку. -

Было бы наивно утверждать при этом, что созна­тельное решение женщины оставить ребенка разрешает псе проблемы. Не всегда решение иметь ребенка озна­чает, что она изменила отношение к прежним планам, нашла в них место ребенку. Дело в том, что мать может испытывать большое внешнее давление со стороны ро­дителей, мужа и других людей или же переживать силь­ные внутренние моральные возражения — прерывание ■ 'еременности, в оценках нашего обыденного сознания, связывается с чем-то непристойным, грязным и т. п. В итоге женщина решается иметь ребенка, хотя внут­ренне желает обратного. Нерешенный внутренний кон­фликт после рождения ребенка решается внешними средствами, то есть через отношения с малышом. В глу­бине души мать не радуется его рождению, а сожалеет о случившемся, подсознательно продолжает восприни­мать младенца как препятствие. Это признак, что внут­ренний конфликт не решен. В таком случае матери следовало бы пересмотреть и переосмыслить отноше­ния к себе, ребенку, жизни.

Часто матери говорят о том, что нежелание иметь ребенка заменилось привязанностью после того, когда она в первый раз увидела малыша. Это понятно: где-то в недрах женской природы запрограммирована ее ма­теринская любовь, которая иногда неожиданно для са­мой женщины пробуждается и долгие годы руководит отношениями матери с ребенком. Однако не всегда иду-

щее от природы материнское чувство выигрывает поеди­нок с ностальгией по неудовлетворенным жизненным устремлениям и девическими грезами. В таких случаях общение матери с ребенком по ей самой непонятным причинам обозначено знаком неудовлетворенности, раздражения, напряжения. Эти отрицательные эмо­циональные переживания периодически всплывают на поверхность в самых различных формах: авторитар­ности, чрезмерной требовательности или чрезмерной близости с целью постоянно контролировать ребенка, вмешиваться в мир его личных переживаний или же отвержения ребенка, отгорожения от него.

Недовольство ребенком таким, каков он есть. Неред­ко родители, строя свои жизненные планы, представ­ляют себе достаточно конкретный образ, каким должен быть ребенок: мальчик или девочка, послушный или предприимчивый, спокойный или активный и т. д. В об­щем, целенаправленное отношение к будущему ребенку не плохой факт, так как создает возможность после­довательно воспитывать подрастающее поколение. Одна­ко недовольство ребенком таким, каков он есть, вызы­вает у него ощущение, что он не ценен, нелюбим.

Особенно пагубны последствия, если родители на­правляют всю свою активность на искоренение неиско­ренимого. Скажем, нежданная в семье девочка может постоянно слышать упреки за свою женственность, что она недостаточно смелая и храбрая, что, вместо того чтобы играть с конструктором, постоянно возится с кук­лами.

Иногда родителей раздражают какие-то природные особенности детей. Чрезмерно подвижный ребенок, если родители считают это дурным качеством, постоян­но чувствует раздражение родителей из-за того, что он таков... Или же медлительный ребенок, флегматик часто подталкивается родителями: «быстрее, быстрее». В обоих случаях родители имеют много общего. Во-первых, они нетерпимы и нетерпеливы. Во-вторых, они относятся к ребенку, как к куску глины, из которой можно выле­пить все, что угодно. В-третьих, они любят не своего, конкретного ребенка, а свой вымышленный образ. Как раз это обстоятельство со временем начинает восприни­маться детьми: «Я недостоин любви родителей. Я нику­да не гожусь». В подобное безвыходное положение по­падают и дети, у которых один из родителей хочет

 

искоренить унаследованные ребенком черты нелюби­мого супруга. Но об этом несколько позже.

Тут мы обсудили только две, по нашему мнению, существенные причины, определяющие такие отноше­ния родителей, которые со временем воспринимаются детьми как отвержение. Их значительно больше, рас­смотреть их в одной книге просто невозможно. Основ­ным для нас служит то обстоятельство, что даже не нполне или вовсе неосознаваемые родителями причи­ны могут постоянно искажать их отношения с ребенком; что они, сами этого не понимая, могут все время излу­чать недовольство ребенком, раздражение: оно звучит в голосе, в жестах, в сморщенных бровях... Оно неиз­менно, и именно поэтому дети постепенно начинают чувствовать свою незначимость в семье, свою нелюби-мость.

Прийти к выводу, что ты нелюбим — значит испытать на себе тяжелый груз горьких разочарований. Они могут быть самыми разнообразными, и накапливаются они в душе ребенка понемножку, как бы незаметно. Но по­том какой-то один факт, в результате которого ребенок испытывает свою незначимость в семье, вдруг вызывает сильную, казалось бы, не соответствующую ситуации эмоциональную реакцию ребенка. Такое может наблю­даться после рождения второго ребенка, после того, как родители уехали отдыхать к морю, а ребенок, не­смотря на его протест, был оставлен у бабушки, и после рядового несправедливого наказания. Глубокое уны­ние, неутешный, ни к кому не обращенный плач пока­зывает тяжесть переживания ребенка, первое осмысле­ние себя как ненужного, нелюбимого.

Иногда можно заметить, что после подобного пере­лома поведение ребенка меняется — он начинает тра­тить много сил и времени, чтобы любыми средствами заставить родителей заниматься им. Но к этому мы еще вернемся.

В жизни семьи «переосмысление» ребенком отно­шения родителей к себе происходит подспудно и в каж­дой семье по-своему. Очевидными такие переломные моменты в жизни ребенка, когда он вдруг ощущает холод со стороны своих родителей, становятся только в кризисных семейных ситуациях. Для понимания дан­ного явления можно обратиться к закономерностям поведения детей, когда они реально, физически, неожи-

данно отрываются от своих родителей и отдаются на попечение незнакомым им лицам. Так бывает, когда детей, до того живших в семьях, отдают в интернат. Семилетный ребенок, как правило, остро реагирует на такую перемену. Сразу после разлуки большое число детей возбужденны, тревожны, некоторые из них актив­но протестуют, плачут, кричат, отказываются от пищи, отдыха, агрессивны по отношению к окружающим, за­сыпают только от усталости и т. д.

Иначе говоря, в поведении детей вследствие ломки устоявшихся межличностных отношений проявляются тяжкие переживания покинутости. После этого периода следует период подавленного эмоционального состоя­ния, дети внешне выглядят более спокойными, иногда апатичными. Только через некоторое время постепенно приходят в себя, привыкают к изменившейся ситуации, их эмоции уравновешиваются.

Даже по внешним проявлениям, поведению видно, что в душе ребенка бурлит океан чувств. И связаны они не только с тем, что надо приспособиться к новой обстановке, но главным образом с осмыслением того, что же произошло, с переоценкой отношения родите­лей к себе и собственного отношения к ним. В этот пе­риод происходит интенсивная внутренняя работа по об­думыванию собственного отношения к родителям и их — к себе, после чего первоначальные отношения часто изменяются.

Ромас Н. долгое время не мог привыкнуть к условиям интерната. Почти месяц каждый вечер плакал. Воспитательницу, которой он на­чал постепенно все больше доверять, уговаривал написать родите­лям, чтобы те приехали за ним и забрали его отсюда. Когда родители через месяц приехали, их встреча с сыном была неожиданной. Роди­тели увидели сына за забором в группе детей в сопровождении воспи­тательницы. Они окликнули сына, тот вздрогнул, взглянул на родите­лей и остановился на минуту. Потом вдруг съежился, отвернулся и побежал к воспитательнице, вцепился в ее руку. На ее уговоры идти к родителям только качал головой. Вернувшись в интернат, побежал в свою комнату, упал на кровать и зарыдал. Только через два часа воспитательнице удалось уговорить Ромаса спуститься к родителям.

За этой своеобразной сценой детской мести роди­телям лежат сложные изменения отношения ребенка к своим родителям после жизненного факта, который Ромасом был интерпретирован как отвержение, как предательство. И в других случаях, если наблюдается резкое изменение поведения ребенка по отношению к

людям, к которым он раньше был привязан, можно быть уверенным, что в душе ребенка произошла слож­ная внутренняя перестройка, в процессе которой ребе­нок заново осмыслил свое положение в семье, отноше­ние родителей к себе и собственное отношение к ним. О том, как именно это происходит и какие сложности ребенок при этом преодолевает, приходится лишь до­гадываться. Однако на определенные этапы этого про­цесса проливают свет данные психологических иссле­дований.

Первое, с чем должен справиться ребенок в подоб­ной ситуации разлуки, это назойливые мысли, что он обманут, что он никому не нужен, нелюбим, что он оставлен всеми — совсем один в этом мире. Такие мыс­ли провоцируют реакции протеста и последующее по­давленное настроение. В этот период ребенок высказы-нает либо недоумение, либо сильное недоверие к взрос- > лым: «Все они такие. Они могут обмануть и оставить тебя в любой момент». Дети замыкаются в себе, не делятся своими переживаниями со взрослыми — они как бы переваривают обиду в себе. При подобном недо­верчивом отношении ребенка к миру наблюдается ин­тересное явление.

Если в это время ребенка попросить сделать рису­нок семьи, то он всякими способами будет отказывать­ся, неосознанно пытаясь избежать травмирующего переживания. Ребенок задает самые разнообразные «тщитные» вопросы, например: «А зачем?», «Что такое семья?» — или просто отговаривается: «не умею людей рисовать», «никогда не рисовал семью» и т. п. Даже тогда, когда ребенок приступает к выполнению зада­ния, он долго сидит молча, смотрит по сторонам и, в отличие от ребенка с хорошими эмоциональными от­ношениями в семье, начинает с изображения неодушев­ленных предметов.

Для детей в такой ситуации достаточно типично детальное изображение дома, солнца и туч и отсутствие изображения членов семьи. Посмотрите на рисунок 14, выполненный семилетним мальчиком по заданию «на­рисуй свою семью». Детально, разноцветно изображен дом (символ семьи, на которую ребенок смотрит с нос­тальгическим, но скрытым желанием), нарисовано солнце (символ материнской заботы и любви, необхо­димость которой чувствует ребенок). Так ребенок кос-

 

 

Рис. 14

венно, символически показывает, как значима для него семья и те отношения, которые там существовали. Тут же можно уловить и отношение к собственным чувст­вам относительно семьи — не рисуя членов семьи, ре­бенок как бы отказывается, отмежевывается от них. Такое отношение понятно — ведь не будь привязан­ности, любви, не было бы и мук расставания! На первый взгляд кажется парадоксальным, что в рисунках детей, оторванных от семьи, отсутствуют ее члены. Их нет не потому, что ребенок о них не помнит или они для него незначимы. Члены семьи, точнее воспоминание о них, связаны с негативными эмоциональными пережива­ниями — чувством покинутости, нелюбимости, и ребе­нок избегает этой темы. Наряду с этим дети утрачива­ют доверие к ранее самым близким им людям, да и дру­гим взрослым тоже. Они не чувствуют себя в безопас­ности, им неуютно в окружающем мире.

На таком чувственном фоне ребенок решает дру­гую задачу — пытается понять, что же произошло, по­чему он вдруг остался один. В зависимости от пред­шествующего опыта и особенностей личности дети по-разному решают эту проблему. При анализе детских представлений о семье выделяются два способа, пути

Рис. 15

внутренней «переработки», осмысления не удовлетво­ряющей ребенка ситуации. Первый путь. Если ребенок склонен к переживанию чувства вины, то он как бы соглашается с фактом отвержения, изгнания. В факте отделения от семьи он видит наказание за свою «пло-хость», за отдельные проступки или даже за плохие, недостойные мысли. Особенно ярко это выступает у детей, которых когда-то пугали родители, что за непо­слушание отдадут в интернат, откажутся от них, отда­дут в больницу и т. п.

Страстно желая разобраться, что же произошло, не будучи способными полностью понимать взаимоот­ношения между людьми, они часто хватаются за такое объяснение. Так, одна девочка, лежавшая в палате пос­ле операции аппендицита, серьезно объясняла, как она не слушала мать, ела много конфет и, как мать ее и пре­дупреждала, ей пришлось лечь в больницу. Но теперь она хорошая, будет слушаться маму, и ее скоро выпус­тят...

Представьте себе на минутку внутреннее состояние ребенка, который предполагает, что его отдали в интер­нат или больницу за его проступки. Это очень тяжелое

чувство, ведущее к потере самоуважения, к признанию своей грешности и побуждающее ребенка к иррациональ­ному стремлению исправиться, только неизвестно в чем, или избавить других от своего «недостойного» присут­ствия... На рисунке по заданию «нарисуй свою семью» эти дети пропускают, «забывают» нарисовать себя. Эгле, вскоре после того как попала в интернат, нарисовала на рисунке семьи сестру, маму, отца и отказалась изобра­зить себя (рис. 15).

Второй путь «переработки» травматической ситуа­ции — признание «плохости» семьи, родителей. Ребе­нок приходит к выводу, что именно родители винова­ты в том, что он оторван от семьи, оставлен один. Ребе­нок как бы выискивает новое доказательство вины ро­дителей, иначе осмысляет давние происшествия, вспо­минает, например, как когда-то родители оставили его на долгое время в деревне у бабушки — как дополни­тельный аргумент, что его родители просто недостой­ны быть таковыми. Подобная внутренняя позиция ре­бенка приводит к дискредитации семьи, положительного в прошлом опыта.

Ребенок начинает злиться на себя за то, что он по-прежнему привязан к матери и отцу, за то, что мечтает о возрождении былых отношений. Если представить его внутреннее эмоциональное состояние — это смесь злости, обиды и любви к родителям. В поведении с роди­телями такие дети часто ведут себя агрессивно, пренебре­жительно, кажется, специально их раздражают. Лейт­мотив этого: «Вы со мной так, и я с вами так». То есть ребенок таким образом психологически защищается — избавляется от кипящих в его душе интенсивных эмоцио­нальных переживаний посредством уменьшения значи­мости семьи: «если семья для меня незначима, роди­тели плохие и я их не люблю, то зачем же я пережи­ваю?»

Подобные установки также отражаются в рисунке семьи. Дети не изображают членов семьи, а рисуют толь­ко себя или людей, которые не являются членами семьи, или включают в семью людей, которые с ней не связаны. Например, на рисунке 16 девочка изобразила какую-то девочку и принцессу. На листе бумаги, как и в реальной жизни, ребенок стремится уменьшить притягательность семьи через разрушение ее целостности («если в семье находятся посторонние лица, значит, семья не есть что-

РИС. 16

то определенное. Мое отсутствие, следовательно, нату­ральное явление»), через принятие позиции «моя семья — это я сам» или посредством поиска новых близ­ких межличностных отношений, заменяющих бывшие связи с родителями.

Обе позиции — отвержение себя и отвержение семьи — психологически обоснованны, однако обе они не способствуют быстрому и успешному приспособле­нию ребенка к новой ситуации и сохранению эмоцио­нальных связей с родителями. В первом случае энергия ребенка уходит на «самобичевание», псевдоисправление, во втором — на субъективный разрыв с семьей. И в пер­вом и во втором случае ребенок не видит объективных обстоятельств, показывающих вынужденность разлу­ки (конечно, при условии, что они есть): то, что близ­ко нет школы, и т. д. Известно, что если с детьми предва­рительно перед разлукой подробно обсуждают обстоя­тельства, почему им надо лечь, скажем, в больницу или же поступить в интернат, проигрывают данные ситуа­ции (при помощи игрушек или в группе других детей), их приспособление к новой среде происходит быстрее и легче, а их взаимоотношения с родителями остают­ся более близкими. Причина этого довольно ясна, — во-

первых, ребенку помогают увидеть все обстоятельства вынужденной разлуки, то есть убедиться, что его не об­манывают. Во-вторых, ребенок получает возможность какое-то время уточнять эти обстоятельства с родите­лями. В-третьих, он может осмыслить это в более спо­койной и безопасной атмосфере своей семьи. В-четвер­тых, мысли ребенка постепенно направляются в сторо­ну объективного анализа семейной ситуации, а не на самоугрызения или дискредитацию семьи. «Я любим и я вас люблю, но обстоятельства вынуждают нас рас­статься» — идеальная внутренняя позиция ребенка, и родители должны приложить максимум усилий, что­бы их сын или дочь воспринимали происходящее имен­но так.

Отчетливые различия в реакциях детей на разлуку с родителями предопределяют различия в отдаленных психологических последствиях. Предвосхитить их и пре­дупредить нежелательные и тягостные переживания ребенка возможно, лишь поняв, как он относится к про­исходящему.

Недостаток внимания, любви, заботы воспринимает­ся детьми так же сильно и остро, как и разлука ребен­ка с семьей.

В обычной семейной жизни ребенок строит свое от­ношение к родителям и к самому себе постепенно, изо дня в день, из года в год. И еще медленнее он меняет свои глубинные отношения. Это одна из причин, поче­му родители не видят этих изменений. То же самое про­исходит и с другими постепенными процессами — по­пробуйте, глядя в зеркало, обнаружить, состарились ли вы за день. В повседневных заботах лишь изредка по­ведение ребенка в семье привлекает ваше внимание и заставляет задуматься об отношении вашего сына или дочери к вам и к самим себе.

Все же существуют определенные признаки в пове­дении ребенка, которые указывают на то, что ваш ребенок чувствует себя недостаточно значимым и любимым в семье, признаки, которые указывают, что ребенок за- | нял определенную позицию по отношению к родите­лям, посредством которой он пытается добиться ощу­щения собственной значимости. Более детально остано­вимся на обсуждении наиболее часто встречающихся позиций.

Неправомерное требование внимания. С самого на-

чала жизни ребенку необходимы родительская тепло­та, внимание. В первый свой год дитя практически бес­помощно, и постоянное внимание родителей совершен­но необходимо ему для правильного эмоционального развития и просто выживания. Но уже во второй поло­вине первого года крик, плач ребенка могут означать не только то, что он плохо себя чувствует, хочет есть или пить или что лежит мокрым. Плач становится спо­собом позвать к себе родителя, быть выражением жела­ния пообщаться с ними. Общение ребенку необходимо, и правильно поступают те родители, которые уделяют этому внимание.

Однако уже в этом раннем периоде ребенок может приучиться быть спокойным, веселым лишь в присут­ствии взрослого. Такой ребенок впоследствии чувствует себя комфортно только тогда, когда на него обращают внимание. А это нежелательно. Попробуем разобрать­ся почему.

Во-первых, такая позиция неизбежно приведет к внут­реннему дискомфорту и в итоге может формировать низ­кую самооценку — ведь невозможно все время нахо­диться в центре внимания! А как только ребенок остает­ся сам с собой, он начинает чувствовать свою незначи­мость, нелюбимость. Во-вторых, ориентация на получе­ние внимания лишь со стороны взрослых значительно сужает круг представлений о мире; в стороне остают­ся и интересные вещи, и интригующие занятия, да и соб­ственные переживания тоже! Целью поведения стано­вится одно — во что бы то ни стало привлечь к себе вни­мание взрослых. Для этого ребенок может использовать самые различные способы — это зависит от возраста, личностных особенностей ребенка, от того, что больше всего затрагивает родителей. Посмотрим, как это проис­ходит.

Раса, десятимесячная девочка, стала чрезмерно плаксивой — как только мать уходит из комнаты и занимается домашними делами, она сразу же начинает хныкать, а если мать не приходит — кричать во весь голос. Мать совершенно обескуражена, так как не справляется с домашними обязанностями. В лучшем случае она способна вязать и читать книгу, сидя с Расой. Освобождается она, только когда младе­нец засыпает. Родители обращаются к педиатру — не болит ли что у де­вочки?

Раса совершенно здорова, так как весела и подвиж­на в присутствии матери. Просто она не умеет заняться

собой, неуютно чувствует себя в отсутствие матери. К то­му же она обнаружила, что крик — прекрасный способ возвратить ушедшую мать. Формирующуюся позицию «я любим, только когда нахожусь в центре внимания» ро­дители могут исправить. Им надо, во-первых, больше уделять внимания ребенку, когда он весел, когда нашел интересное занятие, во-вторых, не позволять ребенку полностью манипулировать поведением матери. Мать имеет свои занятия и должна их выполнять даже тогда, когда ребенок не в слишком хорошем настроении. Ребе­нок должен научиться заниматься собой, находить удо­вольствие сам, и в итоге он поймет, что поведение окру­жающих ему неподвластно.

В вышеописанном примере мы имеем дело с развиваю­щейся концепцией «я значим только тогда, когда на ме­ня обращают внимание». Однако подобная потребность во внимании наблюдается и при других обстоятельствах. Очень часто встречаются случаи, когда требованием внимания ребенок пытается компенсировать недоста­ток родительской любви. Таким способом ребенок внут­ренне борется с возникающим чувством незначимости, отверженности: «Пока я смогу привлекать внима­ние родителей к себе — я любим». Другими словами, он психологически защищается от предположения «я не любим». Эта позиция возникает постепенно, но иногда она провоцируется каким-либо изменением в жизни семьи.

Эгле, пятилетняя девочка, хорошо отнеслась к рождению брата. Со временем она почувствовала убывающее внимание матери к ней. После некоторого периода подавленного настроения Эгле как-то нео­жиданно стала клоуном в своей семье. Она постоянно кривлялась, устраивала разные забавы так умело, что на нее нельзя было не обра­щать внимания и сдержаться от смеха. В то же время Эгле оставила j свои любимые игры с куклами и перестала интересоваться подруга­ми во дворе.

В общем, Эгле нашла свое место в изменившейся структуре семьи, нашла способ поддержать свою значи­мость. По форме этот способ мил и поэтому не беспокоил родителей. И все же Эгле полностью зависит от внима­ния своих родителей — только тогда ей весело и она чувствует их теплоту. Она много потеряла — ощущение значимости, любимости. Девочка уже не может зани­маться тем, чем ей нравилось прежде, когда она ощуща­ла психологический комфорт, то есть играть с куклами,

общаться с девочками во дворе. Она находится в постоян­ном напряжении — как, каким способом развеселить родителей, обратив их внимание на себя? Помочь Эгле можно. Главное, надо показать (словом, мимикой) ре­бенку, что он любим и значим для родителей всегда: когда у него слеза на щеке, и когда он занят своими де­лами, и даже когда он проказничает.

Семилетний Игнас начал ходить в школу. Естественно, общение мальчика с родителями очень сузилось. Утром — торопливый завтрак, несколько фраз друг другу. Вначале родители сопровождали его в шко­лу, но через месяц Игнас уже ходил туда сам. После школы мальчик был дома один, так как родители приходили с работы лишь в полови­не седьмого. Ужин. В половине восьмого отец отправлял ребенка де­лать уроки, сам он ему не помогал, считая, что учеба — это дело са­мих детей. После окончания уроков уже недалеко время ложиться спать... Игнас — мальчик умный, способный, первое время был отлич­ником. Неожиданно ребенок начал получать тройки, и к началу второй четверти в дневнике сплошь и рядом стояли отметки «удовлетвори­тельно». Не помогли ни упреки родителей, ни вечерние занятия отца с мальчиком.

Что же случилось? Пропущен важный период в уче­бе? В данном случае дело обстоит иначе. Игнас вдруг почувствовал, что предоставлен сам себе, что до него никому нет дела. Еще он обнаружил, что эпизодичный неуспех в школе меняет отношение родителей в желае­мую сторону. Они больше с ним общаются, правда в фор­ме упреков и поучений, но и такое лучше, чем забвение. Более того, отец начал с ним вместе готовить уроки. Раз­ве от этого откажешься ради сомнительной пользы полу­чения пятерок! Не знаю, в этой ли форме звучат подоб­ные утверждения в голове у семилетнего мальчика, но ведет он себя так. Знаете, как сложилось дело с Игна-сом?

Учеба с «удовлетворительно» изменилась на «отлич­но» сразу после того, как отец заключил с сыном следую­щий договор: Игнас сам готовит уроки до прихода от­ца. Если уроки полностью и правильно выполнены, отец и сын после ужина идут гулять, играть (или делают то, что предложит мальчик). Почему это помогло, хотя, ка­жется, прямо это не было связано с учебой? Все просто. Учеба — несложное дело для Игнаса. Но при помощи плохой учебы он смог больше общаться с отцом, прив­лечь его внимание к себе. Но теперь обстоятельства изменились — зачем вместе с отцом тратить время на выполнение домашних заданий, если можно это время провести гораздо веселей!

Усиленное требование внимания может проявлять­ся в каждом случае по-разному. Одни дети непрерывно хнычут, что не могут застегнуть пуговицу, зажечь свет, выполнить уроки, другие назойливо пристают с разго­ворами, пытаются рассмешить или даже применяют физические меры — дергают за рукав, отнимают у вас газету, суют в руки какую-то игрушку; третьи вытворяют такие штучки, что волосы дыбом встают — висят на де­реве на одной руке, ходят по комнате, поставив себе на голову хрустальную вазу, и т. д. и т. п. — фантазия детей не имеет границ. Однако во всех этих случаях де­ти стремятся к одному — постоянному вниманию со сто­роны родителей.

Они чувствуют свою значимость в семье, лишь когда ощущают внимание родителей. Это несложно заметить со стороны. Родители испытывают неудобство от того, что ребенок постоянно им мешает, надоедает, что от не­го ни минуты нельзя оторваться и побыть в покое, од­нако они не пытаются изменить семейную обстановку так, чтобы ребенок почувствовал свою значимость дру­гими средствами, чтобы он приобрел больше самодосто­инства, а лишь стремятся как-то прервать беспокоящее их поведение ребенка. «Перестань хныкать наконец!», «Если будешь продолжать все время ходить за мной по пятам и мешать мне работать, я запру тебя в комнате!» — это одно из самых «мягких» средств, посредством кото­рых родители хотят повлиять на маленького человека. Такие средства, как правило, дают лишь непродолжитель­ный эффект. Не удовлетворяющее родителей поведе­ние спустя некоторое время возобновляется или даже изменяется в худшую сторону.

Дело в том, что ребенок продолжает чувствовать не­достаток внимания, любви со стороны родителей или ощущает свою значимость лишь тогда, когда родите­ли им занимаются, даже независимо от того, ругают его или хвалят. В сущности, выполнение требований детей постоянно обращать на них внимание создает еще большее внутреннее напряжение. Попытки роди­телей прервать такое поведение, продолжающиеся на­казания вынуждают ребенка переосмыслить свой опыт, часто дети приходят к такому выводу: «Вы мне пока­зали, что я недостоин внимания, однако я могу заста­вить вас заниматься мною».

Принятие такой позиции знаменует переход непра-

вильных родительско-детских отношений в стадию «си­ловой борьбы» или «борьбы за власть». Теперь ребенок чувствует удовлетворение и свою значимость не от того, что он в центре внимания, а от того, что он вынуждает родителей заниматься им, что противопоставляет свое поведение требованиям родителей. Отношения между родителями и ребенком напоминают войну, неизвест­но как и почему возникшую. Кажется, что каждая сто­рона просто отстаивает чувство собственного достоин­ства перед другой.

Всякий раз, когда пятилетнего Римаса укладывают спать, он встает и начинает ходить по комнатам. Родители напоминают: «Тебе давно по­ра спать», снова укладывают его, а он через минуту опять идет на кух­ню пить, потом в туалет и т. д. После третьего укладывания Римас встает и в темноте начинает шумно играть в своей комнате. Кончается это каж­дый раз хорошей поркой и криком Римаса на всю квартиру.

Пятилетний мальчик обладает более высоким интел­лектом и более долговременной памятью, чем наши сосе­ди по эволюции — человекообразные обезьяны. Даже ме­нее развитое существо — собака прекрасно и долго пом­нит, за что ее наказывали. В чем же дело с ребенком? Что у него, память отшибло? Или он не понимает, поче­му родители его шлепают? Отнюдь. Ребенок прекрас­но понимает, что делает и чем это все кончится. Одна­ко цель его несколько другая, как это может показать­ся родителям.

Ребенок чувствует себя сильным и значимым пото­му, что на протяжении долгого времени, наперекор же­ланию родителей он заставляет их заниматься им. Да и шлепок по попе — тоже победа. Ведь это доказатель­ство того, что ребенок так же силен, как и его родите­ли, которые оказались беспомощными, и при таком по­ведении ребенка у них остался единственный «аргу­мент» — физическая сила! Вот почему даже продолжи­тельное применение наказаний за неприемлемое по­ведение не приносит ожидаемых результатов. Чаще да­же наоборот — ребенок все больше упрямится, делает­ся вообще неразговорчивым. Родители тоже становят­ся все более напряженными, все сильнее наказывают ребенка, постоянно ругают его.

Образуется замкнутый круг: больше упрямства — больше наказаний, ограничений — еще ярче упрямст­во и т. д. Разгоревшаяся домашняя война вредна обеим сторонам: ребенок укореняет свое незрелое, ошибочное

отношение к семье, неправильно самоутверждается, родители вообще изматываются в борьбе с «невыноси­мым» сыном или дочерью. Чем дальше, тем больше сла­беют положительные эмоциональные связи. Надо ска­зать, что дети в подобной силовой борьбе очень быстро преуспевают и «ведут войну» с гораздо меньшими ду­шевными затратами, чем их родители. Дети улавливают те нюансы, которые очень быстро выводят родителей из терпения, и умело пользуются ими. Посудите сами.

В семье Р. мать очень щепетильно относится к порядку — все у нее должно находиться на своем месте. Все было бы хорошо, если бы не сын. Каждый раз, когда он приходит из школы, он сбрасывает ботинки с ног где попало. Мать, придя в коридор, видит примерно такую кар­тину: посредине тщательно вымытого пола лежит грязный ботинок и от него расползается в стороны лужа от только что оттаявшего сне­га. После этого, конечно, следует взволнованная тирада матери. Но на другой день она опять видит где попало брошенные ботинки сына.

Что от подобного поведения получает сын? Во-пер­вых, ощущение своей силы и значимости. Во-вторых, постоянное внимание матери. И все это он получает, просто швырнув ногой ботинок... «Силовая борьба» ука­зывает на уже серьезные нарушения внутрисемейных отношений. Однако дела могут сложиться еще хуже, ес­ли родители решили выбить подобные глупости из голо­вы ребенка и начинают его последовательно наказы­вать и ограничивать. Перед лицом жесткой бескомпро­миссности ребенок может сдаться, но это не идет на поль­зу ему и родителям, хотя внешне отношения в семье до определенного времени становятся как бы менее напря­женными. Проиграв «силовую борьбу», ребенок часто де­лает подобный вывод: «Вы мне доказали, что я недосто­ин внимания, что я слабый и плохой. Вы сделали мне плохо, и я отомщу вам за это». Несомненно, что в такой семье отношения серьезно нарушены и ей срочно не­обходима профессиональная помощь.

В этой стадии нарушенных отношений, стадии мес­ти ребенок выглядит с первого взгляда менее «трудным», чем в предыдущей. Он смиряется с приказаниями роди­телей более легко, однако при этом проглядывают озлоб­ленность и недовольство. Он не огрызается при каж­дом случае, однако изредка доставляет родителям реаль­ные, большие или маленькие, неприятности.

...Отец чрезвычайно занят — днем и ночью работает над диплом­ным чертежом. После непродолжительной прогулки, возвратившись

утром домой, он видит картину, от которой у него захватывает дух — пятилетний сын стоит у чертежной доски с красным фломастером в руке, а весь чертеж разукрашен яркими цветными линиями «юного художника».

...Девятилетний мальчик никогда не славился примерным поведе­нием в школе, однако был вполне управляем, с ним можно было дого­вориться. В последнее время он несколько раз дрался с друзьями, с приятелем удрал с уроков. На следующий день учительница, будучи в плохом настроении, сказала ему: «Не нахожу с тобой общего языка. Но даю тебе возможность исправиться. Если до конца месяца ты бу­дешь дисциплинированным, я ничего не скажу твоим родителям о том, что ты сбежал с уроков. Если нет, я буду вынуждена с ними серьезно поговорить. Вообще, твои родители не очень справляются со своими обязанностями, и я намереваюсь об этом сообщить на место их рабо­ты...» В тот же день мальчик выбил окно в ремонтируемом помещении школы и наверняка сделал это нарочно.

f Каждый ребенок изредка доставляет какие-то не­п